Такая липкая и холодная паутина

Снег кружится, серебристый снег, игривый и холодный... Неприятно липнущий к щекам. Вокруг слоняются люди, кто-то спешит за покупками, за новыми товарами и скидками, за давкой в очередях, за брань, за кошелками своими и чужими, за рождественскими елями и за подарками своей семье. На Рождество город преображается. Нет, он не становится лучше или хуже, не уютнее в нем и не теплее от этого, не холоднее. Просто в это время года даже преступники становятся добрее и терпимее в ожидании праздника. Это несколько сокращает обычное число шальных пуль, которых ты можешь получить, просто прогуливаясь по городу в будний вечер.
Грязи не становится меньше, ее укрывает плотным слоем снега.
Питер прошел еще метров триста от станции метро, пока, наконец, не добрался до места. Иногда плохо без машины, думал он, но еще хуже, когда денег на машину нет. Но в таких злополучных местах как этот богом забытый переулок в Бронксе и врагу не пожелаешь парковаться.
Это было не то, что он ожидал увидеть. Впереди уже собралась толпа офицеров полиции и журналистов. Питер огляделся внимательно. Между людьми с фотоаппаратом наперевес ловко просачивался Эдди Брок. Пройдоха Брок из Дэйли Бьюгл, смертельный яд города Нью-Йорк в лице добродушного журналиста.
– Так, кто-нибудь объяснит мне, почему посторонние на месте преступления?! – знакомый до боли голос раздался, как раскат грома, облив холодом последние теплые чувства, успевшие нахлынуть на него, когда он вновь на мгновение увидел ее. Он вздохнул. Все в ней было прекрасно. Все, кроме нее самой.
– Здравствуй, Гвен, – улыбнулся этой гневной девушке Питер.
– Питер... Ты, надеюсь, мимо проходил, не заметив ограждения, не так ли?
– Не так ли. Кто убитый?
– Тебе это так нужно знать? Ты не офицер полиции, чтобы меня спрашивать.
– Прости, – он на секунду задумался, не зная, что бы ей сказать. – Мне позвонили и сказали прийти сюда. Срочно.
– Кто тебе звонил? Твой клиент? – ее равнодушный тон начинал раздражать Паркера.
– Не похоже на то. Поначалу я подумал, что это шутка, но... Звучало убедительно, – Питер многозначительно осмотрелся вокруг. – Не похоже это на шутку.
– Гм, не ты один так считаешь. Ладно, не стой так.
Она тут же резко развернулась и быстрым шагом ушла вперед, скрывшись за чужими спинами. Питер пожал плечами и неспешно поплелся вглубь толпы. Это действительно не походило на шутку. Он не мог узнать голос звонившего, но знакомое чувство прочно застряло в нем.
– Что мы имеем? – Гвен уже величественно стояла над трупом, а рядом с ней фотографировал журналист Брок. – Один труп, орудие убийства – предположительно, нож для разделки мяса. Довольно по-зверски выглядит.
– Много крови… – тихо прошептал Питер, едва увидев картину убийства. – Смотрите, тут тоже кровь, – он указал на едва ли заметную лужицу крови в паре метрах о убитого.
– А, великий Питер Паркер, я погляжу! – прервав его, ехидно возопил Эдди Брок, успев озарить яркой вспышкой своего фотоаппарата лицо Питера и привести того в замешательство. – С какой это целью вы снизошли до нас, сэр? Убийство – это всего лишь убийство, смерть одного человека, не так ли? Раз, и нет его.
– Заткнись, Брок. Я пришел не с тобой говорить. И не интервью давать.
– Сам заткнись. Я просто поздоровался с тобой, а ты сразу в штыки. Да что толку с тобой вообще разговаривать?..
Ехидная ухмылка Брока исчезла с его лица, оставив вместо себя подрагивающую от гнева бровь и оскалившееся стучащие от холода зубы. Он протяженно со свистом вдыхал в себя воздух и так же протяженно выдыхал, не спуская глаз с Паркера. Питер, в свою очередь, старался не смотреть в его сторону, чтобы зря не нервничать. Нужно было просто игнорировать этого задаваку, и тот отстанет. Он надеялся на это.
– Мне на хрен не сдалось интервью с тобой, – продолжал Брок, дыша еще громче.
– Слушай, я пришел по делу, а не для того, чтобы вспоминать наши с тобой разногласия. Давай вместе успокоимся сейчас, ага?
– Я успокоюсь, когда твой некролог напечатаю.
– Это сильно, – Питер был просто сражен.
– Заткнитесь оба, – оборвала на корню затевавшийся спор подошедшая к двум парням Гвен и с каменным лицом уставилась на Питера так, что у того сердце екнуло. – Теперь на полном серьезе: что тебе нужно?
– Я сказал, мне позвонили...
– И ты, конечно, тут же пустился на помощь, не так ли? – холодным как нью-йоркский воздух голос резал слух Питера.
– Не так ли... – повторил он, смотря девушке прямо в глаза. – Я хотел увидеться с тобой, – соврал Питер. – Нам надо поговорить.
– Лучшего времени не смог найти?..
– Гвен, что произошло? – Питер решил не отступать. – Мы же были с тобой вместе, а потом ты вдруг бросила меня... Дело во мне? Скажи, ведь дело во мне? Я старался угодить тебе во всем, я даже... Я даже любил тебя.
– Как мило!.. – Гвен ошалело уставилась на него.
– Понимаю, глупость сморозил, но ты пойми, что таких чувств я больше ни к кому никогда не испытывал. Я не бросаюсь словами на ветер. Я люблю тебя, и это правда.
– Тебе кажется.
– Гвен... – вновь повторил он ее имя, словно цепляясь за него как за спасительный круг. На деле это был капкан.
Гвен Стейси была самой красивой девушкой из всех, что он знал. Белоснежные волосы, небесно-голубые глаза и красные губы на ее светлой-пресветлой коже. Будто бы кровь на снегу. И столько смертей между ними. Порой Питер думал, им никогда не быть вместе. Гвен хоронила свои чувства глубоко в себе, оставляя лишь холод снаружи. Будто бы бродячий труп. Питера вдруг передернуло.
Над трупом копошились судмедэксперты, в том числе Уоллес, низкорослый пожилой мужчина с бегающими слезящимися глазами и вечным насморком. Несколько месяцев назад он нанимал Питера, чтобы тот следил за его женой. Бедняга, конечно, наделся, что то были всего лишь предрассудки, но на самом деле жена не была верна своему мужу. Странно, что они не развелись и не разошлись после того случая, а до сих пор живут вместе как ни в чем не бывало.
– Вы плохо выглядите, мистер Паркер, – учтиво и вежливо поинтересовался Уоллес.
– Плохо спал. Всю ночь в своем офисе провозился.
Только сейчас он увидел не сильно пострадавшее лицо мертвого. Гримаса ужаса перекосила его, но Питер смог узнать его...
Вдруг что-то внутри из-под одежды трупа зашевелилось. Из нагрудного кармана мертвеца начал медленно выползать здоровенный паук, шевеля своими лапками так зловеще как в старых фильмах ужасов. Питер уставился на него, окаменев лицом и телом. В пальцах начало покалывать, а на лбу выступил пот. Сердце будто сжалось, защищаясь от угрозы.
– Детектив Стейси, кажется, я нашел убийцу... Ну, или одного из подозреваемых.
– Вы же не станете говорить, что он умер от укуса паука? Мне кажется, истерзанное тело тому подтверждение.
Судмедэксперт Уоллес тихо хихикнул, затем, сморкнувшись в платок, всегда хранившийся в кармане его брюк, начал протяженно:
– Ну, его ведь могли сначала отравить ядом, затем только порезать на куски, чтобы скрыть факт отравления или просто от злости. Так или иначе, но паучок... – он потянулся вниз и поднял осторожно насекомое, держа его перед собой – такие, вроде бы, не водятся здесь. Я таких доселе не встречал.
– Можно подумать, ты энтомолог. Он ядовитый?
– Почем мне знать?.. – пожал плечами Уоллес. – Отправим в лабораторию на исследование, там и выясним. Вот здесь, на запястье есть след от укуса. Он был получен много раньше наступления смерти. Похоже, за несколько дней до этого.
– Паук-убийца? – выдавил из себя едва слышный смешок Питер, как только Уоллес унес с собой паука.
– Заткнись, Пит, – огрызнулась на него Гвен. Она была явно раздражена.
Молодой детектив. Детектив-женщина. Дочь своего отца, одного из лучших полицейских за всю историю города. Нелегко было дотянуться до поставленной им планки, но она старалась. Не жалея ни себя, ни кого другого, теряя друзей и близких, она все дальше отделялась от людей, дабы только достичь успеха. Если бы только знать, что такое успех... Но Питер не знал и не понимал. На ее пути он был лишь очередным препятствием, как она сама часто говорила.
Порывшись в карманах, Питер отыскал смявшуюся пачку сигарет и зажигалку, между прочим, подаренную ему отцом Гвен, когда тот еще был жив. Сказать, что он высоко ценил этот подарок, значит, не сказать ничего. Резкий запах ударил в нос, а из горла как будто просился наружу скомканный выпуск Дэйли Бьюгл, режущий своими острыми углами и едкими замечаниями Джеймсона. Он тоже курил... Пора было бросать.
– Ты еще не бросил? Ужасная привычка, – прокомментировала Гвен.
– Я-то думал, тебе плевать.
– Так и есть. Просто не кури в мою сторону.
– Есть след от укуса паука, – высказал слово судмедэксперт Уоллес.
– К чему бы это? – задумался Питер.
И снова кровь на снегу... Много крови. Убитого звали Флэш Томпсон, они вместе с Паркером учились в средней школе. Он его прекрасно помнил: здоровый парень, задира-футболист. Все девчонки тащились от него. Кроме одной. Той, которая его чуть глаза не лишила, когда Флэш взял инициативу на себя, не спросив мнения девушки, и набросился на нее как-то вечером, после выпускного бала. Много было крови тогда. Питер не помнил имени девушки. Он и не видел ее никогда.
Кто-то прикончил этого ублюдка. Но убийство остается убийством. И кто-то должен ответить за него.

Полгода прошло...
То было отчаянное время. Он не знал, что делать. Не знал, ради чего жить. Если раньше он хотел просто умереть молодым, чтобы покинуть этот ненавистный ему мир, когда прозвучало роковое слово, он больше не мог так думать. Он перестал в тот момент думать вообще. Он больше не хотел умирать. То слово вызвало у него отчаянное желание жить. Мы так хотим того, что нам недоступно, мы так страдаем, когда теряем то, чего даже не замечали, думал он чуть погодя. Но в тот самый момент он просто окунулся лицом в бездну и перестал мыслить. Он пытался защититься, скрывшись под камнем, от неизбежности. От одного слова... Рак.
Полгода назад у Уэйда Уилсона обнаружили рак. И это было для него страшное время. Но сейчас, когда он до сих пор жив, когда дышит холодным нью-йоркским воздухом, когда сидит по вечерам дома, смотрит игру на большом экране, доставшемуся ему от матери, когда он до сих пор смотрится красавчиком, на удивление, он больше не печалился и не гневил судьбу.
Каким-то чудом Уэйд оказался в центре АИМ, когда ученый Коннорс, давний знакомый матери Уэйда, начал проводить свои исследования в области регенерации раковых клеток, чтобы тем самым поддерживать жизнь у больных раком. Уэйд Уилсон был не то, чтобы подопытным, скорее он был пациентом, у которого шансов спастись было чуточку больше, чем у других обреченных.
В конце концов, терять ему было нечего, и Уэйд согласился.
– Господь дает тебе второй шанс, – говорил тогда его мать. – И если ты излечишься, это будет даром Божьим. Ты не смеешь отвергать этот дар или воспротивиться ему. Ты должен быть ответственным за то...
– Я знаю, мама, – отвечал ей Уэйд с любовью. – Я знаю. Мы ответственны за силу, дарованную нам Богом, мам. Я помню эти слова.
– Я люблю тебя, сынок... – это было последнее, что он услышал от нее.
Единственный человек, которого он когда-либо любил больше всей жизни, покинул его в тот самый момент, когда сам Уэйд обрел надежду на собственное спасение. Это его плата Господу. Уэйд Уилсон не мог подвести свою мать.
Мать его всегда учила идти по жизни только вперед, никогда не оглядываться назад, не зацикливаться на прошлом. Не совершать прежних ошибок. Покуда жив.
Уэйд Уилсон нерешительно стоял у двери и ждал. Ждал, когда дрожь, вдруг нахлынувшая на него не о холода вовсе, уйдет. Рука медленно потянулась вперед... Почему-то, но раньше он никогда не испытывал подобного чувства. Уэйд с замиранием сердца нажал на дверной звонок, набрал в грудь больше воздуха и попытался улыбнуться как можно более ненавязчиво. Выходило не очень. Он страшно волновался.
Наконец, за дверью послышались спешные шажки, лязг замка, а затем дверь немедленно распахнулась, чуть не сбив с ног незадачливого гостя.
Перед Уэйдом стояла молодая рыжеволосая девушка с тем вопросительным взглядом, который как бы намекал тебе: «Убей себя или вали дальше», но Уэйд, пару мгновений потянув своим безжизненным голосом, выдавил из себя располагающее к себе приветствие, на которое только был способен:
– Ты прекрасна, – сказал он, заместо банального «привет».
– Спасибо, – нисколько не шелохнувшись, ответила девушка.
– То есть, я хотел сказать... Привет. Я ваш сосед, живу в квартире напротив, – он махнул рукой назад, не отворачивая взгляда от своей соседки, внимательно разглядывая ее лицо.
– Привет. Я Мэри Джейн Уотсон, – она протянула свою маленькую немного бледную ладонь. Уэйд, весь скованный от непонятного чувства, неловко пожал ее и быстро отпустил. – Только что переехала... Вот.
– Мое имя Уэйд. Уэйд... – он немного замялся. – Уэйд Уилсон, да.
– Может, пройдешь, Уэйд? – и она жестом пригласила молодого человека пройти в квартиру.
Внутри было просторно, квартира казалась намного больше той, что снимали они с Питером. Чистый белоснежный ковер, яркие стены, даже шторы... Если не считать коробки, что ютились повсюду, можно было со всей уверенностью сказать, что ни один мужчина здесь еще не побывал. Уэйд почувствовал себя первооткрывателем. Его сердце все еще бешено колотилось, но волновался он уже не так, как поначалу. Странное чувство... Уэйд никогда не был так скован, да и женщин у него хватало всегда. До того, как...
– Я заварила чай. Кофе закончился, – звонко раздалось откуда-то с кухни.
– Чай... Чай – это будет отлично, – крикнул в ответ Уэйд.
За последние полгода он вновь чувствовал надежду. Чувствовал, что живет, и вдохнул полной грудью.

Насколько он знал, Флэш Томпсон работал санитаром в центре АИМ, куда и отправился Питер сразу же. Давка в метро, холодный ветер на выходе обдувал лицо, освежая его от этого людского запаха. От воспоминаний о Гвен.
Здание АИМ не было самым высоким, но оно выглядело величественно, так и завораживало одним своим видом. Питер посмотрел на вершину. Снег ссыпался на него сверху как манна небесная. Чистый снег, покрывающий собой грязную землю.
Питер Паркер решил задать несколько вопросов директору АИМ Норману Осборну. Тот не проявлял недовольства. Напротив, Осборн был чрезвычайно любезен и не вышвырнул детектива через парадную дверь, за что Питер был уже благодарен.
– Грустно, что такой человек, как мистер Томпсон покинул этот мир. Он был хорошим человеком, еще лучшим он был работником.
– Вы были знакомы с ним? – с подозрением задал вопрос Питер.
– Я знаком со всеми в своем центре. Флэш Томпсон – не исключение.
– Вы хороший руководитель.
– Дело не в том, хороший ли я руководитель. Я обязан знать все, что происходит в моем центре АИМ, иначе бы мы не достигли тех высот, чем гордимся сейчас. Нужен контроль и поощрение. За работниками нужен глаз да глаз.
Флэш Томпсон был всегда ответственным, никогда не отлынивал, выполнял свою работу грамотно, не вызывая нареканий. Бывал, однажды, работником месяца. Никто из пациентов на него не жаловался, со стороны докторов жалоб тоже не поступало.
– Вы не могли бы сказать, были у него враги. Гм, на работе?
– Вы меня плохо слушали, мистер Паркер. У такого человека не могло быть врагов.
– Это очень странно... – своим видом Питер показал, что задумался. Осборн пригляделся к детективу и нахмурил свои густые брови.
– Что же странного вы углядели? – спросил он.
– Я знаю, вы работаете над преобразованием раковых клеток. Экспериментируете на насекомых, не так ли? – спросил Питер, но Норман Осборн не отвечал, уставившись на детектива своим твердым взглядом. Не то, что бы именно это ожидал Питер. – Хотелось бы знать, могла ли смерть Томпсона быть связана с этим?
Норман грузно поднялся с кожаного кресла и встал из-за стола, сомкнув руки на груди. Питер сел ровно, не зная, встать ли самому или продолжать сидеть. Осборн подошел к окну. Его взгляд устремился далеко вперед.
– Это странно. Но странно другое, что вы задаете эти вопросы мне. Вам-то зачем это знать? У вас ко мне претензии? Я был готов ответить на ваши вопросы, но связанные со смертью Томпсона. Вы изволили себе много лишнего.
Да, мы действительно занимаемся преобразованием раковых клеток. Это несправедливо, что в мире существуют болезни, способные отнять у человека жизнь. И мы боремся с этим.
– Ценой невинных паучков?
– Почему именно пауков? – удивился Осборн.
– Просто предположение... – Питер не стал дальше напирать на своем. – Вы правы, мистер Осборн. В этом мире много странного. Вы помните, как в прошлом году пьяный водитель сбил насмерть женщину и двоих ее детей? Тот оправдывался тем, что заслушался Элвисом по радио. Отец погибшего семейства решил затем мстить двойникам Элвиса, отправив на тот свет восемнадцать ни в чем не повинных человек.
– Он еще одевался в костюм клоуна? – оживленно спросил Осборн.
– Да, Монарх, как его в газете прозвали. Или Каратель.
– Люди всегда ищут справедливости, но, напялив на себя маску и яркий костюм, ее не добиться. Центр АИМ предлагает верное решение всех проблем. Мы излечиваем болезни, двигаем науку вперед, а вместе с ней – весь мир. Мы творим невозможное.
Питер вздохнул. Трудно было сказать, что Норман Осборн открыл ему много секретов. Трудно было сказать, было ли благоразумно явиться к нему сейчас, расспрашивать о смерти санитара. Гвен его убьет, это факт.
Осборн вопросительно посмотрел на задумавшегося Паркера и сел на свое место. Часы на его тикали и показывали полдень.
– С кем из докторов Томпсон чаще всего работал? С кем я могу поговорить? – наконец, после некоторого молчания задал вопрос Питер, отходя от темы. Ему не терпелось поскорее уйти отсюда. Норман Осборн вызывал у него головную боль.
– Томпсон работник нашего учреждения. В его обязанности входит многое, в том числе ухаживать за пациентами и помогать докторам в своих исследованиях. Здесь никаких предпочтений. И, к моему сожалению, я не могу отвлекать докторов от их работы. По крайней мере, не сегодня. Вы меня понимаете, мистер Паркер?
– Ах да, конечно. Мне уж пора. Извините, что отнял у вас время, – Питер встал с уютного кресла и направился к двери.
– Ничего страшного. Мне было приятно общаться с вами, – Осборн добродушным взглядом проводил его, а затем углубился в чтение бумаг на своем столе.
– Еще кое-что, мистер Осборн... Будьте осторожны. Возможно, это ничего не значит, но все равно. Вы же творите невозможное. А смерть вполне возможна.
– Помолитесь за меня.

Уэйд проводил девушку до метро. Он весь сиял от свалившегося на него счастья. Снова он чувствовал себя, чувствовал воздух, пусть и холодный, ледяной, но живой воздух, которым он дышал теперь полной грудью. Сегодня ему больше не хотелось напиться и лечь спать пораньше или же смотреть до поздней ночи телевизор. Он просто хотел быть рядом с Мэри. И дышать рядом с ней. Он был влюблен в это мгновение. Мэри и мгновение отвечали ему взаимностью. Все было хорошо.
– Ты работаешь в Дэйли Бьюгл? Большой журналист?
– Что-то вроде того, – она скромничала.
– Я знаю, ты просто стесняешься этого.
Она улыбнулась своей искренней улыбкой. Прошло всего пару часов с момента их знакомства, но Уэйду уже казалось, что он знал абсолютно все о ней. Как она была прекрасна!
Они болтали обо всем подряд. Уэйд рассказал ей о своем приятеле, один из немногих, кто не отвернулся от него в момент отчаяния и предложил свою помощь. Уэйд Уилсон был многим обязан Питеру. Тот был его настоящим другом. Таких как он в городе не сыщешь, будь ты лучшем в мире детективом.
– Он мой приятель. Частный детектив. Если тебе что-нибудь будет нужно: информация какая-нибудь или проследить за каким-нибудь тайным поклонником, чтобы отметелить его, он с радостью тебе поможет. Держи... – Уэйд протянул девушке визитку с номером офисного телефона Питера Паркера.
– Ты же сказал, вы вместе снимаете квартиру. Зачем мне визитка?
– Дома он редко бывает. Занятой человек. А мобильным телефонам не доверяет. Говорит, излучение от них вредное.
– Надо же. Весь мир обречен, – Мэри улыбнулась.
– Да... – кивнул Уэйд, понурив голову. Он попытался было улыбнуться в ответ на шутку, но не смог. Голова заболела, а дышать стало тяжело.
– Что-то не так? – испуганно спросила девушка.
– Нет, все нормально.
Поезд подошел к платформе. Девушка еще раз посмотрела жалостливо на Уэйда, но тот успокоил ее, сказав, что все хорошо. С ним все хорошо. И вот она уехала, оставила его наедине с этой адской мучительной болью. Ему срочно нужно было лекарство.
Когда Уэйд Уилсон начал свое лечение, он был тогда готов ко всему. Но к боли нельзя быть готовым. Постоянное облучение, постоянное принятие лекарственных экспериментальных препаратов не могли не давить на него. Что-то помогало, что-то отправляло его прямиком в геенну огненную. Боль была невыносимая. Казалось, что голова разлетится на куски. Кровь отвердевала. Его рвало собственной кровью.
Доктор Коннорс прописал ему особые таблетки. Поначалу он принимал немного. Боль утихала, он даже забывал о ней до следующего проявления, но затем что-то изменилось. Таблетки слабели, но он их пил. Все больше и больше. И тогда боль вновь утихала. Ненадолго. Док говорил, что нельзя так... Говорил, что нельзя так издеваться над собой. Поэтому он перестал давать их.
– Это все ради твоего же блага, Уилсон, – говорил он ему, убежденный в своей правоте. В боли не правых. Есть только чувство боли, но док не понимал этого и твердил свое.
– Вы не знаете, что такое боль. Вы не знаете, что есть ожидание смерти. Боязнь ее... И страх желания смерти, когда начинается боль.
– Мы переходим с тобой на новый метод. Более прогрессивный. Мы вылечим тебя. Только ты сам должен освободить себя. Переступи через этот барьер. Боль лишь в твоей голове.
– Именно. В голове. Которой сейчас не станет, – и он закричал. Он всегда кричал от этой боли. Он гневил и бога, и даже мать в тот момент, за что Уэйду было стыдно. Только доктору Коннорсу не было стыдно.
Поэтому Уэйд мог просить помощи только у одного человека. Флэш Томпсон... Он часто помогал Коннорсу в его исследованиях.
Именно он мог достать для Уэйда таблеток. Если попросить, все-таки Уилсон верил, что в каждом человеке можно выявить что-то хорошее, если найти нужную точку и надавить на нее. Боль сковала его тело, и ему было не до психологии. Также он верил, что все люди до какой-то степени психи, тут и точку искать не надо. Жизнь сама давит на них, раскрывая все дерьмо.
– Мне нужны мои таблетки, Флэш. Мне они очень нужны. Голова раскалывается, меня всего разрывает. Пожалуйста, помоги мне. Господи... – Уэйда всего трясло, пот ливнем стекал по его покрасневшему лицу, а дышал он тяжело и часто.
Флэш ехидно улыбался, наблюдая за муками Уилсона, с нескрываемым наслаждением смотрел, как тот корчился, едва удерживаясь на ногах, коленями падал на снег. Они оба были в переулке за баром, куда по своему обычаю после работы Флэш отправлялся после работы. Уэйд заявился к нему и упал на колени. Стал просить о помощи. С разбитым носом он вышел на улицу, а следом за ним пошел Флэш.
– Уэйд, это для твоего же блага, – тяжелым голосом проговорил Томпсон, склоняясь своей огромной фигурой над хрупким и болезненным телом Уэйда. Тот посмотрел на него снизу вверх, не моргая, сверкая глазами. Его кровь из носа капала на белоснежный снег.
– Кончай с этим дерьмом, Уэйд, – продолжал Флэш в своем тоне. – Я не принес тебе таблеток. Не потому, что не хочу помочь тебе. Наоборот, я пытаюсь помочь тебе.
– Я умираю... – стонал Уилсон.
– Ты умираешь. И ты излечиваешься. Это называется очищение. Ты на заключительной стадии, самой сложной и мучительной. Именно сейчас ты поймешь, будешь ли жить дальше или умрешь. Пересилишь себя, свою боль, и тогда, быть может, боль отступит.
– Мне все равно. Я не могу это терпеть.
– А знаешь, мне тоже. Мне тоже все равно, сдохнешь ты или нет. Надоело врать. Мне тоже надоело это терпеть. Смотреть, как кто-то плюет в мою сторону, пренебрегает моей помощью, пользуется моим доверием...
– Что ты такое говоришь, Флэш? – слова Томпсона пугали его сильнее, чем прежде. Казалось, он обращался не к нему, он смотрел сквозь Уэйда, а говорил будто с кем-то другим. Затем он перевел взгляд вниз, на мучавшегося Уилсона, испуганно смотрящего наверх. Так они стояли несколько мгновений, поглощая друг друга глазами, каждый думал о своем в тот момент.
– Скажи, что тебе нужно, – прервал молчание Уэйд. – Скажи!
– Мне нужна она.
– Она? О ком ты говоришь, Флэш? – Уэйд искренне старался уловить полет мыслей Томпсона. От этого зависела его жизнь. – О ком?!
– Мэри. Я видел тебя с ней, – голос Флэша изменился. В нем стало больше злости и терпеливой ненависти. Голос скрежетал. Медленно. Остро, как острая боль пронзала тело Уэйда.
– Ты ее знаешь?
– Конечно, знаю. Еще бы мне не знать Мэри Джейн Уотсон. Та самая дрянь, лишившая меня глаза. А ведь я люблю ее. После стольких лет чувство не ушло. Я до сих пор испытываю к ней это чувство. Она предала меня... – Флэш задумался. – А ты приведешь ее ко мне. Сам, я ведь не маньяк какой-нибудь, чтоб за девкой бегать.
– Что? Хрен тебе, Флэш! Хрен тебя, я приведу Мэри! Пошел ты, – плюнул Уэйд в сторону Флэша, но не попал.
– Пошел ты и твои вонючие таблетки. Тебе их все равно никак не получить, и не надейся на дока. Вся надежда сейчас только на меня. Понял, Уэйд? Пошел ты, Уэйд. Мучайся и подыхай.
Уэйд Уилсон не ответил ему, просто смотрел, все так же тяжело дыша.
– Я надеюсь, ты подумаешь, Уилсон. И подумаешь хорошо. Десять часов. Здесь же, – уходя, сказал Флэш Томпсон и бросил на снег две маленькие капсулы столь желаемого лекарства на радость Уилсона.

Труп на земле. Старый приятель. Испачканный кровью некогда белоснежный снег. Забавно, снег, словно дар с небес, такой чистый, такой светлый, но стоит ему коснуться земли, как он покрывается грязью и начинает таять. Кровь на снегу... Безумство в глазах маньяка, изрубившего тело парня. Зверство. Этот город повидал многое. Такое убийство не редкость.
Однако это дело не казалось плевым. Питер что-то упускал. Мельчайшую, но очень важную деталь.
Гвен с силой захлопнула дверь своего кабинета, едва не выбив стекло, затем спустила жалюзи. В кабинете были они двое: Гвен и Питер. Тот сидели смирно на стуле, уставившись на картину на стене. Пауки, черные пауки. Огромные, страшные насекомые, безжалостные твари. Плетущие свою паутину. И снег. Вокруг был снег, как и за окном.
– Как ты мог, Питер? – прервала его мысли Гвен. – Как ты мог не сказать мне, что знал убитого? Как ты мог заявиться без разрешения к Осборну?
– Прости, я не был уверен, – снова соврал Питер, но сейчас ему было все равно.
– Это неважно. Я должна была предугадать и отправить за тобой кого-нибудь, – казалось, Гвен успокоилась. – Чем можешь поделиться?
– Гм, собственно, мало чем. Есть мнение...
– Чье мнение? – тут же его перебила Гвен.
– Мое, – Питер ошеломленно замялся, но продолжил: – что в дело, возможно, замешаны последние исследования в области изучения раковых клеток и их обезвреживания. Мне кажется, или кто-то имеет зуб на них, или просто банально пытается стырить лекарство от рака.
– Убитый Томпсон был санитаром в центре, маловероятно, что он злоумышленникам могло бы понадобиться ради своих целей его устранение.
– Как бы ни так. Дело в том, что Флэш Томпсон работал вместе с доктором Коннорсом, ведущим специалистом в этой области. Значит, имел доступ ко многим исследуемым препаратом. И... – тут Питер сделал паузу. – Я заметил, что тот паук, которого мы обнаружили на его теле, внешне похож на аимовские образцы. Это предположение, но мне кажется... Флэш Томпсон потихоньку таскал с работы не только стикеры и скрепки как все.
– Все, что я слышу от тебя, безосновательно. Где факты? На каком основании ты вообще оказался в центре АИМ?
– Меня пригласили.
– Это дело не кажется мне простым, – Гвен выглядела озадаченной. Она бродила по кабинету из стороны в сторону, внимательно рассматривая каждую деталь пола под своими туфлями.
– Выяснили, что за паук? – спросил ее Питер.
– Еще нет. Я сообщу тебе, когда узнаю что-нибудь.
На этот раз Гвен Стейси была спокойна, после своего недавнего скачка негодования она быстро притихла и задумалась. На лице Питера расползлась улыбка. Именно такой она ему всегда нравилась: задумчивая, спокойная и рассудительная. То, чего ему недоставало.

Они сидели вместе в баре, слушали музыку и пили холодное пиво. Мэри весь вечер молчала, лишь иногда пошмыгивая своим маленьким носиком. Уэйд с нее глаз не сводил. Она не хотела уходить. Наверное, ей было просто приятно в тот момент сидеть с ним рядом, но не тесной квартире. Чтобы не заплакать, подумал Уэйд.
Вечером она пришла к нему вся в слезах, рассказала ему, как на работе к ней приставал директор. Обычное дело, особенно для известного бабника Джеймсона, но Уэйд действительно пожалел ее, выслушал внимательно, обещал помочь. Она не хотела оставаться с ним одна в квартире. Хоть Мэри и испытывала к своему соседу влечение, она его боялась. Как и каждого в этом городе, что сам пугал ее до смерти.
Они оба вышли на улицу, держась друг за друга. Мэри была уже весела, она негромко смеялась. Уэйд крепко обнял девушку за плечо, чтобы самому не упасть на холодный снег.
– Надо же, как раз вовремя, – прозвучал знакомый тяжелый голос сзади и из тени показался Флэш Томпсон. Мэри, увидев его лицо, испуганно попятилась назад, держа за руку Уэйда, но тот стоял как вкопанный, пристально вглядываясь в лицо Флэша. Девушка уперлась спиной в кирпичную стену, она разжала вспотевшую ладонь. Томпсон неспешно подошел к Уэйду на шаг, но не более.
– Что это значит? – с дрожащим голосом выдавливала из себя Мэри, хватая ртом воздух. – О чем он говорит? Кто это?
– А ты разве не узнаешь? – Флэш уставил свой гневный взгляд в ее сторону. – Мэри...
– Бог мой, это ты... – вдохнула она резко ледяной воздух и зажмурилась.
– Не подходи близко, – расчетливо произнес Уэйд, стараясь выглядеть устрашающе. Все его мускулы напряглись. Он был готов к выпаду. – Я не дам тебе причинить ей вред.
– Искренне верю. Погоди ты... – Флэш достал что-то из кармана и протянул Уэйду. Тот посмотрел на ладонь. Маленький черный мешочек некрепко лежал в крупной руке Томпсона.
– Что это?
– Это твоя последняя стадия. Хочешь, наконец, покончить со своими муками? Тогда возьми.
– Я просил принести таблетки, – с недоверием проговорил Уэйд.
– Я предлагаю тебе большее. Раз и навсегда покончить с этим дерьмом. Выжить или сдохнуть к чертям собачьим, но прямо сейчас, прямо здесь. Это твой шанс.
Мэри открыла глаза, на которых выступили слезы. Все перед ней размылось. Она хотела бежать, но колени отчаянно дрожали и не слушались ее.
Флэш Томпсон... Она всегда помнила его. Его лицо всегда было перед ее глазами, когда она ложилась спать. Это был ее кошмар. Однажды он хотел ее, но когда ему не удалось заполучить ее ни своей красотой, ни силой, он захотел убить ее. И тогда Мэри пришлось ответить. О, Боже... Она всегда будет помнить его лицо. И кровь... Кровь, брызнувшую ей на лицо прямо из глаза Флэша.  Блеск лезвия в ее руке. Теперь она жалела, что не убила его тогда.
Уэйд раскрыл мешочек, и на его ладонь выпрыгнул большой черный паук. Прежде, чем Уилсон осознал это, тот успел укусить его и спрятаться за его рукавом. Уэйд затряс рукой, сбрасывая насекомое. Флэш смеялся во весь рот.
– Теперь ты помечен, Уэйд. Теперь мы узнаем, насколько ты силен, – самодовольно говорил он.
– Что это за хрень такая?!
– Ты же хотел избавиться от боли.
– Ты меня убить вздумал?! Ни хрена не выйдет. Я все расскажу... Пусть люди знают.
Блеск лезвия... Флэш вытащил нож, огромный нож из-за спины. Он был настоящим зверем, чтобы носить с собой тесак, вдруг подумала девушка. Напряжение в воздухе нарастало. Мужчины не двигались. Они о чем-то спорили. Уэйд кричал о каких-то таблетках... Затем звук удара, и Уэйд упал перед ее ногами. Мэри резко зажала рот, чтобы не закричать, хотя это было бы луче всего в тот момент.
В груди Уэйда торчал этот огромный нож. Кровь текла ручьем и вдруг прекратилась. Он распахнул глаза и встал так быстро, что Флэш от неожиданности отскочил назад. Мэри чуть не упала в обморок...
Когда уже Уэйд набросился на Томпсона, Мэри пересилила себя, тут же схватила телефон из сумочки и, на короткое мгновение задумавшись, набрала номер Паркера. В трубке звучали длинные гудки. Казалось, это длилось часами. Из-за бури не было видно, кто кого именно избивает, но Мэри трясло от ужаса. Она боялась за Уэйда и за себя. Никогда ей не было так страшно. Всю жизнь она считала себя если не бесстрашной, то вполне сильной женщиной.
Ладони ее замерзли и онемели... Наконец, в трубке ей в ответ что-то щелкнуло, и раздался мужской голос. Автоответчик.

Питер Паркер подошел к своей двери, медленно вставил ключ в скважину и повернул, тяжело дыша от усталости. Глаза его слипались, он еле держался на ногах. Он щелкнул выключателем, но свет не включался. Для верности он щелкнул еще раз. Внутри была тьма тьмущая, двигаться можно было только на ощупь. За много лет детектив так и не привык бывать дома, чтобы ориентироваться в собственной квартире даже с закрытыми глазами.
Кое-как он добрался до дивана в гостиной и завалился на него, не снимая пальто. Рукой Питер нащупал кнопку автоответчика. Редко ему кто-то звонил, но все же проверять стоило. Прошлый звонок стоил жизни Флэшу Томпсону. Но он так и не выяснил ничего.
«Питер, нам нужно встретиться. Это очень важно, – говорил голос Гвен по автоответчику. Питер устало кивал ей в такт: надо, так встретимся, думал он, но не сейчас. За этот долгий день он порядком устал от нее. – Тот паук... Им не удалось определить его вид, но они заявляют, что в природе таких нет. Самое главное, Пит, он радиоактивен.  Еще мы получили результаты анализа той крови: это была кровь не убитого Томпсона, Питер. Ты должен кое-что знать... Это подвергшаяся радиации кровь... Ты должен скорее связаться со мной. Я не могу обсуждать это по телефону».
Она просила скорее. Она ждала его. Питер за долгое время испытал, наконец, это чувство... Не знал, как описать его одним словом, но это чувство, когда кто-то нуждается в нем, он не испытывал очень давно. Даже будучи детективом.
Иногда Питер задумывался, иногда, зачем он вообще стал детективом. Он не знал сам, получал ли от этого удовольствие. Всегда воспринимал это просто как работу, как средство заработка. Как многое другое.
Люди умирают, люди изменяют друг другу, люди не верят друг другу, а Питер Паркер просто выполняет свою работу. И остается только кровь на снегу.
Позади ему послышался шорох. Питер быстро встал с дивана и попытался приглядеться сквозь тьму. Он ничего не видел. Что-то упало, он обернулся на звук. И вдруг его ударили чем-то тяжелым по затылку... Питер Паркер вырубился и очнулся намного позже.

Тихо играла музыка, навевающая на рождественский лад. Приятно запахло снегом, но было тепло. Пот стекал по лбу, по его влажным волосам. Кто-то рядом с ним разговаривал. Речь шла об Уилсоне. По крайней мере, он расслышал его имя. Питер постарался прислушаться, но голова болела. Звуки стали вдруг тяжело различать. Кто-то направился в его сторону.
– Зачем ты притащил его сюда? – крикнул куда-то в сторону приближающийся голос.
– Босс приказал, – послышалось издалека.
– Ты вообще думаешь головой? – голос обретал взволнованные нотки. – На кой черт мне нужен он? Где Уилсон? Нам нужен Уилсон, образец для моих испытаний.
– Спокойно, док. Будет вам образец для испытаний.
Питер Паркер распахнул глаза. В нескольких метрах от него стояли ученый в белом халате и здоровяк в черном костюме, который пальцем указывал на него. Он усмехнулся, обнажив свой острый оскал из ряда золотых зубов. Ученый прытким шагом подскочил к Питеру, сверкая на свету своими круглыми старомодными очками.
– Вы проснулись?
– Доктор Коннорс? – удивился Питер. Судя по столь же улыбчивому и добродушному выражению лица доктора, тот тоже был рад видеть Паркера.
– Мистер Паркер, какая неожиданная встреча. Жаль, что при нынешней ситуации, да и поболтать у нас времени особо нет, но вы не отчаивайтесь.
– Меня будут искать. Гвен...
– Нисколько не сомневаюсь, – пробасил здоровяк, стоявший в стороне. – Особенно после того, как она обнаружит в твоей квартире труп молодой девушки.
– Кто?.. – Питер вдруг почувствовал себя сраженным.
– Ты ее не знаешь. Но ее знал Уилсон.
– Господи, разве необходимо было убивать ее, Рино? – доктор кричал на здоровяка, но не поднимал на него своих глаз. – Иногда твоя увлеченность меня просто поражает. Мы тут между прочим жизни спасем, а не отнимаем их.
– Так велел босс. Что велит босс, не обсуждается.
– Босс? – спросил Питер. – Мистер Осборн? Это он ваш босс?
– Это не имеет значение, мистер Паркер, – в голосе доктора чувствовалась глубокая усталость и отстраненность. Он говорил медленно, причмокивая и гуляя взглядом. –  Сейчас нет. Вам бы выжить, согласитесь со мной. Мы на последней стадии, – величественно декламировал доктор словно заведомо подготовленную речь, заполняя шприц чем-то розовым и угрожающим. – Эксперименты на мистере Уилсоне, в кои-то веки, принесли положительный результат, но мы должны сначала все проверить-перепроверить, дабы убедиться в стойкости формулы и, естественно, привезти назад вашего друга. Теперь его кровь очень ценна для всего человечества.
– Зачем я вам? Уэйд не придет сюда за мной. Он не знает... Он не дурак.
– Да, не дурак. Но кто может сказать наверняка? Боль каждого сводит с ума. Его тело все еще нуждается в болеутоляющих, а главное – в нем нуждается его сознание. Ну, явится ли он сюда или нет, скажу точно одно: пока наш опытный образец гуляет на свежем воздухе, мы испробуем лекарство... на вас, мистер Паркер.
– Но у меня нет рака! – настаивал Питер.
– Конечно, нет, – согласился доктор, спокойном тоном что-то приговаривая,  и занес иглу Питеру прямо в шейный позвонок. По всему телу пробежала дрожь. У него резко начался озноб. Шея и плечи онемели.
– Что вы делаете?! Что вы мне вкололи?
– Расслабьтесь, мистер Паркер. Пускай будет больно, но вы сделаете огромную услугу всему миру. Долгое время мы бились лбом об стенку непонимания, но сейчас мы, наконец, нашли способ активировать полученную сыворотку в теле человека, и с вашей помощью мы докажем эту теорию на практике.
– Над Уэйдом вы тоже самое проделали?
 – Мы, – доктор сделал ударение на это слово, – ничего с ним не делали. Уилсон был сам виноват. Он не желал лечения, он лишь хотел притупить боль. Жалкий человек, он не думает о будущем. Вы же не такой, вы же думаете о будущем, мистер Паркер?
– Я думаю о том, что вам своего будущего не видать, – злобно изрек Питер.
– Угроза?.. – удивленно спросил Коннорс, положив свою руку на плечо Паркера.
– Тонкий намек.
Здоровяк поднес к его ногам металлический ящик, с грохотом опустил его и поднял боковую крышку. Питер внимательно вглядывался внутрь. Что-то ползло к нему. Доктор, похлопав по щеке Питера, уже успел скрыться вместе со здоровяком Рино. Питеру стало страшно, гораздо страшнее. Он испытывал настоящий ужас... Целый рой черных как смоль пауков выползало наружу из ящика, стремительно они подползали к нему, цокая по холодному кафелю своими лапками. Питер закричал, забился в истерике. Его всего затрясло.
Боль ужалила его, затем руку ошпарило еще раз. И еще раз. Пауки кусали его повсюду. Они заползали под одежду, приникали по всему телу в каждый закоулок. Он тонул под ними, уже переставая чувствовать свою кожу. Боль стала уходить, оставался только холод. Но Питер кричал что есть сил.
Пауки расползлись по его лицу, но сквозь мохнатые острые лапки он заметил некое красное пятно, прошмыгнувшее подле него. Прозвучали звуки выстрелов, за ними последовали смачные удары будто кухонным топором по свежему мясу... Затем все стихло, и только острая боль по всему телу и изнутри осталась.

Звук грома заставил его сердце биться быстрее. Оно стучало бешено. Все чаще, все быстрее. Питер раскрыл глаза, и белый свет ослепил его. Он хотел вдохнуть, но не мог. Что-то не давало ему... Что-то склеило его рот. Он не чувствовал своего тела. Гром продолжался. Звук капельницы бил по ушам. Он дышал носом, очень резко, в такт своему сердцу. Что-то пищало...
Приходя в себя, Питер понял, что лежал в больнице. Он был весь перебинтован. Тело он до сих пор не чувствовал. В глазах был туман. Странные звуки, чьи-то голоса, знакомый голос. В его палату вошел Уэйд. Его лицо было испугано. Он не смотрел другу в глаза. Он боялся.
Уэйд осторожно подходил ближе и что-то бубнил. Питер не слышал его.
– Прости меня, Пит. Это моя вина, – едва расслышав это, понял из его речи Питер. – Прости меня, – он прикусил губу, взгляд опустил себе под ноги. – Полиция меня разыскивает, Пит. За убийство Мэри, черт бы их побрал. Я ведь полюбил ее, как никогда в жизни.
Уилсон схватил стул и подпер его близко к койке. Его глаза сверкали яростно и отчаянно, он смотрел полным испуга и горечи взглядом. Питер помнил этот взгляд: в тот день, когда Уэйд узнал, что болен раком, его взгляд был тогда тем же. Но сейчас все несколько иначе.
– Когда умерла моя мать, я верил, что это была честная сделка. Господь дал мне второй шанс, взамен забрав ее у меня. Я не вправе не сердиться на него, не вправе подвезти. Я верил, я думал, что я особенный... Я верил, но теперь, когда он отнял у меня любимую женщину, когда мой лучший и единственный друг умирает от рака, я больше не верю в это. Мне кажется, я схожу с ума. Это моя вина. Я не тот, кому Господь должен был доверить эту жизнь. Я не оправдал доверия.
– Ты ни в чем не виноват, – прошептал Питер. – Это все они... – но Уэйд не обратил внимания.
– Помнишь, что ты говорил мне? Все мы здесь ради чего-то... Ты помнишь, говорил, что не стоит оканчивать свою жизнь лишь кровавым пятном на снегу? Я должен заплатить за все. Ублюдок должен умереть.
– Не переживай, Уэйд, – сказал Питер, но его слова так и не были услышаны.
– Мы с тобой теперь как братья, – словно поняв его, произнес Уэйд и положил свою руку на грудь Питера. – Я докажу тебе и всем, что я – не пятно на снегу.
Уэйд попытался улыбнуться другу. Жалостливая улыбка, полная сострадания. Но нет, Питер не готов был опускать руки. Каждый должен отвечать за свои грехи. Эта мысль придавала его телу силу. А сила налагает ответственность.

Норман Осборн сидел допоздна в своем кабинете. Работы было много, а стакан виски был лишь наполовину полон. Пробило уж полночь, но он даже не собирался домой. Часы раздражительно тикали, напоминая о времени.
Уж сколько лет он проработал в центре в качестве директора, но никогда не чувствовал себя в таком неведении как сейчас. Казалось, он не видит вообще ничего, что происходит у него под носом. Когда такое случается, говорил он себе, понимаешь, что ты больше никто. Тот, кто власть держит в своих руках, должен доказывать, что того достоин, но он не чувствовал себя больше ни достойным власти, ни обладающим ей. Все уходило из-под рук.
Затем приходит частный детектив и своими презренными намеками угрожает или же предостерегает, что не суть важно. Раздавить бы его как букашку, да гордость не позволяет. И мораль, выдуманная дьяволом, чтобы люди чаще всего ею пренебрегали. Какова ирония. Но Норман никогда не позволял себе выйти за ее рамки. Он мог многое, но не обмануть совесть.
Подул холодный морозный ветер из распахнувшегося настежь окна, пол под ним сразу засыпало снегом. Норман вскочил, чтобы запереть окно, как вдруг он почувствовал чье-то присутствие в полумраке ночного офиса. Он медленно осторожно повернулся, держа руки поднятыми на уровне груди...
Незнакомец громко и тяжело задышал. Его лица под тенью широкополой шляпы не было видно, руки были спрятаны в карманах пальто. Сам он весь сгорбился и выглядел болезненно.
– Как вы попали сюда? – серьезным голосом спросил Норман. Гость не ответил и даже не пошевелился. Тогда Осборн сам к нему подошел, краем глаза смотря под ноги. Звук его дыхания стал раздаваться все громче и громче. – Кто вы и что вам нужно?
– Это ты... – прохрипел незнакомец. – Ты во всем виноват... Не так ли?..
– Да что вы несете такое? Убирайтесь отсюда, пока я не вызвал полицию, – Норману это совсем не нравилось. Он выждал пару секунд молчания, затем быстро подошел к своему столу, где он хранил револьвер. Только он потянул руку, как в его ладонь вцепилась какая-то липкая дрянь, похожая на паутину, и прилепила ее к столу. Паутина больно обжигала кожу.
– Что за чертовщина!? – поразившись, изрек Осборн и повернулся в сторону незнакомца. Тот уже снял шляпу и расстегнул пальто, под которым по всему телу были только больничные бинты и даже на лице, а на месте глаз – темные круглые очки, зловеще отблескивающие тусклый свет от настольной лампы. Норману стало страшно.
– Убийца...
– Нет. Это не так. Я ничего не делал, клянусь.
– Клянись, если... того хочешь... Это неважно... Ты недостоин жить.
– Господи, да за что?! – закричал Осборн, пытаясь высвободить руку из-под паутины. Он от злости долбил по столу из красного дерева, надеясь разбить его в щепки. – Кто ты такой?!
– Я твой шанс на спасение... – хрипел зловещий гость, подходя ближе. – Который ты упустил...
Гость поднял свои руки ладонями перед глазами Нормана, и в следующее мгновения липкая дрянь обожгла ему лицо, рот, облепила глаза и уши. Он ничего больше не видел и не слышал. Он отчаянно не понимал, что происходит. Норман Осборн хотел проснуться, он хотел, чтобы все это оказалось дурным сном, но боль противоречила этой надежде. Быть может, подумал он, настало время его искупления за все то зло, что он совершил во имя науки... Если бы только знать, что было злом и в чьем оно понимании зло.

Ветер обувал ее лицо, румяня щеки. Ее покрасневшие глаза неподвижно уставились на тело Нормана Осборна, на ее лице ни одна морщинка не сдвинулась. Гвен тоскливо смотрела сквозь поднявшийся ветром снег на мертвеца и отчаянно пыталась понять, что же происходило, что же она упустила. Питер исчез, однако врачи говорили, что долго он не проживет. Уэйд Уилсон скрылся, а в их с Питом квартире был обнаружен труп соседки по имени Мэри Уотсон. Совсем еще молодая была. Не самое лучшее рождественское утро.
Уоллес копошился над трупом, присев на корточки. Эдди Брок фотографировал, что-то помечал в своем блокноте и изредка поглядывал на детектива Стейси. Все занимались работой, и только Гвен пыталась найти ответ. Кровь на снегу мертвого человека на месте предыдущего убийства... Привели ли его сюда, или он сам напоролся здесь на роковое стечение обстоятельств – неизвестно. Ни свидетелей, ни орудия убийства, ни мотивов. Просто кровь, и ее много. Жестокая смерть.
Багровое пятно на белом снегу под лежащей ладонью Нормана, это не было похоже на его кровь. Возможно, это кровь убийцы. Гвен подошла вплотную к следу и пригляделась. Цвет крови чем-то отличался от обычного вида, а запах... То был некий резкий неестественный аромат, немного приторный.
Гвен положила свою руку на грудь убитого. Сердце, естественно, давно уж перестало биться, но что-то шевелилось внутри. Словно не один... сотни пауков внутри него пытались проскрести себе выход наружу.
Две фигуры со стороны наблюдали за ней. Обмотанный с головы до ног бинтами, Питер Паркер закутался в пальто, чтобы согреться, но морозно не было. Уэйд Уилсон поддерживал своего друга, но тот откинул его руку. Они не разговаривали. Оба и так понимали, что это конец. Теперь каждый должен идти своей дорогой, пока не докажет, что не зря им дана была новая жизнь. Питер еще раз посмотрел на Гвен Стейси. Он вспомнил то теплое чувство, которое когда-то испытывал к ней и сохранил его в своем сердце, внутри которого все покрылось инеем как у мертвеца.
На самом деле, он впервые тогда почувствовал, что жив по-настоящему. Как если бы вся его прежняя жизнь оказалась сном, а теперь он проснулся. И впереди еще целый день...