Спичка. Глава 9. Про розы и поезд

  После этого случая у нас и пошла еще одна традиция возвращать друг другу цветы.
  -Что это? – я взглянула на протянутую мне маленькую, аккуратно перевязанную коробочку.
  -Открой, увидишь, - Олеся улыбнулась, так тепло и по-своему.
  Я бережно потянула за кончик ленточки, развязав маленький бантик. Концы ленты остались висеть по бокам.
  Внутри оказалась роза. Самый бутон, срезанный со стебля и высушенный. В очертаниях розы я узнала ту белую розу, которую дарила моей солнце месяц назад.
  -Круг замкнулся, - я тоже улыбнулась, - Это замечательный подарок.
  Олеся смутилась и потупила взгляд.
  -Просто… Я помню, как ты дарила мне ту розу. Я ею очень дорожила. И очень расстроилась, когда она начала вянуть и засыхать. У меня не поднялась рука ее выбросить, и я решила ее засушить. Потом долго ломала голову, что с ней делать. Решила подарить тебе. Она теперь точно никогда-никогда не завянет и не умрет. Это вечная роза.
  Олеся говорила быстро, будто оправдывалась под строгим взглядом учителя. Она показалась мне такой забавной, такой трогательной. Обняла ее.
  -Солнце, это правда, необыкновенный подарок.
  Мы помолчали.
  -Знаешь, я сегодня поняла, почему мне с тобой так легко, - вдруг выпалила Олеся.
  -И почему же?
  -Вот сегодня в школе мне парень из параллельного класса признался в любви. Когда-то он мне и сам нравился, и я не могу однозначно сказать, как я на это отреагировала. Но после некоторых его слов я в нем очень разочаровалась. Он сказал, что любит меня уже больше полугода, и обвинил в том, что я этого не замечала, обвинил в непонимании.
  Поэтому мне с тобой так и легко. Ты не требуешь от меня понимания или еще чего-то. Ты просто любишь меня, и все.
  Она хотела добавить что-то еще, но в этот момент ее монолог прервал резкий звонок в дверь. Он заставил ее замолчать, разрезал безжалостным лезвием тонкое кружево нашего разговора, только ниточки во все стороны торчат.
  Я сразу поняла, кто мог так требовательно звонить. Я поняла, что до сего момента ходила по этому самому лезвию, аккуратно балансируя то на пальцах, то на пятках, и нелепо взмахивая руками, пытаясь удержать равновесие. Сегодня я его потеряла и порезалась. По металлу течет густая едкая кровь.
  Мне очень хотелось верить, что это лишь очередной продавец картошки или сахара. Но следом за звонком раздался звон ключей за дверью и щелчок замка. Отперлась дверь в ад, проходите, не стесняйтесь.
  -Ингусик, ты дома? Где тебя черти носят? Я уже больше месяца не могу даже дозвониться до тебя…
  Да, это была Света. И она увидела нас.
  О, боги, как же жалко она выглядела. Как всегда, яркая, как попугай ара. Поэтому я над ней и смеялась, когда она подарила мне попугая. И в этой ее яркости, как всегда, чуть заметное “слишком”, которое портит весь ее вид и отталкивает.
  Темно-каштановые прямые волосы, забранные в высокий хвост на макушке. Глубокий вырез, едва скрывающий пышные формы, ярко-красная синтипоновая куртка с меховой опушкой, небрежно наброшенная на плечи, короткая юбка до середины бедра, высокие сапоги на тонком каблуке-шпильке. И непременно вызывающий макияж. Как ее в таком виде еще не изнасиловали в одной из многочисленных подворотен нашего района… А главное – я ведь прекрасно понимаю для кого она так вырядилась.
  Светка осеклась и стояла на пороге, выпучив глаза, переводя взгляд то на меня, то на Олесю, расставив ноги в нелепой позе. Потом будто вся надулась, набрала побольше воздуха в легкие и выкрикнула:
  -Инга, ты извращенка!
  Резко крутанулась на каблуках, оступившись, и чуть не потеряв равновесие, выскочила из квартиры, смачно хлопнув дверью.
  Я, ничего не говоря, серьезно посмотрела на Олесю и рванулась в коридор, хватая по пути пальто. Сунула ноги в ботинки, не завязывая шнурки, и выбежала следом. Только бы успеть. Света всегда была слишком эмоциональной, неизвестно, что она может теперь отмочить.
  “Маленькая моя, только дождись меня, я скоро вернусь. Это мой долг. Мы ответственны за тех, кого приручили.”
  Лифт уже скользил вниз по шахте, я услышала всхлипы, где-то этажом ниже. Побивая все рекорды по скорости, побежала по лестнице вниз.
  Я не сразу смогла разглядеть в толпе на улице знакомую красную куртку.
  Я пыталась ее догнать, я действительно пыталась ее догнать. Быть может, мне бы это даже удалось, если бы я не путалась постоянно в собственных шнурках. Какая мелочь, черт возьми – шнурки…
  А когда я увидела, что она побежала в сторону электричек, я припустила еще быстрее, испугавшись, что она уедет, а я за ней не успею на поезд, и все-таки упала. Прямо в лужу. Ледяная грязная вода, впитавшая в себя всю непогоду и горечь октября, хлынула за шиворот.
  Наверно, я так и осталась бы лежать, разоблаченная, истоптанная, замороженная осенними водами, ведь я понимала, что уже точно не успею. Но окрик “Девушка, куда же вы?” заставил меня силой приподнять голову. Очевидно, падая, я обо что-то хорошенько приложилась, голова нестерпимо болела, а в глазах мутилось.
  Я увидела, что Света бежит вовсе не на платформу, а прямо на рельсы под прибывающую электричку. В следующее мгновение ее уже не было видно. Уши резанул чей-то истошный визг. Она все-таки успела на свой поезд.
  Картинки чужого детства. Маленькая рыжая девочка идет с мамой по переходу через железнодорожные пути, играет с новой игрушкой – пластмассовым голубем. Она подбрасывает его высоко-высоко, заливаясь смехом, но через несколько секунд он летит кубарем вниз, проваливается через щель в мосту и скрывается под поездом. Детские слезы и слова матери: “Никогда не выбрасывай то, что тебе нравится”.
  Почему я не поняла эту мораль чуть раньше?
 
  Было уже поздно, когда я добрела до дома, но Олеся все так же ждала меня. Я боялась заходить в квартиру, там поджидали меня тени всех моих грехов, выходили мне навстречу из углов, смеялись, паясничали, строили рожи и брызгали мне в лицо кровью. Какофония их смеха давила на уши и разрывала голову на части. Прочь! Прочь! Не смейте трогать моего маленького ангела! Она не должна даже видеть вас! Я не хочу, чтобы она винила себя в моих грехах…
  -Ну, что? – Олеся тревожно заглянула мне в глаза.
  Как же стыдно мне было в тот миг. И перед покойной Светой, и перед ней. Я не посмела смотреть в эти чистые безгрешные глаза, цвета теплого шоколада. Я просто молча сбросила с себя пальто и пошла к аптечке за валерьянкой.
  Когда мое солнце увидело у меня в руках волшебный упоительный пузырек, она почти расплакалась и спросила:
  -Что, все так плохо? Прости меня…
  -Милая моя, ты не должна извиняться. Это моя вина. Я не смогла ее догнать.
  -Ничего, - сквозь слезы попыталась приободрить меня Олеся, - она рано или поздно отойдет, ты сможешь ей позвонить, объясниться как-то. Ты всегда для всех находишь слова, ты же волшебница…
  Я приложила палец к ее губам, и она понимающе замолчала. Девочка моя, не пытайся приободрить меня, порой твоя доброта – как освященный осиновый кол в сердце такого чудовища, как я. Не надо.
  Я выпила чертову валерьянку. Как же болит голова…
  -Знаешь, Света не была…
  “Инга, что ты несешь? Держи себя в руках!”
  -То есть, Света, она не так глупа, так ей самой хотелось бы, - горькая усмешка, - вот парадокс. Она всегда, да, всегда прекрасно понимала, что я никогда не любила ее. Но она не хочет этого понимать. Она делает все возможное, чтобы заставить себя верить в обратное. Она готова превратить себя в тупую куклу, лишь бы не понимать этого. Чем на протяжении многих лет и занимается. Это омерзительно. Но похоже, сегодня мы открыли ей глаза.
  Солнышко мое, может, отпустим Пи-тяна?
  -А ты не будешь по нему скучать?
  -Нет.
  Я достала из шкафа клетку с попугаем, открыла дверцу и взяла его в руки. Мне слишком больно будет это еще одно напоминание о покойнице. Пусть возвращается к ней, может, хотя бы тогда ей не будет так одиноко.
  Я распахнула окно, впустив в квартиру колючий морозный ветер, разжала руки и выпустила птицу. Попугай расправил крылья и полетел. Мы так и наблюдали за ним, пока он не скрылся среди почти лысых крон под окнами.
  Девочка моя, солнышко мое, ты первая и единственная, кто поддержал мою игру в живого попугая. Света всегда увлекалась оригами.
  Но, может быть, ты действительно видела того, чего не видела я – настоящую птицу?