Камень в раввина

                КАМЕНЬ    В    РАВВИНА.


        Мама     тяжко    болела.  Но   умерла   она  не  от   убийственных     недугов.   Она    устала   жить   без  папы.  И   каждый    новый   день,   продлевая    ей   пытку    борьбы    за   физическое   существование,   сжигал     ее    осиротевшую   душу.

      Мама   умерла   утром.  Меня   не   было   дома.  Я   опоздала   на   каких-то   десять   минут.   Не   успела   в  тот   раз  сделать  маме    искусственное    дыхание.

       После    амбуланса    приехали   двое   бородатых   с  пейсами  в    черном    и,  обернув   маму    в  серое   полотно,   потащили   ее   волоком    в  машину    ритуальной    службы.,  оставив    мне   какие-то    телефоны,  адрес    еврейского    кладбища.  Ничего   о   ритуалах   погребения,   кроме    бабушкиных    рассказов   об    отсутствии    гроба    и   возложении     на   могилу   камней,   я   тогда   не  знала.  Мы    были    свежими    репатриантами   и   готовились    жить,  а    не   умирать...

       Мы    куда-то    ходили  с  бумажками,   что-то    мне   говорили.   Отвечала,  кивала.  Сомнамбула.

        Через    три  часа   после    её   смерти ,  я   увидела   маму   лежащей    в    пустом    круглом    зале,    завернутой    в   желтоватую     плотную     марлю.    Бородатый   в   черном    попросил    подойти   к    ней   вплотную.   Приоткрыл    угол   савана,   под   которым    виднелось    лицо.   Бесцветным    голосом    спросил :

---Это ---  твоя    мама ?
---Да.
---Можешь    идти,  тебя   проводят.

       Что   и  как   было   после,  я    не  помню.

         Очнулась,   когда   с  каталки   на  колесах   сняли   маму   в   саване   на   носилках.   Один     из    "раввинов",   как   я   их   всех  тогда    назвала,  залез   в   узкую,   не   глубокую    яму   могилы.   Она   оказалась   ему    по   грудь.   Сверху   второй   подал    ему   один   конец    носилок.   Тот    стащил    маму    в   яму    и   выбрался    наверх.  Молча.

        Плохо    помню, но   близко   к   яме   меня   не   подпустили.   Около    десятка    мужчин   в  черном ,  с  пейсами,   в  кипах.   Раввин,   читающий   Каддиш (Поминальная    молитва).   "Раввины"    что-то    бормотали.  Меня   так   и   не приблизили   к    холмику.  Ничего   дальше   не   помню.  Когда    все    они   ушли,   мне   показалось,   маме   бы    не   был    противен    такой    аскетичный  ритуал.   Глупо,  конечно.   Не   чувствовала    ничего.   Надо.  Так   надо.  Так   принято   у  нас.

       (продолжение     следует)