Кружевное бельё

В последние дни слабая была. Еле по квартире ходила. А потом прибирала на кухне – и упала. И – головой о косяк.
Вначале думали, обойдется. Отлежится немножко, да и встанет опять. Она двужильная была.  Никогда и не болела.  И по врачам не ходила сроду. Примет какую таблетку, если сердце или почки прихватит – вот и все проблемы.
Не до болезней ей было. Семья-то – будь здоров. Четверо мужиков. Муж, да два сына, да внук-студент. Не расслабишься. Еще, конечно, невестка есть, да от нее помощи тоже ждать не приходится – вечно пропадает на работе, приходит еле живая от усталости, сил только и хватает – до ванной добраться. Шутка ли – финансово всю семью тянет! Особенно как они с Сережей на пенсию вышли… А сыновья за такие копейки работают, что и сказать неудобно. Кризис! А внук – на платном. Образование нынче дорого.
Понятно, что все домашние хлопоты – на ней. Всё-таки на пенсии. Вообще-то, если честно, и раньше, когда работала, этот воз на себе тянула. Как-то так получалось. Не мужикам же в домашнее хозяйство впрягаться! Несерьезно как-то. Муж – должность ответственную занимал, уставал на работе. Ему полноценный отдых был нужен. А дети – учились, потом работали. Тоже уставали. Молодые вообще быстрее устают. У них выносливости меньше. Немножко, правда, надеялась, когда муж на пенсию вышел, что чуть полегче станет…  Но… не привык он. То давление, то желудок. Попросишь картошки принести, принесет, конечно, но обязательно потом или сердце у него разболится, или голова. И целый день то таблетку ему принеси, то окно открой – душно, то воды подай, то окно закрой – холодно. Сэкономленные полчаса боком выходят.
У него вообще здоровье не очень. На работе совсем запустил. Чуть что съест не то – желудком мается. Только с рынка, только свежее может. И понервничает слегка – тоже плохо сразу.
Хорошо хоть, она пугаться каждый раз перестала. И к болезни привыкаешь. Даже самого близкого человека. Первое время сильно пугалась-то. Скорую вызывала. Как он ругался на нее! Бледнел от гнева. И скорая ворчала – что «без дела» беспокоят. А как же «без дела» - если вот он, лежит, стонет, плохо ему?
Так что пусть уж лучше или в парке прогуляется (для нервов полезно, да и сердцу какая-никакая нагрузка), или к соседу сходит телевизор посмотрит, заодно и новости с ним обсудит. Потому что, стыдно признаться, но поймала себя на том, что её немного раздражать стало – когда дел невпроворот, ничего не успеваешь, а ему не терпится ей пересказать, что он только что нового узнал. Да еще с комментариями, конечно.
А что раздражаться-то? Он всю жизнь с людьми работал. Привык к общению. И не просто к общению – а чтобы к его мнению прислушивались. Пробовала только кивать и поддакивать – возмущается:
- Да что ж ты за дура такая! И не слушаешь совсем! Кроме своей стряпни – ну ничем в мире не интересуешься!
Ей, если по совести, и впрямь не интересно. Ни кого там в президенты в Германии выбирают, ни кто что сказал по этому поводу… Ни какой очередной скандал с каким-нибудь депутатом произошел… Да с ними вечно какие-то скандалы происходят. И президентов этих – вечно где-то выбирают. И опять выбирают. Где же их всех упомнишь? Ей – лишь бы войны не было. А всё остальное – это уже так. Лишняя информация.
А ему хочется, чтобы она – вникала. Чтобы слушала его не просто так – а со знанием дела. Чтобы его умозаключения оценить могла. Иногда его, по старой памяти, и поспорить с оппонентом тянет. А какой из нее оппонент? Вот он ей накануне две статьи из какого-то политического журнала читал – да она половины не поняла. Он сердиться начал – я же тебе в прошлый раз объяснял! Объяснял. Но в тот момент она думала о том, что через час дети приедут голодные, а морковки для плова явно маловато, и чем бы её заменить, или всё-таки стоит в магазин по-быстрому сбегать. Вот в голове всё и перемешалось.
А Сереженька любит проверять, что у нее в голове-то осталось после его с нею бесед. Конечно, это ведь каждому обидно покажется – столько времени на нее потратил, объясняя ей элементарные вещи, а толку – никакого.
Вот что странно… Когда работала, вроде и должность была ответственная, и хвалили постоянно – за то, что толковая. А Сережу порой – почти не понимает. Просила его, чтобы термины ей переводил, - сердится:
- Их любой грамотный человек знать должен!
И впрямь, наверное, от жизни отстала.
А вообще-то… Ей с мужем повезло. У других – кто пьёт, кто по бабам бегает. А Сережа – только по праздникам выпьет немножко. И постоянно – дома. С нею пообщаться норовит. А она еще и капризничает…
А как боялась когда-то! Что – уйдет.
Это ведь она его любила без памяти. А он ей сразу, честно, объяснил: всё еще любит прежнюю. Ту, что от него ушла. К другому. И впрямь любил. И фото хранил. И рассказывал о ней часто. И ругал. И восхищался. Прежняя – красавица была. Белая кость. Не нашего полета птица. Мелькнула – и исчезла.
Как она боялась, что – одумается, да вернется! Ведь Сереже – цены не было. И умница. И собой хорош. Когда он её за руку брал – сердце так и обмирало. Плавилось.
И – порядочный. Когда она забеременела, он даже глазом не моргнул. Ну, расстроился немножко – но ни о каком аборте даже речи не было. Она-то ко всему была готова. Знала, что – не любит.
- Нет, - сказал. – Никакого аборта. Рожай. И – давай уж тогда заявление в загс подадим. Чтобы ребенок рос в полноценной семье.
Как она тогда счастлива была! И верила – вот сейчас он её не любит, не может прежнюю забыть, но её любви – и на двоих хватит. И – растопит она его сердце. Поймет он, в конце концов, что она ему – самый близкий, самый родной  человек.
Сын родился – он доволен был. Очень. Не хотел дочку. Именем отца назвал. Гордился. Сын и впрямь рос – умный, красивый. В отца. Способный. А рисовал как! Даже хотел художником стать. Но Сережа отговорил. Что это за профессия такая? Ни заработков постоянных, ни карьерного роста. Пристроил его по знакомству в Политехнический. Сын, правда, бросил его на третьем курсе – сессию завалил. Да и отказался пересдавать. Ох, сколько тогда крику было! Ну, Сережа кричал – ему положено, отец все-таки, так ведь и Игорь в ответ не удержался, тоже кричать начал. Гадостей всяких наговорил. Сережа с собой не совладал – и ударил его по лицу. А Игорь дверью хлопнул – и ушел. Даже вещей не взял. Потом уже, когда отца дома не было, за паспортом подскочил.  Она ему и деньжат тогда подбросила, немножко, сколько было. Сережа-то запретил ей с сыном встречаться, «ушел – значит ушел!», а уж тем более – помогать. А своих денег у нее сроду не было.
Она тогда мужа в первый раз ослушалась. Всё-таки страшновато было – как там Игорь-то, среди чужих людей, совсем без денег. И потом нет-нет, да и помогала ему потихоньку – то деньгами, то продуктами.
С деньгами – ох, трудно было. Сережина зарплата у него на книжке лежала, он снимал, сколько нужно – если на что-то целенаправленное. На ежедневные расходы да на коммунальные её зарплату тратили. Она и так привыкла экономить, на чем могла, и чтобы выкроить лишние копейки какие для Игорька, пришлось изворачиваться. То скажет, что в столовой пообедала – а Сережа считал, что это неразумно, неэкономно очень, то – пожалуется, что обсчитали – или потеряла. Сережа её отругает, конечно, - но зато Игорьку что-то да перепадёт.
Тоже характер – отцовский! Деньги берёт – фыркает:
- Неужто дал? Или сама втихаря таскаешь?
Ну, зато спокойна, что сыт.
Слава богу, на работу устроился. Жил у приятеля своего, вот отец приятеля и устроил. А с полгода поработал на стройке – понял, что лучше всё-таки быть специалистом, а не каждой бочке затычкой. Восстановился в институте. И с отцом помирился.
Вздохнула свободно.
А тут младший подрос. Незаметно. Он тихий рос, беспроблемный. Про него и забывали порой. Старший вечно на виду, и на олимпиадах, и на соревнованиях всяких. Его и учителя хвалили, и тренер в секции, про рисование и речи нет, преподавательница от восторга заходилась… А младший – тихий такой хорошист. Вроде и претензий к нему никаких ни у кого, но и надежд на него Сережа никогда не возлагал. «Не моя порода». И спрашивал с него меньше.
Спокойно окончил школу, спокойно поступил на физфак (даже и не ожидали, что с такой легкостью поступит-то), а в 18 лет огорошил:
- Я жениться собираюсь.
Любовь у него! Такая же соплюха, из тьмутаракани какой-то.
Она думала, что у Сережи инфаркт будет. Так он покраснел. Или сейчас что-нибудь непоправимое сделает. Но – нет. Сдержался. Велел привести «невесту» в дом, знакомиться.
На завтра на вечер договорились.
Она на работе отгул взяла, квартиру вылизала, напекла-наготовила – нельзя же в грязь лицом!
Пришла такая… совсем девочка. Росточку маленького. Личико простенькое. Только глаза и видны. Она-то боялась, что какая-нибудь… ну, из тех, что огонь и воду прошли, от которых мужчины голову теряют. Но – нет. Просто девчонка. Видно, что и сама влюблена в Антошку, как сумасшедшая. Ей, как матери, это сразу понятно стало. И – приятно, что уж скрывать.
За столом девочка молчала больше. Смущалась. В основном, Сережа говорил. Он очень толково им объяснил, как безответственно с их стороны сейчас жениться. И – если уж любовь – отчего бы и не подождать до окончания института – заодно и чувства свои проверить.
И Антоше потом сказал:
- Если твоей девушке важен ты, а не прописка и жилплощадь, то подождет.
Под конец, правда, не выдержал, добавил с досадой:
- Я-то надеялся, что кого себе посимпатичнее найдешь. Хоть росточком повыше! И у кого словарный запас – побольше!
Ну… Антоша не обижался. Он привык отца слушаться. И – даже рад был, что так легко обошлось. Он худшего ожидал.
И ведь прав Сережа оказался. После института Антоша в аспирантуру поступил, а Катю по распределению в райцентр отправили. Ей там и поработать-то надо было всего два года, и вернулась бы, - а она замуж выскочила. Как Антоша переживал! Почернел весь. Сережа ему очень сочувствовал. Утешал.
- Хорошо хоть, жениться не успели. Да детей завести. Всё равно бы убежала! Если уж женщина не способна на верность – значит, не способна.
Отвлекал, как мог. Машину купил. Заставил Антошу на права сдать. Машина для мальчишки – большое дело.
Потом Игорёк надумал жениться. Он к этому времени уже более-менее на ногах стоял. Да и с жильём проблем не было – у невесты своя двушка в центре города имелась. Там и жили, пока Игорь бизнесом не занялся да не нарвался на нечестных партнеров – и пришлось им эту двушку продать и переехать в родительскую. Попробовали с полгода снимать – да уж очень накладно получилось.
Сережа к их переезду спокойно отнесся. Тем более, что невестка попалась – не из вздорных. Понимала, кто в доме хозяин. И на рожон не лезла. Да и некогда ей было на рожон лезть – она и тогда целыми днями на работе пропадала. Всё надеялась, что еще вот-вот, и на квартиру заработает. Откладывала. Пока дефолт все ее деньги отложенные не съел. Переживала, конечно, очень… Но… что тут поделаешь?
Потом внук родился. Солнышко. Болел, правда, часто… Помогала невестке, чем могла. Взяла на работе отпуск, потом за свой счет. Потом на полставки перешла временно – чтобы невестка могла пораньше на работу вернуться. Как он кричал ночами! Колики. Носила на руках, качала – чтобы не будил остальных. На руках – затихал. Одна была мечта – выспаться хоть однажды.
А сейчас… со сном другие проблемы. Бессонница. С 2 до 4 – что ни делай. Нашла, правда, себе неожиданный и очень приятный способ убить это время. Пристрастилась к дамским романам. Все спят. Тишина. А тут – сказка. Так всё красиво… Трогательные слова. Пылкие чувства.
В этих романах люди не занимались сексом – предавались любви. Страсти. Женщины позволяли себе быть вздорными. Совершали глупости. И всё равно  мужчины  рано или поздно говорили им слова любви.
А еще… Эти женщины были так красивы… они носили кружевное белье, пользовались изысканными духами… И даже если автор описывал их внешность как неброскую – всё равно было понятно, что эти женщины, все, как одна,  привлекательны – чем-то главным. За что их можно было любить.
Ей всё больше казалось, что в её собственном романе – романе её жизни – она никогда не была героиней. Только на второстепенных ролях.  Ведь это обидно! Так хотелось – хоть ненадолго – почувствовать себя прекрасной, желанной. Женщиной. Как - Та, с Сережиной фотографии...
………..
Я смотрю на ее фотографии… Худенькая женщина с правильными чертами лица. Дурно подстриженная (ходила в школу-салон, где пэтэушницы стригли за полцены), бледные губы, грустные припухшие глаза… Скромная кофточка «прощай молодость». Ни тени косметики.
Сережа не одобрял косметику. И наряды. Считал, что это – для вертихвосток, а не для порядочных женщин. Она очень хотела быть «порядочной женщиной». Чтобы Сережа мог ею гордиться.
Когда она ударилась о косяк и потом не смогла встать, вызвали врача. Врач сказал, что, вероятно, инсульт. Нужно в больницу.
В больнице она всё беспокоилась, а как Сереженька – с его желудком – не голодает ли. И кто готовит ему его любимые диетические блюда.
Просила виновато:
- Сережа, прости меня…
Спрашивала тревожно:
- Ты ведь от меня не уйдешь?
А однажды – в отсутствие Сережи - попросила сына:
- Антоша…. Мне так хочется… у меня никогда не было… купи мне французские духи. Маленький флакончик. И… - улыбнулась застенчиво. – Кружевное белье.
Антоша сказал отцу. Сережа – расстроился очень. Попросил главврача показать её психиатру.
Они рассказывали эту историю после ее похорон. Горевали.
- Вот жила здоровая нормальная женщина! Так мало того, что неожиданно инсульт! Еще и сошла с ума! Подумать только – кружевное белье!
Я знала, конечно, что есть такая вещь, как  классовая ненависть… Но почувствовала – впервые.