Саракеш

Саракеш

Пламя костра высвечивало из темноты то тускло блестевшие глаза с густыми бровями вразлет, то лысину, то безгубый рот, выдававший жестокую натуру владельца. Лицом эту рожу назвать никак нельзя было; она была не просто угрюмой, а какой-то злой и неумолимой, ничего хорошего мне не обещавшей. Хотелось встать и уйти от затянувшегося тягостного молчания, но словно разгадав мое желание, сзади ко мне придвинулись зловещие тени. Такие же мрачные сутулые фигуры виднелись вокруг костра. И этот взгляд мутных маслянистых глаз горбоносого и лысого старика предупреждал, что лучше никаких резких движений не предпринимать, а ждать своей участи.
Поворошив палкой головни костра, отчего багряно-кровавые блики стремительно заплясали на его мрачной и мерзкой роже. Затем послышалось какое-то ворчание, похожее на змеиное шипение. Это заговорил старик. Его безгубый рот едва шевелился, он казалось совсем не открывался. Я сколько не напрягался ничего понять не мог, нельзя было разобрать ни одного слова. Было ясно, я что-то сделал не так или не то… Но что именно и когда ?.. Когда ?.. Хотя бы намек.
Старик с каждым словом говорил все энергичнее и злее. Все вокруг стихло и внимало ему. Напряжение достигло своей высшей точки, когда, наконец, он указав рукой на незаметно стоявшую за его спиной фигуру старухи и жестом пригласив ее подойти, на мгновение смолкнул, а затем выкрикнул с металлом в голосе: “Сара-кеш!” Глухим эхом за его спиной отозвалось многоголосое восклицание одобрения. И неожиданно пепельно-серое лицо ведьмы, обрамленное грязно-желтыми космами приблизилось вплотную к моему носу.
“Са-ра-ке-еш!” – истошно прокричала она мне приговор, проникнув холодным ненавистным взглядом в самую душу. Я неожиданно проснулся от замирающих в горле спазм. “Боже! – мелькнуло в голове, - неужели эта ведьма кричала моим горлом ?.. Не напугал ли, точнее она, криком прохожих, спешаших осенним ненастным утром на работу под окном квартиры. Как дико, эта мерзкая старуха живет во мне ?.. Но почему она кричала ?.. Причем же я ? И что, наконец, значит это “саракеш” ? На каком языке ?”
Я умывался, чистил зубы, ехал в автобусе на работу, вычитывал тарабарщину, возвращался домой на трамвае, а из головы никак не выходила мысль – “Что означает этот сон ?”

* * *
Я припоминал давние события и поступки, ища ответ в мельтешении падающих листьев, в вороньих гульбищах, чириканье воробьев… И наконец, вспомнил. Ну, конечно же, это она. Она – она ! Но мог ли я подумать, что такой она стала в старости. В моей памяти Комосария оставалась молодой черноволосой красавицей, умной, страстной, желанной… И недосягаемой как богиня. Она и была богиней, вернее ее главной жрицей при Апатуре.
Припомнились те волшебные дни студенческих каникул, когда я отправился на Тамань. Как волновался вечером в гостинице, молил небо, чтобы на следующий день не было дождя, и я бы смог подняться на ту высоту, где когда-то стояло святилище Афродиты-Апатуры. Оно должно было стоять именно там, обязано было, потому что эта высота царила над окрестностью, а рядом проходило древнее русло Гипаниса, о котором говорил Страбон. Дивно, нет уже ни Гипаниса, ни храмов, ни городов, стоявших на берегу залива, а остался камень, служивший когда-то постаментом для двух статуй с надписью “Комосария, дочь Горгиппа и жена царя Перисада поставила Астарте и Санергу”.
Сердце готово было выскочить из груди и улететь на вершину холма, когда я, сойдя с автобуса, подошел к грунтовой дороге, вившейся вверх на гряду холмов вдоль пересохшего древнего русла.
Вершина, сереющая в синей глади неба, магнитом притягивала мое внимание. Она неудержимо влекла к себе все мое существо. Целый год я мечтал о ней, о том, чтобы попасть сюда. Я торопил себя и сдерживал, упиваясь каждым мгновением перед раскрытием вековой тайны. Теперь ничто не остановит меня, и мне всего через несколько минут откроется тайна, тайна святилища. Откроется ли ?… Несомненно. Здесь звучала эллинская речь, звучали гимны великой богине… От возбуждения душа переполнилась благоговейным трепетом, и я, шагая вверх мимо небольших акаций, припоминал гимн Афродите, написанный Сапфо:

“Радужно-престольная Афродита,
Зевса дочь бессмертная, кознодейка!
Сердца не круши мне тоской-кручиной!
Сжалься, богиня!

Ринься с высей горних, - как прежде было:
Голос мой ты слышала издалече;
Я звала – ко мне ты сошла, покинув
Отчее небо !
Стала на червонную колесницу;
Словно вихрь, несла ее быстрым летом,
Крепкокрылая, над землею темной
Стая голубок…

Необыкновенно гладкое синее небо, кусты боярышника и терновника на другой стороне кочками стоящие на покатом склоне огромного холма – все наполнено первозданной свежестью летнего , такого бездумно легкого и сокровенного утра. На той стороне оврага я заметил у небольшого кургана лисицу. Она остановилась на мгновение, бесстрастно глянула на меня и растворилась в бурьяне. Я перешел на ту сторону и стал осматривать курган. Возле лисьей норы, в небольших кучках земли, прибитой дождями, виднелись мелкие черепки. Я наклонился над кротовиной и стал разгребать землю палкой, собирая черепки поинтересней. Через несколько минут я с благоговением держал в ладони осколок донышка чернолакового килика. Оторвав от него восторженный взгляд, осмотрелся. Вверх по склону через два-три метра тянулись свыше десяти таких же небольших курганов. Целое кладбище, но поселения поблизости нет.. “Та это же, - мелькнула догадка, - Это кладбище жриц Афродиты!”
Смутные мысли проносились в голове, когда я проходил мимо древних могил. Мог ли я ожидать такого поворота, и словно невзначай прикоснуться к тайне святилища. Я как будто нащупал нить, связующую меня с теми давними временами. Я почувствовал себя греческим паломником. По серпантину грунтовой дороги поднялся на плоскую вершину высоты. “Вот здесь, видимо, были ворота, а там храм и алтарь, а дальше жилища жриц. Здесь Комасария была верховной жрицей до замужества”…
Я долго думал, что любил ее, несмотря на две тысячи лет, отделявших нас друг от друга, лишь я один. Но это оказалось не так.
Но разве мог я, простой смертный, любить главную служительницу великой и всемогущей богини и будущую царицу Боспора… Как я посмел, тревожить своими мыслями и поисками ее покой. Вот о чем говорил мне тот старый урод.

* * *
Поезд несся вторые сутки по бескрайнему простору, которому, казалось не будет конца. Но вечером он подошел к какому-то полустанку. До Оренбурга было еще далеко. Стояла осення еще теплая ночь ночь, спать не хотелось, и так хорошо было мыслям затеряться между прошлым и будущим. Идут, тихо переговариваясь, к выходу казахи или башкиры. И вдруг старческий голос до боли знакомый проговорил: “Саракеш !” Я невольно вздрогнул и оглянулся, заметив как отчаянно хлопнул себя по шее старик.