хроника акаши

Х Р О Н И К А    А К А  Ш И - К   (рассказ)  И. Богданов  (Кировск)

        Я бедный художник, потому что не пишу картин на заказ, ибо всякая попытка обречена на неудачу.
        Напрасно я стараюсь и пачкаю холст маслом, вымучивая заказную вещь. Дух неудачи стойко поселился в ней и не преминет нашептать покупателю, что он видит перед собой пусть старательную, но бездарную, по сути, мазню. В общем, я свободный художник, в смысле – от денег и от заказов. Данная мне свобода иногда подвигает меня на написание странных картин - на взгляд людей, далёких от живописи. Но никогда я не опускался до написания пошлых кошечек и собачек.
        Впрочем, одного я однажды скопировал с открытки. Правда, трудно было понять, кто изображен на оригинале – кот или кошка, но меня это не смутило. Главное - преодолеть собственное невезение, а уж кто купит картинку - не важно. Мне почему-то казалось, что это будет женщина. Ведь они очень любят кошек за их мягкость, пушистость, интимность. Вот рассчитывая на их любовь к красоте, я и надеялся обмануть судьбу и преодолеть свой профессиональный комплекс неполноценности.
        Котик долго мне не давался, особенно это его выражение на мордочке – смесь лукавства и простодушия. Если хотите, чтобы картинка с кошечкой или собачкой удалась, их надо немного очеловечить – наделить воображаемыми качествами. Главное - не пересахарить, найти золотую середину. Наконец, я домучил картинку, и котик получился хоть куда, только разве что не говорит.
        Расчёт мой оказался верен, и в ближайшем же магазине миловидная продавщица признала на картинке своего любимого кота Филю. Вернее, они нашли друг друга, а я получил свою мзду и отбыл восвояси.
        Всё–таки чувство обмана никогда не покидает меня, когда мне случается продать свою мазню людям. Потому что её появление на свет – результат сделки с совестью и расчета. И едва получив деньги, я спешу покинуть сцену, и по моей поспешности покупатель начинает смутно догадываться, что тут что-то не так на картине.
        Но дело сделано – она смотрит на нарисованного Филю, он смотрит на неё. Смотрит печально, философски, словно говоря: художник, конечно, жулик, но зато, по крайней мере, я есть у тебя.
        Ну и к тому же не каждая хозяйка может похвастать, что у неё дома висит портрет любимого кота. Вы только вдумайтесь: не сына, не матери, не мужа, не американского дядюшки, наконец. Гости умирают от зависти: известный автор, адрес утерян, полный фурор.
        Прошло несколько лет, и если случайно я оказывался в знакомом мне магазине, то Филя сразу же всплывал в нашем разговоре с хорошенькой продавщицей, задолго до приветствия. Естественно, живой и здоровый, с отменным аппетитом и прочими его милыми привычками и пристрастиями. К такому повороту судьбы я не был готов. Я породил монстра, и он откровенно издевался надо мной.
        Канцелярский магазин оказался единственным в нашем городе, я терпел. Впрочем, если женщина хороша собой, можно вытерпеть и не такое. В конце концов, короткие истории про Филю стали напоминать какую-то хронику про кота, которого я никогда не видел и, даст Бог, не увижу.
        Да и чувство стыда, что я обманул наивную продавщицу, давно покинуло меня. Как я был наивен, ибо дьявол уже раскинул надо мной свои зловещие крылья.
        Итак, я отвлекся. Захожу в знакомый магазин, чтобы купить гелиевый стержень. Здороваюсь с продавщицей, делаю заказ и чувствую: что-то не так. Отрываю взгляд от витрины, недоуменный и ищущий ответа. Бедная женщина смотрит на меня тоже очень красноречиво, печаль страдания на челе. (Красивая женщина, даже в горе красива, -  автоматически отмечаю я про себя.)
        -Что с Филей? - спрашиваю я вполне невинно, но подозревая, что с котом случилось что-то ужасное. (Впрочем - сдох, наверное, от старости, тогда примите, сударыня мои соболезнования.)
        Всё оказалось на много хуже.
        - Его съели! - с ужасом выдыхает хозяйка кота горькую весть.
        - Собаки? - говорю я. (Известное дело, загнали и задрали.)
        - Бомжи, - говорит она и смахивает слезу
        - Это невозможно! - обмираю я. (В блокаду ели кошек, но ведь сейчас не блокада.) - Не верю. (Она хочет приписать своему Филе геройскую кончину.)
        - Мы с мужем, когда искали, нашли в подвале кошачьи головы, и среди них одна Филина! - тут бедняжка шмыгает носом. (Железное доказательство,- сдаюсь я.)
        Мы молча прощаемся, и я покидаю магазин с чувством человека, обманувшего сразу двух безгрешных созданий.
        Да, Филя, жизнь не сказка! Скорее всего, тебя извели какие-нибудь местные сатанисты, а не бомжи. Это я навлек на тебя горькую участь, пытаясь обмануть свой дух невезения!
        И оттого, что несчастная хозяйка не знает всей предыстории создания роковой картинки, я всё равно не перестану чувствовать себя жуликом.
        Прости, Филя! Я не хотел такого вот конца! Вот как после таких совпадений оставаться атеистом, если даже мертвый кот - условно говоря, съеденный - всё-таки достал меня из своей несуществующей могилы и заклеймил позором.
        - Да ты, брат-художник, – жулик!
        - Жулик, - соглашаюсь я.- Но не палач, Филя, не палач!
К слову сказать, любое искусство – обман, но не этот рассказ.