Т. Прохасько. Непросты. Генетический ряд

 

1.      За всю свою жизнь – кроме нескольких последних месяцев - Анна
ни одного дня не прожила отдельно от отца. Даже после того, как стала женой Себастьяна.
         В сентябре 1914-го она  пошла добровольцем в армию и после нескольких недель боевой подготовки   попала на фронт в Восточной Галичине. Себастьян и Франциск остались одни в доме неподалеку от главной улочки Яливца. С фронта не было никаких вестей. Лишь  весной 1915-го в город пришел курьер и передал Себастьяну (Францу накануне отрубили голову и на следующий день были  его  похороны) младенца – дочку героини Анны Яливцовской. Себастьян так никогда и не узнал ни  точной даты рождения ребенка, ни что происходило с беременной Анной в самых страшных сражениях  мировой войны. Но одно он знал точно – это его дочь. Он назвал ее Анной, вернее, второй Анной (уже после ее смерти он часто   называл ее просто «вторая»).

2.     Вторая Анна становилась все больше похожей на первую. А были ли они действительно похожи на самую первую – это мог знать только старый БЕда.
         Себастьян в одиночку воспитывал свою Анну, не подпуская к ней женщин. В конце концов, восемнадцатилетняя Анна сама выбрала себе мужа. Им, конечно, стал Себастьян.

3.       На это раз не было больше ничего, чего бы он не знал о
беременности своей жены. Он единственный присутствовал при рождении их дочери и – одновременно – родной внучки.  Себастьян увидел, как рождение стало концом истории. Потому что его родная вторая Анна умерла за минуту до того, как третья оказалась у него на руках началом новой истории.
         Он подумал, что не нужны никакие непросты, чтобы почувствовать, что это уже однажды  с ним было, и что и с новорожденной женой доживет он до такого же конца. И что дело не в удивительной крови женщин этого рода,  а в его неудержимом желании влиться в нее. И что они вынуждены умирать молодыми оттого,  что ему положено  видеть одновременно  только одну из них и не больше.

  4.     Себастьян вышел на веранду. Непросты, наверное, пришли уже давно, но молча сидели на лавках, дожидаясь, когда кончатся роды. На ужин Себастьян настрелял целую сотню дроздов, которые только что объели все ягоды на молодой черноплодной рябине. Он испек птиц целиком – лишь ощипал и натер шафраном.
         Две женщины – ворожка и гадючница – искупали Анну и завернули в разноцветные мохнатые шерстяные покрывала . Мужчины чем-то накормили ребенка и сказали, что   не надо ничего над ней приговаривать – она сама из непростов. И добавили, что Франц говорил, что есть вещи, которые гораздо важней, чем судьба. Кажется, он имел в виду наследственность.
         После ужина Себастьян никак не мог уснуть. Вспоминал, не говорила ли Анна о месте, где хотела быть похоронена. Размышлял, чем завтра накормит ребенка. После стал думать об опытах пастора Менделя с горохом и  решил, что девочка будет счастливой. Попробовал представить самого себя через семнадцать лет – в 1951 году – и сразу уснул.



Сокращенный перевод  с украинского  А.Пустогарова