Где вы, синие озера

                Где вы, синие озера?
   Мне было девять лет – брату восемнадцать. Сестры старшие и братья ходили в клуб. Нас  гнали оттуда безбожно, но старшая сестра, за которой ухаживал соседский парень, часто брала меня за руку, довольно крепко, и тащила за собой в клуб. Много позже я поняла причину этого – ему хотелось с ней целоваться, а ей нравился другой. Так я попадала на клубные вечеринки. От них осталось какое-то светлое чувство: как плясали те девчонки, как они пели! Все еще те мелодии звучат во мне светлыми отголосками. Но больше всех мне нравились две подружки: Варька Егорова и Лушка Андреева. Глаза у них светились, как пары голубых озер, а плясали так, что мне казалось, что две огневушки-поскакушки сошли со страниц бажовских сказов и  выплясывают в нашем стареньком клубе. Все песни, как только появлялись на экранах телевизора или пропевались по радио, сразу же звучали в их исполнении с нашей маленькой сцены, женщины иногда, услышав новую песню, спрашивали у них, смогут ли порадовать душу и они кивали головой: приходите, уже поем! Мой брат был не очень сильным, не довольно крепким на вид, не умел плясать им в ответ, но когда его провожали в Армию, Варька повисла на нем при всех и кричала, что обязательно дождется. Я стала считать ее своей, а она весело подмигивала мне и щелкала по носу. Я не понимала, почему вдруг плакала мама, а в переулке весело игралась Варькина свадьба, а Лушка с Варькой весело плясали и пели частушки, на которые женщины смущенно махали руками.
    Брат пришел из Армии, уехал в Мурманск работать на траулере. А я как-то забыла обо всем: школа , новые друзья, увлечения, учеба , направление.
   Домой тянуло сильно, хотелось помочь родителям и я, взяв пару дней, поехала в родную деревеньку. Я шла, и мне казалось, что все изменилось вокруг, как будто прошла целая жизнь, хотя я и не была-то здесь всего полгода, после последнего приезда. Впереди меня махались женщина с мужчиной. Он бил ее нещадно, как в пьяной драке дерутся мужики, мне стало плохо, я закричала. Они обернулись…и я узнала Лушку. На лице светились свежие и старые кровоподтеки, во рту не хватало двух зубов. Видимо, мое удивление было столь сильным, что она, отряхивая землю с подола, угрюмо спросила: «Что, очень теперь я красивая?» . У меня, наверное, навернулись слезы, потому что она резко засмеялась и крикнула: «А ты Варьку-то видела?»  Я побежала домой. Мать удивленно спросила: «Ай, обидел кто?» Я рассказала о встрече, она зло проговорила: «Сами виноваты, пить меньше надо». Про пить показалось дико, закричала: «Мама, что ты болтаешь!»
  Вечером встретила Варьку, та снова попыталась щелкнуть меня по носу, но я отвернулась и снова уставилась на нее полными отчаяния глазами, она вздохнула и сказала: «Бьет, значит любит». На красивом прежде лице кривился перебитый нос, на глаз свисал синеющий шрам. «Варя, а мама говорит, что ты пьешь», - она просто кивнула головой: «Пью, а что, так жить веселее»…  Уезжала я тогда с тяжелым сердцем, будто кто-то потоптался по моей детской мечте, будто моих огневушек-поскакушек, которых я любила разглядывать в детской книжке и сравнивать с теми, в кого я была влюблена, вымазали черными красками.
   Жизнь закрутилась, понемногу все стало забываться, но однажды я снова встретила Варю. Она сидела на вокзале и, когда увидела меня, весело помахала мне рукой. Я подсела к ней, от нее несло перегаром. Глаза – эти синие озера - так удивлявшие меня раньше своей красотой, поблекли, на лице прибавилось шрамов, губы распухли, от былой красоты не осталось не то что следа, и намека нельзя было найти на ту певунью и плясунью. Я упрекнула ее, она в ответ громко рассмеялась и рассказала мне:
- А ты знаешь, что меня спиртное от смерти спасло?- на мой удивленный взгляд она поведала:
 
- Я заболела сильно, покрылась вся чем-то, где я только не лечилась, все думали, что я умру. Я ведь уже недвижная лежала, мне медсестра уколы делала, а сама уж как на неживую смотрела, а однажды она шприц набрала, ватку в спирте помочила, а ее как раз и позвали к вновь привезенному, бросила она все и побежала. А я лежу и так мне выпить захотелось, а бутылочка со спиртом-то рядом на тумбочке, думаю, хоть напоследок еще раз выпью. А я же дотянуться-то не могу, но тянусь изо всех сил, тянулась, тянулась да и упала с койки-то и что ты думаешь – поползла  до тумбочки. Доползла, схватила бутылочку и выпила спирт – и так мне хорошо сделалось, потом я еще ватку всю иссосала. Медсестра прибежала, глядь,  а я на полу лежу и ватку изо рта не вынимаю, ну посмеялась, помогла мне лечь, а я с той поры на поправку и пошла, вот видишь, снова на работу вышла. И муж меня теперь почти не бьет.
    А еще через несколько лет я услышала, что Лушка умерла по пьянке, а Варя схоронила мужа и сама сгорела. Уснула пьяная, забыла затушить сигарету, от нее загорел матрац, лицо сгорело полностью, ничего не осталось от тех лукавых глаз. От той синевы, от тех напевов, которые звучали под сводами нашего маленького клуба.
Проходя по селу мимо красивого Дома Культуры, я увидела девчонку. Меня поразила синева ее глаз, но больно кольнула сигарета в руке, которую она не стесняясь, держала красивыми пальчиками с наклеенными ногтями, фигурка, будто выточенная мастером, была обтянута хорошенькими джинсами, она смело стрельнула в меня глазами и повернувшись кому-то крикнула: «Ну, ты взяла?»  Из магазина выбежала вторая девчушка и весело помахала ей двумя баночками пива. …. Перед глазами встали, как живые, Варя и Луша.