Тарас Прохасько. Непросты. Виадук

 



1. Непросты все вместе перебрались по горам в Яливец и пробыли в городе с перерывами до 1951 года, когда специальное подразделение чекистов, переодетых в форму бойцов УПА*, сожгло огнеметами психиатрическую лечебницу, в которую выслеженных и схваченных Непростов посадили в 1947-м. Они хотели быть ближе к Анне.
         
2. За несколько недель до конца 1900 года Франциск закончил очень важный для него мультипликационный фильм.
           Жить - это значит развязывать и завязывать узлы - так учил его когда-то непрост- гадючник и дал ему целую связку шкурок ужей. Франц должен был распутать все узлы и завязать их снова по-своему.  Логика живет в пальцах, ее категории повторяют  лишь то, что можно сделать пальцами. Словно четки, все время вертел он  в пальцах этот клубок. Наконец, развязал все узлы, а когда стал завязывать их на свой лад, оказалось, что пальцы упорно стремились  воспроизвести прежний клубок. А вот Анна сразу наплела такие узлы, что гадючник повел Франца на мост, на котором поселились Непросты.

3. Когда-то этот виадук хотели перебросить с одного отрога горного хребта на другой. Между этими отрогами и располагался Яливец. Сначала построили середину виадука, намереваясь потом достроить края . И Франциск уже представлял себе, как однажды весь путь от Шешулы до Петроса превратится в удобную прогулочную дорогу. Однако  этот проект оказался единственной несбывшейся идеей Яливца. Три соединенных друг с другом, но не связанных с поверхностью земли арки – они были гораздо выше железнодорожных мостов в Ворохте и Делятине – нависали, проходя по диагонали, над городом, начинаясь и обрываясь  в синем небе. Вверху находился отрезок широкой дороги. На нем и стали жить Непросты.
       Франциск очень долго поднимался на виадук по веревочной лестнице, что еще сильнее раскачивалась от того, что первым взбирался гадючник. Наверху казалось, что виадук слишком узкий, что стоит лишь пошатнуться и полетишь вниз – на маленькие крыши, короткие улицы, узкие каналы, пену деревьев. Но вокруг расстилалась такая красота, как будто из какой-то другой жизни. Все было белым, другие краски просто  отсутствовали - даже на далеком солнце.
       Занесенные снегом Непросты курили свои трубки и смотрели на Фархауль в Марамороских Альпах за долиной Белой Тисы. Разговор был простой – когда Анна станет женщиной, пусть сделается Непростой. А они всегда будут поблизости.

4.  С тех пор Непросты действительно были поблизости. Это только кажется, что Черногора – пустынное место.  На самом деле места в Карпатах всегда не хватает. Даже люди, которые живут далеко друг от друга, постоянно встречаются. Что уж там говорить о городке  в изломе горного хребта.
     За несколько золотых из сокровищ Довбуша они купили клочок земли на площади Рынок и выстроили небольшой домик. Снаружи обложили его причудливо расписанными изразцами , так что он стал напоминать печь. На всех окнах написали одно и то же  слово – нотариус. А на подоконниках выстроились целые ряды из бутылок самого разного размера и формы, так что можно было решить, что «Нотариус» - это название очередного бара. Лукач всего за неделю сделал так, что крыша дома  покрылась плющом  и на дверях повисла  зеленая растительная занавесь. Внутри  было пустынно – за небольшим столом всего с одним выдвижным ящиком стояло обитое парусиной кресло на очень высоких ножках.
       В кресле сидел сам нотариус и одну за другой курил крепкие сигареты. Очередную сигарету он скручивал, пока курил предыдущую. Еще в юности он решил, что должен сам выбрать свою смерть, не полагаясь на случай. По крайне мере,  если  не дату смерти, то хотя бы ее причину. Остановился на раке легких.

5. Но стоило кому-нибудь прийти, как нотариус откладывал сигарету, усаживал посетителя в свое кресло, выдвигал ящик стола и доставал из него два стручка красного или желтого сладкого перца.  Стручки всегда были свежие и сочные. Он открывал складной нож, что болтался на ремешке у его колена,  разрезал пополам и, положив на ладонь, очищал стручки от семян, спрашивал у посетителя, что ему налить – паленку, ракию, сливовицу, бехеревку, цуйку, зубровку, анисовку, яливцовку, боровичку – наливал полные половинки перца, подавал одну гостю, доставал из ящика лист бумаги, остро очиненный карандаш, поднимал чарочку, говорил «ну, дай Бог» , глядя прямо в глаза гостю, выпивал, закусывал перцем, сразу наливал по второй, прикуривал сигарету (спички держал в кармашке брюк у самого пояса, а полоска с серой была приклеена к ножке кресла) , подходил к столику, брал карандаш, затягивался – и был готов слушать.

6. Нотариуса все звали французским инженером. Непросты отыскали его в Рахове и предложили эту работу, потому что у него был  скромный и, одновременно, геройский вид. Такого хочется удивить, рассказав ему что-то необыкновенное из своей жизни. А Непростам и нужно было как можно больше таких историй и баек.
      Когда-то он действительно был французским инженером. Прожил двадцать лет в Индокитае - занимался дренажными системами, осваивал курение опиума, тайский бокс, дзен.  Писал этнографические и геополитические статьи для европейских газет. Некоторые из них перепечатала галицкая украинская  газета «Дело». Непросты сходили в Криворивню, где жил Грушевский, и посоветовали ему пригласить французского инженера во Львов. Через Манчжурию, Туркестан, Персию, Грузию, Одессу, Черновцы, Станислав, Галич, Рогатин и Винники он в конце концов добрался и получил должность при этнографической комиссии Научного Общества им. Шевченко. Ему выдали командировочные, которые сначала предназначались Владимиру Шухевичу, и он отправился на Гуцульщину. Но опыт нескольких малых войн, среди которых он оказывался в разные периоды своей жизни, мешал ему заниматься фолкльористикой.

7. В Яливце французский инженер  прожил с 1900 до 1921 года.  Он сидел в своем кабинете и, даже после 1914-го, выслушивал и записывал все, о чем рассказывали приходившие к нему люди. Рассказчики получали приличный гонорар, а записи с историями и фантазиями, прозрениями и безумными идеями потом анализировали Непросты.
     Одет он все это время был совершенно одинаково – просторный белый фланелевый костюм,  на котором изначально не было ни одной пуговицы, белые, расстегнутые на груди,  рубашки с салатового цвета полосками,  сандалии на пробковой подошве. Лишь зимой он заворачивался в мохнатое гуцульское покрывало, набрасывая его край на голову, как капюшон.
     Это он научил Себастьяна тому, что у человека самовосприятие  заключено в ступнях ног, и его можно изменять в зависимости от того, на что ты становишься.

8. Конечно, стояла зима. Конечно, падал снег. И, возвращаясь, можно было хватать снежинки пересохшим ртом.
     Однажды Франциск вернулся домой вместе с Себастьяном. Он предложил Себастьяну пожить в Яливце. Анна постелила ему в свободной комнате. Ключ от этой комнаты отчего-то с самого утра был у нее в кармане.
      Франциск почувствовал, что Анна перестает пахнуть по-детски, и Непросты могут появиться  очень скоро, потому что кровь гостя, словно передающаяся по воздуху инфекция, уже стала смешиваться в воздухе  дома с кровью женщин из его рода.

Себастьяну так хотелось спать, что он с благодарностью принял предложение Франца.

А Анна подумала, что Себастьяну будет нелегко одновременно быть и другом отца и мужем  дочери.

Голые виноградные лозы стучали в окно, у которого стояла кровать. Себастьяну пришло в голову, что ритм этих ударов можно использовать, как ветромер.


Сокращенный перевод  с украинского  А.Пустогарова


*- автор пересказывает распространенную на Западной Украине легенду о переодеваниях (прим. переводчика).