Невеста смерти

     «Она, благоухающая сладким ароматом ночных лилий, лежит в кроваво-мраморном гробу, одетая в белое ажурное платье. Снег укрывает рассыпавшиеся по плечам волосы и бледное лицо с голубыми узорами сосудов. У склепа собрались плачущие родственники с размелованными скорбью лицами. В их глазах отражается свинцовое небо с прожилками вырывающегося из-за туч света», - вспомнился ей отрывок из готического романа. Именно такими представляла она свои похороны, стоя на заплеванной ленте эскалатора. Скоро все поймут, что натворили, отвергая ее. Особенно он. Увидев ее в гробу, такую красивую и юную, но обвенчанную со смертью, он затрясется от беспомощности и заплачет, и, может, даже поцелует ее – как там, в книжке? – «алый бутон губ».
Умереть она решила давно, не знала только как. Все, что предлагалось в интернете, казалось либо не слишком эстетичным, либо слишком неудобным. Про таблетки, что она выпила дома час назад, ей рассказала случайная знакомая в ночном клубе. Их название запомнилось легко – всего четыре буквы.
- Продаются без рецепта в каждой аптеке, – убеждала ее анорексичная девчонка в туалете, затягиваясь косячком. – Выпиваешь пять колес и  отчаливаешь навсегда – «без шуму и пыли».
И уверяла:
 – Верняк! - якобы способ проверенный и безотказный – недавно, легко и непринужденно, с помощью этих таблеток ее подруга купила себе пропуск на тот свет.
Мимо проплывали светильники, гудели - вздохи электрического тепла. Прохожие отрешенно разглядывали рекламные плакаты на сводах. А весной все улыбались. Быть может, потому, что рядом был он? Точно такие же тусклые люди-голограммы передвигались там наверху, по слякотному городу. Какой смысл жить в мире, где все мертвы?
Поначалу она хотела сброситься с Крымского моста, но боязнь высоты и холодная январская вода в Москва-реке заставили ее отказаться от этой идеи. Впрочем, трупу бояться холодной воды? Глупо. «Лучше умереть в метро», - решила она как-то вечером, когда возвращалась домой после депрессивного блуждания по улицам. Ожидая поезда под сводами подземной станции, она поняла – смерть в метро почти так же романтична, как и смерть в сумрачном замке. Как там, в романе?  «В гробнице, освещенной пламенем кованых закопченных светильников…»
Сегодня она надела свое лучшее платье из синего бархата, набрала его номер и услышала пульсирующие гудки. Он как всегда занят. Занят, чтобы поговорить с ней в последний раз! Она зажала трубку между щекой и плечом, продавила пупырышки блистера, высыпала таблетки себе в рот и запила их соком. Страха не было. Угрызений совести тоже. Ее просто скоро не станет. Наконец-то мама и папа опомнятся, прижмут к себе ее остывшее тело и будут трясти: «Проснись, доча, ну, пожалуйста! Проснись!»
Гудки стихли. Такой приятной показалась ей пустота.
Затем она выскочила на улицу и направилась к утопленному в тротуар переходу метро.
Таблетки начинали действовать. Все вокруг словно обернули полиэтиленовой пленкой. Люди, звуки замедлились. Ступени эскалатора складывались и исчезали под металлической гребенкой. В никуда.
Голова кружилась. Она свернула на перрон, у колонны столкнулась с девушкой с ярко-желтым шарфом.
«Надо же! Последние синтетические лучи солнца».
Расталкивая пассажиров, она ввалилась в вагон и плюхнулась на свободное сиденье. Умирать. Так много людей вокруг, как раз что надо. Все они станут свидетелями ее смертельного перфоманса и будут сожалеть об увядающей красоте.
«Каким тяжелым оказался плед сна…» - вертелось в голове. На табло мигали точки станций. «Осторожно, двери закрываются!» Она улыбнулась – «Осторожно, двери закрываются между этим миром и тем». Схема метро под потолком - почти уже не разобрать цвета линий - наверное, это последнее, что она увидит. Впрочем, чуть-чуть страшно, скорее, волнительно.
Поезд дернулся, разогнался. Осипший воздух успокаивал ее - “Как красива юная засыпающая девушка с приоткрытыми губами цвета фуксии и едва подрагивающей жилкой на горле. Тот, кто спустя какое-то время захочет ее разбудить, подивится длине ее пушистых ресниц».
Поток вонючей жидкости неожиданно выплеснулся изо рта девушки. Она инстинктивно нагнулась, и тут же новый приступ рвоты свали ее на пол. Пассажиры, что были поблизости, орудуя локтями и коленями, «спрессовали» соседей в торцы вагона. Из девушки же, как из киношной бесноватой, продолжала хлестать рвота. Она встала на четвереньки и попыталась вскарабкаться на сиденье, но качка отбросила ее обратно на пол.
Что-то пошло не так, как планировалось. Никакого обещанного сна. Воздух не успевал протиснуться в легкие сквозь рвотные массы, мозг умолял ее бежать, но все, на что было способно ее тело – лишь конвульсировать в вонючей жиже. Вот теперь ей стало страшно. Раньше она не верила ни в Бога, ни в ад, но сейчас бы не осмелилась оспорить существование преисподней. Она уже была в аду.
На станции люди схлынули из вагона. Те же, кто заходил вовнутрь, пугались перепачканной девушки, что ползла по полу, и тут же выскакивали обратно на перрон.
Она уже почти добралась до двери, но рука соскользнула с поручня, голова запрокинулась, и потоки рвоты влились обратно в горло и заполнили легкие. Пустые сиденья. Спектакль провален. Лишь поезд аплодировал ей шумом колес.
На следующей станции состав простоял минут 30. Проходы на перрон перекрыли ограждениями. Санитары, матерясь, спорили, кому класть в мешок труп. Наконец, дежурный по станции уговорил двух местных бомжей «оприходовать» жмурика, и пригрозил им, в случае чего, депортированием из метро. Пока бомжи заталкивали в мешок мертвую девицу, прерываясь на естественное очищение желудков, санитар жаловался дежурному милиционеру:
- Я говорю, достали меня эти наркоманы и суициденты. Вчера полдня бомжей искали, чтобы отодрать парня от асфальта. Он с 17 этажа спрыгнул по пьяни, как оказалось, на спор. Дворник орет – я не буду его мозги соскребать, жители в панике – придурок же пока летел, куски тела по балконам развешал. А эти – отравленцы… Я говорю, врач-то порой дозу рассчитать не может, а они думают – хватанули колес – и здравствуй, Ленин. Недавно одного везли, так всю «скорую» и приемное отделение засрал и заблевал, еще и соплями меня изгваздал, говорит – мамочка, я так больше не буду. Слышь? – санитар толкнул плечом улыбающегося мента. – Какая я те мамочка!  – говорю.
     Покойницу, наконец, «одели» в полиэтиленовый саван, санитар осторожно, чтобы не испачкаться, соединил края мешка и вжикнул молнией. Что ж, бракосочетание состоялось. Госпожа Смерть, можете поцеловать невесту.