Странная война

 Фотоиллюстрация к роману "ТАКАЯ ДОЛГАЯ ЖИЗНЬ".
  "Генерал Ганс Остер, начальник отдела «Цет», ведавшего личными делами абвера,(военная разведка) финансами и картотекой на 300 тысяч имен, 13 апреля 1941 года выехал в Рим в служебную командировку. Немецкая военная разведка должна была координировать свои действия с итальянской секретной службой на африканском театре военных действий, где против англичан воевали итальянские войска и немецкий корпус фельдмаршала Роммеля.
Поезд на Прагу, Вену и Будапешт отходил с Силезского вокзала.
Стоял теплый солнечный день, и даже нагревшиеся шпалы пахли весной -- смолой и разопревшим деревом.
В вагоне первого класса пассажиров еще не было. Остер легко забросил небольшой коричневый саквояж на багажную сетку, повесил на крючок клетчатое пальто и шляпу и опустился в глубокое вагонное кресло с высокими подлокотниками. Он выглядел усталым и мрачным. В свои пятьдесят три года он еще не чувствовал груза лет -- причиной тому были постоянные занятия спортом и умеренность в еде и выпивке. Его сухощавое, тренированное тело не знало болезней. Не физические недуги были причиной того, что Ганс Остер выглядел таким усталым и мрачным, а душевные. Казалось бы, чему огорчаться одному из руководителей германской военной разведки в дни, когда Германия то и дело одерживала победы на Европейском континенте. Но именно эти победы и нарушали душевное равновесие Ганса Остера. Именно эти победы вытравили «дух Цоссена» в армии, дух оппозиционно настроенных генералов, которые долгое время не хотели признавать Гитлера и называли его презрительно «богемским ефрейтором». Начальник генерального штаба немецкой армии генерал Гальдер совсем еще недавно говорил Остеру о Гитлере: «Да убейте же этого пса!» Теперь же генерал через доверенное лицо передал Остеру: «Скажите ему, то есть Остеру, что немецкие генералы не изменяют... фатерлянду».
* * *
Вагон постепенно заполнялся. В купе зашел седоватый оберст с Рыцарским крестом. Вскоре за ним -- молоденький гауптман с нашивкой, свидетельствующей о ранении, и Железным крестом первой степени. Последним, запыхавшись, в купе втиснулся толстый, круглолицый, еще довольно молодой господин, который отрекомендовался обер-лейтенантом и корреспондентом Берлинского радио Вельчеком.
Первое время в купе царила некоторая скованность. Молоденький гауптман подчеркнуто недоверчиво относился к Остеру, который был единственный в штатском и не назвал себя. Гауптмана разбирало желание похвастаться своими подвигами, но каждый раз, увлекшись, он вдруг обрывал рассказ на полуслове и подозрительно поглядывал на «штатского».
Уже когда миновали границу рейха тридцать седьмого года, в купе зашел патруль фельджандармерии. Возвращая документы Остеру, лейтенант в защитном прорезиненном плаще с начищенной подковообразной бляхой на груди почтительно взял под козырек:
-- Прошу вас, мой генерал, и протянул Остеру документы.
После этих слов молоденький гауптман расцвел в смущенной улыбке:
-- Господин генерал, извините, но я все время чувствовал себя так, будто бы... -- И тут гауптман артистично изобразил фигуру в шляпе, надвинутой на глаза.
Эти фигуры были намалеваны на стенах, на афишных тумбах, а под ними стояла надпись: «Фейнд хёрт мит!» (Враг подслушивает.)
-- Теперь все в порядке, господин генерал. Я вижу, что мы все -- одна семья. -- Гауптман снова улыбнулся. Он не мог сидеть молча. -- Простите, господин генерал, если мой вопрос покажется вам не очень скромным: вы часто видите нашего фюрера?
-- К сожалению, не очень часто, -- ответил Остер, вкладывая в эти слова свой смысл.
-- Я тоже видел его только один раз, когда приехал на сборы «гитлерюгенд»в Берлин. Фюрер тогда сказал нам: «Мои юноши! Вы должны быть проворными, как борзые!.. Неподатливыми на разрыв, как кусок кожи!.. Твердыми и несокрушими, как крупповская сталь!..».
-- За что получили Железный крест, гауптман? -- спросил Остер.
-- За Францию, господин генерал. Когда началась война в Польше, я не успел. Она закончилась слишком быстро, но зато я участвовал в боях в Бельгии, Голландии и во Франции. Сначала, правда, там  было скучно. В ноябре тридцадь девятого года поползли слухи, что все вот-вот начнется. Но, к сожалению, наступление почему-то не состоялось. Мы стояли тогда против линии Мажино. По утрам выходили из блиндажей на физзарядку. Французы -тоже выходили из своих блиндажей по утрам. Говорили даже, что где-то неподалеку от нас французы из Страсбурга приходили к немцам на чашку кофе...
-- Это все-таки, наверное, преувеличение, гауптман, -- вмешался в разговор оберст.
-- Может быть, господин оберст, я сам этого не видел, так говорили. Но война, конечно, была странная. Недаром ее так и называли: «Странная война...»
Корреспондент Берлинского радио не желал остаться в стороне от столь занимательной беседы. Ему тоже хотелось поделиться своим личным участием в этой «странной войне».
-- Не знаю, как насчет кофе, но когда я летал над французскими позициями, за линией Мажино, в тылу, я видел англичан: офицеры преспокойно играли в гольф, а солдаты -- в футбол.
-- Вы летали так низко, что могли с ними "поговорить"? -- поддел корреспондента Остер.
-- Нет, господин генерал.Поговорить, конечно, нет.. Но достаточно низко, чтобы различить их форму.
-- Для вас это было очень важно? -- спросил оберст.
-- Конечно, я возил «открытки доктора Геббельса», а они предназначались  для французов, а  не для англичан.
-- Открытки "доктора Геббельса?" -- изумился оберст.
-- Да, вы никогда их не видели? На лицевой стороне ее изображен французский солдат в блиндаже на линии Мажино. «Держите открытку против света», - написано на открытке. На свету открывалась другая картинка: типичная французская спальня, на кровати -- очаровательная Мари в обнимку с полуголым мужчиной, а на спинке стула -- английский френч.
-- Забавно, -- сказал оберст. -- С француженками я имел дело в первую мировую войну, но польки, должен вам доложить, господа, оказались очень пикантными.
-- Ну что вы, господин оберст, у нас в имении были женщины из Польши, они такие грязные, -- не согласился молодой гауптман.
-- Мой мальчик, то были не польки, а жницы, -- снисходительно объяснил оберст. -- У настоящих полек из аристократических семей есть свой шарм.
-- Все равно они -- низшая раса, -- не сдавался гауптман. Против этого никто не мог возразить.
-- Французы тоже хороши -- лягушатники, -- ввернул корреспондент Берлинского радио. -- В Париже до войны меня однажды попотчевали лягушатиной. Я сначала ничего об этом не знал. Думал -- курятина. А когда узнал -- меня стошнило.
-- Мой отец воевал в четырнадцатом году. Он говорил, что пуалю1 и томми 2 -- храбрые солдаты, -- снова взял инициативу неугомонный гауптман. -- Не знаю, как тогда, но сейчас мы были поражены: французы сдавались почти без боя. Потом мы столкнулись с англичанами. Эти дрались упорно, а когда их брали в плен, то сдавались с таким высокомерным видом, будто не мы их, а они нас брали в плен. Мы бы их окончательно прихлопнули в Дюнкерке, если бы не приказ: остановиться! Мы тогда не понимали, в чем дело. Как сейчас помню, стоял знойный день. По обочинам дороги валялись брошенные англичанами танки, автомашины, тяжелое оружие. Пахло пороховой гарью. Наши фляжки опустели, но в запасе было сколько угодно французского коньяка, и шампанского. Шампанское фонтаном било из бутылок, как только открывали пробку, и почти все выплескивалось. Но мы быстро приспособились: выбивали пробку -- и сразу-в рот! Иногда дух заходился... Некоторые ребята на спор выпивали по две бутылки кряду. Да, это было времечко!.. Не то что сейчас в Румынии -- нищая страна. Один раз там только и повеселились -- на Новый год. Кто-то из офицеров придумал игру: повесили на всю стену большую карту мира и по очереди стреляли в нее. Стоишь спиной, пистолет через плечо, и стреляешь вслепую. Гадали, куда нам предстоит путь завтра. Те, кто попадал в Балканы или в Африку, получали премию -- бокал шампанского,а кто мазал -- платил штраф.

1 Французы.
2 Англичане.

Все замолчали. Затянувшуюся паузу нарушил оберст:
-- Моя часть стоит в Польше, --заговорил оберст. -- Неподалеку от границы. Россия строго выполняет договор: день и ночь в Германию идут поезда с грузами.
-- Все это так, но, возможно, нам придется нанести «превентивный удар»...
-- У нас говорили, что Советский Союз собирается пропустить германские войска на Ближний Восток, чтобы прикончить там англичан, -- сказал корреспондент Берлинского радио.
-- Если это понадобится, мы обойдемся и без Советского Союза, - заявил молодой гауптманн. -- Румыния, Болгария -- с нами. Турция тоже относится к нам лояльно.
 Верно, господин генерал? -- спросил гауптман.Ведь сегодня с нами вся Европа: Италия, Венгрия, Финляндия, Словакия, Румыния, Болгария, Хорватия -- наши союзники. Каудильо(Испания) и доктор Салазар(Португалия) -- тоже с нами. Остальные страны покорены -- их промышленность, их ресурсы в нашем распоряжении. Югославия сокрушена, не сегодня-завтра падет Греция!..
Бывают же такие совпадения. Как только гауптман произнес эти слова, по радиосети зазвучали фанфары. В последнее время они раздавались так часто, что к ним привыкли. За фанфарами следовала победная реляция. Так было и на этот раз. Знакомый дикторский голос торжественно возвестил;
-- Передаем экстренное сообщение из главной ставки фюрера: «Сегодня капитулировал последний оплот английских плутократов на юге Европы -- королевская Греция. Греческий король позорно бежал. Победоносная германская армия захватила  тысячи  пленных. Отныне в континентальной Европе нет больше ни одного английского солдата...»
Гауптман вскочил:
-- Зиг Хайль! Зиг Хайль! ..
-- Ну вот! Я опять опоздал. Ведь я еду в Грецию, господа!.. -- Корреспондент Берлинского радио был явно расстроен.
-- Не огорчайтесь так, обер-лейтенант, -- война еще не кончилась, -- пустил шпильку оберст.
В Праге оберст пересаживался в поезд, который шел на Краков. Остер вышел на перрон, в Вене он должен был пересесть на Римский поезд.
-- А что вы думаете ,оберст, по поводу превентивного удара?-спросил Остер
-- А разве вы сами не видите,куда все ведет, генерал...?
В последнее время в Польшу  прибыло много новых дивизий, в том числе три бронетанковых. И все-таки не хочется верить. Россия -- это не шутки... -- Оберст осекся.
-- Счастливого пути, оберст! -- сказал на прощание Остер.
-- Счастливого пути, господин генерал. До встречи!.. После победы!.."