Немтырь. Анонс повести

       Едва видна дорожная колея, ведущая к его  дому. Сам домишко, древний, покосившийся, замшелый, стоит на самой окраине большого поселка. Неширокая, но длинная полоска его усадьбы тянется вдоль реки, вдоль галечного пляжа до самых скал, спускающихся уступами в его огород. Родник, бьющий из-под скалы, веселым журчанием хрустальных струй нарушает окрестную тишину.
       Часами сидит он на завалинке, уставясь недвижным взором – куда? - В свое ли далекое детство? Вспоминает, как шпыняли его поселковые ребятишки – по-детски жестокие и безжалостные.
        А может быть – вспоминал он, как в грозную осень сорок первого приехали за ним милиционеры, сунув матери под нос какую-то бумажку, увезли его на сборный пункт – вместо сынка военкомовского, отправленного загодя на затерявшуюся в таежных дебрях пасеку.
       
        Сидит он, упираясь в колени локтями тяжелых, мосластых рук, безвольно свесив натруженные ладони. Недвижна седая, всклокоченная голова его, взгляд уперся в одному ему известную точку. Он сидит там почти каждый день, частенько не обращая внимания на погоду, на моросящий нудный дождик или крепкий сибирский мороз. Жизнь течет где-то там, за невысоким забором, окружающим его дворик. Тут?  – тут она остановилась давным-давно. Возможно – тогда, когда пришел он с войны, задержавшись на ней на три года…   Пришел к заколоченным дверям и окнам своего родового гнезда… 
         Мрачным огнем полыхнут порой глаза Немтыря – первый бой штрафной роты, после которого осталось в живых десятка полтора матерых, израненных уркаганов, да он – с двумя отметинами эсэсовского кинжала, с опаленной рукопашным боем душой.
Истекая кровью, вытащил он на себе молоденького парнишку, которому здоровенный эсэсовец распорол кинжалом шею. Или – четырехмесячные курсы «Смерш», показавшиеся многим страшнее самых страшных боев.
         
        Утробно урча мотором джип небрежно сминает забор дедовской ограды, подкатывет вплотную к сидящему на завалинке деду. Дружно распахиваются двери джипа, крепко сбитые молодые парни окружают его, напирают, молча, угрожающе надвигаются. Один из них, вытянув руку, берет деда за горло, легко вздергивает на вытянутой руке, презрительно цедит:
          - Ну, ты, козел старый… - и – замолкает на полуслове. Через мгновение, выпустив деда, испускает душераздирающий вопль, прижимая к животу руку, присаживается на землю, завывая и всхлипывая. Ничего не понимающие спутники недоуменно переводят взгляды с него на деда и обратно, один из них неуклюже и суетливо рвет из подмышечной кобуры пистолет ТТ, передернув затвор, направляет его на деда.
          
         Немтырь одним мягким, кошачьим движением без видимых усилий вынимает пистолет из его руки, а амбал, наткнувшись бычьей шеей на неуклюже вскинувшуюся стариковскую руку, захрипев, валится на землю. Двое, оставшиеся на ногах, еще не понимают, что происходит – холодный взгляд Немтыря приковал их к месту, а сам он, не глянув в сторону утробно урчащего монстра, не целясь, навскидку, тремя выстрелами пробивает колеса машины.
          
         Звон разбитого стекла тонет в зарослях бурьяна, плотно обступивших дедовскую лачугу. Через несколько секунд вылетает рама оконная, следом катится тугой раскат взрыва… Разом, со всех сторон занялись пламенем стены обильно политой солярой избушки.
           Прибывшая по вызову пожарка не смогла проехать к пылающей избе – на единственной дороге стоял, раскорячившись, некстати заглохший Камаз, груженый кирпичом для турбазы. Так и сгорела избушка Немтыря.
           Утром следователь, лениво порывшись на пепелище, нашел несколько обугленных косточек, вздохнул – отчасти сожалея о старике, отчасти – о том, что предстоит немалая бумажная волокита.
          
          Как уж там разлетелась весть о смерти Немтыря – кто знает, только к немалому удивлению сельчан съехалось на похороны немало люда.
Кладбище, толчея людская, речи сдержанные – приезжие прощаются с Немтырем.
           Диссонансом – чуть поодаль, группка крепких мордастых парней, их бордовые, новомодные пиджаки не вяжутся с похоронным трауром одежд. Не обращая внимания на окружающих, демонстративно пренебрегая ими, звучат смех, возгласы громкие, не скрываясь разливается в пластиковые стаканчики шампанское.
           - А вы то че здесь, братва? – Заметно выпивший амбал идет к группе мужчин, стоящих поодаль, у нескольких тяжелых, дорогих иномарок.
           – Непохоже, что сродственники козла старого… - идиотское, пьяное ржание бугая натыкается на каменную сдержанность невысокого, пожилого мужчины.
Он смотрит сквозь амбала, словно не замечая его перед собой, его лицо каменно-спокойно, только чудовищный шрам, пересекающий его шею багровеет, наливаясь кровью. Под его взглядом амбал сникает, пытается выйти из положения и не находит ничего лучшего, чем хмыкнув, ретироваться восвояси.
          
           Сияет, светится огнями помпезный дворец турбазы. С размахом отмечают владельцы дедовские похороны – легко и непринужденно приватизируют они теперь дедовский участок.
         
          ...Пьянчужка едва находит силы переставлять заплетающиеся ноги, пьяно мыча приближается к ухмыляющемуся амбалу, хозяину базы, спотыкается и валится на него. Замирают вскинутые, готовые отшвырнуть алкаша, могучие лапы. Глаза, рот – все лицо, только что живое – замирает в неистовом, жгучем потоке боли, и, посмотрев в эти залитые болью глаза, раздельно и четко произносит внезапно протрезвевший алкаш: 
          - От Дрона тебе…  За Немтыря… - он делает резкое движение рукой вниз, словно сламывая что-то, или обрывая. Грузное тело оседает на землю, цепляясь еще живыми глазами за россыпь звезд.
         
          По территории турбазы неслышно скользят тени, сжимая кольцо вокруг сияющего огнями корпуса. Порой в тишине раздается короткий шорох, порой – стон или хрип, но чаще тени движутся совершенно бесшумно. Внутрь они входят уже ни от кого не скрываясь. Несколько едва слышных хлопков, стук падающих тел…
          Обслуга базы, привлеченный для увеселения гостей контингент местных прелестниц, согнаны кучей в дальний угол поместья. Несколько человек не торопясь ходят вдоль зданий, без суеты поливают из принесенных канистр стены.
         
          Через четверть часа пламя рвется к небу, а еще через пять минут полыхает все вокруг. Тот же самый Камаз, груженый тем же кирпичом снова преграждает путь примчавшейся пожарной машине…
          
          Немтырь… - Так звали его с самого раннего детства. Глухонемой от рождения – мог ли он ожидать другого.