Долбоверсант

Электромеханик в том рейсе у нас был долбоёб. Причём самая опасная разновидность – Долбоёб Активный. Хотя сразу мы этого не замечали – начинался контракт вполне спокойно. Да и некогда было на него внимание обращать – мы на «короткое плечо» попали. Два-три дня перехода – выгрузка, два-три дня перехода – погрузка. Не смотря на свой возраст, а был ему уже шестидесятник, Саныч наш без дела сидеть не мог. Ну, работу на судне всегда можно найти, тем более на таком старом как наше. Вот он и находил с самого утра. А потом отправлял двух своих электриков найденное исполнять, а сам, с чувством выполненного долга уходил в каюту спину на койке равнять. Справедливости ради нужно сказать, что время от времени, на Саныча нападал непонятный и необъяснимый работун. И тогда он сам бегал по машине, лазил по грузовым кранам… В общем, изображал кипучую деятельность. Пользы особой от этой деятельности, правда, не было, с тем же успехом всю текучку и электрики делали, но и вреда тоже никакого не наблюдалось. Да и продолжались эти приступы трудового энтузиазма не более пары дней, а потом у Саныча вновь наступал период спокойствия и релаксации на неделю. Первый звоночек прозвенел примерно через месяц. В момент очередного наплыва энергии, Саныч со своими орлами решил выяснить, что же у него на что запитано. Короче, что каким рубильником выключается. А так как на судно этого типа он попал в первый раз, а поясняющих надписей на распределительных щитах не оказалось, то для проверки был выбран самый простой и самый действенный способ – отключать по очереди все рубильники и смотреть, что отрубится.  Предупреждать о своих экспериментах он никого не стал, рассудив, что никого это не касается. Сначала всё было спокойно, но потом… В общем, повторять слова второго штурмана, у которого внезапно во время вахты отключились на мостике почти все приборы, мы не будем. Скажем только, что разъярённый второй вспомнил всех родственников Саныча, вплоть до прапра… кто там у него был. Пикантности ситуации добавило то, что видимость была хреновая, а судов вокруг навалом, Балтика всё-таки, и без локаторов корыто наше напоминало человека с завязанными глазами, пытающегося пройти по заставленной мебелью комнате и при этом ничего не задеть. На то, чтобы подключить и настроить всё как было, ушло около часа (пришлось срочно щётки в электродвигателях радарных антенн чистить – залипли от перепада напряжения), и этот час, по признанию второго, был одним из самых интересных в его жизни. Но, к счастью, всё обошлось. 
Получив от деда очень жёстких ****юлей, Саныч загрустил. Но хватило его грусти ненадолго, надели на две. Потом вновь пошла активность всплесками. Периодически, примерно, раз в месяц-полтора, «диверсии» (кличка Диверсант прилипла к нему намертво), пусть и не такие масштабные, повторялись. Затем, уже по отработанной схеме, следовал очередной дедовский разъёб, и вновь затишье. Толпа к подобному бесплатному цирку относилась почти спокойно, тем более, что Саныч, характер имея лёгкий и не злопамятный, на подколки не обижался и все издевательства судьбы и своего электромеханического Бога сносил стойко. Чем заслужил, кстати, даже какое-то уважение окружающих. «Долбоёбом» за глаза, конечно, всё равно называли, но без злости, почти ласково. Так бы, возможно, всё и закончилось, но тут произошёл настоящий апофигей, просто бенефис нашего Саныча. Конец контракта был уже не за горами, когда нам, наконец-то повезло – попали на нормальный переход, почти три недели. Всё, вроде, спокойно было. Народ уже потихоньку к смене готовился. И вот, воспрявший духом и гонимый шилом в нижних полушариях мозга, Саныч спустился в ЦПУ. Тут требуется небольшое отступление. Корыто у нас было старое, но, в принципе, в более-менее приемлемом состоянии. Почти таким же старым у нас и всё штурманское хозяйство было. Локаторы ещё туда-сюда, а эхолот, к примеру, ещё НЭЛ-10 стоял (кто знает – поймёт). И, по какой-то непонятной прихоти проектировщиков, один из ящиков этого эхолота стоял именно в ЦПУ. Ни до, ни после, ни на одном судне я подобного не встречал, но здесь было так. Ну, было и было, провода от него в переборку уходили, запускался он с мостика, там же, само собой и самописец с пультом управления были прихреначены. В общем, маслопупы на этот ящик и внимания не обращали, стоит херня какая-то и пусть себе стоит. Стоял бы и дальше, если б Саныча вдруг не осенило – а не убрать ли этот непонятный и на хрен никому не нужный ящик? А на его место стол поставить с чайником. Будут машинёры в спокойные минуты кофии с чаями распивать и такого креативного электромена добрым словом поминать. Сказано – сделано. Нет, прежде чем приступить к демонтажу, Саныч добросовестно опросил всех маслопупов, - А не ваша ли это ***ня тут стоит? А то, мол, я её того этого… На запчасти разберу. Маслопупы в один голос радостно заверили Саныча, что они в душЕ не ебут, что это за хрень и что им лично она на хрен не нужна. А так как на любом старом корыте нередко немало остатков всяких старых недодемонтированных приборов (чем новее устройство, тем оно, как правило, размером меньше, а старые «гробы» иногда просто изолируют от питания и оставляют стоять – возиться с демонтажем всем в падлу, да и некогда), то Саныч и решил, что этот конкретный ящик просто останки какого-то бывшего оборудования. Поинтересоваться его назначением у штурманов, Санычу просто не пришло в голову – какого хера штурманское хозяйство будет в машине делать? И вот, в один прекрасный день, мобилизовав своих двух электриков и лично вооружившись пассатижами, Саныч приступил к уничтожению ненужного ящика. Тот судьбе сопротивлялся недолго – силы не равны, ясное дело. И к вечеру о странном ящике напоминали только два тщательно заизолированных провода, торчавшие из переборки, которые, впрочем, были прикрыты небольшим столиком, самолично припёртым Санычем из каюты, мол, всё для вас, ребята. На стол взгромоздили чайник, который по этому случаю даже отмыли (до этого он «гулял» по всему ЦПУ, часто ютясь на маленькой тумбочке, в которой хранились спасательные жилеты). Сам ящик был разобран Санычем на запчасти, а корпус и все ненужные в его хозяйстве детали, тут же отправились за борт. Саныч был несказанно горд своим трудовым подвигом, и даже дед, который тоже в первый раз попал на это корыто и о назначения сего прибора представления не имел, одобрительно отозвался в его адрес, мол, трудяга у нас электромех, ничего не скажешь. Перед этим заявлением, правда, он поинтересовался у Саныча, а точно ли эта хрень никому не нужна? Но получил заверение, что Саныч всех опросил, и все от этого ящика открестились. На мосту ничего не заметили – шли в открытом море, глубина под килём за триста метров, хули её мерить. Плюс, по какой-то странной прихоти судьбы, за день до безвременной кончины блока, третий помощник (эхолот – его заведование) прибор запускал для проверки, убедился, что всё работает нормально, и вырубил его до самого порта. Приход в порт состоялся через четыре дня. За сутки до него, третий, в полной уверенности, что у него всё путём, привычно щёлкнул выключателем и озадаченно уставился на мёртвый самописец. Для верности он попробовал включить прибор ещё два раза, но потом, поняв, что наступила жопа, позвонил мастеру с докладом. Тот выматерился в трубку и поднялся на мостик. Выписав третьему профилактический ****юль, мол, проверять чаще надо, мастер позвонил Санычу и попросил того подняться на мостик. Саныч явился незамедлительно, вооружённый всеми своими необходимыми инструментами и в сопровождении одного из своих верных кунаков. Осмотрев замерший в анабиозе самописец, Саныч успокоил всех присутствующих, заверив их, что дело плёвое, наверняка какой-нибудь предохранитель накрылся. И, сделав такое заявление, тут же приступил к работе. Тем временем, вахта третьего закончилась, и он, взяв таможенные декларации (их подготовка для таможни тоже обязанности третьего) направился в ЦПУ, ловить второго механика, который вечно забывал в них расписаться. Зайдя в ЦПУ, третий весело поздоровался с чаёвничающими машинёрами (время обеда было) и вдруг застыл, уставившись на стол с чайником. Как утверждали свидетели, ступор на него напал секунд на двадцать, не меньше. После этого третий бросил все свои бумажки и с криком: «****И!!!», вылетел из ЦПУ. Маслопупы, ни хера не понимая, переглянулись и, на всякий случай позвонили деду. И поступили абсолютно правильно – через пару минут в ЦПУ, ведомый третьим и с Санычем «на буксире», ворвался мастер и, узрев полное отсутствие присутствия, разразился «приветственной» речью… Охреневшие мотористы пулей вылетели в машину, резко вспомнив, что работы-то у них ещё непочатый край. За ними попытались ускользнуть и второй с четвёртым механики, но им этого не удалось. Мастер успел прорычать: «Стоять, суки!!!» и принялся изливать на них всё, что у него накопилось за долгое время общения с «****ыми мазутами». Спасло двух механоидов только появление деда – фюрер незамедлительно забыл об их существовании и переключился на стармеха.  Рвал он его долго, с чувством, с толком, с расстановкой… Здоровенный дед молчал, потерянно глядя на мастера, и только тяжело выдыхал при особо забористых пассажах. Наконец, весьма не скоро, мастер выдохся и безнадёжно спросил: «Где эта падла?». И фюрер с дедом разом повернулись к помертвевшему, давно уже понявшему что натворил, и что и как за это ему сейчас порвут, Санычу. При виде бледного электромена, в мастере тут же проснулось второе дыхание, дед, только и ждавший момента оторваться, тоже не смолчал. В общем, Саныч был растёрт, разорван и размазан. Возражать он даже не пытался, отлично понимая, что никакие отмазки при таком косяке не помогут. Поэтому он только вздыхал и сокрушённо кивал, уставившись в палубу. Ритуальное жертвоприношение электромеханика продолжалось очень долго, мастер с дедом передавали друг другу эстафету, отдыхали, и с новыми силами приступали к делу. Но ори не ори – эхолот не работает, а это при проверке портовыми властями верный арест судна. При этом старый эхолот своими силами не восстановить, нужно управу информировать. А те так вздуют – мало не покажется никому, ни фюреру, ни деду, ни третьему, а что касается Саныча, тому лучше просто прямо сейчас на месте сдохнуть, и желательно от самовозгорания, чтобы над трупом не надругались. В общем, выпустив пар, мастер, захватив с собой деда и Саныча, направился в каюту, решать, как жить дальше. Решали они долго. Очень долго. Вышли из каюты уже к ночи, и всю ночь Саныч доказывал, что он не только демонтировать нужные приборы может, но и что-то восстанавливать тоже. Нет, восстановить работу эхолота он, конечно же, не мог, но имитация получилась почти полная. Хрен знает, что он с чем соединял, какие батарейки под корпус ладил. Сие науке не известно, но факт остаётся фактом – создавалось полное впечатление, что эхолот работает. Третий снял глубины с карты и, отмотав бумагу в самописце, тщательно заштриховал её простым карандашом. Так что, когда на борт прибыл лоцман, эхолот, весело жужжа, мотал бумагу, «показывая» нужные глубины. В контору, конечно же, докладывать потом пришлось. Шуму было! А так как запчастей к такому старью найти было уже в принципе невозможно, то поставили нам новый, подключив его, правда, к старому излучателю. Так что мы Санычу даже спасибо сказали, не без ехидства конечно же.  Он в ответ только вздыхал. Сам он отделался, на удивление, легко – строгач и лишение тринадцатой. В общем-то, семечки. Могли бы и стоимость нового эхолота на него повесить, с наших козлов станется. Но обошлось. Вот только иначе как Долбоверсантом (долбоёб плюс диверсант) его больше не называли. Прилипло намертво.