Человек без имени

БОРИС  ДЬЯКОВ

(Памяти А.Е.Г. и А.П.Ф.)               

                Часть 1

Горит пламя- не чадит.
Надолго ли хватит?
Она меня не щадит-
Тратит меня тратит.

Быть не вечно молодым
Скоро срок догонит.
Неразменным золотым
Покачусь с ладони.

Потемнят меня ветра,
Дождичком окатит.
Ах, она щедра, щедра
Надолго ли хватит?
                Булат Окуджава.


  Я опять проснулся от боли в области сердца. Эта боль преследовала меня по ночам уже много месяцев. Днем сердце успокаивалось, хотя я иногда четко улавливал его резкие перебои. К вечеру приходила усталость, к тому же хотелось есть, ибо утром я почти не ел, только пил сок, а днем перехватить удавалось только парочку подветреных сэндвичей. Приходилось на ночь невольно заниматься чревоугодием, что быстро приводило к резкому учащению пульса и к толчкам крови в висках. Дальше я глотал лекарства от сердечной аритмии и от повышенного давления, но я мог позволить себе покупать только самые дешевые медицинские препараты и поэтому ощутимых результатов не было. Оставалось лечь в мятую постель, укрыться байковым одеялом и включить старенький, разваливающийся телевизор. Потом, медленно засыпая, я вспоминал, какого числа надо идти на очередную встречу, но это должно быть еще нескоро- и сон, и усталость побеждали. Телевизор часто оставался включенным…
  И вот среди ночи боль  внедрялась в сердце… Я мог спать только на левом боку, потому что во время моих многолетних занятий спортивным и боевым самбо, а также русским стилем (стилем Кадочникова), мне несколько раз ломали нос и, когда я лежал на правом боку, воздух через ноздри не проходил и наступало удушье. Дышать через рот я не любил: моментально пересыхало горло и нёбо… А во время сна на спине, я начинал храпеть и тоже задыхался. Оставался левый бок, но при этом усталое и больное сердце болело. ..
  Денег на лечение не было. Вернее, с трудом я бы наскреб нужную сумму, но про запас уже ничего не останется. Да, и профессиональный разведчик не имел права раскисать и идти в руки эскулапов. Мало ли, что могло случиться! Оставалось выдерживать режим,  пытаться оградить себя, каким-то образом от треволнений; не перенапрягаться на работе, которая давала возможность влачить хоть довольно жалкое, но- существование.
  Шел 1999 г., я был нелегалом уже пятнадцать лет, а положение на Родине было таким, что заменять меня- глубоко законспирированного много лет назад- было некем. А тяжелейшее финансовое положение России, не давало возможность оказывать таким, как я, денежную поддержку. Или, почти не давало. Приходилось выкручиваться самому…
  Я работал в бистро, можно сказать- многостаночником. Хозяином был старый еврей Ицхак, эмигрировавший каким-то образом много лет назад из Одессы. Он взял меня на работу в 1997 г. и только по тому поводу, что я знал русский язык. Тогда я объяснил ему, что я приехал из Канады, а  там, якобы, жили мои русские родители, эмигрировавшие из России еще в гражданскую войну. Приходилось имитировать акцент, объяснив ему, что хотя родители научили меня русскому языку, но практики у меня было мало. Поначалу я работал уборщиком помещения, а взамен получил право бесплатно ночевать в нем, что экономило существенную сумму. Потом, когда Ицхак увидел мое старание, он стал давать мне дополнительную работу: мытье посуды, мелкий ремонт и т. д. За это он уже платил мне деньги, что было  во-время, так как средства из центра почти уже перестали поступать. Скоро я стал помогать и на кухне, зарплата еще выросла. Ицхак был мною доволен… Бистро постепенно начинало процветать.
  Дальше произошло событие, еще больше укрепившее мое положение: в бистро как-то заявились стихийные рэкетиры. Я знал, что Ицхак кому-то платил отступные,- не так уж и
много- местной еврейской мафии, и рекетиры его не трогали. Но, однажды, когда бистро опустело, на пороге появились три грязных, потных негра, а еще один стоял, как говорят в России- на улице- на стрёме. На свою беду они пришли в тот день: тогда я еще чувствовал себя неплохо, в своей комнатушке регулярно подкачивался и делал «растяжки» не хуже популярного Ван Дамма. Трое обступили Ицхака, даже не обращая на меня внимания. Я на всякий случай решил подстраховаться и вышел на улицу. Ребром ладони ударил по горлу того, что стоял на шухере. Он, хрюкнув, упал, а его подельники ничего не заметили. Я бросился в помещение бистро и в два прыжка оказался за спинами рэкетиров. Еще один удар- второй негр упал… С оставшимися двумя пришлось повозиться, один из них даже успел достать нож… Но в тот день я был на высоте и одержал решительную победу. Негры долго, со стонами и вялыми проклятиями, уползали, а дрожащий и заикающийся от страха Ицхак, бесконечно меня благодарил. Через несколько дней он назначил меня управляющим, безжалостно уволив моего предшественника. Я был доволен и не проявил интернационального сочувствия  к уволенному бедолаге. Зато сообщил, при очередной редкой оказии, в центр, что пока не нуждаюсь в материальной поддержке.
  Я подумал тогда, что, может быть, все плохое уже позади. Окажу еще некоторое время помощь Родине, потом меня отзовут, домой, и я вернусь к семье. Поработаю еще дома, демобилизуюсь, а там- видно будет. Не могут же меня бесконечно держать в Штатах.
  Прошло немного времени и желаемое стало не совпадать с действительным. Видя, что я справляюсь с работой в бистро, Ицхак почти отошел от дел, полностью полагаясь на меня. И однажды в помещение, предназначенное для управляющего, вошла женщина лет сорока и смело подошла к моему столу, где я на калькуляторе подводил итоги работы бистро.
  -Привет- сказала она.- Я дочь вашего работодателя- Ицхака. Меня зовут Сара.
  Я почувствовал некоторое волнение и внимательно посмотрел на вошедшую. Дамочка оказалась не слишком красивой, я бы даже добавил- не слишком симпатичной. Тут она улыбнулась, обнажив «лошадиные» зубы. Потом, Сара потупилась и густо покраснела. Она была типичной старой девой и я понял, почему Ицхак прислал ее знакомиться со мной…
   Я, наконец, вскочил услужливо с места и, слегка опустив голову, бросился подвигать к ней самый приличный стул. Поблагодарив, и еще больше покраснев, Сара стала усаживаться. Став такой пунцовой, она выглядела значительно симпатичнее. Ее темные глаза блестели, длинные, загнутые вверх ресницы, подрагивали…
  Предложил Саре немного выпить (это- можно сказать- хозяйке-то!). Она, все еще продолжая смущаться, объяснила мне, что изредка позволяет себе выпить в хорошей компании немного коньяку. Я понял и плеснул немного коричневой жидкости в две емкости, потом быстренько порезал лимон… Дальше потекла прощупывающая и нудная беседа: Сара явно хотела знать, как я среагировал на ее появление.
  Мне не хотелось терять, столь неожиданно полученную хорошую работенку, и я заливался соловьем. Сара спросила, где я научился так классно драться и я стал безбожно врать, намекнув даже на иностранный легион. Она во всем этом мало понимала, но благосклонно кивала головой.
  -Для своих пятидесяти лет, вы хорошо выглядите.- Сара явно хотела показать мне, что я уже совсем не молод. Я согласно кивнул головой.
  Хозяйская дочка поинтересовалась, как я догадался к коньяку порезать лимон, пришлось опять врать, что среди моих знакомых было много русских.
  Сара наконец поинтересовалась: был ли я женат. Я ответил, что это было несколько раз, но детей у меня нет. Кажется, ответ мой ее порадовал. Теперь, чтобы остаться на этой работе, мне придется кое-чем жертвовать. Слегка захмелев, после глотка коньяка, Сара наконец засобиралась домой. А меня захватили печальные мысли…
  Новое приключение на личном фронте меня совсем не устраивало. Моя длительная служба и так привела к развалу моей первой семьи, а вторую я даже не успел создать. К тому же это могло привести, даже чисто случайно, к провалу моей разведовательной деятельности. И неизвестно, что потом меня могло ждать…
  …Я вспомнил о моей первой измене жене- Катерине, а вместе с ней, и моей маленькой дочурке Женьке. До заброса  меня в нелегалы, я должен был пройти серьезное испытание. Психологическое и физическое, а как потом выяснилось- и- физиологическое. 
  Я уже был готов к внедрению в любое время, в любую капстрану, с четкой целью: подорвать устои капитализма и привести все-таки коммунизм к победе. Но тут произошло нечто: или нас решили дополнительно проверить, или- на самом деле требовалась наша срочная помощь. Собрали нас, знавших друг друга только во время жестких, даже жестоких, спаррингов. Порой наши пути пересекались и, где-нибудь в тире или в бассейнах, на кроссах или на занятиях по спецтехнике. Мы знали, друг друга только в лицо, но не знали имен и фамилий. Были только псевдонимы… Впрочем, я немного знал одного: немолодого мужчину, лет сорока пяти; его звали- Седой. Он был невелик ростом и худощав, но являлся специалистом по рукопашной и огневой подготовке. Много раз у меня болели ребра после схваток с ним. Похоже предстоит операция, где мы будем работать вместе…
  …Я уже успел осторожно объяснить жене, что меня могут в любое время направить в длительную командировку. Катя после этого часто плакала и даже взяла на работе очередной отпуск. Вечерами ходили по театрам, смотрели лучшие фильмы, посещали выставки… К месту нас подвозили на служебной машине. После окончания мероприятия, на машине же отвозили домой. Маленькая дочурка дома сидела с бабушкой.
  В тот день Катя вдруг захотела пойти в ресторан, выпить хорошего вина, вкусно поесть, потанцевать. Меня предупреждали, что во время подготовки, крепкие напитки, лучше не пить, поэтому я предложил Катерине пойти в пивбар «Жигули». Нас отвезли, осторожно провели на заранее занятое место. Мы пили неразбавленное пиво, нам принесли две тарелки вареных раков и хрустящего картофеля в пакетиках. Неплохо! Правда потанцевать там было нельзя- нет музыки. Мы уже, по очереди, несколько раз посещали туалет, делились с соседями по столу последними анекдотами (про Василия Ивановича с Петькой, даже про Леонида Ильича и т. д.) Неожиданно ко мне подошел неприметный мужчина в простоватом костюме и положил на плечо ладонь. Я взглянул в глаза жены и мне показалось, что в них отпечатался ужас кролика, увидевшего удава…
  …Меня доставили в казенное помещение и сказали, что можно поспать. Я заснул, а когда проснулся- было уже восемь утра. Далее был завтрак и уже потом я оказался в зале, куда привели еще восемь человек…
  Сидели, рассматривали друг друга. Некоторые из присутствующих были весьма мощного телосложения. Я на их фоне не смотрелся. И- Седой… Наконец появились люди, выправкой и всем внешним видом заявлявшие: мы здесь главные. Начался  инструктаж…
  То, что я тогда услышал, меня  удивило… Я готовился к нудной рутинной работе хорошо законспирированного агента; предполагая,  что на эту самую сверхглубокую конспирацию уйдет два-три года, а потом, если какая- нибудь крыса меня не сдаст, буду и дальше работать на пользу Родине, иногда тайно приезжая домой в отпуск, чтобы поддержать семью и самому набраться новых сил… Но вместо этого первое задание состояло в кратковременном опасном броске в одну из весьма далеких стран, для спасения какой-то непонятной личности… 
  Был тогда небольшой период некоторого умиротворения между странами социализма и капиталистическим сообществом (приблизительно с 1973 по 1978 г.г.) Американцы ушли из Вьетнама. Леонид Ильич выступил с грандиозными мирными инициативами в Хельсинки, даже съездил в США. Там его ожидал великолепный прием и т. д. и т. п. Растроганый Брежнев однажды даже поцеловал президента Никсона… Казалось бы: еще рывок и мирное сосуществование победит. А капитализм окончательно загниет…
  И вот потребовалась наша помощь. Нам объяснили, что сильно окрепла международная наркомафия (мы это и сами давно знали) и в одной из стран были захвачены в заложники  представители спецслужб одной из капиталистических стран. По некоторым причинам нам сейчас легче оказать помощь в их освобождении… В целях укрепления мира и дружбы, наше участие желательно… И необходимо.   
  Я никому никогда не рассказывал, в какой стране мы тогда были, и, тем более,- о том, что мы тогда делали… Быстрый перелет; второй перелет на другом самолете, тайная ночная выгрузка (слава Богу, был там малюсенький дрянной аэродромчик и обошлось без парашютов). Потом была долгая дорога на большом вездеходе. Мы сидели в  кузове, обвешанные оружием и тряслись на ухабах. Вздремнуть не удалось…
  Наконец, нас опять выгрузили. Каждому выдали по карте местности, с указанием пути передвижения, дали полные фляги с водой. Начиналась утренняя жара… Пройти, обвешанными оружием, предстояло около десяти километров, на это давалось около часа. Последовал очередной инструктаж… С нами шел проводник в непонятной одежде, с закрытым материей лицом, так что виднелись только глаза.
  Я не любил длительные марш- броски, но видимо находился в хорошей форме и передвигался, не отставая от других. Нельзя было отставать… Видимо для этого секретного дела подобрали самых отъявленых ребят… Вот и добрались…
  Выползли на удобную позицию, проводник протянул руку в нужном направлении. Каждый в бинокль осмотрел место, куда мы должны сейчас ворваться. Перед нами среди песка находился небольшой палаточный городок. Собственно, была одна большая камуфляжного цвета палатка и к ней были пристроены еще две, значительно меньшего размера. Командир показал жестами, что мы должны сбросить все лишнее, и рассосредоточиться. Кого уничтожать, а кого спасать- нам объяснили. Проводник оставался на месте… Я должен был идти по центру и уже приподнялся, но Седой что-то прошептал на ухо командиру и тот показал, что я пойду по флангу, а Седой- вместо меня. Возражать было нельзя… Седой, низко пригибаясь к земле и петляя, рванулся вперед…
  Я шел в обход- слева; еще шестеро- в лобовую атаку (метрах в десяти- пятнадцати за Седым), а один- справа. Когда Седому осталось добежать метров двадцать, из палаток ударили выстрелы. Я, краем глаза, видел, как упали двое-трое немногочисленных наших. Но смотреть было некогда, я бросился к ближайшей боковой палатке…
  Из двери выскочили двое встрепаных, завернутых в одеяла, человека. Я почти в упор дал очередь… Рядом шла отчаяная стрельба. Нырнул в палатку, проверить: не остался ли кто? Ударил ножом еще одного… Внутри горел тусклый свет, у дальней стенки валялось одеяло, из под него высовывались два грязных штиблета. Я одним прыжком оказался рядом, сбросил одеяло и рывком поставил лежащего на ноги. Он был маленький и легкий. Я понял: это тот, кого мы ищем… Женщина…
  Я подтащил ее к двери, опустил на землю и крикнул по- французски, что это- спасение, и пусть она подождет… Выскочил на улицу и бросился к центральной палатке. С нашей стороны из-за ближайших камней стреляли всего два автомата, столько же огрызалось из палатки. Я подкрался к окошку и одну за другой бросил туда две гранаты, а потом упал в песок, прикрывая руками голову: осколки веером разрывали брезент. Выстрелы стихли.
  Трое наших подошли ко мне, командир был жив. Я доложил, что нашел женщину. Он мрачно сплюнул и приказал мне идти к ней, а они проведут «зачистку»…
  Я подошел к той палатке, где оставил женщину. У двери лежали два «моих» трупа, я заглянул внутрь и никого там не увидел, кроме зарезаного третьего бедолаги. Сердце мое ёкнуло, я повернулся и увидел человеческую фигурку, довольно быстро удалявшуюся с места событий. Я  бросился вслед, крича на бегу по-французски, чтобы она остановилась. В это время опять ударили выстрелы: шла «зачистка» и женщина попыталась увеличить скорость, но она была слаба и расстояние между нами быстро сокращалось…
  Я догнал ее, схватил за шиворот и сильно встряхнул. У меня вообще было сильное желание наподдать ей: только что из-за нее погибли мои товарищи. Я наконец рассмотрел ее хорошенько: женщина была в сильно загрязненной мятой одежде, волосы невероятно засалены, лицо измазано грязью. Схватив ее в охапку, я потащил беглянку обратно, приговаривая, что она уже может никого не бояться. Женщина молчала… Не вырывалась.
  Минут через пять зачистка кончилась. Двое наших погибли в начале операции, один был тяжело ранен: пуля разворотила навылет оба бедра, но кости кажется не задела. Еще один был ранен легко: навылет- в правую ладонь. Живых врагов не осталось. Один из уцелевших наших бойцов был оказывается военным врачом и стремительно занимался обработкой чужих ран. Командир рассматривал злыми глазами мою пленницу. А я глядел на мертвого Седого и чувствовал, как по щекам непроизвольно текут слезы…
  В это время прибежал проводник и стал, отчаянно жестикулируя кричать, что пора уходить. Командир, помедлив, сказал, что заберем всех, включая и наших погибших. Проводник пробовал возмутиться, но старшой оскалил стальные зубы и тот осекся. Тяжелораненый пришел в себя, но на подготовку его к транспортировке требовалось еще минут сорок. Командир достал флягу со спиртным, мы вынимали и расконсервировали еду, приготовленную специально для  диверсантов. Даже не смыв с рук кровь и грязь, стали пить и торопливо закусывать. Я взглянул на женщину- пленницу и сердце мое екнуло: ей же тоже хотелось есть! Я налил ей в пятидесятиграммовую фляжечную крышечку до края спирта, настоянного на лимоннике, и сунул в ладонь несколько самых лакомых кусков. Она мгновенно выпила, даже не поморщившись, и стала жадно есть…
  Командир крикнул, что выходим через полчаса. В голове слегка шумело, от жары пот выходил через все поры. Женщина вдруг взяла меня за руку и потянула в сторону: она стала объяснять мне, что ей нужна вода. Она руками терла свое тело, показывая, как будто моется. Я подумал, что такой грязнуле мыться сейчас бесполезно, но потащил ее к палатке, откуда совсем недавно вытащил ее. Порылся внутри и нашел жестяной бидон с жидкостью. Проверил содержимое- вода, хоть слегка уже и протухшая, но помыться, наверное, можно! Вытащил из одного из многочисленных карманов кусок фирменного мыла и протянул ей. И тут только заметил, что она уже сбрасывает с себя свои ужасные лохмотья. Вот она совершенно голая стоит, защищенная только углом палатки. Но никто на нее и не смотрит, остальные заняты сборами. Она взглянула на меня и крикнула на прекрасном английском: «Воды!» Я плеснул на нее длинной струей и она мгновенно стала намыливаться. Потом я лил ей еще и еще- на тело и на голову. Постепенно струпья грязи стали отступать. Женщина сунула мне мыло в руку и повернулась ко мне спиной. Я стремительно намылил ей спину и, снова полил водой, но вода уже кончалась. Я нашел еще один бидон и снова стал смывать мыло. Через минуту она стояла уже почти чистая и стряхивала с себя капли. Посмотрела на свои прежние лохмотья и застыла на месте.
  Я уже присмотрел в палатке два баула и рывками выбросил их наружу. Мы оба сели на корточки и стали торопливо разбирать содержимое. И тут только я внимательно впервые посмотрел на нее. Бог ты мой! Это была, хорошенькая и молодая- лет двадцати пяти- женщина. На меня пытливо глядели два серо- голубых, огромных глаза. Ее руки прикрывали голые груди…
  Я выдернул из баула приличное чистое полотенце и набросил на девушку. Потом мы совместно с ней нашли более или менее по размеру свитер и она вытеревшись, натянула его на себя. Потом  обнаружили шорты и она влезла в них. По длине шорты были ей почти, как брюки. Осталось подобрать только обувь. Я вытащил из кармана свои запасные прочнейшие носки, протянул ей. Потом после долгих поисков нашел в палатке что-то, напоминающее советские галоши, срезал едва ли не половину излишков и быстро примотал ремнями к ногам бывшей пленницы. Вытащил из кармана запасной шейный платок и повязал женщине на голову. И опять внимательно взглянул на нее… Передо мной стоял хорошенький хрупкий пацаненок, немного покрасневший от моего взгляда…
  Командир гаркнул команду и мы сорвались с места. Впереди бежал проводник. За ним двое наших ребят с тяжелораненым- на быстросооруженных носилках. Далее легкораненый и я, с бывшей пленницей. Замыкали процессию командир и еще один наш товарищ: они тащили на плечах по трупу. Командир периодически пытался выйти на связь по рации, но ответа не было… После того, как были пройдены километра три, командир и его напарник выдохлись… Жарища… В конце концов командир собрал нас всех и сообщил, что убитых товарищей придется похоронить здесь. Ножами вырыли ямы и опустили туда мертвецов. Не успел уйти на пенсию Седой… Наши бойцы ушли в мир иной, спасая, неизвестно откуда взявшуюся молодую женщину. Кто она? Судя по всему- англичанка. Связана со спецслужбой? Я посмотрел на напарницу, неожиданно и она подняла на меня глаза. Да, они были прекрасны: светло-серо-голубые, необычайно глубокие и выразительные. Сердце мое ёкнуло… Но я попытался отогнать эмоции…
  Опять бежали… Я чувствовал, что моя спутница выдыхается, но тут случилось непредвиденное: нашему тяжелораненому товарищу стало совсем плохо. Мы надеялись на лучшее… Опять остановились… Моя спутница в изнеможении лежала у меня на коленях. Два часа раненого кололи, в него вливали уйму лекарств, но климат здешний слишком жесток и наш товарищ умер… Похоронили и опять двинулись вперед.
  После очередного километра, спутница упала. Я подхватил ее на руки и, не останавливаясь, побежал дальше. Но на руках ее нести было  тяжело. Через двести метров я взвалил ношу на плечи приемом «мельница». Стало гораздо легче, но пробежав еще с полчаса, я почувствовал, как кто-то укусил меня за левое ухо. Я от неожиданности встряхнулся и понял, что меня укусила моя дама. Видимо ей было больно подпрыгивать на моих  плечах… Я посадил ее «на закорки». Видимо это было единственное  решение.
  Когда добрались до того места, где должен был стоять вездеход,-  его там не оказалось. После непродолжительного совещания решили идти дальше. Наш легкораненый чувствовал себя не так уж плохо… Я снова тащил на себе свою ношу… Командир все время смотрел на карту, проводник все что-то советовал… Наконец наступил ночной привал. В изнеможении я упал… Девчонка рухнула на мою совершенно мокрую спину, но и не думала подниматься. Даже путешествуя на мне, она сильно устала. Достали свои НЗ,  воды уже было мало. Подкрепились. Я вытянул из полевого рюкзачка  теплую куртку  и облачился  в нее. Командир, видя, что я совсем выдохся, дал мне возможность безвозмездно поспать. Я упал на песок и наверное сразу захрапел…
  Но песок остывает быстро. Проснулся я от того, что на мне кто-то лежит и отчаянно дрожит. Девчонка, в той самой одежде, которой  я ее снабдил, выражаясь по-русски, давала совершеннейшего «дуба»… Мне стало стыдно… Я перевернулся на спину, поддерживая напарницу, чтобы она не свалилась на песок, потом расстегнул молнию, втянул свою спутницу под куртку и сделал попытку застегнуться. В конце концов это удалось и я затянул молнию почти до самого горла. Дамочка опять лежала на мне, но была такая легкая, что я почти не чувствовал ее вес. Неожиданно я понял: она целует меня… Что происходило дальше- я плохо помнил даже следующим утром, а сейчас- спустя много лет- все, как бы плавает в тумане. Смутно помню, как я пополз в сторонку, увлекая за собой свою спутницу. Я сбросил с нас теплую куртку и постелил ее на песок. Мы легли на эту куртку, крепко сжав друг друга в объятиях… Сколько мы там провели времени- я не знаю. Совершенно изможденные приползли обратно, влезли оба в куртку и на этот раз легко застегнулась молния. Я почувствовал, как девушка опять вцепилась зубками в мое ухо. Я увидел еще, что командир поднял голову и внимательно посмотрел на нас… Потом я провалился в усталостное забытье…
  Проснулся утром от хрипа рации. Через несколько минут командир построил нас и сообщил, что за женщиной скоро прилетят: он дал координаты… Я взглянул на нее, бедняжка все еще спала, закутавшись в мою куртку. Командир показал мне на нее пальцем, потом этот палец вытянул вверх. Я стал будить спящую и тут только вспомнил, что даже не знаю ее имени! Стал осторожно гладить ее по щеке, слегка дернул за бледное ушко. Она улыбнулась во сне, потом открыла глаза. И тут я спросил: «Как зовут тебя?»
  Она мгновенно села, сон улетучился. Долго смотрела мне в глаза… «Меня зовут Гарри».
  -Это мужское имя.- Сказал я.
  -Женское: Генриэтта, Гарри. Ты просто не знаешь, что это одно и тоже имя. А тебя, как зовут?
  -Роберто- соврал я.
  -За мной сейчас прилетят?- Спросила она. Голос ее почему-то дрогнул. Я сообразил, что мы с ней до сегодняшнего утра практически не общались, кроме двух-трех моих фраз на французском. Сейчас мы разговаривали на английском языке.
  Она продолжала смотреть на меня… Интересно, кого Генриэтта могла сейчас увидеть? Потного мужчину, на несколько лет старшего ее… Небритый, волосы засаленные… Не выглядит богатырем, хотя троих у палатки и положил без напряга. И еще потом кого-то взорвал. А как в любви? Тут я наконец вспомнил свою Катю и маленькую Женечку и все во мне похолодело. Но почему-то я продолжал смотреть в прекрасные глаза Гарри…
  В небе, у самого горизонта, показалась желтая точка: вертолет маскировали под цвет песка. Уже был слышен звук двигателя. Генриэтта стояла рядом, готовая к отбытию. Теперь она выглядела почти официально и торжественно. Вот только одежда подвела…
   Небольшой вертолет спустился метрах в пятидесяти от нас. Наш командир переговорил с их представителем… Потом из вертолета выскочили двое громил и бегом рванули в нашу сторону. Мы с Гарри едва успели ухватить друг друга за ладони кончиками пальцев, а ее уже подхватили под руки и тут же потащили к вертолету. Когда она запрыгивала в него, то успела обернуться и мне показалось, что ее прекрасные серо-голубые глаза ярко вспыхнули, но тут же погасли… Вертолет взлетел…
  Командир положил мне на плечо тяжелую руку: «Ты, вот что,- там подробности не рассказывай, а-то- лишние хлопоты…» Я кивнул головой.
  В Москве нас наградили и дали заслуженый отдых. После необходимого карантина (мало ли, что могли подцепить в чужой стране!), нас отпустили на несколько дней домой.
  Я возвращался с сердечными содроганиями: боялся встречи с женой. Старался я выглядеть спокойным, но Катерина кажется что-то почувствовала. Среди ночи, сквозь сон я слышал, как она шептала: «Ты изменил мне?... Ты мне изменил…» Как она догадалась!? Только маленькая Женька вела себя хорошо.
  Небольшой отпуск закончился быстро. Меня стали опять собирать в дорогу. На этот раз- очень надолго. А в отношениях моих с Катей появилась все-таки малюсенькая, но незаживающая трещинка. Конечно, о том, что было во время командировки, я Кате ничего не рассказал…
  …А проклятое сердце продолжало болеть. Надо было вставать, одеваться и идти. В проклятое бистро. И ждать, ждать, ждать: когда же отзовут домой. Ладно полежу еще. Сара уехала погостить на свою историческую родину, т.е. в Израиль, и проверять меня некому. Ицхак умер три месяца назад от внезапного сердечного приступа, правда на сердце жаловался он уже давно. Это я не имел возможности жаловаться.
…Я познакомился с Катей много лет назад на занятиях по боевому самбо. Она и еще несколько девчонок из институтского комсомольского оперативного отряда серьезно занимались, хотя девушек в силовые виды спорта официально тогда еще не брали. Катя выделялась благородной внешностью и точеной фигуркой. Сначала я подправлял ей технику боя, потом мы стали посещать театры, кино, выставки и т. д. , и решили, что без боевого самбо она вполне может обойтись.
  Оказывается мы учились на одном курсе, но на разных факультетах. Катя была круглой отличницей, а я- твердым хорошистом. Она взяла надо мной шефство и на последнем курсе я тоже стал отличником. И вот, когда уже высшее образование- в виде диплома- лежало в кармане, мы решили пожениться…
  Потом Катя училась в аспирантуре. А я как раз получил направление в нашу великую, всеобъемлющую организацию, пустившую свои корни по всему миру. Я на высоком уровне владел английским и французским языкоми, был хорошим спортсменом… Я объяснил тогда Кате, что у меня будет новая служба, которая может закончиться неизвестно чем, но отказываться я от нее не хочу. Да, пожалуй, даже уже не смогу. Так что лучше сразу обзавестись ребенком. И Женечка во-время появилась.
 Тогда Катя оставила аспирантуру, а я стал готовиться в супермены. Впрочем моя  подготовка проистекала довольно нудно, но уставал я чрезвычайно. Частенько приходилось получать словесные разносы и серьезные взыскания. В какой-то момент я даже пожалел, что пошел служить в данную контору, но уходить было поздно, оттуда можно было уйти, только навсегда сломав себе карьеру. И я стиснул зубы…
  Ах, черт с ними, с воспоминаниями… Только настроение окончательно портится. Надо встать и идти в бистро. А вечером, после длительного перерыва, встреча с посланником Родины. Ему я должен передать свои сведения и получить очередные инструкции центра. И надо при этом заметать следы,  не исключено, что на мой след все-таки вышли…
  Первый  раз  я почувствовал опасность, когда  как-то утром  вышел из своего унылого и мрачного обиталища и увидел сидящих на земле троих грязных, видимо обкуренных, оборванцев. Таких в России называют бомжами. Эти видимо с утра искали, где бы им стрельнуть денег на марихуану или, что-то покрепче. Я мгновенно окинул взглядом их отвратные рожи и мне стало не по себе: при всей затрапезности их вида, что-то меня насторожило… У них были умные глаза… Самый здоровый- негр; смотрит насмешливо и уверенно- словно бы хочет сказать: «Я тебя насквозь вижу!» Второй- белый. Третий- видимо вьетнамец: желтый, маленький, гибкий. Все трое были, пожалуй, моими ровесниками; может быть- чуть моложе. Но глаза, глаза! Глаза говорили, что это не просто бездомные наркоманы.
  Тогда, помнится, негр крикнул мне: «Эй, гомик, дай денег на дозу!» Я не переваривал голубых и поэтому его фраза была для меня страшным оскорблением. С трудом сдержался, чтобы не дать ему в рожу. Но я понял, что меня скорее всего провоцируют и наступил на горло своей гордости. Я- безправный нелегал, пытающийся хоть как-то помочь своей стране, и отвечать на какие-то оскорбления просто не имел права. Я сунул тогда руку в карман и достал первую попавшуюся купюру. Это были 10 долларов. Думаю, что три бродяги были разочарованы: они явно искали скандала и драки. Я же быстро ушел…
   Потом несколько дней прошли спокойно. И, вдруг, та же самая троица утром появилась снова. Последовала очередная порция оскорблений и я снова полез в карман за деньгами. После этого они появлялись регулярно… Несколько раз обошлось, но потом троица обнаглела окончательно: получив очередную десятку, они загородили мне дорогу и стали орать, что этого мало и надо добавить! Видимо мне пришлось бы расстаться с очередной купюрой, если бы из-за угла не появились двое посторонних мужчин. Воспользовавшись этим, я стремительно проскочил мимо…


                ЧАСТЬ 2
  …Опять я вышел на улицу и столкнулся с троицей. Сегодня решил действовать нагло: поднял руку, помахал им и крикнул: «Привет ребята! Покурите…» и сунул им в ладони по сигарете, с заранее купленой марихуаной. Потом я плечом отбросил, стоявшего на дороге негра и проскочил дальше. Пробежав метров двадцать, я не выдержал и на ходу обернулся назад. Все трое стояли и изумленно смотрели мне в след… Неужели все-таки я под колпаком и это- грубая, наглая слежка? Имею ли я право идти сегодня на встречу с представителем центра? У меня были подробные инструкции на этот счет, но иногда надо действовать не по инструкции, а следуя своей интуиции. Тем более передать письмо, мне сегодня было необходимо. И получить ответ. Значит надо рисковать… Да я, к тому же, все еще немного надеялся, что это не слежка, а провокация обкуренных наркоманов, ведь они таким образом без проблем получали с меня регулярно деньги…
  За два часа до встречи я подошел к своему нынешнему помощнику- маленькому Джеку (он был ростом почти в семь футов) и спросил его: не может ли он дать мне до утра свой автомобиль? Джек не возражал и сказал, что в таком случае он переночует в бистро. Я попрощался с ним и сказал, что посетителей можно уже выдворять, а бистро закрывать. Подойдя к выходу, я не стал открывать входную дверь, а отпер дверь на чердак.
   Протиснулся с трудом и добрался до чердачного слухового окна. Сорвал запор и выполз на крышу. Полежал, осторожно посмотрел вниз- там было спокойно. Я тихонько прополз через всю крышу и оказался у поручней железной лестницы, ведущей на землю. Еще раз посмотрел вниз и стал спускаться. Вот и асфальт. Прошел еще несколько шагов и увидел машину Джека. Сел в этот раздолбанный драндулет и поехал… Я смотрел в зеркало заднего обзора и не видел ничего подозрительного. Кажется меня не приследовали…
  Покрутившись с полчаса по городу, и, так и не заметив слежки, я остановил машину недалеко от подземки и быстро юркнул вниз. Несколько раз менял направление, совершал переходы… И периодически поглядывал назад… Кажется все спокойно…
  Вышел из подземки, прошел через огромный парк, меняя периодически направление. Потом взял такси и доехал почти до места. До встречи оставалось десять минут и пройти до нужного объекта- с километр. Этим объектом было кладбище.
  Американские кладбища не похожи на наши. Деревьев мало. Памятники, в основном, невысокие и местность хорошо просматривается. До закрытия кладбища оставалось около получаса и я двинулся к условленному месту. Вот я и стою у нужного надгробного камня. Спустя пару минут я увидел вдалеке связного, он шел в мою сторону. Мы всегда назначали встречу на вечер, когда уже мало посетителей. Связной прошел мимо меня и быстро двумя пальцами слегка сжал мою ладонь. А я, в свою очередь, сунул ему в руку плотно упакованные отчетные материалы. Он встал у соседнего надгробия. 
   Мы постояли молча, посмотрели вокруг. Никого поблизости не было. Мой напарник слегка повернул ко мне голову:
  -Здравствуйте, дорогой друг! Центр шлет Вам благодарность за проделанную Вами работу. Мы прекрасно понимаем, как Вам трудно приходилось в последнее время, даже денег мы не могли передавать нужное количество. Родине сейчас трудно. Но скоро мы безусловно опять станем сильными: и наша страна, и наша служба. Вы, конечно, слышали: только что Ельцин
назначил нового премьер- министра. Владимир Владимирович Путин- наш человек. Он уже сразу принял несколько ответственных решений. Скоро Вы сами почувствуете другое к себе внимание, а Ваши дела будут по заслугам оценены. Первым делом, возьмите это- здесь десять тысяч долларов. Мы надеемся, что это поможет Вам. Вы сообщали, что у Вас проблемы со здоровьем- подлечитесь. Купите новую одежду, бросьте Вы эту дрянную работу, смените место жительства. Я доставлю Вам еще денег, шиковать, конечно, нам еще рано, но и здоровье и нервы надо беречь. Вашей семье мы тоже опять начнем помогать,
               
 хотя там дела обстоят совсем неплохо. Вы просили рассмотреть вопрос о Вашем возвращении на Родину. Дорогой товарищ! Ваша помощь нам пока еще очень нужна, заменить Вас мы сможем не раньше, чем через два- три года. Потерпите! Отгоните прочь болезни и хандру, помните, что на Родине Вас ждет семья, уважение, почет!
  Я слушал и понимал, что он, конечно, прав. Сходу заменить меня невозможно. Я собрался рассказать ему, как меня преследуют трое бродяг, но он снова заговорил:
  -Мы приготовили Вам  еще один подарок. Через несколько дней Вы увидите свою дочь…
  Я почувствовал, что у меня закружилась голова, а мой спутник продолжал рассказывать:
  -Мы Вам в свое время уже сообщали, что Ваша дочь успешно окончила МГИМО, потом   училась на компьютерных курсах. Через неделю в этом городе состоится большая выставка по компьютерным технологиям и мы нашли возможность направить Евгению, в составе обслуживающего персонала… Девушка она умная и мужественная.
  Голова моя соображала плохо, а он давал подробную инструкцию, как я смогу найти дочь:
  -К нам в Россию приезжал несколько лет назад один американский парень, тогда он еще сочувствовал коммунистическому движению, даже был связан с кем-то из красных бригад в Италии, но потом сдвинулся вправо и сейчас является «зеленым». Он из тех, кто не любит работать, а любит протестовать. В Москве он подружился с Вашей дочерью и сейчас он поможет организовать вашу с ней встречу, не зная, конечно, кем Вы являетесь. Наше время на сегодня истекает, давайте продвигаться к выходу…
  Мы шли на расстоянии нескольких метров друг от друга, я лихорадочно размышлял: надо ли рассказать, что меня преследует троица каких-то бродяг, но тогда могут отменить встречу с дочерью… Я промолчал… Да я ведь сам не уверен, что слежка существует… На выходе слегка кивнули друг другу и разошлись в разные стороны.
  На следующий день меня поджидал сюрприз. Я спокойно вышел из дома, моих врагов на улице не было. Я пришел в бистро и вдруг увидел Сару: она вернулась…
  Моя нынешняя хозяйка шутливо погрозила мне тонким, сухоньким пальчиком: поздно пришел! Потом, покраснев, попросила зайти вечером к ней домой. Ах, Сара, Сара, как ты не вовремя вернулась! Я теперь все время думаю, как мне быть с тобой? Меня вполне устраивало первоначальное положение вещей: я имел работу, получал неплохую зарплату и в таком положении готов был провести, все оставшееся до отзыва на Родину, время. Однако Сара захотела видеть во мне супруга…
  Мое руководство учило меня, что разведчик может делать все, что бы сохранить себя, как боеспособную единицу, и если надо войти в контакт с женщиной, то это надо сделать. Когда я пришел на службу в 1975 г. и ближайшие четыре года проработал в стране, бывали ситуации, когда мне приходилось ухаживать за женщинами, на которых указывало мне руководство, но  каким-то  чудом  обходилось  без  сексуальных  контактов,  чем  мои командиры были не совсем довольны. Первая моя серьезная командировка, пусть и кратковременная, привела к моему, наверное, правильно будет сказать,- романтическому знакомству с Гарри. После начала афганской кампании меня уже во всю готовили к работе за пределами страны, было несколько недлинных, но опасных командировок, даже с применением оружия и как раз в это время приходилось, но я бы сказал,- по долгу службы, вступать в контакт с нужными женщинами. Бывало такое и уже после перехода на нелегальную работу…
  … Вечером, купив бутылку довольно дешевого сухого вина я обреченно отправился домой к Саре. После смерти Ицхака я уже несколько раз оставался у нее на ночь, что не принесло радостного удовлетворения ни ей, ни мне. Значит сегодня будет то же самое.
  Открыв дверь, Сара в очередной раз мило покраснела. Я поцеловал ее в сухонькую щечку, протянул бутылку вина, она взяла меня за руку, как маленького и повела в столовую. Там, как и всегда, было плохо прибрано. Моя Катька, хоть за порядком следила. На столе в двух больших тарелках слегка дымилась пицца. Значит я пришел во-время. Господи, как мне надоела пицца! Когда же я поем настоящего украинского борща, которым в свое время
               
 кормила меня, покойная ныне теща. Стало совсем тоскливо… Бедная Сара, как с тобой сейчас я буду разговаривать?!
  -Давай вино оставим на будущее, у меня есть немного русской водки- сказала Сара.
  Она поставила на стол бутылку, где оставалось граммов сто водки. Я стал разливать в две малюсенькие рюмочки и сразу понял по запаху, что это грубая подделка. Этикетка была на русскую пшеничную водку, но содержимое- дрянное.  Выпили по первому глотку, съели по кусочку пиццы и Сара начала:
  -Что ты надумал, дорогой? Я не такая женщина, что делает предложение первому попавшемуся мужчине. Я понимала, что отец скоро может умереть: мне наш семейный врач сказал о его изношенном сердце. А от отца я знала о твоей храбрости, честности и даже благородстве: спася отца от рэкетиров, ты даже не попросил за это никакую награду. Потом я пришла посмотреть на тебя и ты мне очень понравился. Наверное, впервые в жизни мне понравился мужчина и я даже была не прочь принадлежать ему… (на глаза Сары навернулись слезинки, она сильно волновалась). Когда я съездила в Израиль к своим дальним родственникам, я им, конечно, рассказала о тебе. Они сказали, что в случае нашего соединения, мы можем приехать туда и открыть свое дело. Ты имеешь, хоть и дальнее отношение к России, но все-таки имеешь. Тебе возможно было бы интереснее в Израиле жить, со многими смог бы говорить по- русски…
  Я немного успокоился: Сара не ставила жестких требований, хотя ответ дать придется. Предложил выпить еще, потом разлил по последней. Выпив последний глоток водки, Сара заметно охмелела. Она на минуту отошла от стола и вернулась с малюсенькой бутылочкой коньяка. Я разлил и это. Сара смущенно заметила, что после смерти отца она ведет себя  неподобающим образом. Выпили коньяк, я наконец почувствовал голод и стал уписывать пиццу. Что же мне ответить Саре, как уговорить ее подождать мой окончательный ответ?
  Я не хотел, чтобы нелюбимая мной женщина, когда-нибудь стала меня проклинать и проявил максимум дипломатии. Объяснил ей, что я теперь уже старый холостяк и мне трудно решиться на брак, не подумав как следует. К тому же у меня незаконченное дело по наследству и мне видимо предстоит получить какую-то сумму денег, после смерти дальнего родственника. Я просил две недели, на то, чтобы все закончить и тогда я приму нужное решение и мы оформим брак. Сара опять покраснела… Ночевать я остался у нее, хотя , честно говоря- не хотел этого.
…Время летит быстро, в воскресенье с утра я стал собираться на выставку, где должен увидеть дочь. Волновался сильно, но сегодня утром сердце не болело. Предыдущие несколько ночей я проводил у Сары, а накануне пришел в свое жилище. Саре объяснил, что мне нужно провести уборку, заняться одеждой, обувью и т.д. Моя повелительница видимо устала от моего ночного присутствия и отпустила меня без лишних разговоров.
  Я к этому замечательному дню успел обновить свой гардероб. Приоделся во все новое, натянул неношеные штиблеты. Положил в карман пять тысяч долларов: вдруг вторая встреча не состоится… Я понимал, что семье моей было не менее тяжело, чем мне и решил половину денег отдать.
  Несколько дней троих бродяг я не видел, ибо дома не был. Но сегодня, собравшись уже выйти на улицу, я подумал: а вдруг!? Почувствовал, как ладони покрылись потом… Если они ждут меня сегодня, может вызвать полицию? Нет, не надо привлекать к своей персоне лишнее внимание…
    Я выпил успокоительное, подождал еще пару минут и двинулся к выходу, и тут  вспомнил, что в кармане совсем нет мелких денег. Но возвращаться уже не хотелось… Вышел на улицу и сердце екнуло: троица сидела и ждала меня, словно это их единственное занятие. Может все-таки вызвать полицию? Но бродяги уже двинулись ко мне…
  Наглый негр опять протянул широченную ладонь и прошепелявил (у инего не было передних зубов): «Дай на дозу…» Они медленно окружали меня и осматривали мою новую одежду. Я так же медленно отступал, не желая подставлять им спину. Негр опять крикнул, чтобы я дал денег и плюнул, попав слюной на мои новые брюки. Это едва не погубило мое долготерпение. Взбешенный я сделал выпад ногой, ближе всех был белый и удар пришелся по его бедру и я тут же изменил направление полета стопы и мгновенно вытер штанину об одежду негра. Все трое отскочили на шаг назад, видимо не ожидая такой резкой реакции. Я, находясь в плену ярости, начал поливать их самыми грубыми ругательствами, которые только встречаются в Северной Америке. Троица удивленно молчала, выпучив на меня глаза. Но они уже стали приходить в себя… Трудно сказать, чем бы все это сегодня закончилось, но где-то недалеко раздался сигнал сирены полицейской машины. Бродяги переглянулись, а я стремительно бросился вперед…
  Долго не мог прийти в себя. Морально я сегодня выиграл у этих троих, но, что будет дальше? Они сегодня спровоцировали меня: оскорбление я простить не смог. Все-таки я недавно стал подполковником. А эти грязные свиньи,- кто они? Если из спецслужб, то роли свои выполняют неплохо. Если просто бродяги, то я еще пересчитаю им ребра. Я иду на встречу с дочерью, а эти мерзавцы взвинтили мои нервы так, что кровь стучит в висках и снова заболело сердце. Но надо успокоиться, дочь ничего не должна почувствовать. Со времени моего выезда в США, ввиду трудных обстоятельств на Родине, «отпуск» я не получал, мы с ней не виделись около пятнадцати лет!
  Я долго петлял по городу, «заметая» следы. Я знал много способов проверки- не наблюдают ли за мной? Некоторым меня научили дома, а какие-то я сам разработал, за многие годы нелегалки. Кажется все было спокойно и я двинулся в сторону выставочного комплекса. Я подошел, когда открытие выставки по компьютерным технологиям уже произошло. Шел и с огорчением думал, что так и не удалось, на высоком уровне овладеть работой на компьютере.
    Толкотня стояла приличная, как тут разглядишь дочь. Долго кружил по всем стендам, иногда вслушиваясь в прорывающуюся кое-где русскую речь. Прошел час, а Жени все не видно и я начинал волноваться. Сделав очередной круг вдоль русского павильона, я вдруг неожиданно столкнулся с Катей! Такая встряска для меня уже чревата инфарктом… Почему не предупредили, что и жена здесь?!
  И тут меня ждала вторая встряска: я понял, что передо мной не Катя! Эта девушка слишком молода, ей не более двадцати пяти лет. К тому же она на пол-головы выше жены. Глаза девушки широко раскрылись, она сильно побледнела… И тут до меня дошло: это- Женька! А Катю я тоже не видел уже пятнадцать лет!
   Мы несколько секунд смотрели друг на друга, потом разошлись в разные стороны. Я еще минут пятнадцать ходил, внимательно рассматривая компьютеры, которые мне уже были противны. И наконец снова увидел Женю. Как же она повзрослела !
  Я подошел и на английском стал задавать вопросы по теме выставки. Женя уже немного успокоилась, улыбнулась слегка краешками губ и стала отвечать. Мы отошли немного в сторону. Женя улучила момент и тихонько прошептала: «Здравствуй, папка…» Я беззвучно ответил губами… Мы оба готовы были разреветься… Но силы воли нам хватило. Опять подошли к стендам и Женя вручила мне журнал- проспект российской делегации. Я изобразил на лице благодарность и даже слегка поклонился. Теперь можно уходить: в проспекте лежала записка от дочери. Значит еще одна встреча должна состояться и я решил вручить доллары именно тогда, а здесь- слишком много посетителей…
  Я немного прошелся вдоль стендов других стран, и неторопливой походкой двинулся к выходу. Проспект жег мне руки. Но я еще с полчаса петлял по улицам и только совсем в пустынном месте достал наконец записку.  Содержимое ее было тщательно зашифровано, основным для меня являлось правильно расшифровать номер телефона парня, который в Москве познакомился с Женей. Звонить надо было через три дня…
  Дальше время тянулось мучительно долго. Чтобы не нарываться на троих бродяг- преследователей, я следующие три дня прожил у Сары. Ее радостное щебетание невероятно раздражало меня. Я ее почти не слушал, и она в конце концов стала тоже раздражаться. Я мечтал уйти, да,- некуда было. Не хотелось рисковать. Пришлось жаловаться Саре, что меня мучает застарелая язва желудка и ко всему прочему разбирает сильная усталость. 
  …Я позвонил с уличного автомата, сказал нужные слова. Мне бодро ответил голос молодого мужчины. Впрочем, может не совсем и молодого… Он заученно сообщил: где и когда, но в завуалированной форме. Я поблагодарил…
    …Вот наконец и суббота, видимо я слишком бодро выглядел и Сара опять смотрела на меня с некоторым подозрением. Я сказал ей, что пойду в свое жилище, еще раз рассортирую одежду , обувь и т. д.
  Домой мне на самом деле надо: я решил взять еще три тысячи долларов и добавить их к пяти,  которые  я  спрятал  в  тайнике  в  бистро. Наконец Сара ушла, я  подождал немного и двинулся в бистро, одевшись во все самое лучшее. Я не исключал возможности того, что к Саре больше не вернусь. Вот и ее заведение…
  Я поздоровался с маленьким Джеком, спросил, как дела? Он ответил, что без меня сильно устает. Я обещал завтра обязательно придти и опять попросил ключи зажигания от автомобиля. Видя во мне едва ли не хозяина заведения, он безропотно ключи отдал.
  После этого я повторил то, что я уже проделывал несколько дней назад: сказал Джеку, что ухожу, потом взял незаметно деньги и тихонько выбрался на крышу, опять прополз по ней , потом спустился по аварийной лестнице, сел в автомобиль и дал газу. На всякий случай долго петлял по городу, пытаясь определить- нет ли «хвоста». Наконец оставил машину и нырнул в подземку. Вышел на нужной станции, поднялся наверх и прошел еще несколько кварталов. Время от времени поглядывал на витрины, проверял- не появилась ли слежка. Ничего опасного я не видел, разглядывал только свое отражение: уже не слишком стройного, бледного, пожилого человека. Дочь, наверное, будет разочарована папочкой…
   Вот я и на месте. Огляделся. Машины с нужным номером не видно. Опаздывают. Впрочем, они не профессионалы. Если только парня не подсунули… Ладно, посмотрим… Не люблю я этих- бывших леваков и зеленых. От них только шума много. Размышляя таким образом, я продолжал внимательно рассматривать находящихся немногочисленных людей.
  И вот припарковался автомобиль с нужным номером. Драндулет совсем раздолбаный, как он еще может двигаться! Рядом с водителем сидела Женя, она высунула в окно руку и слегка махнула мне. Я подошел и влез на заднее сиденье. Поздоровался и одновременно взглянул на парня за рулем. Так, ничего особенного,- типичный американец. Волосы длинные, одежда поношеная. Поехали…
  Вот мы уже за пределами города. Парень уверенно вел, видимо он уже выбрал место для отдыха. Вот он уверенно свернул в сторону от дороги и мы помчались между чахлыми деревцами. Вдали мелькнула голубая полоска воды. Еще несколько минут и мы- на месте. Красиво… Озеро, как в виденном мною в начале семидесятых фильме «Золото Макенны». Но гор не было, были холмы и довольно приличные заросли кустарников и отдельные деревья. Ручеек, бурля стремился к озеру… Хорошо, но в подмосковье- лучше…
  Видимо Женя уже объяснила парню, что мне с ней надо поговорить. Он взялся  сготовить ланч, а мы с дочкой пошли подальше, оглядываясь по сторонам: нет ли кого постороннего. Но место для отдыха было выбрано удачно и никого поблизости не было видно. Наконец мы остановились и Женя бросилась ко мне на шею: «Здравствуй, папка…»
  Мы стояли так минут, наверное, пять. Шутка ли: пятнадцать лет разлуки, а сейчас приходится прятаться от людей. У меня из глаз непрерывно текли слезы, а я слышал, как хлюптит у дочери нос. С трудом, но стали успокаиваться. Женька посмотрела на меня затуманенными глазами и произнесла:
  -А время-то летит…
  -Я по прежнему велик и могуч, и- в центре мирового равновесия.- Произнес я свою обычную оптимистическую шутку.
  -Мне кажется, ты сильно сдал. Пора тебе заканчивать с этой работой. Иногда нас, за эти десять лет посещали твои друзья- сотрудники. Помнится рассказывали, что ты один в рукопашном бою мог уложить троих- четверых. А теперь у тебя по-моему проблемы со здоровьем. Время сейчас другое, и врагов стало меньше. У нас придут новые руководители- на место старых. Возвращайся, иначе может плохо кончиться. Я смогу передать твою устную просьбу, если она будет…
  Да, выросла доченька. Совсем взрослая!
  -Ну, троих-то я и сейчас завалю. А работа у меня здесь еще осталась. Но не надо об этом… Расскажи, как вы там жили без меня?
   …Мы говорили и не могли наговориться. Женя рассказывала о своей учебе, о работе… Я пытался узнать: не собирается ли она определяться с семейной жизнью. Постепенно дочь стала успокаиваться, на лице появилось строгое и даже отчужденное выражение. «Обижаются вместе с матерью, ведь я их, можно сказать, почти что бросил; сколько лет жили без моей помощи.»
  -… Мама работала: почти сразу после твоего последнего появления, ее, не без помощи твоих соратников, устроили работать начальником первого отдела в крупный НИИ, но ведь скоро СССР развалился, и мама хоть продолжала там занимать прежнюю должность, но денег не хватало. И вашу организацию перетрясли, помощь мы получали нерегулярно. Я, когда школу окончила, хотела тоже идти работать, но мама настояла, чтобы я поступала в МГИМО. Кажется она кого-то просила (она скрывает это до сих пор) и меня приняли, хотя я и не набрала нужные баллы. В общем, тяжело было, но мы справились…
Каюсь, в этот момент я не нашел ничего лучше, как достать пачку денег, в которой уже было восемь тысяч долларов. Я стал объяснять Жене, что хоть и с большим опозданием, хочу помочь, может быть эти деньги сейчас улучшат им жизнь… Дочь перебила излияния:
  -Папа, ты, наверное, не знаешь (вряд ли тебе сообщили),- мама три года тому назад вышла замуж, неофициально, конечно,- за своего сотрудника. Развод она не пыталась оформить. Я уговаривала ее дождаться тебя, но она отвечала, что время идет, она стареет, а ты можешь и не вернуться. Она говорила мне, что ты изменял ей почти сразу после перехода на эту работу. Вот видишь, какие дела, папа…
  Я стал довольно неуверенно объяснять, что специфика работы разведчика состоит в не имении возможности принадлежать и себе самому, и своей семье. Поэтому иногда приходилось делать совсем неприятные вещи. Женя довольно резко перебила меня:
  -А что же ты, папочка не спросишь о своей дочери?
  -Я же с тобой только о тебе и говорю…
  -Да, не обо мне. Забыл свою Ирину Олеговну. Она же тебе дочь родила. Аленку.
  Вот это был неожиданный удар. Я снова взглянул в глаза Жени- они были широко раскрыты и зло смотрели на меня, а может быть- и на весь мир. Я почувствовал, как опять заболело сердце и почти непроизвольно лег на землю, подложив под голову руки. Уставился в небо. Ах, Ирочка, Ирина Олеговна! Честное слово, я ничего не знал… Ведь ты- там, а я- здесь… Ах, ты, старый, больной хрыч, наплодил детей…
  Видимо я потерял счет времени. Женя сказала:
  -Там Майкл уже давно машет рукой, наверное ему скучно, да он и ланч приготовил. Пойдем…
  Я сел, идти не хотелось. Я только собрался сказать Жене, чтобы они поели без меня, но она властно схватила меня за рукав и потянула вверх.
  -Пойдем, пойдем. Потом еще поговорим…
  Мы подошли к машине, там горел малюсенький костерок- Майкл собрал несколько тонких сухих веточек. На огне грелась банка с фасолью, а рядом- вместо стола- лежал пластмассовый щит, а на нем три пластиковых тарелки. Я присмотрелся внимательно, что там лежит- на этих тарелках? Бог, ты мой, там была разложена сушеная саранча! Ах, ты, паршивец зеленый! Чем ты нас кормить собрался? Да и я хорош: дочь даже в бистро боюсь сводить- везде чудятся чужие уши и глаза.
  А Майкл, в это время, приветливо махнул нам рукой и показал- садитесь на землю, ближе к тарелкам. Потом он ухватил, не слишком чистой тряпкой, банку с фасолью и высыпал содержимое поровну- в каждую тарелку. А в довершение, полил все это из початой бутылки  кетчупом. Женя смело взяла свою тарелку и ухватила пластиковую вилку. Ладно, на природе кажется разыгрался аппетит… Я тоже сел.
  Мы уплетали свои маленькие порции, саранча хрустела на зубах. А, ничего! Потом Женя достала из сумки три баночки «Пепси» и печенье в целофановом пакете. Майкл радостно потер руки! А я взглянул на печенье и сразу понял: оно из России… Мы медленно заканчивали трапезу, а я присматривался к Майклу,- у меня зрел план…
  Потом Майкл и Женя взяли свою «Пепси» и пошли прогуляться по окресностям. Отошли они, к счастью, недалеко- всю их болтовню я прекрасно слышал. Майкла тянуло после ланча на секс. Надрать, что ли ему уши? Но Женя и без меня поставила зеленого оболтуса на место… А я вспоминал Иришу, Ирину Олеговну… Хоть бы прислали ее фото с дочкой…
  Время шло, пора уже и возвращаться. Но надо еще поговорить с Женей, ведь неизвестно, когда еще мы с ней увидимся. Если увидимся… Я встал и пошел к гуляющей парочке. Женя сразу все поняла и попросила Майкла дать нам еще побыть вдвоем. Тот нехотя повиновался и пошел к машине, а мы двинулись на старое место…
  Женя сказала:
  -Твоя Ирина Олеговна приезжала к нам в середине девяностых. Ее со службы давно уже уволили, они с твоей дочкой сильно бедствовали. Она даже не знала, к кому можно из твоего руководства обратиться за помощью. Я стала кричать, чтобы она уходила, и она уже была в дверях, но мама ее перехватила. Потом они разговаривали, запершись в комнате, но я и не хотела слушать. Мама потом рассказала мне, что хотела дать ей денег, но не очень много, так как мы и сами с трудом сводили концы с концами. Однако Ирина не взяла. Но мама предложила ей для дочки кое-что из моих хороших вещей: одежду, обувь, из чего я уже выросла, и игрушек- и это, она вдруг согласилась взять. Я отдала ей куклу Барби, что ты прислал; так что ей теперь играет твоя другая дочь. А вообще-то, дорогой папочка, надо серьезнее относиться к последствиям своего легкомысленного поведения. Я, надеюсь, не в тебя пошла. Мама тогда несколько дней плакала, куда-то звонила, чтобы помочь Ирине. Даже ездила к ним домой и еще несколько раз что-то отвозила… Кажется сейчас у них положение улучшилось. А мама, года через два после знакомства с Ириной, спросила, не буду ли я возражать, если она уйдет жить к другому мужчине… Я попросила  ее  подождать  до  твоего  появления  дома, но  и  сама  понимала: ты можешь не вернуться никогда…
  Я опять прилег на землю, сердце снова ныло и я вдруг ощутил: супермен и правда может уже никогда не вернуться домой и больше не увидеть дочерей и женщин (жен) своих. И не пройтись по Красной площади, и не съездить в подмосковье… И даже если я вернусь домой,- неизвестно, сколько мне останется. Я вспомнил историю Конона Молодого- Лонсдейла, который после нескольких лет заключения, был обменян на шпиона своего масштаба, но на Родине пожил совсем мало: пошел однажды за грибами, наклонился за красной шляпкой и упал… А сейчас, для таких рабочих,  как я, наступили трудные времена. Многие считают, что в нас нет уже необходимости. Мы стали -наша страна- такими слабыми, что лучше сидеть дома и сморкаться в тряпочку, и надеяться, что нас никто не тронет. Или удрать зарубеж и рассказывать всем, какими мы были плохими. Так сделали Олег Калугин, а еще раньше этот тип, который взял себе фамилию- Суворов…
  -Пора ехать.- Сказала дочь
  -Подожди, еще несколько минут… Наверное мне сейчас уже поздно оправдываться, почему так сложилось у меня с мамой… Почему я так легкомысленно, вроде бы, отнесся к Ирине. Ты должна помнить: я всегда любил тебя и люблю… А моя вторая дочь… Аленка…- Здесь я замолчал…
  Неожиданно Женя пришла мне на помощь:
 -Я так понимаю: ты не сомневаешься, в том, что Аленка- твоя дочь. Давай я передам им твои деньги. Мне хватает,  мама живет с новым мужем… Он много зарабатывает, да и она…
  -Вот, что: подели деньги пополам: четыре- себе, а четыре- для Ирины… Я скоро надеюсь вернуться, тогда помогу всем. Но ты можешь поделить деньги, как сама захочешь. Только я прошу тебя: пусть деньги достанутся обеим моим дочерям…
  -Договорились, а теперь пойдем к Майклу…
  -Я как раз хотел спросить о нем. Как ты думаешь: он надежен?
  -Я не Мата Хари и в этом не разбираюсь. Но в Москве с ним общались твои сотрудники. Они и устроили мне поездку сюда, а также настоятельно советовали общаться с Майклом.
  -Доченька, могу ли я в крайнем случае ему еще раз позвонить? И кое-что передай ему… Помнишь, во время одного из моих приездов, мы смотрели с тобой довоенный фильм «Остров сокровищ»? Там, вместо юноши Джима, была роль девушки Дженни. Нам с тобой
 фильм очень понравился и я потом до самого отъезда называл тебя- Дженни. И мы договорились с тобой, что когда я вернусь насовсем, я опять буду называть тебя так же…
  -Почему ты об этом вспомнил? … Я тогда и маму просила называть меня «Дженни», но она не согласилась.
  -Скажи Майклу, что я буду звонить ему первого числа каждого месяца и говорить ему: «Передай привет Дженни!» Это будет означать, что у меня все нормально. Если же звонка не будет или я успею позвонить и сказать: «Скажи Дженни: папа заболел», то пусть позвонит тебе в Москву  и передаст тебе эту фразу или, что я не позвонил. Это будет означать мой провал… А имя «Дженни»- защитный пароль…
  -Папа, ты подозреваешь, что тебя раскусили?
  -У меня есть такие подозрения. Но я прорвусь. Я много раз уходил от слежки… Скоро я вернусь и уже- навсегда. Кстати, если все-таки будет звонок от Майкла, то не забудь сообщить об этом моим сотрудникам.
  Женя заплакала: «Когда же это кончится?» Я уже не имел сил ее успокаивать. Мы пошли к машине, Майкл нетерпеливо ходил вокруг нее. Я попросил дочь все рассказать ему сейчас. Они отошли в сторонку… Может я делаю с Майклом рискованый ход? Но у меня сейчас нет других возможностей. Нас здесь осталось мало. Если я почувствую, что меня вот-вот возьмут, то сделать Майклу малюсенький неприметный звонок я скорее всего успею.
  Майкл подошел ко мне, долго тряс мою руку и сказал приблизительно следующее: он ненавидит капитализм, как впрочем сейчас уже и коммунизм, и выполнит все, о чем сейчас его попросили… И я ему очень симпатичен!
  Я, не совсем искренне, сказал, что и он мне понравился. Он остался доволен. Мы сели в машину- я с Женей на заднее сиденье. По дороге я попросил ее передать Кате привет и сказать, что я прошу у нее прощения. А по поводу Ирины и Аленки- пусть она передаст деньги и привет от меня. И я скоро вернусь… К ним вернусь… И к тебе, Дженни!
  Женька плакала всю обратную дорогу, я незаметно пытался растирать себе левую сторону груди. Завтра дочь улетает домой… Увидимся ли мы еще, уже в Москве? Как там сейчас Ира и маленькая Аленка? Да и Кате я еще не сказал все слова…
  Мы въехали в пригород, у первой станции подземки я должен выйти. Женя прижалась мокрой щекой к моей щеке. Да, я и сам кажется плакал… Я уже перестал воспринимать происходящее, как положено «железному» рыцарю плаща и кинжала.
 По дороге домой я купил бутылку не слишком дорогого виски и несколько банок пива. И банку рыбных консервов. Я редко срывался «в штопор», т.е. устраивал наедине с собой попойку, но сейчас я чувствовал: если не напьюсь и не сниму стресс, то что-нибудь натворю или свихнутся мозги. Я знал- разведчик не должен пить, но сегодня не тот случай…
  Вбежал в свою комнатенку и, даже не заперев дверь, ухватил ближащую чашку. Быстро откупорил бытылку и ливанул до краев. Опрокинул емкость, обливаясь, в рот. Мы не пьем по двадцать пять грамм, пьем по двести пятьдесят. Во всяком случае первую… Запил пивом. Но потом пиво отложил… Надо еще все обдумать…
    О Кате и Женьке я знаю теперь гораздо больше, а вот Ира и Аленушка… Сегодня я получил чувствительный удар… Хотя… Теперь я знаю, меня ждет не только Женя…
  Рука опять потянулась к бутылке… Нет, так можно очень быстро «набраться». Я вскрыл консервы, поел; даже с аппетитом- ланч от Майкла был слабый. Теперь можно еще чуть-чуть… А голова совсем ясная. Я доел консервы.
   Налил еще немного виски, придвинул початую банку с пивом. Так когда же я первый раз увидел Ирину?
  … Меня готовили к длительному многолетнему выезду за границу для работы нелегалом. Я уже несколько раз бывал в коротких командировках, где, как и в случае со спасением Генриетты, иногда приходилось проливать кровь. Я уже снискал славу удачливого и даже жестокого профессионала, ранен ни разу не был и всегда одерживал победы. Я отлично стрелял с обеих рук, был непробиваем в рукопашном бою, прекрасно водил автомобили любых марок. Учился даже управлять самолетом и вертолетом. С аквалангом спускался на большие глубины, да и мало ли, что я еще умел делать! Ну, прямо по многим аспектам, - Джеймс Бонд…
  Однажды меня вызвали к руководству. Начальник долго и нудно говорил о моей подготовке, стараясь в основном подчеркнуть недостатки. Он сказал, что появилась возможность устроить мне встречу со знаменитым разведчиком, много лет работавшим за границей и, оказавшему нашей стране большую помощь. Для меня составили список вопросов, которые я должен ему задать. И надо с ним поговорить о проблемах жизни нелегалов за границей. На будущее. Со мной будет стенографистка, она все зафиксирует. Никаких лишних вопросов не задавать. Бывший разведчик любит крепко выпить и ни в коем случае нельзя соглашаться на его предложения: «принять на грудь». Называть его надо просто: товарищ Ким. И тщательно запоминать все-все, что он расскажет…
  Через два дня я вошел в подъезд нужного дома. Два строгих мужчины тщательно проверили мои документы. Потом указали на сидящую в углу на стуле молодую женщину: «Это- стенографистка». Через пять минут, точно в назначенное время, мы вошли в лифт. И тут я первый раз внимательно посмотрел на спутницу…
  Ах, какие глаза! Голубые, голубые и глубокие- бездонные… Такие я видел кажется только один раз… Несколько лет назад. В далекой стране… У одной отчаянной англичанки… Но, хватит воспоминаний… Пора работать. Я позвонил в дверь…
  Открыла женщина. Молодая и красивая. Возможно ровесница моей Кати. Она приветливо
улыбнулась и поздоровалась. Сказала, что нас ждут, но по-моему выглядела она несколько растерянной. Мы вошли в прихожую и я помог моей спутнице снять пальто. И потом  взглянул на нее еще раз… Она была немного полновата, но фигурка была- на загляденье. Волосы ярко рыжие, длинные. Сколько же ей сейчас? Видимо лет 26-27. Наверняка служит в нашем же ведомстве. Временных у нас не держат. Хороша! А как смотрит на меня робко! Наверное, видит во мне супермена. Нет- героя страны Советов. Героя, которого почти никто не знает. Героя невидимого фронта. Нового Штирлица… По ее глазам я понял, что ее сердце уже готово упасть к моим ногам, хотя она меня совсем не знает. Скорее всего она не замужем. Ох, ты! Мы же еще не познакомились… Я назвал себя, а она себя: Ирина… Ирина Олеговна. Я загляделся на ее милые веснушки и чуть вздернутый носик…
  Хозяйка дома провела нас из прихожей в комнату, но там никого не было. А в другой комнате слышался оживленный разговор, позвякивали бокалы. Мы терпеливо ждали. Неожиданно в дверях появился пожилой джентльмен, да-да- именно- джентльмен. Не смотря на возраст, он был элегантен и подтянут. На нем были тщательно отутюженные брюки, белоснежная сорочка и жилет. Но жилет сидел и выглядел не хуже, чем фрак. Мужчина приветливо махнул нам рукой и поздоровался на ломаном русском. Потом он на смеси русского и английского пригласил нас пройти в другую комнату.
  Мы с Ириной повиновались и поменяли место своей дислокации. На пороге той комнаты мы замерли от неожиданности. На столе были расставлены бутылки с крепкими напитками и закуской, за столом расположились еще двое мужчин. Один был худощавый, совершенно седой и обладал к тому же большой лысиной. Второй выглядел моложе.
  Джентльмен протянул мне руку для пожатия и представился: «Ким». Я назвал себя и свою спутницу. Ким показал рукой на седого мужчину, которому при ближайшем рассмотрении, было не более сорока пяти лет и произнес:
  -Это Сяаша (Саша), он ставил теле. И Евгений…
  В углу стоял наш огромный цветной телевизор и что-то выдавал в эфир. Краски и резкость были великолепные. Ким перешел на английский язык, извинился, сказал, что по- русски говорит неважно и мы будем говорить по-английски. Великий разведчик поведал нам, что двое рабочих с телезавода ставили и настраивали ему новый цветной телевизор и он решил быть ближе к русскому народу и «обмыл» с ними новое приобретение. 
  Улыбающиеся рабочие встали, поблагодарили и сказали, что им пора идти. Ким ответил: «Нет!» и крикнул: «Руфа!». Вошла та самая женщина, хозяин попросил ее (на английском) принести два бокала и тарелки. Она видимо огорчилась, но выполнила просьбу. Ким разлил. Саша сказал: «По последней», и мы выпили  (Ирина только пригубила). Рабочие  дружно поблагодарили хозяев, а те- их самих. Потом Руфь попыталась сунуть «Сяаше», что-то в ладонь, но тот отрицательно покачал головой. Мы попрощались. Началась и наша беседа… Ира стенографировала… Руфь сидела в сторонке.
  Я задавал вопросы, Ким подробнейшим образом отвечал. Вскоре ему кажется надоело отвечать на вопросы по списку и он стал импровизировать. Ирина все записывала… В какой-то момент Ким опять наполнил бокалы, я не стал отказываться. Мы потягивали малюсенькими глоточками прекрасный коньяк и беседа продолжалась. Потом хозяин налил еще… Я стал волноваться: вдруг не выдержит нагрузки? Но Ким держался хорошо…
  В какой-то момент я вдруг обратился к нему: «Товарищ Ким…» Он поправил: «Ким!» Пожилой джентльмен мне нравился… А я прекрасно ощущал огромное расстояние между мной и ним. Жаль, что он находится на излете. И видимо в СССР он не слишком задействован. Вот такая у разведчика судьба…
  Видимо товарищ Ким не мог уже обходиться маленькими дозами спиртного, он регулярно подливал нам обоим, не трогая бокал Ирины. Не предлогал коньяк он и жене. А на меня он, поднимая свой бокал, посматривал строго и призывно и я не мог, да и не хотел отказываться и поднимал свою емкость в ответ. Ким продолжал рассказывать, я тщательно старался все запоминать… Ирина строчила… Руфь мягко пыталась уговорить мужа отложить бутылку с коньяком, но тот улыбаясь произносил: «Руфа, Руфа, Руфа Ивановна…» и она замолкала.
  Наконец, стало ясно, что Ким подустал и нам пора уходить. Старый разведчик предложил снова обратиться к принесенному мной списку. Мы быстро пробежали по нему и Ким давал свои коментарии. Потом он встал, извинился и сказал, что считает свою миссию на сегодня выполненной. Он действительно поведал мне очень много полезного. Ким разлил коньяк в четыре рюмки: Ирине и Руфи также. Они не стали отказываться. Чокнулись за знакомство и хозяин предложил нам приходить, когда надо- только должен быть предварительный звонок… Мы крепко пожали друг другу руки… Я уходил, находясь в глубоком волнении.
  На улице меня ждала служебная «Волга». Ирина хотела отдать мне папку со своими записями, но мужчина, стоявший у машины протянул руку и папку забрал. Он сказал, что после расшифровки и обработки текста, меня вызовут, а сейчас меня отвезут домой. Мне было неудобно перед Ириной: ей предстояло добираться до дома своим ходом. Да, и просто почему-то не хотелось с ней расставаться. Я сказал мужчине, что провожу спутницу до метро. Он усмехнулся, а Ирина покраснела. Мы двинулись в нужном направлении.
  Мои мысли раздваивались: с одной стороны я думал, о только что закончившейся встрече с Кимом, а с другой- я хотел продолжить, так сказать, «культпоход» с Ириной. Мои отношения с Катей зашли в тупик: она сказала, что будет со мной разводиться и даже на несколько дней уехала с Женей к своим родителям. И я решился: предложил спутнице, где-нибудь посидеть. Ира потупилась, опять покраснела и поинтересовалась, как среагирует на это моя семья? Я быстро рассказал некоторые подробности своей семейной жизни, но все-таки не полностью. И Ирина согласилась со мной куда-нибудь зайти…
  Деньги у меня были в достаточно большом количестве и мы двинулись в «Арагви»… Когда сели за столик и Ирина взяла в руки меню, я понял- здесь она еще не бывала, да и вообще- рестораны для нее редкость. «Деньги сами рекою текли». Погуляли… Даже моя спутница, похоже, слегка опьянела. Я предложил пойти ко мне… Неожиданно Ира сказала:
  -Зачем, к Вам? Я здесь недалеко живу… -Она назвала адрес.- У меня никого нет, а к Вам может жена вернется…
  Я даже почувствовал разочарование: как-то быстро подруга на все согласилась… Ладно, время у меня мало… Мы быстро пошли домой к Ирине. Она рассказала, что мама ее умерла два года назад, а отец только что женился и уехал жить к жене. Замужем Ира не была…
  Вот мы уже дошли до дома и вошли в квартиру. Я, конечно, сделал сразу попытку обнять Иру, но она неожиданно легко выскользнула из моих объятий.
  -Сейчас будем пить чай, а то, кажется, у Вас головокружение от успеха началось. Или от выпитого. Не забывайте, Вы можете обидеть меня. Или, думаете, что Вы, как камикадзе в Японии,- можете выбрать любую девушку и она будет обязана выполнять любые Ваши прихоти? Боюсь, я Вас разочарую…
  Дальше все было тихо- мирно: сидели, пили чай, болтали о пустяках. Поняв, что ничего больше интересного сегодня не будет, я стал расшаркиваться. Заметил: Ирина огорчена, тем, как всё сегодня заканчивается. Кажется, надави я немного, прояви настойчивость и она все-таки станет моей. Но тут я вспомнил о Кате, Женечке; вспомнил, что скоро мне на нелегалку и настроение стало падать… Я целомудренно поцеловал Ирину Олеговну в щечку и покинул её, заметив слезы на её глазах.
  Когда я прибыл домой, то увидел жену и дочь. Они вернулись! Слава Богу, что я не остался у Ирины. Может быть удастся помириться? Хорошо, когда дома, хоть кто-нибудь ждет… Родители мои уже умерли… Пусть ждет хотя бы Женька…
  Однако желанное примирение пришло буквально на несколько часов. Завтрашний день начался с очередной ссоры и опять- пошло-поехало… Снова я остался в квартире один. Катя сказала мне, позвонить, когда будет известен день отъезда. Хотел было купить себе спиртного, но передумал и позвонил Ирине Олеговне…
  Я услышал ее взволнованный голос, она один за другим задавала мне вопросы. Главный из них: сколько я еще пробуду в Москве? Я попросил разрешения приехать…
  Купил самых дорогих и красивых цветов, «Шампанского», конфет, еще что-то и поймал такси. Вот я уже подъехал к знакомому дому. По дороге я заметил, как наши сотрудники следуют за машиной, им надо было знать, куда это я «намылился» перед долгой командировкой. Заметать следы не было возможности, да, я спешил: сразу после того, как  позвонил Ирине, я принял звонок- надо готовиться к выезду в ближайшие три дня… Завтра, с утра и на целый день, я должен прибыть к руководству на последний инструктаж.
  Я позвонил в дверь, Ирина, похоже стояла за ней и ждала: когда же я нажму на кнопку?! Я шагнул за порог и она с плачем бросилась ко мне на шею…
  …Мы лежали на хрустящих от крахмала простынях, горел небольшой настенный фонарик, типа бра, и я смотрел на щёчку Ирины, покрытую коротенькими пушистыми волосиками и сравнивал эту щечку со спелым красно- розово- желтым персиком! Кажется, я раньше не замечал, что женская щёчка может напоминать персик… Конечно, не у всех женщин… Наверное, у тех, которые очень сильно нравятся мужчинам.
  Я гладил ладонью тело Ирины и чувствовал, какое оно мягкое, нежное, молодое, прекрасное. Моя подруга шептала мне на ухо слова любви, сейчас она была счастлива… А я тоже находился на седьмом небе, но думал о том, что здесь, в этой квартире, мне уже не удастся еще раз побывать в этот заезд. А смогу ли я вернуться через несколько лет- этого я знать не мог. И я чувствовал, как начинает тоненькая иголочка несчастья и неопределенности колоть мое сердце.
  -Ты сможешь придти ко мне еще раз до отъезда?- Спросила Ира. Я смолчал и она поняла по этому тягостному молчанию, что скоро мы расстаемся и неизвестно, когда будет наша следующая встреча. Наши мысли совпадали… Моя новая подруга заплакала…
  Но есть способ, хотя бы немного унять слезы женщины перед долгой разлукой и мы с Ириной к нему прибегали до самого конца той нашей встречи. Хотя, она всё равно продолжала плакать… Когда я вечером стал одеваться, то почувствовал, как слезы навернулись и на мои глаза. Но разведчик не имеет права быть сентиментальным. Я пытался крепиться, но не очень-то получалось… Я подумал и решил остаться у Иры до утра и сразу сообщил ей об этом. Она обрадовалась, насколько это можно в нашем положении…
  …Мне, даже спустя много лет, тяжело было вспоминать моменты прощаний. Сначала Ирина, потом- Катя и Женька. Но, признаюсь, я даже не чувствовал угрызения совести перед семьей: мне слишком жалко было Ирину. Я обещал ей, в последнюю минуту перед расставанием, что вернусь, оформлю развод и приду к ней навсегда. Впрочем мне жалко было и Катю с Женькой…
  … Надо же, тогда мне и в голову не пришло, что Ира может родить ребенка… Я не думал об этом и все эти годы нелегалки. Вот это сюрприз! Когда же я увижу свою малышку-дочь?! Впрочем, она уже и не совсем малышка… Аленушка… Как же ей трудно было и маме Ире… Но, ничего, я еще вернусь… Я еще все сделаю для их счастливой жизни! А пока Женя- Дженни, я думаю, отдаст им половину, переданных мной денег. Всем станет немного полегче. А на следующей встрече я передам через курьера просьбу перечислять Ирине и дочурке часть моей московской зарплаты, я надеюсь, то, что мы не оформили брак, не станет помехой.
  …Я проснулся в своем ободраном американском жилище. На столе стояла недопитая бутылка виски и банки пива. Хватит пить! Будем считать- стресс я снял. Какие неразрешенные вопросы еще остались?  Самый главный: есть за мной слежка, или у меня разыгралось больное воображение? После стольких лет нелегальной работы, оно, конечно, стало больным- в этом нет ничего удивительного. Пожалуй, все-таки за мной следят- не могут быть у грязных наркоманов такие умные глаза. Они просто следят, или заодно и провоцируют драку? Думают оглушить меня и проверить содержимое карманов? Но я могу и не носить с собой ничего для них нужного… А если я окажусь здоровее, чем выгляжу, что будет тогда? Тогда, откуда ни возьмись, появится полицейская машина и нас всех заберут. Потом меня слегка допросят, чтобы узнать: КАКИЕ ИМЕННО СВЕДЕНИЯ О СЕБЕ Я ИМ СООБЩУ? И сравнят с тем, что уже обо мне имеют… Но я ведь не обязан говорить им правду, даже в том случае, если я не шпион… Может быть я раньше распространял наркотики или совершал ограбления? Так зачем эти трое? Наверное, у их руководства слишком мало обо мне сведений и они с помощью мнимых наркоманов хотят «нарыть» обо мне хоть что-нибудь…
   Но может быть я все-таки ошибся? Обычные глаза у наркоманов и они, видя, что я не лезу в драку, а предпочитаю откупаться от них и уже отдаю им регулярно деньги,- почти каждый день аккуратно получают на дозу. Им-то это очень хорошо, а мне- не очень… Можно плюнуть и еще некоторое время жить здесь и работать у Сары. Но если я все-таки под колпаком? Для надежности лучше уехать в другой город, снять новое жилье, найти другую работу. К тому же центр поддержит меня материально… Но появляются определенные сложности: мне не так-то легко будет сообщить связному, что я сменяю адрес и исчезаю. Да
надо еще найти это проклятое новое жилье и установить новую конспиративную связь, и новое место встречи со связным. А что если ЭТИ проследят за мной и я попаду под колпак на новом месте, к тому же уже есть множество моих фото, да и отпечатки пальцев, наверняка, сняли… Но если остаться пока, то уже нет никаких сил и возможностей принадлежать Саре. Бедная женщина, не люблю я ее, а она даже мечтала о ребенке! Сейчас в Штатах медицина шагнула так далеко, что женщины за сорок спокойно рожают в первый раз. Этого только мне не хватает: стать сейчас многодетным отцом. К тому же Сару все-таки жалко: она-то кажется ни в чем не виновата.
  Однако, в какой замкнутый круг я попал: сколько раз я мгновенно принимал решения, а сейчас не могу предпринять, хоть какое- нибудь действие. Хоть бы сдвинуться на пол-шага. Выпью еще граммов сто… Пожрать ничего не осталось, придется запить пивом…
  Я хорошо помнил, если в последние лет пять случалось очень крепко выпить, то пока еще голова варила, на меня наваливались воспоминания. Я вспоминал родительский сад, засаженный в основном яблонями, и если случалось весной приехать домой, то на подходе к дому я видел сплошное белое огромное марево, которое раскачивалось на ветру. По мере приближения оно увеличивалось и даже слышался шум ветра между ветками. А у калитки стояла мама, она всегда чувствовала, когда я приеду. Во дворе где-то занимался своими делами и отец. Мама махала мне полотенцем, а отец вел себя достаточно сдержанно… Бедные мои родители, я даже не смог похоронить их. И за время, после того, как они один за другим умерли, я ни разу не был в России, не пришел на их могилы… Но может случиться так, что я сам не вернусь и буду похоронен в чужой стране, на каком- нибудь ободранном государственном кладбище, где, кроме таких господ «Немо», лежат воры, проститутки, наркоманы…
  Я допил виски и пиво, оставив на утро только одну банку «крепкого»… Так какое же я принимаю решение? Пожалуй, поживу несколько дней у Сары. Пообещаю ей скорый брак. А потом, еще раз проанализировав события последних дней, скорее всего уеду в другой город (только надо решить- в какой), и временно лягу на дно, предупредив связного. Ах, Америка, Америка- ни ты, ни твои жители не стали мне друзьями. Как я хочу домой… Кажется виски стал меня разбирать, да еще и пиво… Черт с ними, со всеми, с врагами… Как хочется спать…
  Когда я проснулся утром- голова не болела, значит виски было не такое уж плохое. Или я был настолько взвинчен, что спиртное не действовало. Выпил последнюю банку пива, чтобы заглушить неприятный привкус во рту. Теперь пора собираться: сначала к Саре, а потом- в бистро…
  Из одежды пока ничего брать не буду. Посчитал деньги. Около тысячи долларов бумажками, почти столько же- на пластиковой карте. Проверил: на месте ли водительское удостоверение… Теперь можно идти… Будет или не будет встреча с проклятыми  наркоманами? Но сегодня они не смогут меня спровоцировать…
  Вышел на улицу… Вот, дьявольщина- на улице стояла «святая троица»! Я заранее, на всякий случай, отдельно положил в карман десять долларов, но что-то мне сегодня в этих наркоманах показалось подозрительным. Как-то уж очень зло и решительно они были настроены сейчас. Может повернуть обратно и выждать, когда они уйдут?
  Нет, я- русский подполковник, и не хочу пасовать перед этой дрянью… Я твердо шагнул вперед, вытащив все-таки бумажную «десятку», и помахал ей в воздухе.                Они стали медленно обходить меня с разных сторон…
  Но не зря нас учил маневрировать Алексей Кадочников. И Седой, которого я не забыл за много лет. Я отшагивал назад или резко- вправо, влево и не давал им зайти со спины. Потом не выдержал и крикнул:
  -Я же даю вам деньги почти каждый день! Что еще надо? Берите и дайте мне пройти…
  -Мало даешь, проклятый гомик! Давай еще, нам не хватает… -прорычал на этот раз белый. А негр опять попытался зайти за мою спину.
  -Хотите поговорить с полицией? Вы, сами- разноцветные гомики- я медленно отступал.
  В этот момент почувствовал, как тугая теплая струя облила мою правую ногу- от колена до стопы. Я слегка повернул голову назад и увидел, как проклятый ниггер достал из штанов свой здоровенный фиолетовый «шланг» и поливает меня темно- желтой вонючей струей… На горе свое ты это сделал, черный ублюдок! Дикая ярость могучей волной нахлынула на меня и я через долю секунды нанес страшный удар пяткой- негру по мужскому достоинству. Раздался ужасный вопль и массивное тело рухнуло, где-то далеко сбоку… Превозмогая отвращение от мерзкого ощущения прилипшей к ноге мокрой штанины, я двинулся на оставшихся врагов…
  Они сразу поняли, что имеют дело не с рохлей- неврастеником. Стали в бойцовскую стойку, бросив быстрые взгляды в сторону воющего изуродованного негра: тому уже не суждено будет иметь женщин и зачинать детей. Я стремительно бросился на них…
  На этот раз уже они начали маневрировать и первые мои удары, хоть и достигали цели, но тяжелых повреждений не наносили. Но я знал, что достану ублюдков… Те это тоже поняли: я увидел, как вьетнамец отскочил в сторону и выхватив из кармана пластиковый корпус, быстро несколько раз нажал на кнопки. Спецслужба! Наконец-то, всё встало на свои места!
  Пока вьет нажимал на кнопку, я настиг белого… С русским подполковником имеешь дело, собака! Я сделал свое коронное ложное движение правой, имитируя тяжелый удар; враг попытался обеими руками отбить мой выпад и захватить бьющую руку.  В этот момент его грудь открылась и я нанес правой стопой удар под сердце… Паршивый недоносок упал навзничь, изо рта, булькая потекла черная кровь… Конец!
  Мои глаза встретились с глазами узкоглазого. Теперь твой черед! Он понял… Шансов себе кажется вьетнамец не оставлял, но решил дорого продать свою жизнь. К тому же, вдруг, придет помощь, которую он уже вызвал…
Я постоял несколько секунд, для восстановления дыхания и двинулся на последнего врага.
Мы опять встали в стойку… Я заметил, как вьет быстро стрельнул глазами вокруг, видимо надеялся, что кто-то заметит нашу схватку и вмешается. Не хочется умирать, сволочь?!
  Я знал одно: надо кончать быстро… Несколько ударов, обманные движения… Вьет отступал и пытался бить ногами, но я легко отбивал удары и приближался к нему. Вот он среагировал на мой ложный замах и я обработал его корпус кулаками. Бледность залила его желтые щеки… Я сделал легкий выпад ногой и сразу нанес сильнейший удар кулаком по нижним ребрам левого бока. Явственно послышался хруст… Враг глухо вскрикнул, а я тут же ударил левой в подбородок. Он отлетел назад и ударился головой о стену дома. Я быстро рубанул его ребром ладони по адамову яблоку… Вьетнамец сполз по стене и изо рта у него тоже потекла кровь…
  Я тяжело дышал, но быстро приходил в себя. Огляделся… Кто-то все-таки заметил наш поединок, но люди быстро расходились. Впрочем- какая разница: сейчас прибудут люди спецслужбы… Надо бы обыскать ребят: мне нужно много денег, чтобы удариться в бега, но времени нет. Я подшагнул к стонущему негру. Вот тебя бы надо убить, собака! Но мой запал уже пропал… Он смотрел на меня с ужасом и я все-таки не отказал себе в удовольствии: пнул его в поганую рожу. Потом бросился в сторону…
  Я понимал- теперь в любой момент меня могут арестовать. Но надо побороться. При этом надо успеть позвонить «зеленому» Майклу и дать сигнал домой. Неплохо и успеть снять с пластиковой карты все деньги, ведь номер карты может быть известен спецслужбам и ее могут заблокировать. Торопись подполковник!
  Пройдя на максимальной скорости километра два, я стал высматривать на улице телефон- автомат. Нашел! Набрал, давно запомненый номер. Потом услышал знакомый голос… Я быстро сказал в трубку:
  -Привет, Майкл! Передай Дженни- папа заболел…- Я хотел бросить трубку, но надо бы услышать реакцию этого пожирателя саранчи…
  На другом конце линии связи слышалось сопение, но наконец Майкл радостно проорал:
  -О, папа… Привет! Я сделаю все, как надо…- Я поблагодарил и опустил трубку… Только бы позвонил он  Жене…
  Петляя прошел еще с километр. В сотне метров- вход в подземку. Но рядом я увидел банкомат. Подошел и быстро набрал пин-код… Потом величину остатка денег. Быстро ухватил ассигнации… И тут за спиной взвизгнули тормоза… Нет, я все равно не смог бы уйти… Оглянулся…
  Из двух машин ко мне рванулись четверо штатских, у двоих в ладонях были зажаты короткоствольные револьверы. Мне были известны воспоминания Конона Молодого: когда его арестовывали, он попросил отметить в протоколе, что не оказал сопротивления. Я поднял обе руки вверх и хотел повторить слова Молодого, но мне мгновенно заломили обе руки за спину; при этом двинули в солнечное сплетение и сверху- по затылку. Потом затолкали в машину… Заодно и защелкнули наручники…
  Я был скрючен в три погибели и дышать мог с большим трудом. Попытался немного разогнуться, но получил сильный удар по почкам. Я не издал ни звука- за время работы разведчиком я научился подавлять чувство боли. Прохрипел только, что не могу дышать, и меня немного «разогнули». Стало полегче…


                ЧАСТЬ 3
  Ехали минут двадцать. Потом меня вытряхнули из машины и потащили куда-то вниз. В затхлом полутемном помещении меня сначала  раздели и долго ощупывали, заглядывали в рот, в уши, в задний проход… Мою одежду унесли, ну и, слава Богу! Сунули меня под душ, почти  холодный,  я с удовлетворением  почувствовал, как  смывается «метка»  проклятого ниггера. Потом мне выдали тюремную робу и, когда я оделся, потащили опять куда-то. Втолкнули в холодную комнату и посадили на привинченый стул. Передо мной стоял   пустой стол, а надо мной расположилось начеку несколько человек. Наручники уже сняли и больше не надевали. Я ждал… Прошло часа полтора, мое терпение видимо испытывали.
  Вдруг мои церберы засуетились:  в помещение неторопливой походкой вошел высоченный мужчина и комплекция у него была весьма приличная. Он кажется удивленно уставился на меня и долго рассматривал, слегка наклоняя голову, то- чуть левее, то чуть –правее. Потом он дал знак присутствующим- выйти. Те без звука повиновались. А я успел сделать заключение, что вновь прибывший старше меня лет на пять. Внушительная личность!
  Он сел и продолжал на меня смотреть. Молчание затягивалось. Неожиданно гигант сунул огромную пятерню в карман и достал оттуда маленькую бутылочку, сделал пару глотков. Я почувствовал запах виски. Потом он достал большую сигару- настоящую «Гавану»- откусил кончик и выплюнул в дальний угол. Закурил… От «Гаваны» и я бы не отказался, хоть и не курю практически.
 Он курил, делал глоточки из бутылочки и продолжал на меня смотреть. Пепел с сигары падал на стол, на пол и даже на дорогой костюм курильщика. Наконец, он заговорил:
  -Почти десять лет, парень, я охотился за тобой. Сколько раз ты ускользал от меня! Пять лет тому назад, мы вроде бы набрали на тебя компромат и я уже хотел тебя брать, буквально на следующий день, но ты перехитрил меня и исчез. Накануне ареста! И я потерял твои следы! И только три месяца назад тебя опять засекли. Старый компромат уже во многом потерял свое значение, да и между нашими странами сейчас другие отношения. Я решил набрать новые данные на тебя, но ты был дьявольски осторожен. Несколько раз ты явно шел на какие-то важные встречи, но отрывался от моих ребят: отрываться от слежки- твой конек. И я понял, что брать тебя не с чем: не хватает компромата!
   И тогда я приставил к тебе своих троих парней, они воевали еще во Вьетнаме и отлично там себя проявили, а потом мы регулярно привлекали их на различные щекотливые задания. Я поручил им вывести тебя из равновесия, но старым остолопам этого не удалось. Ты терпел! И я решил брать тебя со дня на день, но хотелось проследить, кто же твой связной? Вы, русские,- дьявольски хитры… Но сегодня мои ребята зашли слишком далеко… Я много раз видел твои фото и целые фильмы о тебе снимали, но я не думал, что ты так легко разделаешь моих балбесов… Я не выдавал им оружие, чтобы они тебя случайно не пристрелили- эти послевьетнамские психи. Да, еще немного- и ты удрал бы! Но я в этот раз действовал быстрее… Вот видишь, парень, я честно тебе все рассказал, расскажи честно всё и ты мне! Ведь дело твое- очень плохое… Ты убил двух парней из спецслужбы и третьего- искалечил. За это, по закону нашего штата, тебе присудят смертную казнь на электрическом стуле и присяжные не будут знать даже, что ты- шпион. Ты- убийца! Так, что- давай, раскрой свои связи, мы возьмем твоих друзей, а потом свяжемся со спецслужбой твоей страны и обменяем тебя на наших ребят, которых арестовали у вас. Вот- всего и делов-то! Давай, не будем терять время! Порадуй меня, старика… Расскажи мне все и я спасу тебя от смерти… Не стесняйся, парень; видишь, я пока даже ничего не записываю…
    Я взглянул на допрашивавшего меня громилу. А он с интересом смотрел на меня, но, кажется, мое спокойствие стало его раздражать. Ладно, буду вести себя не вызывающе…
  -Из того, что вы мне сказали, я ничего не понял. Действительно, утром я надрал задницы троим наркоманам- они пытались меня ограбить. Но я никого не убивал и не хотел убивать. Я никогда не замечал за собой никакой слежки и всегда был законопослушным гражданином США. При аресте я не оказал никакого сопротивления, при этом ваши люди наломали мне бока, а я- пожилой и не слишком здоровый человек… А нельзя ли для меня вызвать какого-нибудь государственного адвоката, а то у меня нет средств на частного…
  -Так вот, как ты отвечаешь на мое доброе к тебе расположение, парень… Ты уже давно мне нравишься: сразу видно- высокий профессионал! Как ты ухайдакал не самых худших моих ребят! Кулаками! Да, если бы такой парень работал у меня, я был бы весьма рад… Жаль, что это невозможно… Но я хочу помочь тебе и спасти тебя от электрического стула!
Кончай болтать ерунду и рассказывай правду. Чем больше расскажешь- тем для тебя лучше. Торопись, парень…
  А мужик-то кажется говорит вполне искренне! Жаль, что мы на разных баррикадах… Но я буду придерживаться первоначальной версии.
  Прошло еще с полчаса и мой собеседник стал накаляться:
  -Ты, парень, кажется вздумал надо мной смеяться. Порешь разную ерунду… Смотри, лопнет у меня терпение и организую я для тебя прямую дорогу на электрический стул! А пока давай познакомимся: я- полковник Дэйв Ричарсон. А ты, кто такой?
  Я назвал свои имя и фамилию, которые значились в моем водительском удостоверении. Полковник стукнул кулаком по столу, плюнул в сердцах и вышел, хлопнув дверью… А я остался один на один со своими горькими мыслями.
  Несколько  дней  полковник  меня  не  допрашивал, меня  обрабатывали  другие. Два  раза водили на «детектор лжи» (полиграф), но, видимо, я их оба раза разочаровал. Я много раз дома проходил подобную проверку дома, меня готовили на случай провала обманывать детектор. В таких случаях я, как бы, отключал сознание (можно сказать- почти что- засыпал, внешне оставаясь без изменения). Я программировал сознание на ответы, соответствующие моей «легенде». И четко выдавал свои «да» и «нет», подавив эмоции. Пару раз меня допрашивал некто Абрахам Алтман- типичный еврей, с каракулевыми волосами. Его в основном интересовали мои отношения с Сарой и покойным Ицхаком.
  Но, вот снова появился полковник Ричарсон. Мы, как и в первый раз, находились в комнате вдвоем. Полковник, добродушно поздоровавшись, сразу же поинтересовался, какое звание я ношу. Я, согласно, своей легенде, пояснил, что в армии не служил (конечно, я не вспоминал про иностранный легион, о котором я, в свое время, наболтал Саре). Ричардсон нахмурил было брови, но потом сладко улыбнулся:
  -Да, я не ошибся в тебе, парень… Ты опытный разведчик! Должен признаться, что ты обманул полиграф. И, честно говоря, мне по-прежнему почти нечего тебе предъявить, и моя задница ноет по этому поводу; но ты грохнул моих ребят и я смогу хотя бы дать тебе направление на электрический стул. Обидно мне будет, если я не смогу тебя заломать… Я должен сказать тебе, что наконец оставляю эту чертову работу и, после завершения твоего дела, уйду на пенсию. Уеду на свое дальнее ранчо и буду там выращивать маис, а может быть просто самые красивые цветочки. Когда-нибудь, отдохнув как следует, я напишу книгу воспоминаний. Там будет много написано о таких, как ты. Но о тебе будет самая большая и добрая глава! Так что, не расстраивай меня старика и признайся во всем… Ты же и сам уже почти старик, здорово ты поизносился на этой нелегалке! Хотя ещё раз не могу не вспомнить, как  ты здорово  разделал моих  ребят! Давай, войди в мое положение, и мы, как друзья, расстанемся с тобой. Тебя через несколько лет обменяют, ты тоже поедешь на свое ранчо, если оно у тебя есть, и будешь выращивать там картофель (он сказал- «бататы») и заведешь жирного поросенка, а потом сделаешь из него сало. К тебе будет приезжать твоя дочь, к тому времени у тебя уже будут внуки…
  Проклятие! Неужели они проследили меня с Женей?! Или было другое? Они уже плотно держали меня, когда я звонил «зеленому» Майклу и смогли вычислить номер его телефона, после звонка- предупреждения из телефона- автомата. Если они нашли Майкла, а он успел позвонить Жене из своего дома, то они будут знать и ее московский номер и просчитают ее адрес. Или- уже просчитали… Правда, они не решатся ничего сделать ей плохого или войти с Женей в контакт. Наверняка она сообщила в органы о моем звонке Майклу и там прикроют дочь. А может быть даже постараются выйти на американские спецслужбы… Может быть не все так уж и плохо? Я стал успокаиваться… Полковник внимательно меня рассматривал…
  -Да, парень, я прочитал твои мысли.- Сказал Ричардсон.- Мы взяли твоего Майкла из красных бригад. Если ты хотел использовать его в своих делах, то глубоко ошибся! Когда мы взяли этого труса за задницу, он сразу обделался от страха и все рассказал, что мог. Объяснял, что давно стал зеленым, просил не погубить его… Как ты просчитался с ним, парень… Кстати, он сказал нам твою фамилию и звание…(Здесь полковник явно врал.)
  Ричардсон, с торжественным видом, бросил на стол фотографию. На ней были засняты Женя вместе с Майклом на фоне ГУМа, они держались за руки. На нем была зеленая футболка, а дочь держала в руке зеленый флажок. Похоже, это не подделка…
  -… Мы определили, по какому номеру он звонил в Москву, сразу после твоего звонка ему. И наши люди- там- определили ее имя и фамилию. Дженни! (Потом он назвал нашу фамилию). Я трезво смотрю на жизнь вообще и на жизнь и деятельность шпионов- в частности. Мы, конечно, ничего не сделаем твоей дочери, тем более, ее почти сразу взяли под защиту спецслужбы. Но теперь я знаю точно, кто ты. А, если не возражаешь, я буду по-прежнему обращаться к тебе- «парень». Не нравятся мне твои звание и фамилия, тем более и здесь нам могли подсунуть дезу… Вы сейчас окрепли! Мой отец воевал с Гитлером и он один из тех, кто разбил его! На войне он познакомился с русскими военными и они ему очень нравились. Но мне русские давно не нравятся, пожалуй, только ты заставил меня задуматься о перспективах наших двух стран. Хотя, если ты будешь упрямиться, то я  тебя отправлю на электрический стул… Сейчас мы обрабатываем данные по твоей дочери, когда она совсем недавно была в Штатах, может на видеозаписях что-то еще нароем… Думай, думай, парень… Я несколько дней не буду тебя трогать, а ты, если что надумаешь, напиши обо всем подробно… Прощай, парень…
  В камере мне было, над чем подумать. Да, ситуация- поганая. И это- не смотря на то, что я делал все и конспирировался правильно. Но я «оприходовал» троицу и этим подписал свой приговор. Или- или… Сдать свои связи здесь, в Америке, или держаться до конца: молчать, молчать, молчать… Сохранить честь и достоинство… Как там, у Виктора Гюго? А, ладно, потом…  Много ли я принес пользы своей стране? Не знаю… Но знаю- одно: ни в чем я не признаюсь, пусть судят и отправляют на электрический стул… Хотя у меня есть еще возможность побороться, да и дома меня просто так не оставят, наверняка будут какими-то путями стараться меня спасти.
…Время тянулось медленно, но я его и не подгонял… После пятидесяти начинаешь задумываться о вечности… Меня, время от времени допрашивал Абрахам Алтман, но я ничего нового ему не рассказал. Получалось, что к советским и российским спецслужбам я не имел никакого отношения. Я только не смог доказать, что не имею отношения к бойне около моего дома, когда погибли двое из американской «спецуры», а третий стал инвалидом. Нашлись свидетели и даже была видеозапись. Я готовился к суду, а мне еще назначили «бесплатного» адвоката и я ожидал продолжения допросов полковника Ричардсона, не может быть, чтобы он оставил меня в покое… И полковник появился…
  Он пришел, наконец, сел опять напротив меня, испытующе окинул взглядом. Помолчал.
  -Как дела, парень? Ты так ничего и не рассказал? Зря упорствуешь… Я кое-что нашел о тебе нового. Поднял еще раз архивы и очень внимательно их изучил… Посмотри-ка на эти фото…- и он швырнул мне несколько фотографий.
  Я мельком взглянул на них и сразу узнал, откуда они. Та далекая страна… Группа людей с автоматами сбилась в кружок. Вот и я, рядом с Гарри… Эти фото могли сделать только с того, прилетевшего вертолета. На одном снимке видны спины двоих громил, бегущих за Генриеттой. На последней фотке они уже держат ее под руки, но не видно, за их фигурами, как мы с Гарри ухватили, друг друга за пальцы… Мне стало грустно…
  -Ну, что, парень, на этот раз я достал тебя. Хоть ты и сильно постарел с тех пор, но на увеличенном фото прекрасно тебя можно узнать. Хочешь сказать, что старые снимки не могут быть доказательством того, что ты из спецслужбы? Но Гарри рассказывала мне, что тогда ее спаситель уложил в бою трех ее похитителей, а потом целый день нес ее на руках. Не скромничай, парень, ты хоть и выглядишь сейчас доходягой, но совсем недавно уложил троих моих бравых парней. Три- твое любимое число?! Так, что- сознавайся и все это будет тебе на пользу. Гарри замолвит за тебя словечко, я попрошу ее об этом…
  Я молчал, голова моя шла кругом… Как часто я вспоминал Гарри, боясь признаться в этом сам себе…Одна моя кратковременная командировка была в Лондон: я должен был передать послание связному и через три дня получить ответ, а потом уехать. Выжидая эти три дня, я, в нарушении инструкции, гулял по Лондону, совершенно безосновательно надеясь, что меня где-нибудь может увидеть Генриетта. Я ведь даже не знал, в каком городе она проживала… Да, девчонка оставила в моем сердце отметину…
  -Ты все еще молчишь, парень! Тогда тебя будет ожидать сюрприз: я знал, что ты упрям, как осел старого негра, и сейчас будет очная ставка. Моя давняя коллега Гарри сейчас придет и опознает тебя. Она для такого дела согласилась приехать из Англии…
  Сердце мое сжали железные тиски… Сейчас Гарри придет и опознает меня и можно будет не упираться в то, что опознание проведено не по форме. Меня признают представителем спецслужбы России и «повесят» на меня убийства и нанесение тяжких телесных повреждений… Полковник нажал кнопку на столе…
  В комнату вошла высокая, представительная женщина, настоящая леди. Она была одета в дорогой костюм и очень тщательно причесана. Выглядела она диссонансом с этой ободраной комнатой. Слава Богу- это была не Гарри. Это была какая-то незнакомая мне, величественная леди… Полковник соскочил со стула и бросился к женщине:
  -Еще раз, здравствуй, Гарри! Как я рад тебя увидеть, спустя пять лет. Помню, тогда мы с твоим Демпси сильно надрались, а потом еще и утром добавили и ты нас обоих разнесла в пух и прах. Кричала, что мы пьем, как русские! Эх, как время летит быстро… Когда я узнал недавно, что старину Демпси убили, я расплакался, как школьница, которую отругал учитель. Ах, эти проклятые торговцы наркотиками! Я знаю, вы с Демпси много  лет с  ними  боролись  и они все-таки убили его. Тебе, конечно, сейчас плохо, но у тебя есть сын, я слышал, он очень похож на отца… А мы еще отомстим за Демпси!
  Я смотрел на прибывшую леди и думал: зачем они вешают мне лапшу на уши? Я прекрасно вижу, что это не малышка Гарри, которую я тащил на себе целый день! А потом- ночью- было кое-что… Я ту девчонку помню всеми клетками своего тела! А эта- матрона…
  Ричардсон посадил даму на свой стул, прибавил света в комнате, а сам грузно сел на стол, который хрустнул под огромной тяжестью. Я почувствовал- женщина быстро скользнула по моему лицу глазами. И я еще раз взглянул на нее… Ее серо-голубые глаза неожиданно ярко блеснули, но она сразу же прикрыла их веками. Гарри!!! Господи, как же она изменилась!
  Кажется полковник почувствовал, что между мной и Гарри произошел мгновенный контакт и он удовлетворенно хмыкнул. Женщина снова подняла на меня глаза, но они были холодны и совершенно ничего не выражали. Она изобразила на лице кислую мину. Но Ричардсон пошел в наступление:
  -Посмотри внимательно на этого парня, Гарри. Недавно он убил двоих моих парней. А третьего изуродовал- для мужчины самым страшным образом. И сделал все это одними кулаками! А ведь я держал у себя только ребят, прошедших через войну… А сейчас он уверяет, что к спецслужбам России не имеет никакого отношения! Я перерыл много материала и кажется- нашел… Похоже, это один из тех парней, что участвовал в твоем спасении много лет назад. Нас тогда не пропустили к тебе на помощь, а эти прохвосты- русские- сотрудничали с властями того государства и  руководство твоей страны обратилось к ним, чтобы они нашли тебя. Так вот, судя по фотографии, это тот парень, что стоял с тобой рядом, ты еще говорила: он в бою прикончил не менее троих террористов…
  -Я рассмотрела этого парня, Дэйв,- сказала Гарри- но он не похож на того, моего спасителя и мне  трудно даже  представить, что этот  мог справиться  с тремя  твоими головорезами…
   Ты не ошибся ли сам, Дэйв? Посмотри: он худ и бледен, в нем душа еле держится… Разве он похож на парня из спецслужб? По-моему, ты стал слишком мнительным, Дэйв…
  Полковник выпучил на Гарри глаза:
  -Ты не узнала его, Гарри? Да, посмотри же внимательнее: эксперты утверждают- это он запечатлен на фотографии. Гарри, этот парень- высочайший профессионал! Он- из русской спецслужбы! Я много лет пытался взять его и, наконец,- взял… Но он все отрицает! Говорит, что всю жизнь жил в Канаде, Штатах, немного во Франции… Проверить все это полностью- невозможно. Я операюсь только на небольшое количество фактов и он пользуется этим; раньше уверял, что не дрался с моими людьми, теперь, правда, признал, что случайно стукнул двоих, а они упали и разбили себе макушки. А третий сам налетел на столбик и начисто разбил себе тестикулы и годится теперь, разве что, в евнухи… Прошу тебя, Гарри, внимательно посмотри на него еще раз. Я понимаю, тогда- много лет назад- эти русские спасли тебя, но шпион- это шпион, враг- это враг, и мы должны выводить их на чистую воду. К тому же если мы не докажем, что он- русский шпион, его за убийства в нашем штате приговорят к смертной казни, а если докажем- его можно обменять на кого-то из наших, арестованных в России. Да если бы он захотел у нас остаться- отсидел бы немного за убийство по неосторожности, попал бы под амнистию и работал бы на нас… Ты, знаешь, сейчас многие русские ГБ-исты к нам перебежали и получают большую зарплату. И этот парень смог бы у нас пристроиться … Ты даже смогла бы его тогда отблагодарить…
  Гарри молчала, брови ее сошлись на переносице. В этот момент полковник выхватил в сердцах из кармана бутылочку и, булькая запрокинул голову. Я глазами сделал Гарри сигнал: «Нет». Она поняла меня…
  Ричардсон выпил виски, закурил «Гавану», немного успокоился. Гарри продолжала хмурить брови:
  -Дэйв, мы с тобой друзья, но сейчас я не могу тебе помочь. Если парень предпочитает сесть на электрический стул, так пусть садится.- Гарри бросила на меня молниеносный взгляд.- Извини, Дэйв, я устала и если ты не возражаешь- я пойду…
  Я рассматривал Генриетту… Как же она изменилась с тех пор! Многое сделало время: ей сейчас- за сорок, наверное приближается к сорока пяти… Она носит высокие каблуки и «взбила» прическу; кстати,- волосы уложены идеально. Одежда строгая, но чувствуется, что последние веяния моды ее коснулись. Макияжа на лице мало, да ей это и не нужно: красавица, чопорная английская красавица… Леди… Прекрасная леди… Не зря я много лет мечтал ее снова увидеть… Что Дэйв сказал о ее сыне? Ох, кажется, я начинаю думать о присутствующих, как о своих друзьях и забыл про электрический стул…
  Но, похоже, полковнику Ричардсону также было не сладко: он был уже уверен, что поймал русского шпиона, а я- всего навсего преступник, совершивший два случайных убийства в пьяной драке (у меня в крови нашли высокий процент алкоголя). Он сейчас был зол на весь мир, а особенно его раздражали я и Генриетта. Он еще пару минут о чем-то говорил с ней, а потом повел ее к двери. На выходе Гарри вдруг обернулась и открыто посмотрела на меня долгим холодным взглядом прекрасных глаз:
  -Дэйв, твои люди превратили парня в совершеннейшего доходягу, к тому же видно, что он все время мёрзнет. Здесь, в старом доме моего Демпси, осталось много одежды, приезжая в Штаты он носил ее. Я хотела, воспользовавшись своим приездом, продать дом и отдать все старые вещи в приют для стариков. Не могу ли я что-то из вещей передать и твоему арестанту? Пусть нормально существует до суда…
  -Ладно, Гарри,- довольно мрачно сказал полковник- ты же знаешь, как я относился к тебе и к старине Демпси. Можешь прислать какие хочешь вещи, мы их осмотрим и передадим ему. Но ничего постороннего не должно быть, хотя ты знаешь об этом, не хуже меня…
  -А не могу ли я прислать для него своего адвоката? От тех, что предоставляете вы сами, не будет никакого толку…
  -Нет, Гарри, это излишне. Иди, девочка, или я могу подумать, что ты вступила в сговор с этим суперменом, ты и так слишком добра к нему…
  Глаза Гарри голубым огнем мгновенно пробежали по моему лицу и она вышла…
  Меня опять отвели в мою тюремную камеру. На прощание полковник мрачно пообещал мне, быстро довести дело до суда, на котором у меня не будет никаких шансов. На допросы меня теперь вызывали крайне редко и появилось много времени подумать о семье, об Ирине и маленькой Аленке, а также о Гарри, не выдавшей меня…
  Однажды неожиданно в камеру вошел Абрахам Алтман с сопровождающим. Тот нес довольно большую сумку и содержимое ее высыпал на мою постель. Там было много одежды. Алтман объяснил мне, что это передача от миссис Демпси. Алтман сообщил, что добрая миссис Демпси положила мне на тюремный счет пятьсот долларов и два раза в неделю я могу заказать в тюремном буфете молоко, рыбные консервы или овощной сок.
  Когда я остался один, то стал тщательно осматривать принесенную одежду: вдруг там обнаружу какую- нибудь записку или метку. Нет, ищейки Ричардсона поработали хорошо и я ничего не нашел. Я надел белье из хлопка и свитер, почти новый. Видимо покойный Демпси был почти одинакового со мной телосложения. И я сразу почувствовал, что стало гораздо теплее. Пригодилось мне и теплое одеяло из верблюжьей шерсти. Алтман заранее предупредил меня, что это одеяло должно быть под тюремным и, чтобы его никто не видел сверху. Я почувствовал, как у меня поднимается настроение…
  Оставил еще носки, а остальное засунул в тумбочку. Хотел уже носки натянуть на ступни, но вдруг что-то в них показалось мне необычно знакомым. Я долго вспоминал и наконец- вспомнил. Это были те самые носки, что я дал Гарри, когда мы подбирали для нее одежду…
Она их сохранила! Их связала мне моя мама, на то ответственное задание я не имел право их брать, там вся одежда должна была быть казенная. Но я тогда нарушил инструкцию и положил носки в карман.  А сейчас я смотрел на них, как на что-то родное и понимал к тому же: Гарри сейчас благодарит меня за то, что я тогда для нее сделал. Еще раз внимательно посмотрел на носки и на одном из них обнаружил, вышитое маленькими буквами латинского шрифта, имя: «Роберто»… Я не выдержал и заплакал…
  Передача Гарри побудила меня попытаться заняться своим спасением. Тем более- время для размышлений было много. Если первые дни после ареста я как-то пустил все на самотек, то сейчас решил заново проанализировать ситуацию. Действительно, в этом американском штате за убийство мне присудят смертную казнь. Я категорически не хочу признать себя российским разведчиком. Шпионом. Сознавшись, я навлеку неприятности на свою Родину. К тому же- это вопрос чести: остаться, фактически, не пойманным. Понимая, что я разведчик, доказать полностью они это не смогли. Однако и для меня получается замкнутый круг- мне остается только надеяться, что моя страна вступится за меня… Скорее всего Майкл на самом деле успел позвонить Жене, а она сообщила, куда надо. Ведь полковник Ричардсон сказал, что их люди выходили на Женю, во всяком случае, даже узнали  ее адрес. Да, с большой степенью вероятности, можно быть уверенным, что мои руководители знают о моем аресте. Но будут ли они так быстро выходить на американцев, ведь им не известно, что я убил двух ребят из спецслужбы?!
  А может быть обо мне лучше всего забыть? Кто я такой: господин Никто, подполковник Немо, почти человек- невидимка… Человек, которого нет… Человек, о котором забыли… Человек, которого нигде не ждут… Никто не ждет… Человек, потерявший имя своё…
  Действительно, ждет ли меня кто-нибудь? Катерина от меня отказалась, и правильно сделала: плохим я оказался мужем и плохим отцом нашей дочери… На ноги Женя встала практически без моего участия, конечно, деньги, заработанные мной помогли, но не в деньгах счастье. Ирину с Аленкой я вообще предал, не мог даже узнать, как идут дела у женщины, которую я полюбил, как-то молниеносно; но, которую я столь же молниеносно оставил, правда, не по своей прихоти. Столько лет не знать, что оставил без помощи маленькую дочь и ее мать… Господин Никто… Нет- гражданин Никто, я- не господин…
  Отчаянная Гарри вышибла из меня слезу… Что произошло между нами много лет назад? Мгновенно вспыхнуло чувство или была странная эйфория от удачи, от спасения, от ощущения непобедимости и даже веры в бессмертие? Как ярко вспыхивали серо-голубые глаза Гарри, бывшей, как и я солдатом удачи… Только наши спецслужбы были на разных баррикадах…
  Нет, ничего не будет, никто не придет ко мне на помощь и гражданин Никто перестанет существовать… Но я много раз рисковал жизнью и много раз мог погибнуть, и смерть я смогу встретить, как солдат… Будь, что будет, пусть все идет своей чередой, я ничего не буду предпринимать. Предателем я стать не смогу… Но как же болит сердце…
  Сердце теперь болело и ночью, и днем. Я попросил показать меня врачу, просьбу мою выполнили. Вместе с едой приносили по одной таблетке. Но лучше не становилось. Ко всему добавилась и бессонница. Аппетит пропал начисто, я с трудом заставлял себя глотать тюремную пищу. Одним словом, супермен начал разваливаться…
  Но вот, после большого перерыва, меня снова привели на допрос к полковнику Ричардсону. Тот  видимо накануне основательно набрался: сидел опухший, мрачный, потный… Кряхтел, кашлял, издавал различные старческие звуки… Долго молчал.
  Уставился на меня в упор, как будто хотел просверлить взглядом и наконец заговорил:
  - Ну, что, парень,- скоро суд! Компромата на тебя больше собрать не удалось, доказать, что ты шпион, пожалуй, уже мы не сможем. Да и, на кой черт ты нам нужен?! Ты- убийца и костолом. Пусть суд с тобой разбирается, но можешь быть уверен: присяжные посадят тебя на стул… На тот стул, на который ты не хочешь попасть… Шарахнут тебя через макушку, через задницу, через все остальное… Конечно,- терпеть не долго! Но, ты бы подумал, большевик обделанный (слово «большевик» он произнес почти правильно, по-русски),  тебе зачем все это надо? Коммунизм уже никогда не придет, да он уже и никому не нужен. Плюнь, ты, на все- сдай своих связных, покайся и останешься у нас жить… Про тех ребят, что ты грохнул, мы будем молчать и сегодня же суд сначала перенесут (по твоей болезни), а потом вообще тихонько отменят… О тебе забудут! Я же тебе все это объяснял! Неужели тебе не жаль собственную задницу? Я же тебе обо всем этом уже много раз говорил… Кстати, твоя хозяйка, Сара, узнав, что ты натворил, попала в психиатрическую лечебницу. Помоги ей, признайся нам во всем, тебя скоро выпустят и ты женишься на своей тощей Саре… И доставь удовольствие мне-старику- ведь это моё последнее дело: я ухожу на пенсию… Ну, давай же,  расстанемся друзьями! Честное слово, почему-то из всех тех, кого я ловил и обрабатывал- только к тебе я испытываю симпатию! А ты хочешь пойти на электрический стул! Дурило! Зачем умирать, если можно жить и жить- долго и хорошо?! Ты продолжаешь служить своему Ленину? Или своему Сталину? Уже приходил Горби, а потом Элцын- им на твой Кей Джи Би было глубоко наплевать! Моя страна всех под себя подмяла, хотя, если ты думаешь, что я- такой уж патриот, то ты глубоко заблуждаешься… Я- служака, получающий за свою работу приличные деньги! Тебе на меня наплевать, но только я один могу настоять и твоя задница не обгорит на электрическом стуле…
  Я прервал его излияния:
  -Полковник, вы читали Виктора Гюго? Роман «Отверженные»…
  -Ты, что, совсем рехнулся? Я даже детективы не читаю, нет у меня времени на все это барахло! Я- профессиональный солдат! Зачем мне нужен твой Гюго? Что там у него случилось?
  -В романе есть эпизод: когда в битве при Ватерлоо французы были уже разбиты, союзники подавляли последние очаги сопротивления. Осталось небольшое подразделение французов, собранное в карэ. Союзники не хотели больше кровопролития и предложили оставшимся сдаться: на это их командир- младший офицер Камброн- ответил: «Merde!», что означает- «дерьмо»! Союзники дали залп и все французы были убиты. Так вот, если вы меня считаете русским шпионом, то я говорю вам: дерьмо! Я не сдамся!
  Полковник, выпучив глаза, долго смотрел на меня. Отпыхтевшись и прокашлявшись, весь багровый, он прорычал:
  -Я ровным счетом ничего не понял в твоей болтовне, но если ты хочешь все-таки опять меня убедить, что ты не русский шпион, то ты сам- дерьмо! Редко я видел идиотов, готовых подохнуть из-за дурацких принципов!... Вот, что я еще хочу тебе сказать, долбаный, ты, псих… Почему-то Гарри Демпси питает к тебе слабость. Она сказала, что хочет тебе помочь. Вчера она опять прилетела, чтобы окончательно уладить свои материальные дела здесь. Сейчас я уйду, а она придет и попытается с тобой еще раз поговорить… Признайся, дерьмовый русский, ведь это ты ее тогда спасал? Ну, шепни мне на ухо… Ради такой девчонки, как Гарри, я бы и сам натворил, Бог знает, что… Не заслужил ты, упрямая бестолочь, такого отношения со стороны Гарри. Я приказал все данные по аудио и видео записи- за сегодня- сдать мне и не оставлять копий, так, что можете болтать все, что хотите… Ну, будь здоров, парень, и помни- скоро суд…
  Полковник встал и вышел. Через несколько минут в комнату вошла Гарри… На первый взгляд она была все той же чопорной благородной леди, но что-то в ней почти незримо изменилось. Пожалуй, выглядела она несколько растеряной; прекрасные глаза ее блуждали и были слегка припухшими, почти незаметно мелко подрагивали кончики тонких длинных пальцев. Она быстро села на стул и посмотрела на меня:
-Здравствуй, Роберто! Мне обещали, что записи дальше полковника Ричардсона, никуда больше не пойдут… Я вкратце знаю все то, на чем ты настаиваешь: ты давно уже получил американское гражданство, перед этим жил в Канаде и во Франции. На тебя напали трое обкурившихся наркоманов и ты, обороняясь, двоих убил, а третьего искалечил. И ты прекрасно знаешь, что тебе практически не избежать электрического стула, тем более, у тебя нет хорошего адвоката: я хотела направить для тебя своего знакомого, отличного адвоката, но мне не разрешили… Ты понимаешь, кто не разрешил?... И ты должен понимать, что у тебя есть только один маленький шанс. И я готова тебе помочь…
  -Спасибо, Гарри… У меня вопрос. Я знаю, что у тебя сын; а сколько ему сейчас лет?
  В глазах у Гарри блеснули слезы и она произнесла фразу, аналогичную русской: «Ишь, губы раскатал…» Потом она добавила:
  -Ему восемь лет. Я встретила Демпси через два года после… после одного приключения далеко от дома... Он был такой же отчаяный, как и один мой знакомый русский. Но мне больше не удалось встретить того русского, хотя я была бы и не прочь… Однажды в Лондоне мне показалось, что я увидела его на улице… Но я была в автомобиле с Демпси… Мы с ним много лет работали в паре и в конце концов- поженились. Я в него влюбилась…  Сын у нас родился. Демпси всегда лез туда, где опаснее всего… Вот недавно он и получил пулю от наркомафии… Я уже не смогу за него отомстить- мне надо вырастить нашего сына. Я только что ушла со службы… Буду преподавателем…
  -Я очень рад видеть тебя еще раз, Генриетта. Здесь очень одиноко и противно. Только ты одна поднимаешь мне настроение. Спасибо за вещи и деньги. Очень помогли носки, у меня сильно мерзли ноги…
  -Ты не потерял бы моего уважения, если бы в этот раз признал свое поражение… Кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает… Жизнь лучше смерти… Мне очень тяжело, но мы больше не увидимся… Скажи, у тебя есть семья? Ответь, пусть даже нас и слушают.
  -О, Гарри! Если бы я мог тебе передать, как мне плохо… Но я не привык отступать… А что касается семьи… Здесь у меня большая путаница, не  все  правильно у меня сложилось: от двух женщин у меня родились две дочери, но счастливого будущего для них я не обеспечил. Надеюсь они проявят самостоятельность. Жаль, что у меня нет сына… С голубыми глазами. Наверное я плохо искал женщину, которая могла бы мне его родить. Не смог найти… Не имел права найти. И та женщина не имела права искать меня… Прощай Генриетта, леди Демпси… Не надо огорчаться!
  Гарри встала, мгновенно легко дотронулась пальцами правой руки до моих ладоней. Потом она резко повернулась и бросилась из комнаты… Я вспомнил, как тогда- много лет назад- перед расставанием Гарри успела точно также сжать мои пальцы…
  Мне стало совсем плохо, я еле сидел на стуле. В комнату вошли двое громил из тюремной охраны, подхватили меня под-руки и потащили в камеру. Собственно, обратную дорогу я не помнил- видимо потерял сознание. Потом долго лежал, прежде, чем немного очухался…
  Потом меня передали другому следователю- из полиции. Я плохо помнил и осознавал сущность допросов… Состоялся суд… Он мне напоминал плохо отрепетированный спектакль. Присяжные вели себя, как-то неадекватно: кто-то зевал и явно скучал, кто-то кажется потихоньку посмеивался… Нашлись свидетели, видевшие, как я нещадно бил троих бродяг. Привели негра, ставшего после моего удара евнухом. Он сипло-писклявым голосом рассказал все подробности, с ненавистью глядя на меня и тыча издалека в мою сторону пальцем. Естесственно, он смолчал, что все они были из спецслужбы. Присутствовавшие смотрели на него с интересом и не без иронии. Все было понятно…
  Мой адвокат, в основном, молчал. Какие-то вопросы задавали и мне лично; я отвечал, совсем плохо соображая. Наверное в мою еду добавляли  что-то, парализующее волю. Или мне уже просто стало на все наплевать? Ждать- то осталось совсем недолго… 
  Настало время объявлять приговор. Конечно присяжные единогласно проголосовали за смертную казнь на электрическим стуле. Дату приведения приговора в исполнение почему-то должны были сообщить позже…
  Меня вернули в тюрьму, на старое место,- в прежнюю камеру. Я снова залег на свою «досадную» кушетку. Теперь меня занимали только воспоминания… Родители умерли и они, слава Богу, уже не смогут узнать, когда их сын отправится на тот свет… Надо же, ни разу не видел свою Аленку, а ведь ей сейчас… Страшно подумать, ей уже кажется шестнадцать! А как же сильно я тогда увлекся Ириной, Ирочкой Олеговной… Не просто увлекся, а- влюбился! Почувствовал покой и наплыв счастья рядом с ней. Мечтал: закончится последняя командировка, приеду к Ирише и обо всем с ней договоримся. Она, конечно, прекрасно понимала тогда: меня придется ждать долго… Или не ждать… Кто знает, что может произойти? И произошло… Но Ирочка ждала… Я уверен. Столько-то лет! Ах, черт, ведь шансов у меня не осталось… Как бы вернуться домой, хоть на год, хоть на месяц, хоть на пару дней?! И с Катериной надо поставить все точки над i. Плохо мы расстались, ведь Женька- наша дочь…  Главное, сейчас не потерять честь! Merde!
  Черт меня дернул: не сдержался, грохнул этих бывших героев вьетнамской войны! На сколько выше рангом, профессиональнее меня были разведчики, с которых я брал пример: Рудольф Иванович Абель, Конон Молодый, товарищ Ким, Джордж Блейк… Они смогли выдержать все перипетии борьбы, не сорвались… А я- сорвался… Но- признаться сейчас, что я- ГБ-ист, это значит признать поражение, подвести тех людей, что направляли меня в эту далекую страну. Merde!
  Но как не хочется умирать! Оставлять сиротами своих детей. Не попрощаться со своими родными и близкими… Правда, я видел Гарри… Гарри, Гарри,  Генриетта… Как хорошо, что ты пришла ко мне, ты придала мне сил… Хотя я никак не думал, что мы встретимся здесь с тобой. Да мы с Гарри, в общем-то, даже и незнакомы… официально. Я вдруг вспомнил то, непередаваемое ощущение, когда девчонка укусила меня за мочку уха, когда я нес ее на плечах. Девчонка! Леди Демпси… Мне уже не удастся найти тебя в Лондоне…
  Через несколько дней ко мне в камеру вошел полковник. Осмотрелся по-хозяйски, сел, покряхтевши, достал две «Гаваны», одну протянул мне. Закурили… Потом он вынул из объемного кармана две небольшие бутылочки с армянским коньяком и одну тоже сунул мне в ладонь. Положил на стол маленькую пачечку печенья и глазами показал мне: «Давай, выпьем». Мы стали пить коньяк маленькими глоточками, брать малюсенькие печеньица, а потом смаковать дым «Гаваны». Потом полковник заговорил:
   -Я служу уже почти сорок лет. За это время я много взял политических врагов, наркодельцов и просто всякой швали. Мне приходилось идти в атаку в полный рост и я убивал тогда без разбору, всех, кто под руку попадется… Ты можешь мне не верить, но ты- первый, кого мне не хочется отправлять на «тот свет». Я зауважал тебя, парень… Даже прочитал твоего Гюго, правда, так ничего и не понял… Не знаю, зачем тебе хочется умереть? Тебя казнят через пять дней… Если захочешь мне что-то сообщить, то можешь даже среди ночи вызвать охрану… Прощай! А Гарри, перед отъездом, просила передать тебе привет! Такому-то сукиному сыну…
   Полковник ушел, а я остался докуривать гаванскую сигару. Докурил, лег, повернулся к стене и благополучно заснул… Неожиданно мне приснился сон, состоящий из действительно произошедших когда-то событий. Это началось в тот момент, когда я- успешный нелегал- понял, что, видимо, за мной следят… Длинный сон… Я ударился в бега, перебрался в другой город, затаился… Однажды, на выходе из дешевого маркета я столкнулся с бывшим нашим сотрудником, который года три тому назад перебежал к американцам. Как его занесло в этот дерьмовый магазинчик?! Наверное решил, что, по нынешним временам, ему  уже ничто не грозит… Он увидел меня, узнал и воскликнул: «Иероним, не надо!...». Упал на колени… Кругом никого не было, я мог одним ударом сломать ему шейные позвонки, но никаких указаний из Центра у меня не имелось… Я не знал, что делать и промедлил несколько секунд. Показались люди… Взглянув еще раз на это мерзкое, трусливое ничтожество, испускавшее отвратительный запах, я бросился наутек… А потом срочно уехал в другой город- подальше… И , как потом выяснилось,- не напрасно… Сердце сжалось, я проснулся, и стал анализировать сон…
  День, два, три, четыре… Меня отвели к эскулапам, взяли анализы, измерили давление, прослушали сердце и легкие. Признали, что по состоянию здоровья я готов принять участие в процедуре приведения в исполнение смертного проговора (моего приговора). Потом меня отвели в мою камеру.
  Пришел какой-то тюремщик… Он спросил, к какой церкви я принадлежу, желаю ли я посетить тюремную церковь и исповедоваться? Или священник может посетить меня прямо в моей камере. Я ответил, что являюсь атеистом и в помощи церкви не нуждаюсь. Солдафон с удивлением посмотрел на меня и кажется покрутил пальцем у виска. Потом он сказал, что перед казнью приговоренный может попросить исполнить его последнее желание, если оно из раздела дозволенного: можно заказать себе ужин из ресторана (без вина, можно только банку пива); пачку хороших сигарет или сигару; можно заказать видеофильм. Потом он многозначительно посмотрел на меня и сказал, что я могу написать последнее письмо и указать  почтовый адрес: письмо обязательно проведут через почту. От всего я отказался…
  Наступило следующее утро… Я проснулся с каким-то странным чувством: как-будто вчера не успел что-то сделать, а сегодня уже поздно за это браться… Так и останется ЭТО незавершенным. Ну, что ж, будь, что будет… Ох, как сердце-то проклятое болит…
   В камеру стремительно вошли четверо здоровенных тюремщиков. Ну, кажется началось! Самый крупный из них торжественно сообщил мне, что сегодня приговор будет приведен в исполнение и, так как умирать лучше (у него получилось- полезнее) на голодный желудок, то меня сейчас поведут к месту казни. Нет ли у меня сегодня жалоб на здоровье?
  Я внутренне весь затрясся от смеха: опять их мое здоровье интересует! Ответил- жалоб нет! А что, если сказать о сильной боли в сердце? Но зачем растягивать эту трагикомедию, видимо наши не смогли мне помочь… Меня взяли под руки и повели…
  Комната, где находился электрический стул, была большая и хорошо освещенная. Приятно будет умирать! И тут же почувствовал, как в сердце, опять словно бы воткнулась толстая игла, а в левую руку вонзилось множество мелких. Рядом стояли два служителя тюрьмы- молодой и пожилой. Молодой был благодушно настроен:
  -Ты не обижайся, старик, на то, что мы сейчас с тобой будем делать.- Я не сразу сообразил, что стариком он назвал меня.- Я знаю, ты в нашей благословенной стране  натворил  много
дел, даже кого-то убил и покалечил. Поэтому тебе на нас не стоит обижаться и мы все  постараемся сделать быстро и небольно. Конечно, тебе не позавидуешь, старик, но за все содеянное надо отвечать…
  Он и напарник схватили меня за руки и разложили верхнюю часть туловища на столе, животом вниз, а ноги мои продолжали стоять на полу. Потом с меня содрали штаны, я хотел было возмутиться, но мной уже опять овладела апатия. Я промолчал. Зато молодой заливался соловьем:
  -Держись, старик, я все сделаю, аккуратно. Сам понимаешь, когда через тебя такое напряжение пропустят- ты обделаешься.- При этом он тщательно засовывал мне в задний проход какую-то дерюгу. От боли и раздражения я едва сдерживался, чтобы не покрыть своих мучителей четырехэтажным матом.- Держись, старик, и тебе будет лучше, если ты умрешь не обделанным, и нам меньше будет убирать.
  Я не выдержал и съязвил: «Спасибо тебе за доброту, сынок! Была бы возможность, отблагодарил бы тебя.» Он не понял иронии, а голос мой противно скрипел, и каждое слово отдавало болью в сердце. Я почувствовал, как меня поволокли к стулу, а потом усадили на него. Сидеть было больно и противно… Хорошо- недолго… Вот, сейчас…
  -Потерпи еще немного, старик, я тебе макушку побрею. Так ток пойдет легче и быстрее, и ты сразу помрешь, и мучиться не придется…
  Он сбрил мне волосы и даже чем-то смазал череп. Еще пара минут и я был окончательно «упакован». Осталось чуть-чуть подождать… Ах, эта иголка, в сердце…
  ………………………………………………………………………………………………………
  Полковник Ричардсон сидел в соседней комнате и пыхтел «Гаваной». Рядом расположился Абрахам Алтман и почтительно ждал. Наконец полковник, предварительно глотнув из маленькой бутылочки, обратился к напарнику:
  -Ладно, капитан, пора заканчивать с этой мистификацией. Зайди к тем ребятам и если парень не обделался  от страха и продолжает молчать, скажи чтобы  его  сняли со стула  и в
 порядок привели. Иногда приходится признавать свое поражение. Мне казалось, я хорошо продумал эту историю, когда он, якобы, убил двоих наших ребят, а на самом деле они выжили. Я был уверен: перед угрозой казни на электрическом стуле, он сдаст все свои связи здесь, может даже будет работать на нас. Это была бы моя великая последняя победа, перед уходом на пенсию. Но этот, проклятый русский упрямец, оказался сильнее меня… он не сдался… merde! Идите, пусть снимают со стула… А, знаешь, капитан, самое интересное, я испытываю какое-то странное чувство: порой мне кажется- я даже доволен, что парень не сдался. Я раскалывал много всякой швали: этих проклятых коммунистиков, потом начинавших работать на нас… Многие сами пришли к нам и сдали за деньги своих подельников. Сколько их сейчас нам служит, стоя на задних лапках! Но я их презираю… Не знаю, попади я в такой переплет… А парень не сдался… Я уважаю его… Иди.
  Алтман ушел, а полковник вытащил вторую бутылочку и принялся ее сосать. При этом он горестно качал головой…
  Стремительно распахнулась дверь и на пороге показался Абрахам Алтман. Он заорал:
  -Он умер, господин полковник!
  -Как- умер?!- Взревел Ричардсон.- Что, эти пустоголовые остолопы успели подать на него высокое напряжение?!
  -Нет, похоже, он умер от инфаркта! Когда я вошел, он вдруг обвис, стал совершенно белым и нос у него заострился, а язык вывалился… Я пощупал- пульса нет…
  -А врач, врач!- Орал полковник.- Что делает там этот собачий костоправ? Он в тюрьме даже клистиры разучился ставить, наверное? Пусть делает укол.                -Я срочно вызвал нашего врача…
  -Да, пока придет наш доктор, парень окончательно помрет! А сейчас, может, его еще не поздно откачать, пусть делают адреналин в сердце, пусть делают что-нибудь, или я переломаю им всем ребра! Мы не имеем права терять такого парня… Действуй…
  Алтман скрылся, а багровый лицом полковник, рвал на себе ворот и растирал левую сторону груди.

 …Наконец я увидел вдалеке родительский дом… Я шел по тропинке, но стопы намокали от росы. Яблоневый сад был весь белый от цветения. А разве сейчас весна? Значит- весна… Я вижу- мама стоит у калитки и машет мне полотенцем. А вот и отец- он сидит на крыше и занимается ремонтом. Я уже слышу, как шумит ветер в ветвях деревьев… А что это за две маленькие девочки там бегают? Кто это?... Я вернулся, вернулся, вернулся, вернулся домой!

               
А если что не так- не наше дело!
Как говорится, родина велела…
Как славно быть ни в чем не виноватым,
Совсем простым солдатом, солдатом.
                Булат Окуджава