Триэль. Живи ради меня

ТРИЭЛЬ. ЖИВИ РАДИ МЕНЯ

Воскресенье, 17 февраля 2008 года

     Заканчиваются очередные выходные. У меня хорошее настроение – есть от чего. И плохое настроение – тоже есть от чего. Плюс на минус равно ноль. Ноль есть состояние равновесия. Что-то хреновое равновесие, ибо оно же покой давать должно, по логике, а где он, покой? Где?

     Пятница.
     Я возвращаюсь домой злая и агрессивная. Тащу системный блок, в ремонт его возила, но мне хоть и сменили блок питания да пару шлейфов, зато повредили винчестер, и насколько серьёзная у него травма, я пока не знаю. Вся перенервничала в этой связи и обпилась кофе, чашки четыре за день выпила, крепкого, чёрного, сладкого кофеина, для бодрости. Бодрая агрессия получилась. Системник килограмм десять весит, не меньше, тащить тяжело, бросить жалко. Да, сама, вручную пёрла, на автобусе прокатила несколько остановок, зайцем провезла своего горе-путешественника. Как в сумке он у меня был, так и поставила в комнате, даже подключать к сети, смотреть, какую диск ошибку выдаст, не стала… Всё равно сама не справлюсь, только соль на рану сыпать. Смысл? Снимаю пуховик, шапку, ботинки, прохожу на кухню. Закуриваю сигарету – лёгкий Кэмел, недавно на него перешла, - автоматически хлебаю из кружки коричневую жидкость, - холодный утренний недопитый кофе, снова кофеин, - готовить не хочу, есть… Тоже не хочу. Злая. На кухне сосед Сергей с нетрезвыми глазами и жестяной банкой в руке – пиво.

- Привет, Серёжа. Как настроение? Отдыхаешь?

- Ага. Расслабляюсь. Пиво пью. А ты как?

- А я злая. Кофе перепила.

- Тогда тебе надо пива выпить. Пара баночек – сразу подобреешь. Я как раз в магазин собираюсь. Купить тебе?

- Я не знаю. А ты уверен, что подобрею? Вдруг, наоборот?

- Я всегда как-то успокаиваюсь от пива.

- Ну хорошо, мне парочку «Туборга Грин».

     Не знаю, «подобрею» ли я от Туборга, но… почему бы и нет? Пятница… Завтра я приглашена к Анечке Левищевой, в воскресенье везти компьютер или винчестер к Жене Котову… Сегодняшний вечер свободен и альтернатива пиву только телевизор с вязанием, - банальное будничное занятие. А тут вдруг пиво. Почему бы и нет?

     К пивной вечеринке присоединились все соседи – Таня, супруга Сергея, и Роман с Валей. Неожиданно для меня мне полегчало после нескольких глотков. Пиво было очень свежим и вкусным. Лёгкая эйфория… приятно… Словно по волшебству на столе возник «марроканский гашиш», добыча Серёжи, и специальное устройство к нему – стеклянная пипетка с обломанным кончиком в белом пластиковом мундшуке. В неё засовывались «плюшки» из гашиша, которые надо было курить. Я скурила плюшек пять. Мне стало идеально. Рома принёс ноутбук и включил… Виктора Цоя. Обалдеть! За каких-то полчаса я попала из обыденности коммунального быта в коммунальный рай, где хорошо всем и каждому… В раю можно было петь, плясать, непринуждённо гнать и смеяться. Люди и я делали это. Первый гашиш в Питере. Замечательный гашиш, скажу я вам.

     А потом позвонила Аня Левищева. Меня несло, и теперь уже несло прямо в телефон. Аня гашиш не курила, но оказалось, она пила шампанское, и наши волны легко слились в одну…

- Оля, поехали в гадюшник!
- Что, прямо сейчас?
- Да!
- Поехали! А в какой?
- Да в любой! Хоть в «Триэль».
- В «Триэль»? Отлично!
- Всё, тебе сорок минут на сборы. После этого я звоню тебе и ты выезжаешь!
- Всё понял. Собираюсь!

     Собираться было чертовски приятно. Какое наслаждение, оказывается – мыть голову… какие нежные струйки воды, тёплые… и ароматный шампунь… и мятный вкус зубной пасты… А как мне идёт эта белая рубашка поверх чёрной водолазки! Глаза только… уделанные глаза-то. Очки надеть? Ладно, с собой возьму, а там видно будет. А сейчас в них как раз плохо видно. Но как ломает ехать! Надо как-то быстренько доехать, чтобы незаметно… раз – и в клубе! Таксист смеется вместе со мной, или надо мной, какая разница… как хорошо… в телефоне всё время голос Ани:

- Оля.
- Да, Аня.
- Ты едешь, Оля?
- Да. Я еду, Аня.
- Я тоже еду, Оля.
- А где ты едешь, Аня?
- Где? Я еду по улице, Оля. А ты где?
- А я тоже по улице, Аня. Представляешь, мы обе едем по улице. Аня.
- Да, Оля. Мы едем по улице. А ты можешь спросить у своего водителя, по какой улице ты едешь, Оля?
- Да, Аня. Водитель, я тебя спрашиваю, по какой мы улице едем? Аня, а ты тоже спроси водителя, по какой улице ты едешь, Аня.
- Я спросила, Оля.
- Аня, он ответил тебе?
- Да, Оля, он мне ответил. Оля.
- Клёво, Аня. О! Я вижу табличку. На ней написано «Триэль», Аня.
- Оля! Это значит, ты приехала, Оля!
- Да, Аня. Я приехала. А ты когда приедешь, Аня?
- Оля, я сейчас подъеду. Оля. Посмотри назад.
- Аня, я смотрю назад.
- Что ты видишь, Оля?
- Дорогу, Аня.
- А машины ты видишь, Оля?
- И машины вижу, Аня.
- А меня в машине ты видишь, Оля?
- Нет, Аня. Я не вижу тебя, Аня.
- Я приехала, Оля. Сейчас я выйду из машины. Оля.
- О, я вижу серое такси, Аня! Там кто-то на переднем сиденье и кто-то на заднем!
- Оля, спокойно! Это я – на заднем. Сейчас я выйду, Оля.
- Аня, выходи. Я тоже сейчас выйду.
- Оля, ты видишь меня?
- Я вижу тебя, Аня. Я выхожу встречать тебя, Аня.
- До встречи, Оля.

     Через несколько секунд и метров мы встретились и сразу вошли в клуб. Первое впечатление от клуба – серость. Второе – определённо, серость. Третье – однозначно, серость. И два ярких пятна. Одно – Оля, второе – Аня. В новом блестящем чёрном лаковом ошейнике.

- Как тебе мой ошейник, Оля?
- Аня, это убийственный ошейник. Я не стану на него смотреть, Аня.
- Почему же, Оля? Это же клёвый ошейник!
- Он клёвый, Аня. Именно поэтому я не хочу смотреть на него. Я могу начать на него реагировать.
- Только давай сразу договоримся, что ты не будешь целовать меня во время танца.
- Не буду. А что, такое когда-то было? Я не припомню…
- Ладно, договорились, можешь целовать меня, только не в засос.
- Хорошо. Договорились, Аня.
- И, когда будешь целовать меня, не начинай меня насиловать!
- Насиловать?! Да мне и в голову такое не придёт…
- Ха-ха-ха! А мне вот пришло.
- Может, тогда сразу на танцпол, Аня?
- Нет, Оля, давай выпьем ещё шампанского для начала.
- Хорошо. Но я бы уже потанцевала… Может, отпустишь меня, я хочу подвигаться.
- Ну, иди, раз не терпится.

     Я пошла. Ворвалась на танцпол, и ритм музыки сразу подхватил моё тело. Движение… Жизнь – это движение… Гашиш сделал тело более пластичным и податливым, чувственным, открытым мелодике танца… Я ловила на себе взгляды барышень, но не отвечала на них. Это был танец с собой, для себя, не для зрителя, и не для соблазнения. Танец свободного тела. Потом я воспользуюсь ненароком произведённым эффектом, если будет кто-то достойный внимания. Кажется, я задержалась в этом зале… Аня и шампанское – в соседнем. Надо бы вернуться. Но как хорошо просто двигаться… И алкоголь мне совсем не нужен…

     Вернулась за столик. Аня надела очки. Зря. Её взгляд привлекает моё внимание. Без глаз, за этими крупными тёмными стёклами она выглядит по-прежнему ярко, но… это не загадочность, это какое-то отсутствующее молчание, о причинах которого мне гадать не интересно. Ну совсем. Я делаю вид, что сосредоточена на Ане, а сама мотаю головой в разные стороны, украдкой пытаясь уловить хоть какую-то событийность в окружающем. Всё- таки, люди. У них там что-то происходит. Не сидят же просто, как декорации, у них жизнь есть, и они её сейчас живут, отражаясь в Анечкиных стёклах, так почему я должна смотреть на зеркальное отражение, вместо того, чтобы взглянуть на его источник? Чтобы Аня не обиделась? Скучно…

- Аня, пойдём танцевать.
- Мы же ещё не допили шампанское.
- Сними очки, а. Почему его нужно обязательно допивать? Успеем.
- Ну, ладно, пошли.

     Вот на танцполе нас двое. Аня зажигательно танцует. Она безусловно, красива, и мне нравятся её движения. Почему же она не заводит меня? Что не так-то? Всё вроде есть в девочке… Красота, драйв, вкус к жизни, дерзость, мозги… Чего же не хватает? Несколько недель назад, в шальном порыве откровения, скорее, экспериментальном порыве, я попросила Аню сделать что-нибудь, чтобы я влюбилась в неё. На время. Мне бы это сильно помогло отвлечься от навязчивых мыслей о прошлом. А ещё мне было интересно, что она будет делать, чтобы «влюбить» меня. Либо Аня этого не делает, либо делает это плохо. Я отдаю ей должное, осыпаю комплиментами, которые не есть вежливость или лесть, и я абсолютно равнодушна к её чарам, которые на меня почему-то не действуют, а должны бы, и на других-то действуют, да ещё как, а у меня словно иммунитет…

     Ну, конечно, я не хотела бы действительно влюбиться в Аню. Она слишком юна и вызывающа. Излишне. Я могу восхищаться ей со стороны, но рядом с собой такое создание не представляю. И предпочитаю быть зрителем. Мне интересно, что будет происходить в её жизни. Аня для меня – персонаж. Яркий, драматичный персонаж, героиня романа, который я могла бы написать, но и это не обязательно делать, она сама его сидит и пишет, танцует и пишет, надевает очки – и пишет. Персонаж, пытающийся вырваться из контекста романа, чтобы примкнуть к его автору. Но любое «примыкание» будет иллюзией.

     Я танцую с Аней на страницах романа, я не чувствую её реальность в моём настоящем мире. Героине нужны свои герои, и они тоже будут для меня персонажами. Когда будут. Пока почему-то их нет. Странная ситуация. Возможно, я могла бы сделать её живой. Наделить теплотой и добротой. Но это будет слишком искусственно. Зачем? Те, кто будут реальными в жизни Анечки, сумеют почувствовать её тепло самостоятельно. Я же – по другую сторону. Смысл менять это?

     Я вновь смотрю по сторонам, чтобы ничего не упустить. Если Анечка – героиня, то остальные, извините, антураж. Массовка. Для меня, конечно. До утра далеко, и нескольких из «массовки» я всё же ввела в действие. Первая, рыжеволосая девочка, оказавшаяся впоследствии Леной. Её я танцевала. Медленно, быстро, и неоднократно. Девочка очень старалась не оплошать. Хотела мне понравиться. Она мне совершенно не понравилась, хотя двигалась неплохо и охотно. Мне было приятно, что она ждала моего очередного появления в танцевальном зале. Номер телефона я у неё не спросила, так как мне не хотелось видеть её говорящей. Вторая, официантка Юля, очень приятная брюнеточка. За ней я приударила, подарила воздушный шарик, угостила шампанским и даже потянула её танцевать. Она мне понравилась, но, как оказалось, у неё есть личная жизнь, которой всё расскажут о её «плохом поведении». Ну, палево ей было со мной вальсировать. Это меня сразу разочаровало, и интерес мой резко угас.

     Третьим был итальянец, имени не помню, лет 45-ти, внешность ярко иностранная. С ним я вначале попрактиковалась в английском, потом познакомила его с Аней, вот уж не знаю, удалось ли им найти общий английский язык, а потому итальянец стал спрашивать у меня, не сможет ли он познакомиться с Аней поближе. Смешно, но Аня не понимала, о чём он говорит. Я объяснила любвеобильному ловеласу с горячей итальянской кровью, что близкое знакомство с Аней совершенно исключено, тогда его интерес переключился на меня, просто потому, что со мной был возможен вербальный контакт. Впрочем, диалогами наше общение не ограничилось. Сеньор пригласил меня танцевать, я с удовольствием согласилась. Танец был превосходным. Что-то очень похожее на танго. С театральными паузами, эффектными переходами. Блеск! Респект макароннику. А потом Аня внезапно захотела домой. Подошла и сказала:

- Оля, я понимаю, что мы в первый раз в клубе, и ещё не утро, но мне очень захотелось домой. У меня не та волна.

- Жаль. Мне нравится музыка, и я совсем не устала. Но, как скажешь. Разумеется, я поеду с тобой.

     И Аня вызвала такси. И мы уехали. А в машине я почувствовала, что на самом деле тоже устала, и что шампанское – напиток опьяняющий, стоило мне перестать танцевать и активно общаться, как меня сморило. По-моему, я задремала. А, оказавшись в квартире, немедленно стянула с себя всё, кроме трусов и вырубилась.

     Проснулась рано от сильной головной боли. Одновременно с Анечкой. Обнаружив себя в розовой пижаме – шортиках с оборками и маечке с лифом на тоненьких лямках. Это сразу подняло мне настроение. Я вскочила с постели, чтобы получше рассмотреть себя в зеркале, и снова рухнула от пульсирующей боли. Затем приняла две таблетки Седала и свернулась клубочком под одеялом, тихо постанывая, в ожидании облегчения. Мне стало жалко себя… Какая я бедненькая.

     Мне захотелось стать щеночком, которого любят, ласкают и жалеют. Алисиным любимым щеночком.  Так сильно захотелось! Я тихонько заскулила и мне стало смешно. Я хочу к Алисе! Я очень-очень сильно хочу к Алисе! При мысли о Лис мне стало очень тепло внутри. Тепло и нежно. Я вспомнила её руки… Я люблю её руки. Они… добрые. И они так далеко от меня… В холодном сибирском заснеженном Омске. Руки… глаза… губы… немного насмешливые губы и такой же голос… Всё это далеко от меня. Но Лисёнок, девочка, Лис, Лисичка, она всегда рядом.
 
Звоню Алисе.

– Лис, пожалей меня, у меня голова сильно-сильно болит.
– Не буду я тебя жалеть. :)
- Ну, пожалееей!
– Ладно, я тебя жалею. :)
– Спасибо.
- Оля, я наверное, приеду через три недели. Насовсем. Ещё не решила окончательно.
- От чего зависит твоё решение?
- Если я поеду в Питер, то я поеду к Лене.
- А почему ты не хочешь поехать в Питер к Питеру?
- Потому что теперь в нём живёт Лена. Но у меня сейчас как никогда всё хорошо в Омске. Мне есть, что терять.
- Тогда делай, как будет лучше для тебя. Оставайся в Омске.
- Но я подставлю Лену. Ей нужна моя помощь. Она совершенно одна.
- Я тоже одна.
- У тебя есть Аня Левищева. Хоть что-то. И дочь приедет.
- Хорошо, давай я помогу Лене.
- Ты?!
- Да, я. А что такого?
- Не надо. Ты не должна ей помогать. Да она и не примет твоей помощи.
- Ну, мне это ничего не стоит. Я же добрая. Почему это не примет? Очень даже примет.
- Ты не сможешь ей помогать. И вообще, общаться с ней.
- Почему это?
- Потому что между вами стоит человек.
- Какой человек стоит между нами?
- Я.
- Ну, да. Действительно. Ты стоИшь между нами.
Пауза.
- Я в шоке.
- Почему?
- Потому что ты взяла и вот так… отдала своё сердце. Как ты могла? Алиса...
- Оля, я его не отдала, я всего лишь позаимствовала.
- Да? Такому человеку, как Лена?
- Не начинай. Я знаю, что ты считаешь Лену монстром.
- Я не считаю её монстром. Монстр – это слишком комплиментарное понятие. Я не обижаю и не обзываю её. Она всего лишь – человек. Нечистоплотный в своих поступках. А ты любишь её.
- Да, я люблю её.
- И сколько ты времени планируешь любить её?
- Люблю и всё.
- И она – родной тебе человек?
- Да, она мне до безумия родная. Единственно родная. Между нами происходило много чего… такого, что люди не прощают друг другу. А мы всё пережили, и отношения остались хорошими. У меня никогда такого не было. Она всё мне простила…
- Да потому что ей было похеру на тебя! Как ты не понимаешь?! Она поступает так, как ей удобно! Она тупо пользуется тобой!
- Тогда, может, я тобой пользуюсь? Не сомневаюсь, что тебе так говорила Шутова обо мне!
- Нет, она мне такого ни разу не говорила! Всё, что происходит у тебя с Леной, это – твоих рук дело. Ты делаешь ВСЁ. А она лишь реагирует на твои действия. Это – ТВОИ чувства, ТВОЯ сила, Алиса!!! Понимаешь?!
- Да понимаю! Всё это – Я.
– Вот именно!!! А ты говоришь, Лена – единственный родной тебе человек! А я тогда кто?! Как же я?!

Рыдаю.

– Оленька, перестань плакать, успокойся. Ты мне - родной человек. Я не то имела ввиду. Причём тут ты и Лена? Зачем ты сравниваешь себя с ней? Вы – абсолютно разные. Всё это – разное. Ты же не сравниваешь меня с Шутовой?
Всхлипываю.
– Нет, конечно!
– Ну вот. Не плачь, ладно.
– Не буду. Катя тоже мне – родной человек. Она знает меня лучше всех, моё нутро… И умело этим пользовалась… Но я больше не хочу этого. Я не могу так больше. Не хочу видеть эти уши…
- Ты сейчас правду говоришь?
- Да.
- Больше всего я хочу, чтобы ты на самом деле это для себя решила.
- Я решила, но… Мне плохо. Лисёнок, но ради кого мне теперь жить?
- Я не стану скромничать. Живи ради меня.
- Что?
- Живи ради меня.
- Ты это серьёзно? Это очень сильно для меня. Я… такой марионеточный человек. Мне нужно, чтобы меня вели.
- Я не буду тебя вести.
- Да ты не поняла. Тебе придётся только периодически вправлять мне мозги, ворчать и всячески воспитывать.
- Да я и так всё время это делаю. :)
- Лисёнок, я хочу, чтобы ты была моей семьёй. Не женой или мужем, а… типа, родственницей. Вот.
- Я не смогу дать тебе того, чего ты хочешь.
- Ты ведь не знаешь, чего я хочу. :)
- А ты знаешь? :) Я поняла тебя, Оль…
-  Знаешь, я убью Катю. Я почти решила.
- Зачем тебе убивать самой? А потом тебя посадят? Нет, так не пойдёт. Давай, я убью Катю? Хочешь? Для меня это будет логично.
– Нет, Лисёнок, ты не убьешь её. Это грех.
– Ну и что? Я всё равно ****ь и сука, буду ещё и убийцей.
- Что ты такое говоришь? Ты для меня… как мама, которой у меня никогда не было… Нет. Если я убью Катю, то не твоими руками. Знаешь, я не верю, что ты приедешь.
- Почему?
- Потому что это слишком хорошо для меня. Со мной давно ничего хорошего не происходит.
- Оль, интуит из тебя никакой, забыла? :)
- Да, точно. :)
- Я смогу у тебя остановиться?
- Конечно же, Лисёнок, что за вопрос?! Можешь жить у меня, сколько понадобится.
- А к тебе на работу никто не требуется?
- Знаешь, как раз скоро я буду подыскивать себе замену. Я ухожу в продажи, и нужен будет офис-менеджер. Я могла бы предложить твою кандидатуру. Работа сложная, но ты, конечно, справишься.
- Отлично. Неплохой вариант. Словом, скорее всего, я приеду.
- Всё равно, мне грустно…
- Почему, Оль?
- Потому что ты любишь Лену.
- Знаешь, вряд ли это – навсегда. Мне всего лишь двадцать лет. :) Давай закругляться. Всё будет!
- Я соскуууучилась, Лисёночек…
- Я рядом. :) Ещё наговоримся.
- Я буду писать тебе смс-ки. А ты отвечай, а то я волноваться стану. Думай о себе!
- Хорошо. Если что, через три недели буду!
- Жду тебя. Пока, Лис…
- Пока, Оль…

Возвращение домой.

Звонок Ани Левищевой. "Я не могу с тобой общаться" (Она не может). Какое-то время.

Следующий день – спасённый винчестер.