Марта Выдержки из романа
Марта, хрупкая самочка, любила по-обезьяньи обирать своего мужа, в списке исконно семейных ценностей ставила телесные контакты среди первых. Все эти поцелуи "до", поцелуи "после", за обед, при расставании и встрече, все эти ритуальные прикладывания в подтверждение незыблемости семейных уз как будто прописаны были в брачном контракте, который между тем никогда не заключался, но чьи пункты в этой его части - "супружеские нежности" - выполнялись неукоснительно.
Тем горше становилась мартина жизнь, чем больше этих пунктов о нежности постепенно вычеркивалось из обихода.
Стрижка ногтей,волос, инспекция кожи, ассистенция в душе, почесывание и чтение на ночь отошли в прошлое. Марта чувствовала себя беженцем, чей скарб постепенно разворовали в то время, как она отлучилась или уснула.
Вот уж Алекс стал похож на мертвый плод в ней. Это был ее окостеневший, высохший ребенок. Она носила его в себе, но он сделался уже недоступен ее любви, и любить его нынешнего она потому больше не могла. И он не мог отвечать ей, поскольку умер. И в такой нерасторжимой связи они находились. И это заставляло Марту страдать. Ею производимое, продолжавшее идти от нее тепло теперь было обращено к тому, кто был лишь в памяти и оказался добычей прошлого и утраченного. Она любила его движения, те, которые он посылал ей еще живой и память творила с ней такие штуки... она будто забывалась и покидала себя нынешнюю, живя прошлой растаявшей жизнью. Но это длилось мгновение. Вмиг прозревая, леденела, обдавалась липким холодом, не способная пошевелиться и так ей казалось, что они смерзлись и гибнут вместе, только она шла следом за ним, куда он уже вел ее.
И она больше не могла вникуда, к нему постирать свои руки, и он в ответ перестал ласково ее тревожить.
Отодвинув молоко, Марта представила себе, как Алекс утром укрывая одеялом, взглянул мельком на ее голову на подушке, на спутанные поредевшие волосы, на расслабленный рот и сжалась.
Вчера они сидели тесно на ступеньке - она в купальнике, он в плавках - и больше молчали, но с миром в душах. Она рассматривала его щеку, волосы на руке, своды стоп, которые с неприязнью всегда воображала – казалось, они изготавливались вручную из податливой массы, что опробовав на сгиб окончательно, сперва пригнули носком к своду, а после ввинтили обратно, после чего эти бескостные повороты застыли навсегда, - рассматривала и размышляла.
С годами Алекс сделался для Марты гладок, будто подтаявшая восковая фигурка, а Марта лениво смахивала нет-нет мелькавшую мысль - случилось ли превращение в яви, или рассудок ее намеренно конопатил все неровности, чтобы не западать, не натыкаться больше, а скользить в жизни без прежнего чувства?
Марта родилась в марте, и мать не раздумывала над именем...Была в слабом разнообразии только Надя – имя малиново-розовое со вкусом крыжовника в глупом платье с рюшами, каких Марта потом никогда не носила, - остановились на Марте
Фестоны, кружева и горошки, ирисовая гладь – сами липнут к нарядам в продолжение той сласти что тает внутри - они как проклюнувшиеся пробившиеся наружу вьющиеся женские мысли и прихотливые карамельные желания.
«Р» в имени, да еще по центру, сводившее точным наплывом фокус, шло к ней, как и само имя, а уж «Надя» подтаявшая вместе с вощаной оберткой . карамелька мягкая могла найтись разве что в кружевном кармашке белокурого ангелочка
Называясь Мартой она всем о себе говорила - "я истинная Марта"
(Отбросим затею податься в толкование: скажу только, что имена, собирающие на себя большое накопленное знание, часто оправдывают свое значение ценой чьей-то жизни.
Они ли ведут своего носителя, или носитель получив его при рождении уже тем самым о себе рассказал наперед – темно)
(продолжение следует)
Свидетельство о публикации №209110300849