Граница СССР. 21 июня 1941 года

( Фотоиллюстрация к роману "ТАКАЯ ДОЛГАЯ ЖИЗНЬ".)21 июны 1941 года.
"Стоял солнечный июньский день. Дорога к границе лежала вдоль тучной хлебной нивы. Урожай обещал быть богатым. Когда по надобности остановились в одном месте, боец охраны бросил пилотку на хлеба -- она даже не упала на землю: такими густыми и крепкими были колосья.
-- Хлебороб? -- спросил Рябышев красноармейца.
-- Так точно, товарищ генерал. Скучаю по земле. Осенью мне срок выходит. Как думаете, демобилизуют?..
Рябышев ничего не ответил. Молча сел в машину, и «эмка» зашуршала шинами по гравию. Закончилось хлебное поле. Дорога пошла по лесу. По обочинам появились топкие заболоченные места -- вблизи была пойма реки. Весенние талые воды еще не совсем опали, и пойма простиралась почти до самой дороги. На ровной безлесной местности стало посуше, но дорога была узкой, а косогоры глинистые, скользкие.
Всю эту местность пересекало множество речушек. Попадались довольно крупные речки. Мосты через них были недостаточно надежными. «Один, два, десять танков пройдут... а сотни?.. Надо выслать саперов -- укрепить мосты... Доложу в штаб армии», -- решил про себя генерал-лейтенант.
К вечеру подъехали к Перемышлю. Солнце стояло еще высоко, летние дни были длинными. На фоне синего, начинающего уже темнеть неба виднелась древняя крепость города.
Перемышль был оживленнее Дрогобыча, где располагался штаб корпуса. На улицах довольно людно, почти все дороги -- мощенные булыжником.
В Перемышле, как и было обговорено, генерал-лейтенанта Рябышева ждал бригадный комиссар Щаренский из Управления погранвойск Республики.
С бригадным комиссаром генерал-лейтенант не раз встречался на совещаниях. Дошли до Рябышева и слухи о страшной болезни Щаренского. Вид у бригадного комиссара был неважный -- лицо нездоровое, серо-землистого цвета. Но о здоровье Щаренского спрашивать не стал: помочь ничем не мог, а сочувствовать? Он сам не любил, когда ему сочувствовали.
Вместе отправились в штаб погранотряда. Начальник погранотряда, увидев незнакомого генерал-лейтенанта и бригадного комиссара, сначала растерялся.
-- Докладывайте бригадному комиссару, -- приказал Рябышев.
Командир погранотряда молодцевато бросил руку к зеленой фуражке и бойко отрапортовал:
-- Товарищ бригадный комиссар, на вверенном мне участке за прошедшие сутки никаких происшествий не произошло.
-- Так уж и никаких, -- по-штатскому перебил пограничника Щаренский.
-- Летают… , немцы , конечно, над нами, но сбивать мы их не можем..... Но мы уже к этому привыкли...
-- Ну-ка проедем на НП, -- приказал бригадный комиссар. Наблюдательный пункт находился на возвышенности, откуда хорошо просматривалась  территория бывшей Польши-теперь генерал-губернаторство.. Там  было безлюдно. Будто вымерло все. Вечерние тени уже ложились на леса, поля, на речку. Солнце цеплялось за верхушки сосен.
-- Тихо как, --сказал Рябышев.
-- Немцы выселили всех жителей из близлежащих сел на четыре километра, -- сообщил начальник погранотряда.
Рябышев оторвался от стереотрубы.
-- Давно? -- спросил он.
-- Две недели назад.
-- Вот как?! -- сказал Рябышев. -- У нас на днях тоже был случай... -- И генерал-лейтенант рассказал о пойманном диверсанте.
-- То, что они готовятся, знаем давно, -- сказал Щаренский. -- В мае на территории Восточной Пруссии и Польши было три армейские группировки, а сейчас значительно больше. То же самое на румынской границе. Войска обычно подвозят ночью, скрытно... Но шила в мешке не утаишь... Несколько дней назад к границе подтянули все необходимое для понтонных мостов, подвезли множество надувных резиновых лодок, наши лазутчики доложили.
-- Докладываете наверх? -- спросил Рябышев.
-- А как же, -- ответил бригадный комиссар. -- Каждый день сводка идет в Москву.
-- Ну и что «наверху»?
-- А вы будто не знаете?.. -- Щаренский внимательно посмотрел на Рябышева. -- Вчера обратились к замнаркома, просили разрешить привести пограничные части в боевую готовность. Не разрешил. Тогда командующий связался с Генштабом. Оттуда ответили: «Не паниковать. Поднять бдительность, усиленно охранять государственную границу».
На свой страх и риск решили увеличить боекомплект на заставах и приказали всем получить походные кухни...
«Значит, не я один отдал подобное распоряжение», -- с облегчением подумал Рябышев.
С границы Рябышев и Щаренский поехали осматривать укрепленный район.
-- Хорошо продумано, -- сказал Дмитрий Иванович. -- Трехэтажные доты, круговой обстрел, бойницы с тыла...
-- Жаль только, вооружение для укрепрайонов поступает медленно, -- посетовал Щаренский, -- особенно тяжелое... Успеть бы...
Вечером Рябышев и Щаренский вернулись в Перемышль. Заночевали здесь. Утром Рябышев проснулся от гула самолетов. Вышел во двор. Шесть немецких самолетов шли со стороны границы. Над городом они разбились две группы и разошлись в разные стороны.
«Совсем обнаглели», -- подумал Рябышев. Простившись с бригадным комиссаром Щаренским, он приказал шоферу ехать в Самбор, где стоял штаб 26-й армии.
Командующего армией генерал-лейтенанта Костенко Рябышев в Самбаре не застал. Начальник штаба армии генерал Варенников, выслушав доклад командира 8-го мехкорпуса, сказал:
-- Ваши опасения необоснованны. Если бы дело шло к войне, то мы бы давно знали. Что касается самолетов, то они и раньше летали... Летчики молодые, безответственные... вот и залетают к нам. Так что ж? Палить по ним?.. Пусть дипломаты урегулируют подобные вопросы.
Прибыв в Дрогобыч, Рябышев пытался по телефону связаться с командующим армией, но снова его не застал. Позвонил Попель:
-- На концерт собираешься, командир?
-- Что-то настроение не концертное, комиссар...
-- У меня самого не концертное, но надо идти. А то, что подумают подчиненные: ни командира, ни комиссара не будет...
- Ну, хорошо, приду...

* * *
В субботу вечером, 21 июня, в Доме Красной Армии в Дрогобыче состоялся концерт киевских артистов.
Зал был набит. Мест не хватило, использовали все: приставные стулья, подоконники, стояли у стен и в проходах.
Особенно бойцам понравилась молодая певица, Ванда Подольская. На бис она спела «Парень кудрявый», «Синенький скромный платочек», «Спят курганы темные». Слова она произносила с легким акцентом, что придавало ее пению особое очарование. Аплодисментам не было конца, и раскрасневшаяся от волнения, от счастья певица молитвенно сложила руки: не могу больше.
Бригадный комиссар Попель незаметно сделал знак лейтенанту Алексею Путивцеву: пора, мол.
Комиссар Попель еще утром вызвал в штаб лейтенанта Алексея Путивцева.
-- Вот вам деньги на цветы, -- сказал Попель. -- Вечером преподнесете артистам.
-- А почему я, товарищ бригадный комиссар?
-- Ну почему, почему?.. Мужчина вы интересный, видный... С орденом. У роты отличные показатели... Так что подходите по всем статьям. Считайте это как поощрение…
-- Ну если так, товарищ бригадный комиссар, тогда -- служу Советскому Союзу!..
И вот этот момент настал: надо вручить цветы. Приятно, что певице. Хорошо она пела. Алексей без робости, легко вбежал на сцену.
-- Это вам за песню, за нежность и за красоту, -- сказал он, улыбаясь артистке.
-- Спасибо... -- Певица сделала такое движение, будто хотела обнять Алексея. А Алексей понял это буквально и тотчас же обнял ее и поцеловал в щеку, чем вызвал такие бурные аплодисменты бойцов и командиров, что казалось, рухнет крыша.
После концерта артистов пригласили на ужин в столовую. Алексей тоже туда попал. Место его оказалось рядом с певицей. Ванда говорила на очень забавной смеси русского, польского и украинского языков. Алексей понял, что Ванда из бедной семьи и, а сейчас она учиться  в Киевской консерватории. Киев ей нравится, а петь она любила еще в детстве.
-- А пан любе спивать?
-- Люблю! -- ответил Алексей. И тихонько запел: «Катюшу..»
Духовой оркестр заиграл вальс. Алексей пригласил Ванду на танец. Щеки у Ванды в танце раскраснелись, глаза озорно сверкали.
-- Душно. Может, на воздух выйдем? Прошу, паненька...
-- Пан теж разумееть польску мову.
-- Трошки.
Тихая теплая ночь вызвездила небо. Из рощи доносилось соловьиное пение.
-- Як файно, -- сказала Ванда.
-- Да, хорошо, -- согласился Алексей.
-- И пан мае дивчину? -- неожиданно спросила Ванда.
-- Маю женку и двух деток!
-- Пан такий млодой и мае юж двух деток?
-- Я не такой молодой, Ванда, я -- моложавый...
-- Моя мама русская, -- сказала Ванда. -- Она мне много повядала про русских. Пан такий русский чловек, который я вообразилась задолго до приезда в Россию..
...Алексей, вернувшись в часть, долго не мог уснуть в эту ночь. Хотелось рассказать товарищам о Ванде, но те давно уже спали. Часы показывали без пятнадцати три. «Пора и мне спать», -- решил Алексей и до шеи натянул суконное солдатское одеяло -- к утру начало свежеть."