Бродский. Дом книги. Жизофрения. Аминь

БРОДСКИЙ. ДОМ КНИГИ. ЖИЗОФРЕНИЯ. АМИНЬ

Воскресенье, 03 февраля 2008 года

     Была в Доме книги. Невероятное количество мной ранее прочтённых и понравившихся книг, бумажные версии которых я предвкушаю на моих пока не существующих полках. Поразил Булгаков, изданный на серой бумаге в ярко-голубом (!) переплёте с издевательскими мультяшными иллюстрациями на обложке! Ладно ещё в таком формате издан Зощенко. Но - Булгаков! Святотатство…

      Разумеется, без покупки уйти не смогла, хотя позволить трату не входило в планы, бюджет мой скромный трещит по швам… Как уже примерно лет пятнадцать говорит моя мама: «Не по средствам живёте, девушка». А что я могу поделать, если по средствам я могу позволить себе есть, спать и ходить на работу одетой? Ну, пусть хорошо одетой и вкусно поевшей. Тут ведь всё дело в приоритетах… Ну, посижу на кашах и кефире с неделю.
Февраль, я чувствую, месяц затратный предстоит.

     Во-первых, у меня по плану посещение музея-квартиры Бродского. Сегодня я туда и собиралась. Но – Дом Книги! Я держала в руках и листала страницы книг со строчками стольких прекрасных авторов, присоединяясь к их эпохам и мировосприятиям, что сосредоточиться после обвала чувств, переполнивших тело и родивших столько картин разных талантливых жизней, на одном, пусть и гениальнейшем Бродском, я была не в состоянии. Поэтому войдя в музей и заглянув в первую комнату, которая открывалась обзору с порога, я поспешно отступила назад. Нет, не смогу. Только всё испорчу. К этому нужно подготовиться. Почитать Бродского. О Бродском… и уже тогда, имея внутреннее представление.., погрузиться в атмосферу.

     Странно и необычно, но я боюсь знакомиться с Бродским. Даже называть его по имени мне чувствуется излишне фамильярным. Я до сих пор не могу начать читать его сплошным методом, а только прикасаюсь, урывками…

     Почему? Чего я боюсь? Что меня так напугало и когда?

     Этот момент, момент взятия длинной дистанции с Бродским, вытеснен из моего сознания. Я не помню произведения, оказавшего на меня столь сильное впечатление, но я помню причину своего страха. Только до поры стеснялась её озвучить. Теперь время пришло. Раз уж я с позором выбежала из музея, пролепетав его сотрудникам, приготовившимся провести персонально для меня экскурсию: «Извините… Но я… я… я не готова!» Страх пора преодолеть. А суть его в том, что меня страшит наша похожесть. Я в шоке от того, что мы где-то СЛИШКОМ одинаково мыслим. И поэтому я боюсь следующих последствий близкого знакомства с гением (в том, что Бродский – гений, я не сомневаюсь интуитивно. Гений для меня. В моём разрезе. Мне плевать на комиссию по вручению Нобелевской премии):

1. Отождествления себя с Бродским и тотальной мании величия.

2. Непроизвольного плагиата и прочего несанкционированного влияния на моё будущее творчество.

3. Взмывания ввысь запредельную поставленной перед собой литературной планки. С Мишей Булгаковым я чувствую себя спокойно. Но он же – не еврей. :) Боже… :)

4. Усиления комплекса неполноценности. Как он сочетается во мне с манией величия? – Легко!

5. осознания своей незрелости и инфантилизма. Хотя, это мне полезно, и ничего стыдного в своей невзрослости я не вижу. Ну, задержалась в развитии лет так на десять-пятнадцать. Ничего страшного. Ещё, даст Бог, будет время это исправить. Я и без Бродского знаю, что меня несёт, что я до сих пор в поиске, стою перед выбором пути, а не иду по нему. И что – пора. Пора определиться. Остановиться над проевшем Макаревичем уши «Перекрёстке семи дорог». Перевести дух. Устремиться в центр себя, заглянуть в душу, спросить у сердца – Куда мне идти? – Услышать его тихий, чёткий ответ – ТУДА. И сделать шаг в указанном направлении. На этом метания будут окончены. Упорядочится «броуновское движение», хаос мыслей уступит своё главенство голосу сердца. Я вступлю, наконец, на СВОЙ путь. Для этого мне необходима ТИШИНА.

6. В итоге получается, что я боюсь пойти по «пути Бродского», а не по «пути Плотниковой». Прямо как Бендер, воруя и глодая скользкую варёную курицу, боялся пойти по «неверному пути Паниковского». Ха-ха-ха! Но ведь это не удалось бы ему при всём желании! Следовательно, и мне бояться нечего.

     Иррациональный страх какой-то… Может, дело не в страхе? Тогда в чём? Если хочется, могу, но не делаю, тогда – либо страх, либо мазохизм, либо совокупность.

     О, нашла! Боюсь влюбиться! Ну, точно! Влюблюсь в Бродского, кумиризирую его, словом, опять старые грабли под новой ногой! Короче, боюсь впасть в зависимость, подпав под обаяние личности. :)) Шесть баллов. Комедия!

     Уже вижу цитату в своём жизнеописании от какого-нибудь современника, а скорее всего, современницы:

     «Плотникова боялась влюбиться в Бродского, поэтому не читала его книг и даже не смогла со страху переступить священный порог его квартиры».

     Ха-ха-ха! А что?! Надоело безответно влюбляться! Добиваться взаимности от гения, да ещё и мёртвого, - занятие неинтересное даже столь отъявленному жизофренику (от сложения слов «жизнь» и «шизофрения»), как я, ибо результат заведомо известен. Хотя, неизвестны его последствия… Может, пытаясь стать достойной Бродского, я нечаянно привлеку к себе взоры и чувства достойных живых? Стоп. Остановись, фантазия! Довольно бреда. Забыла, ты – на перекрёстке.

     Итак, я прихожу к себе. Смотрю в себя. Чувствую себя. Слушаю сердце. Стихают мысли… Тишина… То, что она родит, будет истинно моим. Настоящим. Я приму это с трепетом, уважением, благоговением. Бережно приму, но уверенно. И начну СВОЙ ПУТЬ.
После этого я разрешу себе многое. И знакомство с Иосифом Бродским.

     Возвращаюсь в Дом Книги. Хотелось многого, выбор сделала твёрдо и почти быстро. Две книги. Что всегда лучше, чем одна. Боже, как мне это свойственно! Может, пора менять? :)

1. Василий Натанян «Лиля Брик».

      Причина: понять, что представляла из себя любимая женщина Маяковского, любила ли она его, и насколько сильно любил её он. – Зачем? – Понять, ЧТО для меня Катя, насколько сильно я люблю её, и что с этим делать. Вопрос для меня очень актуальный, по сей день открытый, принять решение НЕ МОГУ! Ну, ни умом, ни сердцем! Ум – дурак, сердце – обижено. Плюс у меня вышеупомянутая мания величия, говорящая: «она по-любому будет моей!», и комплексы: «ты – не лучшая из лучших, она тебя не любит, всё без толку, не трать время». Хотя про «не трать время» - это уже мозги.

     А что сердце? Да любит оно… И больно ему… страдает… Как обычно, молча и безропотно. Терпит и смиряется. Шрамы то сочатся кровью, то чуть затягиваются плёночкой времени… Но зарастать не хотят, сопротивляются, не позволяя мне забыть. В мыслях своих я старательно заменяю имя «Катенька» на формально-остранённое «Шутова», а уж «Котёночек» и вовсе заблокирован и не всплывает. Воздвигаю в воспоминаниях стену тумана, чтобы закрывала от меня эти прекрасные горящие глаза… это хрупкое до боли тело… пухленькие ярко-красные, как у разгорячённого ребёнка губы… часто упрямо сжатые, и всё равно – пухлые… Эти слегка оттопыренные уши и пацанячий затылок, который так хочется погладить…

     Но жест! Он же будет слишком покровительственным… Она же может обидеться… Не гладь его, просто смотри. Сердце щиплет, когда она… Идёт впереди меня, я – за ней, след в след, и этот затылок, - боже, мальчишка, хрупкий и желающий быть сильным, - эти беспомощно торчащие уши, - ну больно же, …как защитить-то? Как же уберечь эти уши?!

     Она, моя Катенька, идёт беззащитная, с тонюсенькими запястьями, переломить можно, если сильно сжать… Ноги… длинные, худенькие, а ступни… тоже длинные, для лучшей связи с почвой… А ведь там-то – зыбь! Песочный фундамент… Она, Катенька, НЕЗЕМНАЯ, идёт по земле! А я ни хрена не могу! Ни фундамент построить, ни базу подвести, ни помочь ей полюбить меня, ни дать на себя опереться, ибо кем я буду тогда – костылём?! А она кем? Пожизненным инвалидом, без костыля не обходящимся?! А если я умру?! Нет, так нельзя, нельзя ни в коем случае! Пусть окрепнет сама. Она справится. Главное – верить. А я в неё сильно-сильно-сильно верю. И люблю.

     Вот поэтому я купила «Лилю Брик».

2. Герман Гессе «Игра в бисер».

     Тут всё сложнее. Гессе я никогда не читала, вроде интуитивно осело, что прочесть его стОит, и вот увидела имя, и всплыло. Затем, название книги. Учитывая, что я – игрок в жизнь довольно высокого уровня, но в данный момент в ходах запутавшийся, становится понятным, что ознакомиться с новыми стратегиями мне не терпелось. Любовь – любовью, игра – игрой. Игра – то, что надо. Годится. В бисер? Непонятно… Это, типа, как успешно метнуть бисер перед свиньями? Ну, бред, конечно, но может пригодиться. Для работы, например.

     «Плотникова успешно метнула бисер перед шефом, прочтя Германа Гессе, и поэтому он срочно повысил ей зарплату!» :))

     Ладно, к чёрту свиней и шефа. Бисер… Мелкий бисер… Тонкие, филигранные ходы?

     Возможно, вполне возможно… и тогда – это то, что доктор прописал! Беру! Решено. Доктор Гессе, на вас возложена ответственная миссия – помочь своим творчеством духовному выздоровлению Плотниковой. А впрочем, если не получится, не огорчайтесь шибко, ведь ей уже тридцать три, нет, тридцать четыре года, как никто не смог особенно помочь, ибо случай здесь запущенный – пациентка неистово сопротивляется выздоровлению. Вроде начинает усердно, все сдвиги налицо, динамика резко положительная, прогноз на сто процентов благоприятный, но… когда до излечения полшага остаётся, всё рушит и ломает, в неадекват впадает, исчезает в свою любимую болезнь ума, души и воли и пребывает там одна, пока своей «неизлечимостью» не насладится в полной мере, пока не надоест, не опротивеет. И снова – вверх, на свежий воздух, к свободе, всё такое… Новый доктор, или «переодетый старый», как говорит сама… И даже просто – откровенно «старый». Гриша. Двенадцать лет. Гриша.

     «Плотникова никому не разрешала «вылечить» себя, поскольку знала, что великий Гриша, такой же собственник, тиран и деспот, как и сама она, не простит ей выздоровления, даденного от рук чужих».

     Ну, тупо, но вот так. :)

     Вообще-то, я о затратном феврале писала. Музей Бродского был «во-первых», всё остальное – лирические отступления, куда без них. :) Перехожу к «во-вторых».

     Во-вторых, 21 февраля 2008 года в 19:00 по местному (оно же – московское) времени в ДК им. Ленсовета состоится концерт группы «Агата Кристи». На который я очень хочу пойти, сколько бы ни стоил билет и вне зависимости от наличия спутницы и ситуации на работе. Мне нравится братья Самойловы, и я хочу в живом звуке услышать их новую песню «Подвиг». Для наглядности, или звукописности, цитирую слова припева. Музыка – энергичная. :)

Там, где подвиг, там и смерть!
Вариантов, сука, нет!
Вариантов, сука, ноль!
Кто-то предал, кто-то свой.

     Ну как? Цепляет? :) Не слишком поэтично, конечно, зато как душе оплёванной созвучно! :)) Конгруэнтно переживаемому состоянию, выражаясь психиатрически. Короче. Хочу с Глебом и Вадимом выплеснуть в неистовом крике, до хрипоты в горле, боль, горечь и прочие нехорошие чувства, дабы не отравляли они мне нового пути моего. Аминь.

А ещё сегодня были следующие события:

1. Штормовое предупреждение с ураганным ветром.

     На Невском проспекте ремонтировали фасад пятиэтажного здания, вдоль которого поставили строительные леса, завесив их зелёной сеткой. Они рухнули, не устояв под порывами шквального ветра, на тротуар и часть мостовой, порвав провода, и счастье, что обошлось без жертв. Видимо, падали медленно, прохожие успели разбежаться, а автомобили – притормозить и разъехаться. Жаль, я не видела падения, наверное, зрелище было внушительным своей антимонументальностью. Я смотрела на руины строительных лесов с минут пять, представляя, как это было, а потом ушла, не дожидаясь взлёта, - доски – не птицы, рухнув – не взлетают. :) Мой спутник и по совместительству, фотокорреспондент, Д-Д, всё отснял, завтра выложу в Интернет.

2. Пожар.

     Опять же на Невском загорелся троллейбус. Никто не пострадал. Пожар тушили настоящие пожарные настоящими красными огнетушителями, что эффектно выглядело на фоне белого дымящегося рогача и толпы зевак с фотоаппаратами, камерами и просто многофункциональными мобильниками. Всем, кроме водителя троллейбуса, было весело. Я в толпе не стояла, ибо ехала в маршрутке, в надежде, что на неё не обрушится рекламный щит, кусок балкона или высоковольтный провод. На дорогах был гололёд – за ночь подморозило.

     Весь Невский был сегодня капитально забавен.
 
     У прохожих, меня в том числе, развевалось на ветру всё, что могло виться и колыхаться: полы одежды, шарфы, волосы… У попов бы ещё бороды развевались, но ни одного попа я, к сожалению, не встретила. Даже у зданий что-нибудь, да развевалось: огромные куски белёсого полиэтилена, которым затягивают недоремонтированные окна и витрины, какие-то канаты-верёвки, непонятно, от чего оторвавшиеся, флаги, вернее то, что от них осталось, обрывки новогодних гирлянд с разбитыми лампочками, усыпавшими разноцветными стёклами тротуары; неосмотрительно развешенное на балконах бельё не только развевалось, но и планировало в воздухе, пока не цеплялось мёртвой хваткой за ветки деревьев… Улицы развевались клочьями разорванных растяжек с рекламными слоганами, угадать, о чём в них шла речь, уже не представлялось возможным… Всё это было опасно и интересно. Как игра в сапёра. Тест на везение и безупречность. Иностранцы, как дети малые, радовались зрелищу разбушевавшейся стихии в городском пейзаже, более всех. И, что удивительно, не роптал никто. Люди шли, развевались, мёрзли, рисковали и – улыбались. Хорошие какие люди-то. Молодцы.

3. Наводнение.

     Подходя к Аничкову мосту, я увидела, как сильно поднялся уровень воды в Фонтанке. Почти до верхней точки арочного свода, на котором прямо анекдотически выглядела табличка с надписью «Судам проход воспрещён». Да в эту щель между водой и бетоном разве что бревно со спасённым утопавшим пролезет. Смех - смехом, а из-за огромного количества осадков и аномально тёплой зимы Петербургу грозит очередное наводнение. Стелку зальёт, как пить дать. Утром звонила мама, волновалась: «Оля, в новостях говорили, вас там затопит скоро». Смешно так. Ну, максимум, кое-где будет вода на улицах, сапоги резиновые в цене поднимутся.

     Вот будь сейчас Всемирный потоп, а я – Ной, кого бы я взяла на свой ковчег? Я же в Питере почти никого не знаю… Наверное, людей искусства… Актеров… писателей (каких писателей? Непонятно…), музыкантов, танцоров… (балета, что ли?!), спортсменов… (ага, всю футбольную команду «Зенит» и к ним в придачу одиозного фаната Мишу Боярского :))
- Кого, Оля? Кого бы ты «взяла» с собой из тех, кого знаешь лично? На СВОЙ ковчег?
- Да никого бы не взяла. Может, Веру или Левищеву… Чисто, чтобы не одной… а так, за компанию. Или Ленку бы спасла для Алиски, чтобы та не убивалась потом и не говорила всю оставшуюся жизнь: «Я любила одну Лену, но она погибла, потому что сука и эгоистка Ольга Плотникова могла её спасти, но – не спасла!»

     Действительно, смешно. Если бы не было так грустно…

     На самом деле я бы сделала не ковчег, а самолёт. Реактивный, с вертикальным взлётом. Или украла бы его, что быстрее. А затем, в мгновение ока прилетела бы в Омск, забрала бы Катю с Раисой Михайловной, дочь с мамой (ну… маму потом куда-нибудь бы сплавила), Алису, и – срочно в Бельгию – за Гришей и сыном. А скорее всего, Гриша уже сам летел бы за мной на ещё более реактивном и вместительном, даже комфортабельном супер-самолётище. И все мы, пересев в него, взмываем в небо, наслаждаемся видом огромного водяного шара, в который превратилась Земля… голубая такая, даже нет, сине-зелёная… и кричим радостно… нет, не кричим… просто тихо улыбаемся, думая… «мы счастливы…»,
                глядя на шарик цвета
                аквамарин.