Юрты

Вернувшись с золотых приисков без гроша в кармане, Андрей, Лёха, Иван и Вовка решили реабилитировать себя после поражения на Колыме.  Началась зима, в России похолодало, шабашка закончилась, и они отправились в Туркмению, строить для чабанов юрты. Поскольку друзья были на мели, для обеспечения этого мероприятия Иван продал свой бостоновый костюм, подаренный ему в день выхода на пенсию: «Куда мне его надевать, разве что в «козла» играть?» - Он положил его в сумку, когда жены не было дома, так что она и по сей день об этом не знает.

Всю жизнь Иван проработал на одном предприятии без  приключений, а, побывав с ребятами на Колыме, увлёкся настолько, что решил никогда с ними не разлучаться. Когда Андрей намекнул ему, что есть хорошая шабашка, Иван сразу согласился и поехать с ними, и продать свой костюм. Вырученных за него денег хватило не только для того, чтобы доехать до Ашхабада, но и на мелкие расходы. Ну, а на обратную дорогу рассчитывали заработать.

О том, что на юртах можно заработать большие деньги, Андрей узнал от своего приятеля, кум которого каждый сезон совершал в Туркмению вояжи: то лепил из глины юрты - чубтары,то стриг овец, то  собирал чайный лист. Так что эти варианты ребята тоже не сбрасывали со счетов.

Ехали долго и впроголодь. Взятые из дому продукты и напитки быстро закончились. Последний день питались вареньем, хлебом и чаем. К месту назначения прибыли голодные, но весёлые. По совету старого туркмена с поезда сошли ранним утром на каком-то полустанке в глухой степи.  Туркмения не Россия - здесь было тепло. Расспросили прохожих, узнали, куда идти, и к десяти часам были на стане. Пожилой туркмен накормил их бараниной без хлеба и напоил чаем  без сахара. В полдень приехал бригадир, усадил их в грузовик и отвёз в степь, на место нового пастбища, туда, где им предстояло осваивать новую профессию строителей юрт.

Андрей, Лёха и Вовка родились и выросли в городе, и о глине никогда ничего не слышали. Иван в молодости, лет сорок назад, помогал отцу класть печь и видел, как тот месил глину. Поэтому вести переговоры поручили Ивану.

Бригадир был сговорчив. Он менял пастбище, к приходу отары надо было построить полтора десятка юрт. Ночи в степи ветреные, холодные, а с чабанами придут жёны, дети, им надо прятаться и от жаркого солнца, и от суховея, и от дождя, да и от чужих глаз, а лучше юрты для этого ещё никто ничего не придумал.

Сошлись на цене триста рублей за одну юрту, но  аванс выдать бригадир наотрез отказался. Иван было, уже согласился начать работу, но в последний момент в спор вмешался Андрей: «Закончили базар! Вези нас на станцию, там мы найдём более достойное применение своим способностям!» После этих слов бригадир дрогнул. Он знал, что если эти шабашники от него уедут, других ему не найти. Его бригада была самой дальней в колхозе, всех приезжающих шабашников перехватывали другие бригадиры, и это чудо, что четыре взрослых здоровых мужика попали к нему. Упусти он их, и опять, уже в который раз, всей бригаде придётся жить в брезентовых палатках, в которых днём жарко, ночью холодно, и от ветра они не защищают. Да и вообще, туркмен должен жить в юрте! Жить в палатке - это позор для туркмена. В юрте жили его прадеды, деды, родители, и сам он живёт в юрте. Если получится построить юрты, члены его бригады не почувствуют разницу между житьём на пастбище и в родном аиле. Поэтому бригадир выдал из своих денег аванс в сумме 200 рублей, и, сказав, что на большую сумму они могут рассчитывать тогда, когда поставят хотя бы пять юрт, уехал.

Пока Лёха препирался с бригадиром, Иван разговорился с шофёром, и тот, незаметно для себя, выболтал, в каких пропорциях и как он замешивал глину, песок, солому и воду, когда строил себе юрту. «Ага, значит надо ещё и солому добавлять», - подумал Иван. Это было уже что-то! Ещё он узнал, что песок можно использовать тот, который лежит под ногами, а глина находится под песком на глубине двух метров. Друзья так решили, что этих знаний им вполне достаточно, чтобы построить пятнадцать юрт.  Вот если бы им пришлось строить юрты всю жизнь, тогда другое дело, тогда бы они серьёзно начали бы учиться.

Вечером, когда бригадир привёз цистерну воды и машину прессованной соломы, шабашники успели снять слой песка и добраться до глины.  Бригадир остался доволен расторопностью работников и их осведомлённостью о том, где брать глину. «Песок этот использовать?» - пересыпая песчинки из руки в руку, со знанием дел спросил Иван. «Да, это хороший песок, и глина хороший. Песок мешай с глина, - ответил бригадир, довольный тем, что на этот раз попались серьёзные, знающие работники, не такие, как в прошлом году, которые взяли авансом три тысячи и сбежали, - только мешай хорошо. Солома с глина не перемешай - юрта падай, песок много - юрта рассыпайся, глина много - юрта трескайся, вода много - юрта совсем не стройся», - блеснул своими знаниями бригадир. «Ты кого учишь? Шабая учишь? Мы давно забыли то, что ты сейчас говорил», - сказал Иван. «Забывай не надо, помни надо» - испугался бригадир, не поняв сарказма Ивана. «Я говорю, что мы в курсе. В прошлом году в Чиреке юрты клали, пойди, спроси. Сто лет стоять будут!» - Иван выдал ему услышанную в поезде информацию. «Это же надо, название села запомнил», - удивился при этом Лёха.

Пока Иван вёл переговоры с бригадиром, Андрей договорился с водителем, и тот на следующий день привёз им ящик водки, разной закуски, и укутанную в чадру туркменку. Как ни уговаривал Иван друзей приступить к работе, но уговорить не смог. Они решили отвести душу после Колымы, и пили, как выразился Лёха, «до последнего глотка».

Туркменка была стеснительная, лицо не открывала, и в открытой степи заниматься любовью не хотела. Деньги не взяла, сказала, чтобы отдали водителю. Остаться с шабашниками на ночь категорически отказалась. «Я просил бабу привезти, а ты кого нам доставил?» - приставал Андрей к водителю. «Это русский - баба, туркмен не баба, женьчина, с ней обращайся хорошо» - возмутился водитель. Он же нашёл компромиссное решение: «Я не уеду, буду ждать ещё за бутылку. А вы по очереди залезайте в кузов машины».

Первого пустили Вовку. Он слез с машины через пять минут. За ним полез Лёха. Что он там с ней делал, не известно - из-за бортов машины ничего не было видно - но кричала она отчаянно и после него больше никого не хотела к себе подпускать. Водитель поговорил с ней, и на машину взобрался Иван. Через пол часа он уступил место Андрею. Успел ли Андрей сделать что-нибудь с туркменкой - осталось тайной. По крайней мере, он хвалился, что не успел, и долго посмеивался над друзьями, причём больше всех от него доставалось «младенцу» Вове. А поводом для его насмешек явилось то, что через минуту после того, как он залез на машину, туркменка с диким криком соскочила с грузовика без чадры и стремительно скрылась в степи. Единственное, что ребята успели заметить, так это то, что на вид ей было лет шестьдесят, хотя водитель и клялся, что туркменки в пятнадцать лет выходят замуж, скоро стареют и этой всего тридцать. «Надо было тебя первого пропустить, - возмущённо кричал на водителя Андрей, - а вы тоже хороши, с бабой не могли разобраться», - укорял он друзей.

Сославшись на то, что после того, как неверные увидели её лицо, туркменка может покончить жизнь самоубийством, водитель уехал её искать. Больше он к ним не приезжал, но о том, что у них есть водка, видимо, рассказал всему Туркестану, потому что в следующие три дня от посетителей не было отбоя: кому-то надо было на растирку, кому-то для настойки, а некоторые просто просили выпить. Ребята пытались возражать, но Иван никому не отказывал, и, к его удовлетворению, водка, наконец, закончилась, и они приступили к работе.

На специальном листе железа перемешивали глину с песком, разводили водой, добавляли солому - всё в определённой пропорции. (Я намеренно не привожу здесь рецепт, чтобы читатели не могли воспользоваться опытом прославленных шабашников). Если замес получался густой, добавляли воды, если жидкий, добавляли всего понемногу: Иван бросал лопату глины, треть лопаты песку, охапку соломы. После этого Андрей добавлял горсть глины, щёпоть песку, три былинки сухой травы, и торжественно провозглашал: «Вот теперь всё о'кей!» Двое делали замес, двое лепили стену юрты по контуру от входа до входа. Когда заканчивали лепить ряд, он ещё не успевал просохнуть, второй ряд класть на него было нельзя, чтобы глина не расплылась под своей тяжестью, поэтому, они гнали сразу три «объекта», как говорил Лёха. Делали на каждой юрте по одному ряду, потом возвращались к первой, снова ко второй, и так до конца. Выгнав юрту до верху и устроив купол - самую сложную часть юрты - принимались штукатурить внутри и снаружи песчано-глинистым раствором, уже без соломы, чтобы юрта не выветривалась, не протекала и была красивой. Работая с пяти часов утра до девяти вечера без выходных, через три недели вылепили пять юрт, приобрели навыки неизвестной им раньше работы, и рассчитывали оставшиеся десять юрт слепить за месяц.

Приехал бригадир, хлопал по стенам ладонью, заходил в юрты, надавливал пальцем на стены, долго смотрел на остающиеся вмятины: «Месил плохо, вода выливайся, солома сухой, скоро высыхай, крепкий не будет». - «Мы пятый сезон лепим, ещё никто не жаловался», - нагло лгал Иван. Молодым бригадир ни за что не поверил бы, а Иван ему нравился, этот русский - молодец, такой врать не станет. «Нам бы аванс, голодные сидим, а ещё десять юрт лепить», - Андрей перехватил у Ивана инициативу разговора.  «Я давал вам двести рублей». - «Двести, на двадцать дней, да на четыре человека, - два пятьдесят в день, солдатская пайка, - быстро отчитался за израсходованные деньги Андрей, - но солдат спит - служба идёт, а мы вкалываем по двадцать часов в сутки!» - «Юрта некрасивый, триста рублей не стоит», - упирался бригадир. «С неё что, стрелять? Слепили, как могли. Самая лучшая парижская куртизанка не может сделать лучше того, что она может, а что ты от нас хочешь?» - вмешался в разговор Лёха. «Сколько вы хотите?» - начал сдаваться бригадир, ничего не понявший про парижскую куртизанку. «Слышь, дорогой, - опередил Андрея Иван, - мы с тобой взрослые люди. Договора мы никакого не видели, и, думаю, не увидим, что ты туда написал, мы никогда не узнаем. Мы не против, чтобы ты на этих юртах что-то заработал, у каждого свой бизнес.  Но мы против того, чтобы ты нас надул. Договорились по триста рублей за штуку? Договорились. Сделали пять юрт? Сделали. Гони полторы тысячи, и мы продолжаем лепить дальше. Не согласен - вместе с тобой едем к твоему начальнику, будем с ним договор заключать». Видимо, Иван попал в точку: бригадир сдрейфил. «Завтра я привезу вам деньги», - сдался он. «И по бутылочке захвати», - посоветовал ему Андрей. Лёха попытался что-то сказать о девочках, но Иван его остановил: «Тебе мало ветеранки борьбы с басмачеством?»

На следующий день бригадир привёз полторы тысячи наличными и четыре бутылки водки. Начав серьёзно работать, друзья прекратили пить, но, ради такого случая, Иван позволил немного расслабиться. Шабаи были довольны: где-то там зима, снег, мороз, все сидят по квартирам, кутаются в шубы, а они здесь загорают, уже заработали по 375 рубликов, и ещё светит по 750. «Сейчас бы девочек сюда», - размечтался захмелевший Лёха. «Надо было Галку свою якуту не продавать». - «А за какие шиши вы бы с Колымы уехали?» - «Ну, тогда сиди и молчи». - «А что, в Туркмении баб нет?» - «Есть, но туркмены не якуты, они тебя быстро кастрируют». - «Может, опять организуем вечер встречи с ветеранами басмаческого движения?» - издевался над друзьями Андрей.  «Да если бы ты не содрал с неё чадру, всё сошло бы гладко!» - «Ну, да, я же и виноват, что вы старушку поимели». И хотя девочек не было, вечер отдыха удался на славу.

Ещё через день, ближе к вечеру, заканчивая лепить шестую юрту, шабаи с ужасом обнаружили, что их первая юрта развалилась. «Первый блин всегда комом», - начал философствовать Андрей, но Иван остановил его. Вовка с Лёхой ещё продолжали делать очередной замес, а Иван и Андрей подошли ко второй юрте, чуть надавили на купол, и он провалился. Третья юрта рассыпалась от удара кулаком по стене. Иван всё понял и мгновенно принял самое разумное решение: «Вова, Лёня, умываем руки!» Уговаривать никого не пришлось. Сложив свои пожитки в вещевые мешки, друзья уже через пол часа шагали по степи напрямик в сторону железнодорожной станции. Поезд проходил через неё в семь часов утра, и к этому времени им предстояло пройти тридцать пять километров пешим ходом по бездорожью.

Пройдя километров пять, и, выйдя на невысокий холм, откуда дорога пролегала вниз, друзья остановились отдохнуть. Оглянувшись назад, они удовлетворённо отметили, что ушли вовремя: на месте трёх первых юрт виднелись небольшие холмики из песка, глины и соломы, а купол четвёртой юрты разрушился, казалось, под давлением их взглядов. «Слава Богу!» - непонятно к чему, сказал Вовка. «Пока слава только этому пентюху - бригадиру, - поправил его Иван, - а Богу слава будет тогда, когда сядем в вагон». - «Бригадира жалко», - сказал Веха, собирая слёзы поочерёдно с левого и правого глаза, и складывая их в жменю.

«Слава Богу!» - повторил свою реплику Вовка на следующий день в семь часов утра, когда поезд, лязгнув буферами, повёз их в Россию.

http://www.proza.ru/2009/11/02/434