День Гая Фокса
Guy Fawkes, Guy Fawkes, It was his intent —
To blow up the King and the Parliament.
(Английская песенка)
- Глава первая -
Это был грустный, мокрый вечер. Невидимая влага и омерзительный запах чего-то гнилого распространилась во всем городе. Ни одному приличному лондонцу не пришло бы в голову высунуться на улицу в такое время. Однако на скользком берегу Темзы, подпираемом трухлявыми бревнами, вбитыми в лучшие годы Королевы Елизаветы, неожиданно раздались гулкие удары чьих-то дорогих сапог. По мокрой мостовой быстрым шагом привычно шел худой человек, одетый по моде, в темный кафтан с высоким воротником и черным широким плащом. На голове его сидела голландская шляпа с невероятно высокой тульей и плоским верхом, вовсе лишенная ленты и тесьмы. Эта довольно примечательная фигура направлялась к небольшой кособокой постройке, освещенной последними лучами солнца проглядывающего из-под низких зеленоватых туч.
Подойдя к старому высохшему тополю, росшему перед входом, человек бросил тревожный взгляд на черневшее неподалеку здание Парламента. Серые глаза с темными веками в контрасте с бледной кожей, выглядели очень грозно. Без сомнения он вызывал появление мурашек на спине некоторых господ, а иные испытывали невольный страх. Этот особенный эффект, что был заметен в минуты задумчивости (и даже в минуты сомнений), а может и что-то еще, придавал Гайдо Форксу некую демоничность. Тридцатипятилетний аристократ, объездивший пол Европы, своим взором он мог заставить yмoлкнyть мужчину и пpoбyдить блaгoгoвeйный yжac в женщине. Благoдapя широким познаниям, и яркой судьбе, в сочетании с экстравагантностью в одежде, и своеобразной внешностью (правильные черты лица, рыжая борода и при этом черные брови и волосы), Гайдо был весьма интересен публике. Он cниcкaл peпyтaцию чeлoвeкa кpacнopeчивoгo, одноко, этo не пoмoгaлo прeодoлeть страх многих перед его cтpaннocтями. У Гайдо, между тем, были верные друзья, часть которых он знал еще с детства и с которым учился. С этити друзьями его связывала и некоторая тайна, важность которой была государственной.
Пронзительный крик ворона раздавшийся над головой Гайдо, заставил его опомниться и наконец войти внутрь старого дома.
Спустившись в подклет по узкой лестнице, спрятанной за деревянной панелью в коридоре, Гайдо застал шумное обсуждение. Группа хорошо одетых людей столпившихся в сыром подвале с низкими каменными сводами, поросшими разноцветным мхом и Бог знает чем еще, вообще не заметили того, что кто-то спустился, пока этот кто-то не выкликнул громко:
- Господа, я приехал.
- Фокс! Милый, дорогой все пропало! – вскричал Томас, - лорд Монтигл, знает о заговоре. Он же католик. Кто-то из наших послал ему письмо!
- Что в письме?! – как сумасшедший вскрикнул Фокс.
- Аноним не рекомендует лорду Монтиглу посещать Парламент 5 ноября…
- И все? – спросил Гайдо, взяв себя в руки.
- Все что нам известно, мы с друзьями подозреваем, что письмо может помешать нашим планам. Порох могут найти. Нам следует оставить Лондон.
- Оставить? Перечеркнув все наши труды? Перечеркнув все наши жизни и наши убеждения? В своем ли вы уме?
Вновь начался переполох. Этот в тесном помещении был невыносим. Глухим жужжанием он был заметен на нижнем этаже. И в то время как жужжание это все возрастало, в подвалах Парламента под грудой дров и кучей дешевого торфа уже было припрятано 36 бочонков пороха. Они были размещены непосредственно под залом заседаний Палаты лордов, где 5 ноября, во время ежегодной церемонии открытия, Король должен будет почитать свою тронную речь. Приготовленного пороха, должно было хватить не только на стареющего шотландца, но и на все здание, где соберутся члены обеих палат и верховные представители судебной власти.
Внезапно в тесном подклете старого дома, где собрались заговорщики, повисло молчание. Как по команде все они затихли, прислушиваясь к чему-то неизвестному вдали, и лишь капли воды падающие на каменный пол с мокрого свода, нарушали эту тишину. Гайдо, обратив к старому другу Кристоферу Райту свои удивительные глаза, полувопросительным тоном произнес:
- Но, ведь пока порох еще не нашли, иначе об этом стало бы известно...
- Ты прав Гай, - одобрил Кристофер, - если порох останется, и его не найдут до пятого ноября, все может увенчается успехом.
- Друзья, помните: это дело чести, – начал Фрэнсис. – После смерти старой Ведьмы Джеймс, обещал, что отплатит католиком за добро добром и отменит все штрафы. Он пообещал еще кое-что, как вы помните! Что же мы получили, за его поддержку. Так же легко как он предал веру, этот иуда предал нас.
- Но можно отложить все это! – тихо сказал Кейтсби из глубины помещений, где стоял алтарь с распятием.
- Нет, Роберт. Твой план рассчитан на определенное время, - сказал Гайдо, - сейчас оно настало. Если это не произойдет пятого ноября, этого вообще не произойдет. Порох найдут, заговор раскроют, а нас всех повесят.
- Тише, Гай, - вмешался Райт, - им ничего о нас не известно!
- Одно письмо Монтигл уже получил, кто знает, что будет во втором. Если мы не остановим Короля казни продолжатся. Настоящих христиан вовсе не будет. Если его не уничтожим мы - он уничтожит нас. Сегодня я отправлюсь в Парламент, – твердо сказал Гайдо, однако заметив недоверие в глазах пары человек он добавил, - я говорил с отцом Хэнри, он сказал, что если все получится – Папа отпустит нам этот грех. Теперь же давайте помолимся. Скоро все решится!
Гайдо Фокс, воевавший заграницей, легко обращался со взрывчатыми веществами, был храбр и ловок. Именно по этому на него была возложена миссия: под покровом ночи проникнуть в Парламент, чтобы зажечь фитиль. Побег его из страны уже был продуман в деталях. Специальная лодка ждала Гайдо на берегах Темзы. В то время, как Фокс с фитилем и свечей должен был ждать утра, все остальные заговорщики укрывались в графстве Уорикшир среди друзей, единомышленников и братьев по вере.
- Глава вторая -
В то время, когда все уже было готово, в огромном готическом зале с портретом Елизаветы Английской сидел мрачный лорд Монтигл – он выглядел стариком не по годам. Ему не было и тридцати, но глаза его уже ввалились, а кожа на лице и теле имела неровный цвет.
Лорд долго разглядывал черный конверт с красной печатью, который он беспременно поворачивал и вертел в руках. Он думал о том, кто послал ему это письмо, и о том, что же ему с ним делать. Лорд почесал потрепанную бороду, которая плохо скрывала тонкую шею. В стране явно происходило что-то не ладное. Господь отвернулся от Англии уже тогда, когда на трон взошел Король-безбожник. Его ересь давала людям иллюзию независимости и превосходства над всем внешним миром и нарастающее негодование англичан верных Папе, лишь обращала протестантов против них. Король не мешал этому, потому что боялся иезуитов, хотя в душе по-прежнему оставаясь католиком. Тем не менее, он старался усилить позиции протестантов, так как опасался еще и парламента. Оказавшись королем чужой страны он страшился, прежде всего, сделать что-то не так. А люди, которые боятся ошибок всегда их совершают.
Монтигл не желал вреда Англии, но он так же не желал вреда и себе. Он знал о заговоре и не хотел оказаться соучастником, в случае его провала. Вновь открыв конверт лорд прочитал: "…как только письмо окажется у Вас, сожгите его, и я надеюсь, Господь ниспошлет Вам благодать, дабы Вы воспользовались моим советом …". Посидев еще минуту неподвижно он встал и вышел из кабинета.
***
- Ваше Величество… Ваше Величество…
Король открыл глаза и увидел чью-то руку со свечей отодвинувшую полог балдахина, так, чтобы свет падал внутрь, но при этом не раздражал глаз. Паж лежавший рядом с Джеймсом пошевелился просыпаясь. Король поцеловал его в щеку и сказав чтобы тот спал, осторожно поднявшись вышел из спальни. Только в гардеробной, обратился он к стоящему рядом государственному секретарю Роберту Сесилу.
- Зачем ты поднял меня среди ночи?
- Ваше Величество, Вам угрожает смертельная опасность лорд Монтигл привез мне сегодня письмо, в котором сказано…
- Где письмо?
Сесил протянул черный конверт. Король, поднеся к нем свечу, быстро прочел и сказал печально:
- Католический заговор!.. обыщите Парламент...
Сесил поклонился и поспешно вышел из гардеробной.
Джеймс остался, стоят, хмуро глядя на конверт. Его глаза не выражали обеспокоенности…
- Как скоро все происходит - сказал он тихо и, опустившись в кресла, уставился в пол.
Этот удивительный человек в дорогом халате был, возможно, самой парадоксальной фигурой в Англии своего времени… Видя его вечно усталым и меланхоличным, в контрасте с румяным лицом, нельзя было подумать, что это одним из самых образованных людей своего времени. Между тем, мало кто из монархов других стран читал на древнегреческом и слагал стихи по-латыни. Унаследовав тонкий вкус от матери, Джеймс стремился окружать себя всем прекрасным, при этом его предпочтения, как и взгляды, нечасто совпадали с чужими. Когда он стремился угодить всем – он не угождал никому, когда он угождал себе – его начинали ненавидеть. Потому в государственных делах он привык слишком полагался на других.
Ненависть к Королю-шотландцу, принявшему протестантизм питали и протестантский парламент, и католическая аристократия. Чтобы лучше донести свои взгляда Джеймс написал трактат о сущности Королевской власти, и взаимоотношения монарха и народа, государства и церкви, однако, подданные так его и не поняли. Простой люд вообще считал его колдуном и чернокнижником, а люди ученые окрестили мракобесом и охотником на ведьм.
Король был очень одинок. Он не знал отца, а о матери никогда не слышал хороших слов. С нетерпением он ожидал понимания у своей будущей жены, но она оказалась любительницей карнавалов и празднеств, которые, по сути, мало его трогали.
Так этот грустный одинокий человек сидел и представлял, как в любой момент может ворваться толпа с факелами и придать его суду.
Рассеяв эти мысли, Джеймс вернулся в постель и вскоре темное пространство под балдахином превратилось, не то в вечерний не то в утренний пейзаж Лондона. Король под звук фанфар шел к Парламенту… он был страшен, грязен, закопчен и прозводил впечатление чего-то адского.
Впереди бежал глашатай, и кричал невидимому люду:
- Сон Короля… Сон Короля…
Джеймс чувствовал, что из-за каждого даже самого мелкого кривого и закопченного стекла на него глядят глаза. Эти глаза словно зеницы чумных крыс наводили ужас и ощущение неизбежности.
Пройдя в таком окружении до ворот Парламента, Король вдруг оказался в каком-то темном и затхлом помещении, где пахло мокрыми веревками и отсыревшим порохом. Он явственно почувствовал, что вместе с ним в помещении находится еще кто-то. Какой-то согнувшийся человек с фонарем в руке отдернул бархатную штору:
- Ваше Величество… Ваше Величество…
Король проснулся:
- Что случилось?
- Пойман заговорщик!
- Заговорщик?
- Ваше Величество, по Вашему приказанию был произведен обыск здания Парламента…
- Сколько времени? – нехотя вставая, спросил Король. Голова его при этом соображала лучше, чем то могло показаться.
- Сейчас около часа ночи. Ваше Величество, в подвале обнаружены бочки с порохом.
- А кто тот заговорщик? – с напускным спокойствием спросил Король.
- Он назвался Джоном Джонсоном, Ваше Величество, но я то сразу его узнал… Это Фокс.
- Фокс?
- Гай Фокс – католик… Он сейчас здесь.
- Здесь? – наигранное безразличие Джемса сняло, как рукой.
Мигом поднявшись, Король привел себя в порядок и велел позвать Фокса в покои, куда и сам вскоре вышел.
Опустившись в кресла Джеймс, сложил руки на своем хорошо-заметном животе и посмотрел грустными, коровьими глазами на красивого мужчину стаявшего пред нем. Гордость Гайдо не позволяла ему согнутся перед Королем и смотреть в пол, он стоял выпрямившись во весь рост, несмотря на то, что тело его болело от побоев стражи. Растрепанные волосы вокруг бледного лица лишь подчеркивали его красоту, а глаза все так же сияли, отражая свет трех свечей зажженных перед его появлением.
- Бочки пороха…- медленно произнес Король, - А еще при вас были часы и фонарь … Какова же ваша цель?
- Я намеревался вас убить и разрушить Парламент. Опасная болезнь требует незамедлительного лечения.
- Знаете, мистер Фокс, - сказал Король, посмотрев на распятье. – Ко мне ведь тоже приходила мысль, взорвать Парламент со всеми его заседателями, но вы только подумайте, какой это страшный грех. Ведь вы католик, как вы вообще могли на такое пойти?.. Сотни жизней!..
Король не договорил, он поднял руку лежавшую на подлокотнике и склонил лицо, так что его похожий на старый башмак нос (эта яркая черта всех поздних Стюартов) уперлся в кулак, а затем прибавил угрюмо:
- Отвечайте, мистер Фокс.
- Я пошел бы на эти жертвы ради убеждений и веры… вы же пожертвовали убеждениями и верой ради власти. Сотни жизней… если я не погублю сотни, вы погубите тысячи. Вы убиваете и грабите, отдавая жизни христиан в уплату за свою власть. Ваш характер слаб, а совесть не чиста. Вы, в отличие от меня, боитесь Бога, а не ищите в нем спасения…
Во время этих слов Король несколько раз сжимал и разжимал правую руку. На лбу его вздулись синие вены. Это хорошо видели все окружающие. В начале разговора он выпрямил спину и даже напоминал свой парадный портрет, но постепенно это сходство исчезало, он побагровел и свел к носу свои закрученные рыжие брови.
- Счастливы ли вы? – спросил Гайдо с вызовом. После этого он словно змея прошептал еще несколько слов, которые уже не слышал никто кроме самого Короля.
Не сказав ничего, Джеймс вышел из комнаты. Когда Гайдо увели, ему вдогонку пришло распоряжение Короля узнать у Фокса имена всех заговорщиков «без пощады». Эту формулировку англичане знали хорошо.
Участь же Гайдо была известна заранее, ведь по английским законам смертью каралось похищение овцы, кошелька или проникновение в чужое жилище. Куда более страшным было впрочем, было заключение в отвратительной, зловонной сырой яме, кишмя кишевшей крысами и паразитами, каковой была заурядная английская тюремная камера.
- Глава третья -
Унылое и серое январское утро было особенно неприятным из-за холодной погоды. Морозный воздух и серое от дыма сжигаемого в печах торфа создавали такое-то гнусное впечатление. Тяжелое безмолвие повисло над Лондоном, не было слышно лая собак, и даже ругани моряков, которые по какой-то непонятной причине были еще более хмуры и безмолвны. Впрочем и судоходное движении обычно оживленное на Темзе в этот раз совершенно стихло, хотя вода в реке в этом году не замерзала и в темных холодных водах всю зиму темнело отражение парламента, хмурое серое запылившееся здание. Рядом красовался Вестминстер. Почте неделю назад здесь, Вестминстерском зале здания Парламента состоялся показательный суд, над участниками заговора против Короля. Приговор был заранее известен: все были признаны виновными в государственной измене и всех их ждала страшная смерть.
Вот уже второй день кровь обагряла старые камни площади собора Павла на холме Ладгейт. Древние ниши окон огромного готического собора смотрели вниз с неимоверной высоты словно пустые глазницы мертвого остова какого-то фантастического древнего великана, какие некогда жили по всему миру, но вымерли, оставив на память лишь свои бренные останки.
На площади все было готово. Новая партия осужденных, должна была испытать на себе самый страшный из возможных в Англии приговор: hanging, drawing and quartering («повешение, потрошение и четвертование»), одного за другим осужденных вешали, однако, не давая спасительной смерти в петле, этих замученных до полусмерти людей снимали с виселицы, после чего вспарывали живот и вырывали внутренности, чтобы потом их сжечь. После этого еще живого человека рассекали на четыре части и только потом отрубали голову. Части тел, эти ужасающи мертвые куски человеческого мяса, которые некогда ходили вместе с другим людьми по улицам, смеялись, читали стихи и думали о будущем, теперь собирались в вонючие корзины и затем развешивались как праздничные украшения по всему городу, в назидание живым.
Возможно, ваши бабушки еще помнили год, когда королева Виктория отменила эту казнь…
Целый день на этом кровавом конвейере с «величайшим искусством», работали проверенные и опытные палачи. С ужасного помоста красным дождем моросила кровь.
Последним номером в этом дьявольском концерте была, казнь человека названного в народе Гаем Фоксом. Мучительная смерть того, кто должен был свершить задуманное и поджечь фитиль, была оставлена «устроителями торжества» «на десерт».
На эшафот был возведен избитый хромой человек, с завязанными на спине руками. Его лицо заслоняли свалявшиеся длинные волосы. После разговора с Королем его отвезли в Тауэр, где начались пытки. 8 ноября от уродованного Фокса удалось получить устное признание, 9 ноября он назвал имена своих сообщников и раскрыл все детали заговора, 10 ноября он подписал текст признательного заявления… И вот теперь под гул народа, пришедшего на этот «бал» по королевскому приглашению, он взошел на эшафот. О чем же он думал, когда ему накидывали на шею, петлю?..
Он думал о смерти – это несомненно – он думал не о том что он умрет, а о том сколько еще невыносимых вещей ему пред этим предстает пройти. Выпрямившись, и приняв поистине величественный вид Гайдо, забыв о боли, напряг все мышцы и не дожидаясь толчка в спину сам резко спрыгнул вниз.
Невольный вскрик толпы сменило скорое разочарование… Мертвое тело со сломанной шеей раскачивалось на тугой веревке. Гайдо сумел избежать страшной казни. Палачи все же отработали свои деньги, исполнив все положенные процедуры, выпотрошив и четвертовав уже безжизненное тело.
Казнь закончилась. Джеймс встал со своего места, и поспешил покинуть неприятное место. Идя по мрачному коридору, спускаясь по узкой, скрипучей лестнице с изгрызенными крысами ступеньками и холодными, мокрыми стенами без перилл, а потом сидя в карете, король старался забыть обо всем, что произошло за эти два месяца. Он думал о том, как приехав он пойдет к Анне и расскажет обо всем, мгновенно ему представилось, как ее сухое лицо взволнуется, как она подойдет к нему… и тут же отпрянет, и как она не скажет ни слова из того что подумает...
Джеймс хлебнул из бутылки и на его румяной щеке появилась слеза. Он разумеется не поедет к Королеве, он отправится к себе и найдет утешение совсем в другой компании.
***
Вскоре и католики, за права которых боролся Гай Фокс перестали вспоминать его добрым словом, ведь после провала Заговора Парламент ввел дополнительные ограничения на их права. В народе кто-то поговаривал даже, что «Пороховой Заговор» был придуман самим Королем в целях укрепления своей власти, потому что незаметно протащить в здание Парламента тридцать бочек пороха невозможно…
Так постепенно смерть Гай Фокса стала всенародным праздником, а его имя обозначает игрушку, чучело, обреченное на уничтожение. Эта нехитрая магическая операция, призванная «обречь душу Гая Фокса на вечное проклятие», явно была задумана не без личного вмешательства главного охотника на ведьм и самого страстного коллекционера оккультной литературы - Короля Англии. Однако этот обрядовый эпизод возымел и другое действие. В аду ли Гай Фокс или нет, на земле его имя известно каждому английскому мальчику. Как Феникс, Гай Фокс восстает из пепла каждый год в одну и ту же ночь, в ночь на 5 ноября, Ночь Гая Фокса.
- Глава четвертая -
Джеймс сильно постарел, а его отстраненность от светских веселий с возрастом сделалась почти отшельничеством. Он все реже обращался к людям и все чаще засиживался за книгами допозна. В такие минуты мало, что могло отвлечь монарха.
Книги были для Короля той отдушиной, которая помогала ему смиряться со своей непростой судьбой. Парламент и Джеймс как известно не ладили. Королевские фавориты, а соответственно и Король жаловались на нехватку денег, а Парламент на слишком высокие полномочия Его Величества. Интриганы приближенные Джеймсом попеременно впутывались в такие дела, куда им вообще лезть не стоило и, как результат, передавали свое теплое место более молодым друзьям стареющего Короля. Не находя общего языка со своей женой и со старшими сыновьями, чувствую ложь льстивых приближенных, уставший Король стал мистиком далеким, при этом, от религии. Его не слишком крепкое положение на троне и полное безразличие к власти, бремя которой он воспринимал лишь как свою обязанность, привели к тому, что он охотно предавал в чужие алчные руки все государственные дела. Он совершенно ушел в свой никому не ведомый мир, единственными видимыми простому глазу проявлениями которого, становились публикации его книг и трактатов. Эти внезапные протуберанцы королевского сознания в презренную реальность были посвящены практический всему, что увлекало Джеймса, заставляло задуматься или раздражало. Были у Короля и такие мысли, который указывали, несомненно, на его шотландскую породу, я, конечно же, имею ввиду труды по демонологии и колдовству. Король не был суеверней любого шотландца, а в рассудительности превосходил многих англичан, которые отправляли людей на казнь при малейшем намеке на колдовство. В юности он конечно верил во всякого рода чертовщину, но все же силу шотландских ведьм считал «детскими сказками». В более зрелом возрасте, однако, это мнение изменилось. Причиной тому послужили показания ведьмы из Норт Бервика, которая призналась в том, что насылала ураганы на корабли Джеймса и его молодой тогда жены, в доказательство пересказав их разговор в брачную ночь. Король всериоз задумался и после этого случая, стремился узнать о колдовстве больше. С этой целью Джеймс посетил Европу, где взялся за изучение трудов величайших демонологов. Эти изыскания свойственные многим людям, были не просто праздным любопытством. Результатом изучения явились не только собственные сочинения, но и полная уверенность, что происки Диавола повсюду.
Однажды ночью, Джеймс как обычно сидел за столом, заваленным тяжелыми томами в своем просторном кабинете. Оторвавшись от какого-то готического манускрипта, чтобы записать пришедшую в голову мысль, он вдруг почувствовал, что ему не по себе. На уши давила необычная тишина, та самая при которой, кажется, что ты оглох, а единственным звуком, который воспринимает мозг – является какой-то странный писк в ушах. Это безмолвие не нарушала обыкновенная возня крыс.
Джеймс оглядел помещение со все возрастающим волнением, и обнаружил, что на полу возле шкафа поблескивало, большое мерзкое пятно бурого цвета. Король взял в себя в руки и поднявшись с кресел медленно подошел ближе к этой странной гнусной луже. Внезапно четко ощутив запах крови, он подался назад к окну. В этот момент до его слуха долетела чья-то пьяная песня, сменившая леденящую кровь тишину. Слова ее с трудом можно было разобрать…
Джеймс, аккуратно обойдя странное пятно, подошел ближе к амбразуре окна, чтобы рассмотреть, что за ним. На улице было сыро и темно, лишь иногда лужи отражали, затуманенную пеленой облаков луну. Совсем недолго слышался этот странный беззаботный мотив (навивавший, впрочем, скорее скорбь, чем веселье). Не допев и одного куплета голос неизвестного был прерван не то сдавленным криком, не то стоном. Джеймс отодвинулся от окна и отчетливо осознал, что в комнате он не один. Король повернулся.
Перед ним стоял худой человек. Вся одежда его была перепачкана стекающей с нее на пол густой грязно-бурой жижей. Голова в старомодной шляпе была склонена в низ и несколько в бок, так что широкие поля полностью скрывали лицо, обрамленное взъерошенными волосами. Оголенными оставались, лишь точащие из рукавов иссохшие ладони с жуткими потеками того же мерзостного вещества. Растопыреные пальцы имели длинные синие ногти, загнутые на концах, как крючья.
Король вздрогнул и отодвинулся в нишу окна. Несмотря на закрытое лицо гостя и его ужасающий вид, он сразу понял кто перед ним. Охрипшим, словно завалившимся в утробу голосом он произнес:
- Что ты мне скажешь на прощание?
Тень изменила свои очертания. Из неподвижного истукана она превратилась в отвратительное бескостное создание которое извиваясь начало отклоняться назад, открывая мертвые желтые глаза, горящие на черном изрезанном складками лице трупа. Правая рука сложилась и начала тянуться к скованному ужасом Королю. Указательный паляц выгнулся и едва не коснувшись груди Короля тут же опустился. Подобие рта, под склеившимися полуистлевшими усами, исказила гримаса улыбки, обнажившей синеватые зубы.
До обострившегося, как бывает в минуты отчаяния, разума донесся ответ:
- Мы не прощаемся - послышался шепот, словно доносившийся оттуда-то из другого мира.
Не кто не знает, как долго продолжалась бы эта кошмарная картина, если бы в комнату кто-то не постучал. Услышав стук, жаждущий спасения, Джеймс вдруг вскрикнул и тут же мрак охватил все пространство, а сам он почувствовал, как падает в бесконечную пропасть…
Очнувшись через некоторое время в кресле около стола, Король увидел Джорджа гладящего его руку
- Который сегодня день, - спросил Джеймс.
- Пятое ноября, - ответил Джорж и посмотрел ему в глаза как бы спрашивая у стареющего покровителя: «что с тобой произошло»
Джеймс хотел ответить на этот безмолвный вопрос, но в эту самую минуту, откуда-то донеслась та же песенка, что ранее достигала его ушей в кабинете.
- Кто это поет? Ко мне его! – приказал король тут же метнув взгляд на пол, где только что было пятно.
Тут же стража доставила своего пьяного товарища, который уже собирался идти после караула домой.
- Что это ты пел сейчас? – властно сказал Король
- «Помню Пятое ноября…», Ваше Велиество! – испугано ответил протрезвевший воин.
- Это народная песенка про Гая Фокса – на ухо королю пояснил Джордж.
- Про Гая Фокса? – в ужасе прошептал Джеймс.
Стражник побледнел, а Джордж попытался успокоить Джеймса.
- Там нет ничего дурного, это та песенка, которую придворный поэт написал на казнь предателей Порохового заговора. «Помню, помню Пятое ноября, пороховой заговор ла-ла-ла. Эй парни, эй парни, звоните в колокола. Эй парни, эй парни, Боже, храни Короля!»…
Весь конец года король провел, словно в пытках. Врачи огласили диагноз – припадки артрита и подагра. Он испытывал боль сопоставимую с пытками испанским сапогом, дроблением костей и иными способами. Нередко она доводила его до обмороков.
В конце января Джеймс слег. 31 числа у него был сильнейший припадок, лицо исказилось и побледнело, мышцы всего тела напряглись, а шея свернулась набок. В этот момент он почувствовал, как его тело раздирает пасть адского Гарма. Раздался резкий писк, все вокруг пожелтело и провалилось, а голову захлестывает поток, в котором неслись тысячи вопросов о жизни, смерти, счастье…
Он испытал то раскаяние, которого ему не хватало долгие годы...
Джеймс очнулся. Около ложа в котором он провел последние дни, сидел Джордж и теребил кружевной платок:
- Я скоро умру, - произнес Король
- Не говори так!
- Нет! Я это знаю, возможно мы с тобой уже не будем больше разговаривать, я хочу чтобы все было готово!
- Почему ты так решил?
- Я видел его в третий раз
- Кого? – взволновано спросил Джордж
- Гайдо Фокса, - бессильно произнес Король и закрыл глаза.
Еще три дня его била лихорадка, а затем случился новый удар и Король Джеймс, наконец, умер в своей любимой резиденции 27 марта 1625 от дизентерии.
Свидетельство о публикации №209110300217