С крыши дома небо немного ближе

Обыкновенная крыша. Грязная, пыльная, с пауками, гукающими голубями и их пометом. Перекрытия, обломки чего-то-не-пойми-теперь-чего, узкие окошки.
Зачем они сюда вообще забрались? Романтика крыш? Астрономические изыски? нет, это все к ним не относится. Романтика – только на стороне, астрономия - только вечерами картинки в книжке.
Миша и Аня друзья. Немного сумасшедшие, ну да бог с ними, скажите мне лучше, а кто из нас сегодня может сказать о себе, что он абсолютно нормальный? Безусловно, этот мир заточен под очень нормальных людей, но таких абсолютное меньшинство в нашей безумной жизни.
Никто не знает, сколько Мише лет. Он и сам не знает. Он живет один, в двушке на шестом этаже, смотрит из окна и плюет на мир сверху. В его квартире самый настоящий беспорядок, не тот, творческий, какой показывают в жутко пафосных фильмах, а именно хаос, когда  незнакомый еще с этой квартирой человек не знает куда наступить или сесть, чтобы не повредить себе ничего или не испачкать одежду. И пахнет здесь, мягко говоря, странно. Грязной посудой, мышами, старой одеждой, немного нафталином. Вроде должен получиться коктейль Молотова из мира ароматов, да только в Мишиной квартире все это чудесным образом соединялось во вполне пристойный запах. Просто не такой. Вся его одежда, кожа пропиталась этим запахом, и никто не знал, почему он такой. Не никто конечно, но так, - многие. А Мише было пофигу – он плевал на мир из окна.
Аня жила с бабушкой, в светлой комнате  с высокими потолками, спала на диване вместе с полосатой старой кошкой, не могла жить без утреннего  бутерброда с маслом и медом и лака для ногтей. Аня всегда причесывалась и часто ходила в большой синей майке, одетой поверх серой водолазки, но одевала и платья с заколками.
Миша никогда не причесывался, у  него были светлые длинные волосы, каждая прядка закрутилась в тугую кудряшку, а если их расчесать, то Мишина голова становилась похожа на одуванчик. И он ходил так, кудрявый и счастливый.
Они были разные, и были вместе, могли поругаться на пустом месте, и на пустом месте помириться, мир не понимал их, а они вдвоем все снова и снова плевали на него из окна.
А сейчас они тихо-тихо забрались на крышу, и крадучись шли к окну.
Так зачем забрались? Просто так, шли мимо, и захотелось. Я очень, крайне настойчиво советую тебе, дорогой читатель, когда-нибудь просто так взять и забраться на крышу. Или просто так посмотреть на небо. Или вдруг  взять и пойти к реке, на берегу которой рощица с березками, а прошлой весной вы пили там сок. Нет ничего пафосного и необыкновенного, все просто так: особенного вы там и не увидите. И все же - поступок просто так, от него  ваша жизнь сразу окрасится новыми красками.
Аня села на корточки у окна, и оперлась руками на раму, несмотря на ее отнюдь не цветущий вид. Но Аня не брюзга.
Вокруг чужие дома, все серые, за ними еще чужие дома, только выше, а кое-какие тоже как этот – девятиэтажные. Этот наш, потому что Мишин. Подумать только, Миша жил здесь столько лет, знал Аню столько месяцев, а они в первый раз на этой крыше.
Небо светло-серое, тоже, еще совсем раннее утро; начинают кричать птицы, чувствуется, как по углам прячется утренняя прохлада. Но ты, прохлада, прячься, а солнце скоро выйдет и подпалит твой черный холодный хвост, чтобы тебе неповадно было. Хотя некоторые любят прохладу. Например, Аня. А Миша терпеть не может.
- Миша, ты отчего прохладу не любишь? Она же таинственная и приятная.
- Ни разу она не приятная. Хотя таинственная. Но не люблю. А ты скажи мне, отчего ты не любишь лестниц?
- Я с них падаю, - Аня закатила глаза, а потом посмотрела на Мишу снизу вверх – Миша стоял, прислонившись спиной к косяку, и тоже смотрел на рассвет.- Я падаю с любых лестниц: на домашней лестнице, у которой я знаю каждую щербинку на каждой ступеньке, падаю во всяких «Пятерочках», падаю на работе, падаю в гостях... Да бесполезно перечислять. Я просто шарахаюсь и беспомощно еду на пятой точке вниз. А иногда даже хуже, еду кувырком. Потом болят ноги, спина. И еще синяки по всему телу, как будто меня бьют. А это все лестницы.
- Да уж. Я бы тоже не любил. Но почему-то меня на них тянет. Наверное, это еще одно мое просто так. Из плана крыш, старых домов, рощиц у речек. Немного пафосно, и тем не менее это так. Лестницы обладают скрытой силой.
- Силой тяжести, вот чем они обладают. А может, это распространяется только на меня. И я не люблю старые дома, рощицы у речек. Сейчас я сижу на крыше, смотрю на мир сверху, в небо, и сейчас мне очень хорошо и спокойно; но вот мы спустимся отсюда, я постираю свою водолазку, которую я всю уже испачкала бог знает в чем, и забуду об этом месте. Буду ходить к тебе в гости, ездить в лифте на шестой этаж, и не помнить, что есть такая замечательная крыша, с которой можно наблюдать замечательные рассветы. К тому  же у меня с памятью проблемы, я очень часто забываю нужные и важные вещи. А тут вдруг через двадцать лет я вспомню о ней, о крыше, вспомню эту старую оконную раму, заляпанную пометом, с выбитым стеклом (а, может, его и не было никогда?), обязательно заберусь сюда, буду сидеть здесь тихо-тихо, вот как сейчас с тобой, вспоминать тебя, смотреть на рассвет... Да.
- Я ведь умру тогда уже, - Миша поморщился и передернул плечами.
- Почему?
- У меня кровь редкая. Четвертая группа отрицательный резус. Когда-нибудь мне точно понадобится переливать кровь, не найдут, конечно, не успеют или еще чего, и я умру... Хотя в глубине души я горжусь немного, что я такой редкий. Нас, наверное, не так уж и много.
- Не паникуй. Тебе наоборот любая кровь подойдет. То есть почти. Главное, чтобы резус тоже был отрицательный.
- Откуда ты это все знаешь?
- Не помню. Знаю и все.
- Ты стала слишком мало помнить.
- Я знаю. Нужно покупать таблетки, но они дорогие, и у меня нет денег. Это вынуждает меня забывать. Может, оно и к лучшему – я отвлекаюсь от этой кошмарной реальности. Бабушка пробовала поить меня какими-то народными отварами, но ничего не помогло. Так что ты и не удивляйся, если я вдруг не узнаю тебя. Я могу. Хотя знай, что тебя я забуду в самую последнюю очередь.
- Верю.
Миша наклонился и пожал Анину холодную шершавую руку.
Солнце вступило в свои права, тени становились все короче и короче, убегали под «что-то» разбросанное на крыше тут и там. Солнце золотило макушки многоэтажек, и они казались уже не такими серыми, как раньше. Небо становилось ярко-лазурным, должно быть будет хороший день. Вообще, настроение в такие дни чудесное. Люди не умирают и не заболевают страшными болезнями, никаких аварий и происшествий. Все мирно.
А это крыша. Обыкновенная крыша. С крыши дома небо немного ближе, знаете ли. Но там все равно ничего не происходит. Просто двое редких <...>, и изредка пауки перебегут из угла в угол, совью паутинку. А больше ничего.