6. 5. серые как у тебя глаза

       Вечером, часов за десять до Москвы, после остановки поезда на какой-то маленькой станции, в купе зашла молодая женщина. Горин был в купе один, так как его свердловские попутчики сошли с поезда несколько часов назад. Женщина была хорошо сложена, волнистые каштановые волосы красиво обрамляли ее смуглое лицо. Но особенно понравилась Горину ее улыбка – очень добрая, честная, открытая, милая. - Людей, - решил Горин, - нужно идентифицировать не по отпечаткам пальцев, а по улыбкам. - И по глазам, - подшучивая над самим собой, подумал Горин. У попутчицы они были серые с голубизной.
       Вспомнил чьи-то стихи: “У евреев только в древности бывали серые как у тебя глаза”. То ли Маргариты Алигер, то ли Веры Инбер...
       Еврейка она, что ли?
       Почему-то при встрече с незнакомым человеком, неважно – с мужчиной или с женщиной – всегда интуитивно отмечаешь - еврей он или нет. При этом не задумываешься - русский он, украинец или белорус, но еврей или нет - фиксируешь сразу. А, впрочем, какая разница в данном случае.
       Поужинали вместе, у него были хлеб и колбаса, у нее – разная домашняя снедь, разговорились. Она рассказала, что после окончания университета работает в провинции учительницей, сейчас едет проведать родителей. Ее зовут Любой, муж ее тоже учитель, его зовут Эммануилом.
       Не знаю как Люба, но Эммануил – точно еврей, - подумал Горин. Еврей может быть Олегом, например, но русский - Эммануилом – никогда.
       – Как Канта? – спросил он. – Нет, Канта звали Иммануилом.
       Разбирается!
       В завязавшемся оживленном разговоре Горин острил, она не отставала от него в шутках,
красиво смеялась.
       Между прочим рассказала, что год назад она ехала этим же поездом в Москву и в одном купе с ней оказался молодой лейтенант. Когда подошло время ложиться спать, она попросила лейтенанта укрыть ее вторым одеялом, так как было холодно. Он выполнил ее просьбу, а сам ушел из купе и до утра не появлялся.
       Горин и Люба от души посмеялись над застенчивым лейтенантом, который боялся не справиться с искушением.
       Так, за разговорами подошло время ложиться спать. Горин вышел из купе, покурил, умылся и, возвратившись, стал укладываться. Люба уже лежала в своей постели. Улыбаясь, попросила Горина укрыть ее вторым одеялом, так как в купе было действительно очень холодно.
       – Настырная девица, - почувствовав как страстное желание разливается по всему его телу, подумал Горин. – Я не толстовский отец Сергий, который отрубил себе палец, чтобы подавить греховную страсть. Наверное, ее муж, Эммануил, успел изрядно надоесть ей. Что это за мужик – после университета пошел работать учителем! Интересно, что он преподает? А, впрочем...
       Он взял со второй полки одеяло и укрыл ее. Укрывая, пытаясь подоткнуть одеяло с боков, слегка, как будто нечаянно, сдвинул его, коснулся ладонью ее груди. Люба глубоко вздохнула, ласково, призывно глядя в глаза Горину.
       - Тысяча и одна ночь! – успел подумать Горин. – Извини, Эммануил, я не виноват...