Проводы

               
               
      С утра Шуремов семь раз чихнул, пять раз икнул и, держась за голову, три раза охнул.
      - Перебрал ты, видать, вчера, Вася, - посочувствовал работавший за соседним столом Андрей Денисенко, и, подумав, добавил: «Шла бы ты домой, Пенелопа.  Посиди денёк-другой на больничном».
      - Пожалуй, ты прав, - согласился Шуремов, -  здоровье, а главное совесть, не позволяют мне чихать на производственный план. Уйду я на бюллетень.
      Это заявление молнией облетело отдел, всколыхнуло общественное мнение. Экспромтом состоялся несанкционированный стихийный митинг.
      От сослуживцев слово взял всё тот же Андрей Денисенко. Он сказал:
      - Сегодня мы провожаем на больничный нашего коллегу Шуремова. Чхал он, чхал, и вот дочхался. Уходи, дорогой товарищ, и уноси с собой свои бациллы, а мы, твои однополчане-соратники, доведём до конца всё, что ты начал: дорешаем кроссворд, над которым ты бьёшься уже неделю, заполним футбольную таблицу, в которой ты не успел поставить «баранку» «Спартаку», доругаемся за тебя с главбухом.
      От администрации выступил зам. директора по хоз. части Конькин:
      - Мне трудно говорить. Рыдания сжимают горло. Коварный микроб вырывает из наших рядов Васю Шуремова, оставляя зияющую пробоину, которую не так-то просто залатать. Кто нам теперь будет рассказывать свежие анекдоты, просвещать по части семейных тайн звёзд шоу-бизнеса и других земных небожителей, кто, в конце концов, будет занимать в буфете очередь на весь отдел. «Вася, конечно, Вася», - пропел завхоз голосом Валерия Сюткина, но техник-конструктор Митрофанова оборвала куплет и решительно перехватила инициативу:
      - Женщины нашего отдела скорбят и прикладывают к глазам платочки. Видно, все мы недостаточно берегли нашего дорогого Василия, мало пеклись о его здоровье. Вот его и протянуло, сердечного. А мы ведь предупреждали: не допускайте сквозняков! Доигрались! Шуремов! Вася! Пусть ты уйдёшь на три дня, пусть даже на шесть, но ты навсегда останешься в нашем штатном расписании, и никто никогда не скажет о тебе: «В списках не значился».
      Митрофанова села, а на подиум вышел заслуженный член месткома Дратовский.
      - Да, - сказал он. – Шуремов был неплохим человеком.
      - Почему «был»? – перебил кто-то, но Дратовский проигнорировал этот выпад и продолжал как ни в чём не бывало: «То, что он был немножко сачок, немножко разгильдяй, немножко баламут, в общем, всего понемножку, ничуть не умаляет его общечеловеческих достоинств, не бросает тень на его морально-анатомический облик. Зато он любил жизнь, пиво «Балтика» и стейк из говядины, до обеда любил отгадывать кроссворды из «Огонька», а после – подремать за своим двухтумбовым рабочим столом. Теперь, дорогой товарищ, можешь спать спокойно, никто не потревожит тебя, никакой будильник не разбудит тебя в семь утра по московскому времени.
      В ответном слове, вскочивший с места Шуремов сказал:
     «Кончайте трепать языками! И разрешите считать персональное дело по случаю моего предполагаемого ухода на бюллетень закрытым. Я оценил все ваши выступления и в свою очередь решил преподнести вам приятный сюрприз: я не пойду на больничный.
Мало того, с этого момента я бросаю пить, курить, есть немытые фрукты. А заодно кемарить на работе и употреблять нецензурные выражения. Обещаю регулярно проветривать помещение, мыть руки до и после еды, соблюдать правила гигиены и санитарии. И тогда никакой свиной, птичий и даже собачий грипп не подорвёт мой иммунитет, всякие инфекции, эпидемии и заразы отскочат от меня, как чёрт от ладана, бактерии обойдут десятой дорогой, ни на пядь не проникнут в меня, а от меня к вам. Они не пройдут. Но пасаран! Будем работать без чиханий и кашлей!».
      Отдел дружно грянул «Интернационал», в котором особенно величаво и торжественно прозвучала идейно выстраданная, политически выдержанная строка: «А паразиты никогда!»