Романтика. Ч 3. Дорога. Гл 7. Нинна, Нанна

                7. «Нинна, Нанна…»

Деньги, наконец, пришли почтовым переводом. Но всего сто рублей. Нина тут же у окошечка и расплакалась. Алла раскрыла сумочку и вынула пачку пятирублевок.

– Ровно сто. Работать устроишься и пришлешь.

Нина бросилась ее обнимать.

– Аллочка! Ты как знала! Алла, ты моя сестра!

Алла нарочито сдержанно отстранилась.

– Алла, а как мы ему отдадим?

– Не знаю.

– Слушай, пойдем после представления к нему домой и отдадим! Алла, пойдем? Пожалуйста!..

– Ну, пожалуйста, пожалуйста...

– А билет пойдем сейчас покупать?

– Давай завтра. С утра пораньше. Я сегодня что-то устала...

– Ага, завтра, – Нина покорно кивнула. – А ты пойдешь со мной?

– Пойду, – вздохнула Алла. – И на самолет тебя посажу, если только не работа...

Вышли на улицу и Алла досадливо шаркнула подошвой по асфальту.

– Опять этот недоносок... До чего надоел!

К девушкам бодро катился Женька Пахрицин.

– Вот вы где! А я вас искал! Ну, пошли в кино!

– Следил что ли за нами? – хмуро спросила Алла.

– А что? Нельзя?

– Можно. Мы как раз в туалет собрались, проводишь нас и покараулишь.

Нина прыснула в ладошку, а турнист недоуменно озирался, как будто искал упомянутое заведение.

– Шуточки? Ну, пойдем в кино?

– Не пойдем.

– Ну, слушайте анекдот. Сумасшедший, значит, заходит к врачу, а у него...

– Женя, отвяжись.

– А, я этот рассказывал. Ну, вот, Абрам, значит, говорит Саре...

– Господи... – сквозь зубы простонала Алла. Дикая жара лишала ее сил и соображения отбрить надоедливого кретина.

– Женя, нас тошнит от твоих анекдотов! – строго сказала Нина. Пахрицин умолк. Скучающая компания кое-как добрела до театрального сквера.

– Посидим у фонтанчика.

Фонтан, как всегда, не работал, и вода в бассейне еще больше позеленела, но все лучше смотреть на нее, чем на раскаленный асфальт тротуаров. Турнист таки улучил момент и стравил несколько дистрофичных анекдотов. У Нины и Аллы не было сил ни слушать, ни отвечать своему кавалеру. Женька тоже выдохся и умолк, только косился на круглые колени Нины и крепкие, прекрасной лепки икры. Белые ножки Нины возбуждали павианье желание вцепиться в них, аж дух спирало.

Со стороны театра из жаркого марева возникло два павлинообразных миража, поравнялись с циркистами и прошли от них несколько шагов. Пахрицин непроизвольно переключил внимание с Нининых колен на пестрые филеи актрисок, а актриски вдруг замедлили ход и оглянулись на сидящих.

– Ребята, вы из цирка?

– Из цирка, – ответила Алла.

– А мы из театра. Актрисы. У вас работает такой... Паганини! только красивый, на силача похож?

– Олешка. Олег Колесников. У нас его точно зовут – Паганини цирка.

У Нины бешено заколотилось сердце, Женька равнодушно сузил глаза.

– Он такой странный, такой загадочный! – в два голоса расщебетались девицы. – Как слепой – смотрит и не видит!

«На тебя что ли ему смотреть, на мымру?..»

– Он с женой поссорился. Переживает. Они друг дружку очень любят.

– Обычно у красивых мужчин жены неинтересные! – актриски тщательно скрывали разочарование.

– У! – Алла оживилась. – У Олешки жена – ему под стать! Да вы не беспокойтесь – они помирятся.

– Ну, счастливо, счастливо.

Миражи растаяли, раздосадованные, а Женька озлобился на Аллу, но вида не подавал.

А Нина сидела оглушенная – подруга ее предала. Завтра они купят билет и завтра же, может, она и улетит. Значит, это Валька Олешке под стать! Нина уедет, и они начнут гулять и Алка, конечно, с ними, благодетельница! «Да вы не беспокойтесь – они помирятся!..» Их романтичное цирковое путешествие будет продолжаться, им будет весело, интересно – новые города, новые люди, а она будет тосковать в постылом Энске...

Алла угрюмо молчала. Вот уедет Нина, и... Что – «и»? Потерян для нее Олег. Давно потерян. Он либо ни на кого не посмотрит, либо Вальке Зыковой заиграет на скрипке. Но только не ей.

Да не осудим мы мелочных расчетов одинокой женщины! Чистые и несогрешившие – может мы всего лишь дурнушки Овидия?.. Нина потерла пальцами виски.

– Ты пойдешь домой, Алла?

– Нет, мне в цирк надо.

– А я пойду. Голова болит... Дай ключ.

– Ты бы поела чего. Прозрачная стала.

– Не хочу.

– Я провожу Нину! – подскочил Пахрицин. Как ни отнекивалась Нина, он увязался за ней, а у подъезда сделал поползновение подняться и в квартиру. Нине все это надоело:

– Пока не уйдешь от дома – я в подъезд не зайду.

– Да ну чего ты дрейфишь? Я же ничего! Ну?

Нина молча уселась на скамью, на самое солнце.

– Да ну пойдем! Да ну да ладно! – нудил свое турнист. Нина не отвечала, и ему пришлось убраться в цирк.

Алла возилась в вагончике, когда в дверь просунулась его Давидова физиономия с воровато опущенными глазами.

– Можно?

– Входи.

– Слушай, Алка, ну, сделай, чтоб мы с Нинкой вдвоем остались? Ну, у тебя, или ко мне приходите, – Женька трудно засопел и потно надвинулся на Аллу. Алла весьма благожелательно слушала.

– А то ты ни на шаг от нее... Ну, устрой как-нибудь! Ну?

– Подамся в бандерши!.. Я шампанское люблю.

– Куплю! – поклялся жених.

– Так мой Эдька вино не пьет.

– Ну, я водки куплю.

– Фу! Гадость. Он только коньяк.

– Коньяк! Где взять? Дефицит!

– В ресторане можно.

– Ну, ладно, черт с ним. Коньяк.

– Так а мне? Я же шампанское пью!

– Чего, и коньяк и шампанское?

– Дорого? Тогда сам за Нинкой нарезай.

Коньяк из ресторана прорывал незашиваемую прореху в Женькином бюджете, очень неохотно пополняемом чиновным, но скаредным папашей, но Женька согласился, так как собрался надуть вымогательницу.

– Ну, ладно. А когда?

– Подумаем... Завтра, после представления.

– А сегодня?

– Может, тебе прямо сейчас? Сегодня у нас одно нехорошее мероприятие намечено.

– Ну, какое мероприятие? В кино? В ресторан? Я с вами!

– Сильно любопытный. Сказано – завтра. И не будем ссориться.

Женька покинул вагончик, Алла ласково проводила его.

Дома она застала спящую на раскладушке Нину и долго смотрела на ее длинные черные ресницы, слипшиеся от слез.

Похотливые предвкушения размягчили циркового Аполлона и вечером, перед представлением, он очень доброжелательно и сочувственно поздоровался с Олегом. Олег удивился, но лишь холодно кивнул в ответ. Память жгло застрявшей в ней нестерпимой занозой: Нина вздумала подтянуться на турнике, а Женька без всякой нужды поддержал ее за талию. А еще то и дело лез жонглировать с ней вперекидку, хотя сам еле-еле справлялся с тремя предметами. Олег догадывался, что Нина ему мстит, но от этого не было легче.

А теперь вражина Алка. Устроилась у металлической лестницы на оркестровку и разминается. И смотреть не хочет. Да бес с тобой, с вами, то есть.

Олег взял в обе руки гитару и усилитель и потащил наверх. Из-под лестницы донеслось безразличное:

– Олешка – дурак.

Олег стиснул зубы. Включил усилитель, опробовал гитару. Пошел вниз за скрипкой.

– Олешка – дурак.

И второй раз не ответил он на глупое оскорбление, лишь с тоской и злобой посмотрел на Аллу. А гимнастка, делая мощные батманы, заговорила с невыразимым ехидством:

– Мамочки! Глаза-то, глаза – как бычок перед красной юбкой! Смелей, тореадор! Не меня ли испугать хочешь, парниша?

– Что привязалась?! Мне без твоих насмешек небо с овчину!

– Будь моя воля – ты бы совсем неба не увидел! Дубина! Девчонка на край света за ним пошла, а он... Думаешь, не знаю, что за жизнь ты устроил? Взгляните, люди добрые, на двух невинных голубков-ангелочков! – презрительным движением рук Алла изобразила трепыхание крылышек.

– Позорник! Пеняй на себя – не видать тебе Нины, как своих ушей! – и так взмахнула ногой, что тапочек просвистел мимо подбородка Олега.

Олег ушел в зал и уселся в потертый шезлонг первого ряда. Злая тоска собачьими клыками впилась в сердце.

Едва Алла откланялась с манежа публике, как Нина заторопила ее.

– Скорей, скорей!

Сама она уже переоделась после парада и с грустным сожалением сложила костюм: сегодня, наверное, она в последний раз выходила на ярко освещенный манеж цирка... В последний раз!..

Алла быстренько переоблачилась и девушки побежали с конюшни, улизнув по дороге от нетерпеливо улыбающегося Давида. Давида свербило от нестерпимой охоты: поскорей бы вволочь Вирсавию в свое стойло!..

– Мы в конверт положим и записку напишем... – задыхалась от быстрой ходьбы Нина. – Он придет после представления, а ему бабушка Сара конверт отдаст...

Добежали до квартиры Олега, но у дверей немного помялись.

– Неудобно как-то...

Наконец Нина неуверенно позвонила. Открыла бабушка Сара и от неожиданности попятилась, всплескивая руками.

– Бабушка Сара, извините... здравствуйте! Мы Олешке конверт оставим, можно? Вы ему скажете?..

Бабушка Сара одной рукой молча пригласила девушек в квартиру, а другой лишь безнадежно махнула. Нина с волнением вошла в прежнее своё жилище и осмотрелась. «Остров Сокровищ» лежал на ее постели. «На той же странице открыт!..» Нина подвинула подруге стул, сама уселась на кровать и через никелированную спинку склонилась на столом.

– Значит так, – Нина разложила деньги. – Это мне на билет и на то, на сё... А вот сто пятьдесят – это ему... Он же на меня тратился...

– Хватит ему и сто, – мрачно заметила Алла. – Ты ему в Фергане стирала? Жрать этому борову варила? В магазин бегала?

Нина задумалась.

– Пожалуй, да... Только... Ой, Алла, ты это чего?..

Алла дико и страшно глядела на подругу. Вдруг быстрым движением собрала три кучки денег в одну и упрятала в свою сумочку. И сумочку звонко защелкнула.

– Хватит дурить, Нинка. Никуда ты не поедешь. Останешься и выйдешь замуж за своего Олешку.

У Нины потемнело в глазах, она вскочила на пол.

– Нинка, берегись, я тебя побью! – тихо пригрозила Алла. У Нины жалобно исказилось лицо.

– Только без слез, рёва-корова!

– Он... он... он...

– Он! Он! Он! А ты? ты? ты? Трудно было подмигнуть, когда спать ложились? Ворон считала? А ему, каково лезть к тебе после... всей этой свистопляски? И два месяца жить с тобой за здорово живешь в одной комнате – любой мужик рехнется!

Нина бросилась бежать, но Алла ее поймала и обхватила дрожащие плечи.

– Ты его любишь?

У Нины намокли глаза.

– Любишь?

Слезы полились.

– Любишь?

Нина разрыдалась в три ручья.

– Лю... лю... лю...

– Лю-лю-лю! Ну и порядок. Не смей никуда из комнаты выходить. Завтра вещи заберешь и деньги твои отдам. Бабушка Сара! Бабушка Сара!

Перепуганная бабушка Сара осторожно заглянула в комнату.

– Вот, Нина хочет помириться с Олегом, а сама его боится, как огня!

Слабая улыбка пробилась через Нинины слезы, а бабушка Сара позабыла все страхи перед грозной цыганкой.

– Как – боится? Чего – боится? Муж – боится? Ай-ай-ай! Олешка хороший, Олешка добрый, он так переживать, так тосковать! Пол ночи сидел – не спал, тосковал!

– Вы последите, чтобы она не убежала сдуру.

– Я не убегу...

– Кто тебя знает. Последите?

– Послежу! Послежу! Ты куда, дочка? Погоди – чебуреки кушать, чай пить, скоро Шура придет, Олешка придет...

Но Алла вспомнила несчастное, измученное лицо Олега перед представлением и заторопилась. «Еще налижется где-нибудь…»

– Нет, я побежала. Нина? Смотри у меня.

Темно-зеленый шатер гремел прощальным маршем, Алла притаилась у директорского вагончика, чтоб ее не увидел никто из музыкантов. Вот схлынула толпа, вот глухо рявкнул медведь, вот вылетела жердь-Алик – его ждет толстушка-Наташка, вот показались партнеры Дун-Цин-Фу – Светлана тащит за руку капризную Жанку, а вот и он – Рыцарь Печального Образа. Ого, как шагает! Интересно, куда? Не в ресторан? Нет. Домой? Нет. В сквер, к театру!..

Алла догнала Олега у зеленого от тины фонтана.

– Эй ты, олух царя небесного! Иди домой, там тебя жена ждет.

Олег судорожно обернулся.

– Да, да. Нина ждет. Я ее привела и в комнате заперла, потому что ты ни к чему не способен, слюнтяй и тряпка. Чао, бамбино!

Олег помчался домой. Шура лишь молча улыбнулась в его безумные глаза. Нина торопливо уселась перед настольной лампой и сделала вид, будто читает. «Остров Сокровищ», разумеется. Она не обернулась, только ниже наклонила голову к мутным страницам.

Олег осторожно коснулся ее шеи и запустил пальцы в густые волосы. Погладил нежную, как лепесток мака, кожу на щеке и замер. Нина подняла руку от стола. «Сейчас возьмет и отбросит мою в сторону...» Но Нина прижала его ладонь к лицу, повернула голову, и алые припухшие губы оказались на его пальцах...

И вот они стоят посреди комнаты и обнимаются, и целуются до слез, до боли, до умопомрачения, а над ними порхает и поет звонкий жаворонок – любовь...

– Молодежь, ужинать!

Боже мой, проза жизни! Перепуганный жаворонок притаился на груди влюбленных, а сами влюбленные уселись на краешек постели и крепко схватились руками.

Заглянувшая в комнату Шура увидела пару синих бессмысленных глаз и пару карих, бессмысленных еще более. Шура молча скрылась, а через минуту принесла и поставила на стол миску с чебуреками и две большие фаянсовые кружки с компотом.

Олег бесшумно защелкнул за ней дверь и потушил лампу. Обнял Нину, и Нина прильнула к нему, как вдруг испуганно отшатнулась. Сердце Олега билось с ужасающей силой – казалось оно или разорвется или проломит грудную клетку.

– Олешка, ты что?.. Глупый...

У Олега прыгали кисти рук, перехватывало дыхание. Тогда Нина решительно расстегнула верхнюю пуговичку на своей светлой штапельной кофточке. Бог знает, в какой киношке подсмотрела она эффектнейший жест с пуговкой, но, увы – это было все. Заголосила позорная провинциальная стыдливость и Олегу пришлось изрядно потрудиться, пока он стащил со своей милой кофточку и юбку. Благо теперь не у него, а у Нины ослабели руки и ноги и она еле стояла, а Олег обнимал ее за талию и целовал в грудь, чуть повыше лифа. Вот его пальцы коснулись тугой резинки на крошечных белых плавках. «Ах, как стыдно!.. Ах, как стыдно!..» Тонкие ручки слабо уперлись в грудь Олегу.

– Олешка!.. – взмолилась Нина. Глаза его отсвечивали желтым тигриным огнем или ей показалось со страха?..

Олег отпустил Нину и встал. Нина попятилась, но у него были другие заботы: он сбросил на пол обе перины, швырнул подушки, махровую простыню, которую оставила ему Нина, и покрывало. Нина стремительно нырнула в спасительную жаркую темноту и крепко зажмурила глаза. Все-таки в темноте, да еще зажмурившись не так страшно... Но вот две длинные сильные руки нежно и настойчиво вышелушили ее тело из кокона простыни и...

– Нина, голубка... ласточка...

Ах, боже мой, боже мой!.. Ах, боже мой!..

...Ну и вот. Вот и все. Нина лежит на правой руке Олега и бездумно помаргивает в темноту. Покой снизошел в ее душу. Она себе больше не принадлежит. Ее телом, ее судьбой, ее жизнью распоряжается он, муж. Она спряталась в железный панцирь его рук и ее дело теперь маленькое. Она – его жена, он – ее муж. «Муж. Мой муж. Мой, мой, мой, мой...» Лежит на спине, глаза закрыты, похоже – спит. Дыхание глубокое, мощное. Грудь медленно вздымается и опадает. «Какие люди разные!» – поразилась вдруг Нина и скосила глаза с обнаженного лохматого торса мужа на свои груди, маленькие, беленькие и твердые. Ах, они ей не нравились! То ли дело у Алки или у Вальки! А их плечи, а их руки! Она по сравнению с ними – худоба, да и только... И ключицы, наверное, торчат... Ну и ладно. Зато Олешка ее любит, а не их. Да и нечего ей прибедняться: Олешка ей такого нашептал, таких комплиментов – до сих пор уши горят!..

...У, спит, как сытый кот! Здоровенный котище! А тяжелый какой... Мускулы крупные, крепкие, но не рельефные, как у гимнастов. Сила от природы, а не от физических упражнений. Еще растолстеет лет через десять килограммов на сто! Махина с маленькой скрипочкой в руках! Ну и пусть. Она его все равно любить будет, хоть толстого, хоть какого.

Нина осторожно положила ладонь на темную поросль его груди, Олег быстро прижал ее пальцы к сердцу.

– Ты не спишь? – прошептала она.

– Сплю... – так же тихо ответил Олег. И вновь воцарилась бездонная тишина, где только и слышалось дыхание влюбленных. Олег перебирал липкие от жары пальчики Нины. Нежные, мягкие пальники... Указательный, средний, безымянный, мизи... Безымянный!!

Олег выдернул руку из-под головы Нины, невежливо от нее отвернулся и полез в свой чемодан под кроватью.

– Олешка, зачем?..

– Кольцо...

Нина забеспокоилась.

– Олешка, не надо...

Носить кольцо с александритом? Его, темного происхождения, талисман?! Кто ему, интересно, подарил то кольцо?

– Олешка!

Но Олег не слушал. Достал кольцо и почти силой, как тогда в Энске, надел на безымянный палец. Нина потрогала камень и обомлела от радости:

– Мое! Мое колечко! Ты меня обманул?!

Нина позабыла всякую стыдливость и пылко расцеловала Олега. Но опомнилась и поспешно натянула простыню.

– Не потеряй. Оно так легко на палец наделось. Похудела, что ли?

– Ага... Я почти ничего не ела за это время...

И вдруг прекрасное видение в виде чебурека над кружкой компота воссияло перед Ниной. Голодная новобрачная завертелась под махровой простыней.

– Олешка, я есть хочу! – захныкала она. Олег хлопнул ладонью по краю перины и сел.

– У нас же...

– Олешка, ты полежи. Ну, спрячься... Не подглядывай, бессовестный!

Нина торопливо натянула на себя некоторые мизерные одежки, закуталась на индийский манер в простыню и на цыпочках удалилась. Когда вернулась, в комнате горела настольная лампа, а Олег в коротких синих трусах сидел перед столом и с вожделением принюхивался к холодным поджаристым чебурекам.

– Скидывай свое сари...

– Ай!

– Ладно. Тогда садись на стул. А я на кровать.

– Подстели! На голых пружинах будешь сидеть?

Нина пробралась рукой через складки импровизированного одеяния, схватила чебурек.

– Как вкусно!

Но окаянное сари мешало есть и отнимало половину удовольствия. «В конце концов, на мне лифчик! – рассудила Нина. – А на пляже я ведь ходила, вот как сейчас!» И Нина стряхнула простыню с плеч.

Съели чебуреки, выпили компот.

– Чем бы руки вытереть? Полотенце жалко...

Олег протянул ей полу своей рубашки.

– Все равно стирать. Вытирай.

– Сначала я, потом ты! Поссоримся.

– Это же не полотенце, – резонно рассудил Олег.

Тщательно вытерли руки, потушили лампу и Нина упала на перины, лицом в подушку. Муж, ее муж! лег рядом и тихонько ущипнул меж лопаток. Сладкие мурашки посыпались по телу, Нина тихо застонала от наслаждения. Все! Теперь уже никогда не посетит ее ужасное чувство беззащитности перед огромным миром. У нее есть муж, ее Олешка! А вдруг он умрет раньше, он же старше? – обожгла мысль. А у нее будет сын. Даже два. Такие, как Олешка. Они за нее заступятся. А если дочь? Нет, ну ее, девчонку... Еще сбежит из дома с каким-нибудь... оборванцем!

– Если у нас будет дочка, тоже Ниной назовем...

Две Нины?! Благодарю покорно! Нина яростно затрясла головой. Олег обнял ее и чуть слышно запел:

– «Нинна, Нанна, спи моя крошка, пусть заглянут звезды в окошко!» Нина – значит дитя! Нина – дитя! Нина, Нина, Нина... Дитя...

Нина клубочком свернулась под его боком и уснула. И Олег уснул.