16. Седой. Пуля

29.10.09

   Пролетела неделя, вторая. Две недели серого свинцового неба. Солнце пыталось пробиться сквозь манную кашу – смесь облаков, тумана, дождя и снега. Гнетущее настроение приправил визит Штыря. Работнику райкома комсомола дали точное прозвище за невероятно высокий рост и не менее невероятную худобу. Дискотеку грозили прикрыть по, казалось банальной причине – не соответствовала по спискам разрешенного репертуара. К тому же нужно было получить «разрешение на право проведения мероприятий по обеспечению досуга трудящихся». Забили на все и с понедельника слегли с температурой. В воскресенье Седой с Сашкой пролежали в засаде три часа под моросящим дождем. Не спас ни горячий чай, ни парная баня. Добыча – по зайцу на каждого, уже не радовала. Оклимались через неделю. С присохшей корочкой герпеса на губе, дикой слабостью и ломотой во всем теле Седой принял приглашение Верки «поболеть – поорать» на соревнованиях.
   Такого он еще не видел. Представление в двух частях. Ее все знали, здоровались, как с парнем. Ее стиль игры впечатлял. Ее прическа вздымалась взрывом во время стремительных атак. Держась на расстоянии от теннисного стола, она гоняла соперника из угла в угол, выматывала и выигрывала, выигрывала и вновь выигрывала. Уже после третьей игры Седому стало скучно наблюдать «избиение», все было слишком однообразным. В перерыве после четвертой игры Верка, растирая затылок махровым полотенцем, подошла к нему, тоскливо посматривающему за окно, где сквозь фиолетово-серые тучи начинало проглядывать лучи солнца.
- Заскучал? Ничего, сегодня еще две встречи, а потом три игры на зарабатывание денег.
   Седой, у которого сильно першило в горле и, жутко болела голова, вопросительно на нее посмотрел. Открывать рот для извлечения звуков совсем не хотелось.
- Сейчас у нас полчаса, пошли в буфет. Напою тебя горчим чаем.
   Чай в буфете без лимона – Седой уже представил, как еле теплый напиток скользит по воспаленному горлу. Но в буфете его ждал сюрприз. За столиком сидела Веркина бабуля. Обнимая термос, она что-то горячо доказывала солидному седовласому мужчине в представительном костюме идеального покроя.
- Это бабулин знакомый, участник какой-то там Олимпиады.
- Не слабый костюмчик.
- Ты присмотрись, здесь таких костюмов несколько, их шили для наших сборных лучшие модельеры Москвы.
   Увидев Седого, бабушка выдала вместе с порцией чая одну из своих лучезарных улыбок. В ответ на Веркину немую реплику губами, женщина налила из термоса темно красной жидкости и внучке, затем достала из сумки сверток.
- Лимончик! – Седой не мог сдержать восхищения. Он всегда бредил этими плодами и мог съесть без сахара пару штук подряд – лишь бы в руках книга на тот момент была поинтересней.
   Верка уплетала бутерброд с ветчиной, глотки делала маленькие, хотя потеря влаги в ее организме явно требовала обильного пополнения. Бабушка продолжала беседу с мужчиной. Он говорил выразительно и тихо, пристально глядя ей в глаза. Она же, изредка переходя на шепот, пыталась убедить его выбить какие-то деньги, на какой-то конкурс.
   Три последующие игры Седой пропустил. Курил и листал журнал, купленный в киоске рядом. Вторую часть представления он увидел после обеда. Три мужика на спор должны были играть с Веркой. Если проигрывал первый, то подруга Седого сразу получала пятьдесят рублей. После проигрыша второго, группа спорщиков выплачивала уже стольник. Если же и третий сдавал позиции, Верка получала двести рублей к двум прежним гонорарам. В случае ее выигрыша «в сухую» со всеми тремя соперниками - сумма удваивалась. Семьсот целковых за один день!? – у Седого начало ломить в висках. Но главный шок наступил позже. Он пропустил начало спора, который разгорелся еще до обеда. Главным условием было то, что Верка будет играть не ракеткой, а деревянной ученической линейкой шириной всего 6 см.
   Присутствующие бурно реагировали на каждый успешный удар его девушки. «Сухая» удалась с триумфом. В буфете Верка отсчитала пятую часть от выигранных денег спорщикам, те не стали делить деньги за столом и ушли, довольно потирая руки.
Уже в такси, сидевшая рядом с Седым бабушка, перекладывала свертки из карманов спортивной куртки в сумку, где уже лежал гонорар внучки.
- Верунька, я знала, что мои деньги не пригодятся. Но все же, сегодня, как-то было муторно, не по себе.
- Ты не верила в меня? - Верка обернулась с переднего сиденья и повторила фразу одними губами.
- Что-то не было такой уверенности, как всегда, - задумчиво глядя в несуществующую точку, сказала женщина.
- Бу, я люблю тебя, - прищурив глаза, ответила внучка и совсем тихо Седому: - И тебя …
- Господи, а его-то за что? – Бабушка повернулась, заглядывая в глаза парню, она нарочно громко добавила, - мало того, что не может удовлетворить сразу двух женщин, так еще и простыл. Вирус ходячий.
   От этих слов водитель такси притормозил и в зеркало заднего вида поймал изумленный взгляд Седого. Молниеносный выигрыш шокировал его, а тут еще подколки женщины на людях.
   Из такси вышли у ресторана, предстояло обмыть удачу. После заказанного Веркой глинтвейна Седого хоть и развезло, но состояние стало гораздо лучше. Утром следующего дня он уже стоял на балконе в одном полотенце и курил. Ночная ванная при свечах с огромной шапкой пены и горячим Кагором подействовала. Он чувствовал себя отлично, но приходилось напрягать мозги – деньги нужны всегда, а с дискотеками теперь придется подождать. У них оставалась лазейка – летние выезды в деревни и пригород, но и это до первого «стука» доброжелателей.
   На кухне тарахтела посудой Верка, запах кофе уже дразнил ноздри. Телефонный звонок был довольно неожиданным.
- Это тебя, - Верка прислонила теплую телефонную трубку к его спине.
   «А телепатия все-таки есть» - подумал Седой, возвращаясь с телефонным аппаратом в теплое помещение. Звонок Сашки теперь занимал его без остатка, он даже забыл об остывающем кофе.
- Что там? Рассказывай.
   Все повернулось с ног на голову. Сашке позвонил Штырь, попросил прийти в райком и обговорить детали. Суть окрыляла и пугала – их приглашают провести закрытую дискотеку в престижном училище, где учатся одни девушки. Мероприятие получало статус закрытого, по причине приема иностранных гостей – такое случалось в те годы, когда были популярны клубы интернациональной дружбы, а каждый город имел за рубежом города – побратимы. Смущала последняя фраза Сашки: «Если это не подстава со стороны Штыря, то есть идея, которую обговорим, как только приедешь».

   Совет собрался на кухне, Сашка колдовал над самодельной кофеваркой, Ксюха «лепила» бутерброды, Мишка курил и расставлял «уголки» из шашек – любимую, но абсолютно бесполезную игру. Решили девчонок не впутывать и денег за дискотеку не брать. Если удастся, выпросить пригласительные для подруг. «Светиться» предстояло двоим - Седому и Сашке, Мишка довезет аппаратуру и в зале будет в качестве приглашенного. Вероятно, что на мероприятии будет как минимум один человек из ГБ. Сашка знал директора училища, хотел обговорить с ним компромиссный вариант – бесплатная дискотека в обмен на его содействие в получении разрешения. Если Штырь будет настаивать на участии в конкурсе, то решили дать согласие и начать бегать по кабинетам, собирая подписи. Как-то незаметно прозвучали слова Мишки: «Мне тоже нужно приглашение для девушки».

   Более несуразной дискотеки они не помнили. Сашка то и дело саркастически улыбался, наблюдая за происходящим в актовом зале. Оказалось, что в училище учатся не одни девушки, которым привести своих парней не разрешили. Но недостатка в партнерах вечеринка не испытывала. На одном из перекуров Сашка узнал, что сорок с лишним коротко стриженных парней – курсанты военного училища переодетых в гражданскую одежду. Их командир, одетый в мешковато сидевший на нем костюм, мотался из зала в курилку и обратно. Следом за ним неотрывной тенью скользил плечистый ГэБешник. Второй из комитета сидел на сцене и тупо рассматривал лица танцующих пар. Рядом с иностранцами терлись несколько субъектов. Скорее всего среди них были еще двое. Но Седого и Сашку это не напрягало. Ксюха танцевала у самой сцены, партнеров ей хватало с лихвой. Седой весь кипел от ревности – от Верки не отходил Штырь. А тут еще и Мишка заявился …. С Галкой. Это было неожиданностью для всех. К концу вечера Седой понял, что Верку он уже потерял, а подходить к Мишке с расспросами желания не было – сам скажет, когда сочтет нужным.
   Загрузить аппаратуру помогли курсанты. Седой то и дело озирался по сторонам в поисках Верки. Галка ушла еще до окончания танцев. Он не поехал с ребятами и отправился пешком к знакомому дому – идти было недалеко, а мозги нужно было проветрить. Он не вошел в подъезд, а обойдя дом стал бродить по парку, периодически поглядывая на темные окна второго этажа. Куря сигарету за сигаретой и вминая окурки в кору дерева, он в последний момент услышал шаги за спиной. Оглянулся и от неожиданности выронил сигарету в мокрый снег – Веркина бабушка, в легкой спортивной курточке не спеша подходила к нему.
- Караулишь? – она пыталась рассмотреть его губы в темноте, - Может зайдешь, чайком побалуемся?
   Седой понимая, что слов она не услышит, покачал головой.
- Тогда, пойдем в свет фонаря. Я хочу видеть, что ты говоришь.
   Они пошли по дорожке между присыпанных подтаявшим снегом скамеек, периодически останавливаясь в пятнах света, когда нужно было отвечать на вопросы женщины. Бродили долго, больше часа. Общаться с женщиной было интересно. Имевшая за спиной богатый житейский опыт, она с полуслова понимала то, о чем Седой начинал говорить. Обойдя весь парк, они приближались к ее дому. Согреться не помешало бы, Седой не ел с самого утра и на пустой желудок его довольно сильно знобило. Как раз пошел снег, в желтоватых пятнах фонарей крупные хлопья напоминали ночных бабочек. Уже через пять минут их куртки припорошило, ветки деревьев красиво были очерчены на фоне ночного неба, дорожка, по которой они шли, едва угадывалась. Снег налипал и на ресницы, то и дело Седой смахивал его с лица. Достал носовой платок и вдруг замер, глядя на дом. Окно с балконом было освещено, но не электрическим светом. В мягкой подсветке снизу угадывались свечи, расставленные по комнате ниже уровня подоконника. И больше ничего – не было силуэтов, занавески на окнах не выдавали движения внутри комнаты. Что-то неприятное, давящее, подкатило к горлу. Женщина взяла его за локоть и развернула лицом к себе:
- Пойдем к моей подруге – чаю попьем и поговорим.
   Но Седой освободил руку и, отойдя на два шага, оглянулся. Женщина стояла спрятав руки в рукава и кивала головой из стороны в сторону, в этом движении, как и во всей позе читалась жалость.
- Не уходи. Не уходи, так. Пойдем …
   Седой лишь мотнул головой, резко развернулся и, быстрым шагом, пошел между деревьев в темноту парка. Морозило, снег под ногами уже поскрипывал. Он очень не хотел услышать за спиной еще один окрик и не услышал его. Выбравшись к дороге, удача улыбнулась ему зеленым огоньком свободного такси.
   Утром проснулся раньше будильника. Еще с вечера он решил плюнуть на все и уйти в лес на лыжах. Тихо собрался, сунул в солдатский вещмешок спички, нож и бутерброды, приготовленные еще с вечера и, спустился в подвал за лыжами. Уже выходя, ему на глаза попался индивидуальный перевязочный пакет, лежавший на полке над верстаком отца. Секунду – другую повертел его в руке и положил обратно.
   Вставил ноги в крепления сразу за автострадой. Уже через двести метров он свернул на проселочную дорогу, ведущую к дачному поселку. Было еще темно, но на фоне свежевыпавшего снега отчетливо были видны все препятствия – кусты, столбики с остатками колючей проволоки. В бешеном темпе взбежал на знакомую горку, но скатиться, используя инерцию, не удавалось. Рыхлый и глубокий снег тормозил и не давал разогнаться. Уже сбавив темп, спускался вниз. Дышал тяжело и громко, к тому же пульс в висках стучал так громко, что не слышно было поскрипывания снега под беговыми лыжами.    Казалось, что в пространстве, разделенном на две части – белый снег и черное небо, стук его пульса глушил все звуки, которые могли возникнуть. За дачным поселком, как раз на спуске к знакомой балке, наткнулся на чью-то свежую лыжню. Впереди идущий лыжник не пользовался палками, на снежной целине четко отпечатались лишь следы более широких чем у Седого лыж. Отсутствие отметок по бокам лыжни говорило лишь об одном – руки у лыжника были заняты, а палки, скорее всего, закреплены за спиной. Так ходил на лыжах Джинн, когда у него в руках был взведенный арбалет.
   Ранний лыжник заинтересовал Седого, ему уже не терпелось увидеть неизвестного браконьера. Только по этой причине он шел и шел по следу, изредка вглядываясь в сумрачную границу снега и неба. Вот следы резко свернули в обход оврага, а чуть дальше крестом на лыжне отпечатались движения незнакомца. Здесь он остановился, развернулся почти под прямым углом к собственным следам и, какое-то время осматривался и прислушивался. Затем следы прошедшего впереди стали петлять, но обязательно к темным пятнам – зарослям кустов или темным силуэтам елей. Остановки с разворотом лыж поперек движения стали более частыми. Неужели тот, кто шел впереди, обнаружил идущего по его следу Седого? Сомнительно. Как?
   Вот новый пригорок. Седой вышел на вершину, внизу крутой спуск, но след, который уже просматривался более отчетливо, освещенный бледным рассветом, заставил парня задуматься. Человек, по следам которого он шел почти час не спустился по ровному склону, а съехал наискось, скрывшись за возвышенностью, поросшей молодым ельником. Что-то остановило Седого от дальнейшего преследования, переводя дыхание он стоял на вершине холма и задумчиво всматривался темный сгусток зарослей.. «Зачем? Может он действительно меня заметил и старается скрыться? Кто он мне и для чего я иду по его следу?» - мысль, бьющую синхронно с ударами сердца оборвала тупая боль в ноге. Седой всем весом тела навалился на лыжные палки, стараясь не упасть и, взглянул на правую ногу. Лишь секундой спустя он, скорее осознал, чем понял, что слышал сухой щелчок выстрела. По бедру расползалось теплое темное пятно. Двадцатью сантиметрами выше колена через разрыв ткани брюк, ритмично пульсируя, вздымалась струйка крови. Первая мысль: «Не дожидаться повторного выстрела и упасть». Снег, попавший на лицо отрезвил и, казалось, успокоил биение пульса. Дыхание стало ровным. Лежа на вершине и продолжая наблюдать за темным пятном, Седой загреб в охапку снега, утрамбовал одной рукой и, наложив на рану, с силой прижал. Теперь было по-настоящему больно. Он вдруг пожалел, что не взял упаковку с бинтом. А еще пожалел, что не взял арбалет – если стрелявший приблизится, то защищаться будет нечем. Через несколько минут от зарослей в ста с лишним метрах отделился силуэт лыжника и направился к лесу. Низкорослый, в шапке ушанке, одетый не в спортивную одежду, он торопливо взбирался по склону, периодически останавливаясь и оглядываясь. Оружие он держал горизонтально перед собой, но в сумерках и на расстоянии различить, что это – было трудно. «Ну, хорошо, хоть так»- подумал Седой, глядя в след исчезнувшему в лесу незнакомцу, и приложил очередной ком снега. Когда стрелявший исчез из поля зрения, новая мысль заняла место в голове – нужно было останавливать кровь. Снег лишь охлаждал рану, а пятно расползалось все больше. Не снимая куртки и трико, надрезал футболку ножом и изорвал ткань на полосы. Затем, засучив рукава куртки и трико, обрезал рукава футболки на обеих руках. Отстегнул лыжу, стянул брюки. Отверстие было с рваными краями, на него наложил чистый носовой платок, затем сложенную полоску ткани. Наложил повязку и закрепил кольцами, со срезанных рукавов. Последнюю полоску использовал, как жгут, наложив на ширину ладони выше повреждения.
   До ближайшей телефонной будки добрался лишь через три часа. Осматриваясь по сторонам, выбрал момент, когда у газетного киоска по соседству не было людей, подкатил прямо к окошку, сунул «треху» и попросил наменять «двушек». Телефон Сашки не отвечал. У Мишки дома была лишь мать. Не было и Ксюхи. Снова позвонил Сашке – без результата. Кому? Галке – пошлет, так пошлет.
   Через тридцать минут Галка вышла из такси и подошла к стоявшему в чужом подъезде Седому. Перед тем, как сесть в машину, она еще раз позвонила Сашке – он только пришел, даже не успел раздеться. Спустя пятнадцать минут друг встречал их у своего парадного.
Если нагретую водку считать наркозом, то она подействовала. Вынимали на «живую», без новокаина, у Сашки нашлась лишь ампула хлорэтила. Литой кусочек свинца даже не деформировался.
- В ослабленный заряд я не верю, - вытирая вымытые руки, весело сказал Сашка, - скорее всего расстояние. Целился этот гад гораздо выше, но «мелкашка» рассчитана на прицельное попадание до пятидесяти метров, а дальше, метров через семьдесят, траектория резко падает. Повезло, до кости не дошло. В больничку тебе теперь нужно.
   Седой, ослабленный и опьяневший, все еще сжимая зубами скрученное полотенце, отупело замотал головой. Сашку все происшедшее скорее забавляло и лишь подстегивало армейские воспоминания.
- Не сегодня. Завтра, когда протрезвеешь. Скажешь, что напоролся на лыжную палку при падении. Я рану изуродовал – и то, что это «огнестрел» не узнают. Уколют противостолбнячное, дома отлежишься пару дней. Родителям лучше придумай, что сказать.
   В этот момент вошла Галка с кофейными чашками, пока Сашка извлекал пулю, она сидела на его ногах и держала сведенные за спиной руки. Когда Сашка вышел, она заботливо приподняла его голову, и придерживая чашку, тихо сказала:
- Это я попросила Мишку привезти меня на дискотеку. А стервы тебе в жизни еще не раз попадаться будут.