Варикон

ПРОЛОГ

Тонкий слой серебристых облаков не спеша перемещался высоко в небе под действием космического ветра. Наблюдатели такого редкого явления на земле приникли к телескопам. Ввысь взлетели шары-зонды. Космонавты на орбитальной станции экстренно прекратили другие экс-перименты и подключились к исследовательской программе. Из разных точек были запущены метеорологические ракеты, до отказа напичкан-ные аппаратурой. Работали сотни компьютеров, переваривая поступаю-щую информацию.
Некто Паша Клименков, оператор управления полетом метеоракет, вчера поссорился со своей пассией, излишне принял и находился в со-стоянии после крутого подпития. Обильная доза жвачки, приглушила запах, но голова раскалывалась, и пить хотелось страшно, посему, убе-дившись, что все в порядке, он отлучался с рабочего места, чтобы глот-нуть кофейку, заботливо приготовленной симпатичной коллегой Зиноч-кой. Выпив чашечку-другую, выкурив  сигарету и излив душу, он вер-нулся в зал. Компьютер, измученный долгим ожиданием, показывал карту звездного неба. Чтобы вернуться в режим просмотра и управле-ния, достаточно было только тронуть мышку или любую клавишу, но Клименков машинально нажал кнопку перезапуска, вначале испугался, но затем подумал, что ничего страшного не произошло, поскольку рабо-тающий в режиме горячего резерва дублирующий компьютер, получив сигнал о сбое основного, должен был взять управление на себя. Но, если бы оператор был в рабочем состоянии, он наверняка заметил бы, что ре-зервный компьютер завис. Программисты тоже люди, и всего преду-смотреть заранее не могли.
В результате на каких-то 30 секунд метеорологическая ракета ос-талась без управления, и, когда основной компьютер вошел в режим, он не принял управление с резервного, а выдал сигнал начальной установки гироинтеграторов. Резервный компьютер автоматически подключился, и Клименков, мельком взгляну на него, вернулся в соседнюю комнату за новой порцией кофе, надеясь продолжить довольно-таки перспективный диалог с Зиночкой.
Приняв сигнал начальной установки, ракета изменила курс и вре-залась в находящийся на высоте около 45 километров над землей шар-зонд. Произошел взрыв, и мириады частиц устремились в пространство. Обрадованные этим обстоятельством, молекулы озона стали захваты-вать дополнительные атомы кислорода, образуя активный полимер ОN.  Полимер стал активно поглощать свободные атомы кислорода и моле-кулы озона. Через некоторое время, достигнув существенного размера, новообразование опустилось на землю в глухом болотистом местечке и застыло в ожидании новой пищи. Сквозь покрытые снегом прогалины неспеша поднимались наверх малюсенькие пузыречки, лопались и сли-вались с атмосферой. Зимний холод сковывал их и образовывал тон-чайшую пленку. Это препятствовало образованию свободных  атомов кислорода, которые  попадались редко, и потому полимеру пришлось  вступить в соединение с имеющимися в избытке метаном и фосфором, что дало ему новое качество. Благоприятные условия привели к образо-ванию нервных мета-клеток и аксонов, и рождению нового организма – варикона. Он развивался, однако сохранившаяся на электронном уровне память о прародине неудержимо тянула вверх, к озоновому слою. И ва-рикон выбросил прозрачный нитевидный отросток. Вначале уксон стре-мительно пробивался вверх, исправно посылая сигналы базовому орга-низму. Затем варикон стал испытывать недостаток энергии, и рост уксо-на замедлился, а вскоре и вовсе прекратился. Впервые столкнувшись с такой проблемой, варикон стал искать дополнительные источники. Для создания обзора организм создал на окончании уксона прозрачную ша-ровидную оболочку с направленными во все стороны лучами – репей. И миллионы нитей, созданных из последних запасов энергии, несли вари-кону драгоценную информацию, которая должна была обеспечить его дальнейшее существование. Одиночных атомов О, которые встречались на достигнутой уксоном высоте, хватало только для поддержания жизни варикона, но не для развития. И поэтому соединившиеся мета–клетки варикона дали репью команд искать источники энергии в других изме-рениях. Прообраз мозгового центра. Импульсы разлетались в простран-стве, пронизывая эфир, отражались от его кривизны и возвращались. И однажды варикон почувствовал слабое, но регулярное возмущение – были перехвачены такие же, несущие информацию, импульсы, обла-дающие к тому же энергией. Мозг напряженно работал, и сформировал цель – найти энергетический объект. После сканирования, проведенного постепенно теряющим свою форму репьем, источник был обнаружен. Он двигался, весьма неравномерно выбрасывал всплески энергии. И только ночью – если варикону было известно такое понятие – энергия шла не сильным, ровным, но зато сплошным потоком. Рядом был обна-ружен и другой объект, который тоже излучал энергию, сила потока ко-торой была значительно меньше, а максимум приходился на утреннее и предвечернее время. Медленно, хотя, что такое медленно для вечного варикона – репей спустился по уксону на необходимую высоту и напра-вил свои лучи на объект. И энергия потекла к материнскому организму, оседая и конденсируясь. Когда источник стал ослабевать, варикон попы-тался перекачать энергию от меньшего объекта, но наткнулся на некое защитное поле, через которое лучи его были не в силах пробиться, а воз-вращались лишь отраженные ослабленные и искривленные импульсы.
В деревне привыкли к длительному отсутствию Макарыча, кото-рый возвращался к людям разве что пополнить нехитрые запасы прови-анта. Но когда он не появился ни через неделю, ни через месяц, в деревне забеспокоились, и несколько мужиков, набрав съестного да горячего, до чего Макарыч был весьма охоч, отправились проведать его – не дай бог, что случилось! Нашли, однако ж, лишь его высохшее, как мумия, тело, с совершенно удивленным остановившимся взглядом прямо на заимке. И никаких более следов. Только бродил возле избушки исхудавший и обезу-мевший кот с горящими глазами и  орущий в пустоту благим матом. Подивились мужики и схоронили Макарыча, а кот куда-то сгинул.
…
Солнце стремительно вкатывалось в лето, и активность варикона возросла. Он выбросил другие уксоны, обвившиеся вокруг первого, ко-торые смогли поддерживать все разбухающий и поднимающийся выше и выше репей. И теперь уже  ни один Макарыч стал его жертвой. Бес-пощадный поглотитель поглощал все новые и новые жертвы, но, по-скольку все происходило в основном ночью, гибель людей списывали на сердечную недостаточность, либо пьянство, ибо нападал Варикон вне-запно, на ослабленных, и не могущих оказать сопротивления. И удивля-лись, как это такой молодой,  – и вдруг с копыт. Впрочем,  случались и осечки – жертва перемещалась, и уходила из-под действия поля. Иногда же варикон сталкивался с особым, несъедобным, видом энергии. Энер-гия эта выплескивалась с такой невероятной силой, что разрушала нить на молекулярном уровне, уксон передавал в мозг сигнал тревоги, а нить разрывалась. На месте новой нити вырастали новые, более мощные, но и тогда гибли, столкнувшись с необычным потоком.  Мозг варикона по-нял, что пока бороться с этой энергией ему не под силу, и стал конден-сировать имеющуюся в изобилии простейшую энергию и готовиться к решающему броску.
Настал день, когда  варикон усилился настолько, что смог погло-щать и материальные субстанции, и начал захват реального измерения. Вокруг него образовался серебристый кокон, защищающий варикон от внешнего воздействия и отражающий внешние излучения. Существую-щий в действительности, варикон оставался незаметным для стороннего наблюдателя. Впрочем, и обнаружить его в такой глуши было бы со-вершенно невозможно. И только иной старожил мог подивиться тому, как высохло болото, да и пройти мимо. А потом сказать соседу, посето-вав на то, что клюквы в этом году будет маловато, болото-де сухое, да и забыть.
Репей выпустил новые уксоны, которые падали на землю шатром и в итоге образовали гигантский конус. Вначале он был прозрачен и для физических тел и электромагнитных излучений и совершенно недосту-пен для наблюдения. Укоренившиеся уксоны отделились от репья и об-разовали цилиндр, прикрытый сверху тончайшей мембраной, по кото-рой распространялись сигналы мозга.   Мозг, в свою очередь, создал анализатор, который по крохам накапливал знания, получаемые с аст-ральной энергией эфира. Память людей давала нечеткие картины, но со-вокупность их позволила варикону создать новый отдел мозга – отобра-жатель, где логически реконструировались картины реального мира. Со-вершенное создание развилось настолько, что поняло необходимость передвижения своих элементов для поиска пищи и информации. Мозг выстроил защитную оболочку варикона, и начал наращивать и уплот-нять цилиндрические стены. Процесс пошел...
А на полигоне списали гибель ракеты на неисправность двигате-лей ракеты, что, впрочем, происходило не так уж редко, и не стали проводить детального расследования. И поэтому Клименков продолжал успешно флиртовать с замужней Зиночкой, обещая, вполне искренне, провести с ней приближающийся отпуск на юге, и был вполне доволен жизнью.

Глава 1. Василий. Анамнез.

Василий долго и нудно болел. Тяжело и внезапно. По прошествии времени он как-то попытался расшифровать мудреное латинское назва-ние, записанное в карточке, но потом плюнул и забыл. Вероятно, просто надо было написать хоть что-нибудь. Что с ним приключилось, никто не мог сказать, но, как-то очнувшись в реанимации, он постоянно слышал диковинные и врезавшиеся в память, возможно, из-за частого повторе-ния, слова «в анамнезе...». Порой, сквозь липкую белую пелену, засти-лавшую глаза и неимоверной тяжестью давившую на веки, Василий едва различал размытые лица склонившихся над ним людей, сочувственно качавшими головами в белых колпаках, за спинами которых прятались чудовищные фиолетово-синие аморфные создания с пляшущими щу-пальцами. Василий хотел крикнуть: «Скорей, они здесь, неужели вы не видите, прогоните их!» И становилось ему жутко, крик тонул внутри не-го, бессильные губы не шевелились, и он снова проваливался в небытие – в другой мир, без света и ощущений...
Когда ему становилось немного лучше, так, что он мог пробовать ощутить себя, Василий пытался понять, что с ним, и почему он здесь? Но сконцентрироваться не мог, тонкие нити мыслей рвались, и его снова обволакивала  серая  бездна со множеством зеленых пляшущих огонь-ков,  искрами впивающихся в его полупрозрачное воздушное тело и вы-сасывающая последние остатки сил.
Иногда Василий видел над собой прозрачный купол, и струящийся синий – нет, все же фиолетовый свет, слышал все такое же монотонное все же шуршание и чувствовал все такие же мелкие уколы, которые бы-ли между тем приятны и давали ощущение (тавтология!) существования. Демоны отступали и их безжизненные тела растворялись в воздухе. Пробудившись, Василий попытался пошевелиться. Слегка приподнять руку, которую он не видел и хотя бы повернуть голову. Рука почти по-слушалась, но Василию показалось, что он в космосе и испытывает де-сятикратные перегрузки. Василий вновь попытался что-то сказать – по-звать – ну не бога, так черта – но вдруг проплыла мысль – не в раю он – там невесомость. Он почувствовал, как к нему возвращается сознание и необходимость в определении своего состояния, но почти полная непод-вижность сковывала его, опутывала свинцовыми цепями. Вдруг свет усилился, вернее, стал немного рассеиваться и над куполом проявились очертания лица и он уверен был, что наконец-таки человека и снова в чем-то прозрачно белом. Мир воспринимался по-прежнему в двух тонах и одном шуршащем звуке человека, через который пробился новый: « Тише, Вам нельзя шевелиться – скорее почувствовал, чем услышал Ва-силий – все будет хорошо, а пока лежите тихо-тихо». Голос был явно женский и ласковый.  Василий снова попытался приподняться, но сил явно не хватало. Что-то упорно держало его, но ощущение бытия упорно пробивалось и наполняло его. «Где я? – произносили губы, – жив?». Те-перь за куполом его явно услышали. «Вы больны, в госпитале, – едва донеслось до него». – «Что со мной?» – «Вы больны». – «Когда?» – хо-тел сказать Василий, но голос его слабел, и он вновь провалился в под-вешенное состояние, в котором, собственно, и находился – до следую-щего пробуждения или не возврата в реальность....
И также внезапно Василий пошел на поправку, и его из реанима-ции перевели в палату. Выдали и помогли надеть застиранную, но чис-тую, еще пахнувшую дезинфекцией пижаму. Та же симпатичная медсе-стра сказала, что когда его привезли, – а подобрали на улице, почти в центре, и был он не пьяный, но какой-то потерянный и абсолютно бе-лый, – сначала посчитали, что не жилец, и на всякий случай, чтобы не мучился – молодой такой, вкололи морфия. Немного отпустило, прибал-дел маленько, и пульс появился. Доктора сказали, что, может, жить бу-дет, хотя вряд ли, но чего только не случается... И теперь Василий лежал под обязательной капельницей, ждал регулярный обед, из которого пока мог пить только компот…
Как-то медсестра, к которой  Василий привык и считал уже почти родной – как-никак, с весны провалялся здесь – спросила его, почему никто к нему не ходит и не интересуется? На что Василий попытался отшутиться – найдут, мол, в свое время, и отвернулся. Действительно, почему? И Василий пытался вспомнить хотя бы один адрес или телефон, знакомое лицо, но не мог пробиться в эту зону мозга. Успокаивали его только колышущиеся листочки за окном, да пустые разговоры мужиков на перекуре, смысла которых Василий понять не мог, отрешенно глядя в одну точку. Мужики почему-то не трогали и жалели его, угощали его сигаретами. «Ты то сам помнишь, где живешь-то?» – спрашивали его частенько, и Василий притворялся, что не слышит. А сам точно видел дом, подъезд и бетонную лестницу с покрытым черным пластиком пе-рилами, дверь... И будто кто-то плавно ходил по комнате, касаясь Васи-лия, но лица различить он не мог... «От дома ключ есть?» – спросил он у медсестры, та сходила к сестре-хозяйке и принесла связку из трех, на кольце с брелком, и бумажник. Но там были только деньги, довольно разноцветных бумажек, на них никто не покусился, но никаких адресов и телефонов. Василий долго рассматривал ключи, крутил в руках и воз-вращался к жизни. Сестра погладила Василия по голове, он взял ее теп-лую руку и долго не отпускал, и память начала возвращаться.
А потом Василий сдавал полосатую пижаму и одевался в случайно выглаженную заботливыми руками одежду. Не понятно зачем, но на джинсах были сделаны аккуратные стрелки, а новые носки принесла медсестра. Когда он уходил,  сестра, почему-то стряхнула набежавшие слезы платочком. И он понял, что она была очень красива, и только жутко устала, выхаживая таких болезных, как он сам, и что у нее, навер-ное, есть семья (а у меня – есть?) или молодой человек и свои заботы, и захотелось ему сделать что-нибудь хорошее, но он только смог сказать: «Спасибо за все, я потом приду», и, не оглядываясь, пошел...
И шел Василий как бы наощупь, напряженно делая каждый шаг, все удаляясь от больничной двери, и вот он уже вышел за выкрашенные зеленой, в тон слегка начавшей высыхать растительности каменного го-рода, краской. Было ощущение, что он провалился в зеленый мир, и пробуравленный свежими росточками асфальт тепло струился ему под ноги. Странно, но Василий, несмотря на значительный провал в памяти, отчетливо представлял, куда и как ему идти. На вопрос доктора по-здравлявшего не столько его, сколько себя, с выздоровлением, знает ли, куда ему, он внезапно уверенно назвал свой адрес и на предложение подвезти отказался. «Недалеко мне, пройдусь». Действительно, он под-сознательно помнил дорогу до его Третьей мещанской, б. Третьего Ин-тернационала, – хотя ни первой, ни второй в  городе не было вообще, но новые хозяева упорно вытравливали даже намеки на прошлое,  особенно усердствуя в названиях, впрочем, иным похвастаться не чем, километра полтора. Но эта несообразность только промелькнуло в голове Василия, медленно шагающего по по-летнему пыльному городу, как всегда пус-теющему в Week-end (конец недели по-нашему), ибо горожане стара-лись хоть на немного оставить обрыдший на неделю город, и выбраться из каменного плена сообразно своим возможностям, но, увы, не жела-ниями. Большинство же привычно отбывало на свои шесть соток ... Но это скучно, разве что клубнички в урожай или посидеть с соседом после трудов праведных. Обратно и для здоровья пользительно... Лучше, ко-нечно, если рядом речка, озеро и лесок. Но не у всех.
Впрочем, в данный момент Василию было совершенно безразлич-но и даже приятно, что никто не мешал ему идти и не сбивал с мыслей, среди которых была, пожалуй, главная. А заключалась она в привычном инстинкте горожанина – не забыть зайти купить батон, лучше с изюмом, можно и кефир (но почему именно кефир – Василий терпеть его не мог). Но вопрос этот сам  собой благополучно разрешился, и вскоре Василий уже поднимался на чудом работавшем лифте на свой родной шестой этаж обычного блочно-бетонного дома с привычно облезлыми стенами, в изобилии украшенными произведениями настенной же живописи, как то: «Спартак – чемпион», «Машка – дура», «Дык елы-палы» и новообра-зованиями типа «ЛДПР – это все!», снабженными графическими иллю-страциями, с которыми местные дворники отчаялись бороться, а, если честно, то и не хотели вовсе.
  Стандартная ЖЭКовская дверь, обитая выцветшим темно-рыжим дерматином, встретила его застоявшейся пылью и таким же, давно не смазанным, но все же открывающимся французским замком. Почему «французским», Василий не знал, да и никогда ранее не задумывался; с таким же успехом замок  мог быть китайским или цейлонским, почему-то вдруг подумалось Василию, когда он, наконец, вошел в квартиру, но по возникшей ассоциации ему безумно захотелось чаю. Не того, боль-ничного, без цвета и запаха, а настоящего, свежего, залитого крутым ки-пятком и настоянного. И он, не раздеваясь, прямо двинул на кухню, в еще большую жару, от которой не спасали тоненькие тюлевые занавес-ки, ибо окна квартиры  выходили на южную сторону, и потому Василий обычно ходил по квартире в спортивных трусах, часто вызывая неудо-вольствие Зинаиды (вспомнил!), поскольку ей приходилось самой от-крывать входную дверь, и вообще ее иногда это раздражало. Василий не мог вспомнить, кто такая Зинаида, и поначалу не обратил внимание на ее отсутствие, пока наливал через носик чайник со свистком, когда-то им сожженный, но затем под ее (т.е. Зинаиды) неусыпным контролем старательно отдраенный,  пропустив заржавевшую и застоявшуюся во-ду. Автоматически вытащив из сумки прикупленную снедь, Василий скинул верхнюю одежду в виде клетчатого пиджака,  сел за кухонный стол, на котором уже смешались давешние, уже заплесневевшие, и све-жие хлебные крошки, приоткрыл окошко и закурил «Беломор» бывшей фабрики имени большевика Урицкого, некогда убитого своим же едино-верцем на известной площади, прихваченной в годы приватизации им-портным капиталистом со странным именем Дж.Р.Петро. Сизые колечки постепенно наполняли мизерное пространство давно не проветриваемой кухни, мутнея в почти прямых солнечных лучах. И смутное ощущение беспокойства постепенно наполняло Василия. Как будто чего-то не хва-тало. Бросив папиросу, он пошел в комнату, единственную в квартире. Голубой линолеум (надо же быть таким идиотом – Василий имел в виду строителя, но так и не удосужился его, т.е. линолеум, перестелить), по-серевший от осевшей на него пыли, особенно сбившейся по углам около полуоторванного плинтуса, ясно свидетельствовал не только о том, что по нему давно плачут веник и тряпка, но также и о том, что по нему хо-дили в последний раз месяца этак полтора назад. Он провел пальцем по комоду – остался лишь пыльный след. В больнице же все было чисто и стерильно. А Зинаида? Но мысль эту Василий пока заглушил и, бросив одежду на такой же застарелый диван, почапал в ванную, набрал воды в ведро и намочил тряпку. ... Швабра плавно скользила по липкой засто-явшейся пыли, и от вымытого пола в комнате становилось даже свежее. А на кухне все настойчивее, как паровоз, свистел оставшийся в одиноче-стве чайник...
Свежезаваренный чай источал радостный натуральный запах. От-ломив изрядный кусок батона, Василий плюхнулся в кресло и с наслаж-дением начал пить горячий, еще дымящийся чай со «шпионами» – пла-вающими разварившимися и набухшими чаинками. «Надо бы прикупить пакетиков», – подумалось ему. Вдруг у телефона он заметил свернутый листок бумаги. Поставив чашку и стряхнув пыль, Василий развернул его.
«Василий! Я устала от твоих выкрутасов. Где-то делся и не показываешься. К Машке ушел, гад? Ну, я тебя еще найду. Так и оставайся с ней. И вообще, я уезжаю в отпуск. Он гораздо лучше тебя и меня любит, а сюда больше не вернусь, только заберу. Ключ пока у меня.
Твоя Зинаида».
Слово «твоя» было зачеркнута, и видно, что записка писалась вто-ропях, но почерк был явно Зинаидин. Собственно, «твоя» означало, что не столько она (в данном случае Зинаида), принадлежит ему, сколько намекало на некую обратную связь, что, мол, не только я – твоя  (пока хочу того), – сколько (опять!) ты мой и будешь моим с безраздельным владением, пока. И вот это «пока» наступило. Василий встал,  маши-нально открыл шкаф. Зинаидиных вещей не было, то есть, он не помнил, какие вещи, но это была уже реальность – его же вещи на плечиках сдвинуты в одну сторону. Слева кольнуло, что-то неприятно защемило под ложечкой и ощущение пустоты усилилось...
Тем временем стемнело, и Василий, загасив очередную папиросу в полностью набитой к вечеру пепельнице и хлебнув  побледневшего  чая – раз заварил, а потом стало уж не до того,  по инерции поплелся в душ. Как ни странно для летнего времени, была горячая вода. Василий тупо смотрел на застоявшиеся ржавые струи, и которые сначала нехотя, а по-том с удовольствием вырывались на волю из давно не используемого рожка. Затем встал под душ и по давней привычке простирал носки хо-зяйственным мылом.
Утром его разбудил препротивнейший визг соседской болонки, ко-торую ее хозяйка, дама не вполне определенного возраста, выводила на утреннюю прогулку, проклиная все на свете, и курила в палисаднике, пока та делала свои необходимые дела. Слава богу, даже случайные ко-бели не заигрывали с ней, до чего она была паршивой, и иногда ранее Василий пытался себе представить, что было бы в случае появления многочисленного потомства, которое хозяйка не смогла бы ни раздать, не говоря о продаже (см. на мамашу), и наверняка не утопила бы из жа-лости. Василий натянул на голову одеяло, но сон уже ушел. С полчаса он повалялся в постели, а потом его позвала природа, и пришлось вста-вать. Спешить Василию было некуда. Память  возвращалась медленно, а просто ходить по улицам и ожидать, пока кто-либо не узнает его, и не окликнет – зачем? Все разъяснится когда-нибудь. В кармане лежал больничный, как ему сказали, за два месяца и еще на неделю вперед. Только надо было сходить продлить в поликлинику и поставить штамп. А потом – свободен, делай что хочешь. Но Василию ничего не хотелось. Пока грелся чайник, Василий решил уточнить, когда же ему к врачу. Он полез в карман куртки, куда засунул больничный при выписке. Ага, – вот он. Но вместе с ним лежал какой-то белый конверт без марки. Сна-чала Василий развернул больничный.
Как и говорила сестра, к врачу ему через два дня, если сегодня -надцатое июля, как записано в больничном. А Солнце поднималось все выше, и ветер нес по мостовой сухую пыль навстречу чудом оказавшим-ся в этот день в городе прохожим. Но у каждого свои дела. Чайник опять засвистел. Василий заварил свеженького и отломал кусок еще не успев-шего зачерстветь батона. Потом он вспомнил о конверте. Тот почему-то был заклеен. Василий оторвал полоску сбоку. Потряс конверт. Оттуда вывалились две сложенных бумажки. Василий развернул первую. Это была заверенная врачом телеграмма из Верхних Лопухов. «Срочно вы-езжай Лопухи, похороны двадцать первого тчк скончалась ...» Впол-не вероятно, что Василий мог  когда-то слышать  от проезжавших род-ственников о почившей бабке Гермогеновне, более того, он мог даже предположить, что и о его существовании кто-то в Лопухах мог вспом-нить в трагический момент, когда скликают поименно всех родственни-ков, коих не видели вообще, и отбить телеграмму, не очень-то рассчи-тывая на их приезд. Однако ж надо проявить уважение.
Однако и телеграмма, и вполне логично оказавшейся второй бу-мажкой  билет на поезд до этих самых Верхних, весьма прозрачно наме-кали, что он (если все происходившее было явью) просто обязан по пока непонятным причинам проводить в последний путь пресловутую Гермо-геновну, и более того, купил билет, – купейный – значит,  ехать часов десять.  Хорошо, если  без пересадки. Василий посмотрел на свет – дата была как раз то самое надцатое, в котором он в настоящее время и пре-бывал. Отправление – в 17.54. «Интересно, подумал Василий – билет-то откуда взялся? Не сам же он материализовался из воздуха, и не подло-жил никто. А покупал ли я его? Возможно, но забыл, или…. Мне купи-ли, я машинально достал его из почтового ящика, когда возвращался, сунул в карман и забыл»…. 
…
Василий покрутил билет и так и сяк, пытаясь понять хоть что-нибудь, но понял, что это гиблое дело, и принялся за чай. Но от такого обилия стало слегка поташнивать. Он нашарил на полке  початую банку Nescafe и, вновь закурив и прихлебывая теперь уже кофе без сахара – ну не терпел он сладкий кофе, считая, что сладкое отбивает весь вкус – сно-ва глянул на шелестевшую пылью улицу.  И вдруг решился. В городе его ничто не держало, мифическая Зинаида бросила и нежилась где-то на югах. «Почему она сбежала – я ее не обижала». Хотя было странно, что она так и не стала его искать...  Если женщина бросила его в беспо-мощном состоянии  – однозначно,– ****ь, и стоит ли сожалеть? Василий был неправ, он не мог представить облик женщины, а уж обвинять. Ма-ло ли, почему так случилось? Он и не стал заморачиваться. Видно, их отношения сами собой подошли к логическому концу. Он повертел пас-порт – на странице с отметками не было штампа о регистрации брака. Ну и бог с ней…. Вообще-то всех бросают без предупреждения, как иначе? Он не захотел реанимировать отвечающий за отношения участок мозга, и вдруг понял…
И Василий понял вдруг, что единственным остается взять этот би-лет на поезд, и в Лопухи. На волю, в пампасы! И катись оно все.   

Ода о вокзале.  Лирическое отступление автора, человека и пассажира.
Если найдется такой чудак, что скажет, что никогда не ез-дил на поезде или хотя бы не был на вокзале, встречая (провожая) – ежели только он не чукча, просидевший всю жизнь в тундре – не верьте! Ибо одним из самых сущест-венных признаков как недоразвитого ранее социализма, так и проституционной ныне монархии является Вокзал. Это может быть современная махина ; l'Europe, периоди-чески подновляемая или вообще выстроенная заново, со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами и сервиса-ми. А, может быть,  захудалый полустанок или старый проезжий вокзал, который порой проходят мимо междуна-родные (о, боже!) поезда с задернутыми шторками, зато останавливаются все почтово-багажные и даже скорые, и для проезжающих облупленное или демократически обнов-ленное здание запоминается очередными горячими или черствыми, в зависимости от совести продавцов или же бойкости торговли, пирожками в лучшем случае с про-горклой картошкой – капустой,  в худшем  – с  не ошку-ренными котятами, булочками, слойками или  песочными же полосками с джемом местного производства и слад-чайшим лимонадом ранее и пепси – теперь. В Лету кануло то время, когда к прибытию дневного скорого Ленинград – Москва в Бологом, которое где-то посередине, на перроне накрывали столу со вкуснейшей, наваристой солянкой со всеми необходимыми компонентами, т.е. сосисками, копче-ной колбасой и ветчиной, сдобренную обильно сметаной, которую подадут ныне только в фирменном ресторане, да и то за инвалюту. Таким образом, Вокзал впрямую ассо-циируется с едой. А также с пассажирами, потребляющи-ми ее в вокзальных буфетах (о демонический напиток со странным названием кофе дико немыслимого цвета и того же вкуса) и, не отходя от новообразованных ларьков, запи-вающих приобретенной жидкостью означенные хлебобу-лочные изделия либо закусывающих выпитое из только что откупоренных. И все поглощают пищу с такой скоростью, как будто сейчас начнется Великий пост, и их посадят на хлеб и воду. Пища же духовная также присутствует в изо-билии, причем такой же свежести и качестве. И говорить о «Трех тополях на Плющихе» как-то даже неудобно, по-скольку Тополей гораздо больше, и пылятся они рядом с порыжевшими аргументами, правдами, вестями, кроссвор-дами, судоку, бульварами… И все это активно потребляет-ся отъедающими, провожающими и проезжающими, за ко-торыми следят и норовят подловить и обчистить как гаст-ролеры, так местные – тоже способ добыть средства к су-ществованию. Соответственно носильщики, таксисты и представители доблестной милиции – всяк при работе и делает свой бизнес. И все довольны. Особо можно сказать о заведениях, обозначаемых буквами «М» и «Ж», WelCome – а для не шибко грамотных (или иностранцев?) – пикто-граммами, будто не определят по запаху! Ибо запах – не-истребимый и не выветриваемый – является самой неотъ-емлемой – не отнять, то есть! – принадлежностью Вокза-ла. Он сопровождает Вас на всем пути, стоит только пере-ступить невидимую границу и попасть в зону. И будет сниться вместе с той симпатичной блондинкой, с которой Вы стояли в очереди за некоей вокзальной продукцией, и которая вдруг спросила у Вас что-то несущественное, бла-горазумно не принятое за аванс. Возможно, и блондинки будут ассоциироваться с тем самым l'haumbre, который никакая импортная шанель не берет. Бороться с ним, как с тараканами или клопами, бесполезно. И первыми это по-няли сами железнодорожники. И перестали. Ибо привык-ши. И не замечают. И поэтому им это по барабану.
Как и все те, стремящиеся куда-то уехать на местном или проходящем поезде. И ведь уедут, даже если в кассе нет билетов, а поезд есть. Ежели нет поезда, то будут тер-пеливо ждать, осаждая справочное бюро и заискивающе поглядывая на людей в форменках, обладающие жуткой  тайной – что, где, когда, и хранящих для пущей важности неприступный до поры до времени вид. Вынужденные по-стоянно отвечать на одни и те же вопросы и потому жутко уставшие от жизни, пассажиров и того же запаха, так ска-зать, работнички снуют или торчат, казалось бы, бесцель-но, но при этом вся эта махина действует, и люди едут ку-да-то, жуют, нюхают, потребляют и отправляют. Все это Вокзал…

... На территорию которого, закинув на плечо наскоро собранную сумку со всем необходимым на не слишком далекую дорогу, имея уже билет и пятнадцать минут до отправления, вступил Василий. Поезд его был местный, то есть отправлялся именно с этого конечного пункта, и поэтому стоял уже на платформе. Проходя мимо одного из книжно-газетных развалов, Василий вспомнил, что ничего не взял почитать, и схватил первое, что попалось на глаза.  И еще нечто заведомо макула-турное, что затем в обилии остается на вагонных полках, в урнах и туа-летах, но весьма скрашивает путь, особенно если нужно скоротать время и отвлечься, и попутчики неинтересны.
Как ни странно, обозначенный в билете вагон был на месте и да-же условно чист. Василий предъявил билет внимательному проводнику в темных роговых очках, который тот аккуратно упаковал в кожаный футлярчик рядом с дюжиной таких же билетов. До отхода поезда Васи-лий стоял и курил на перроне. Зажегся зеленый, прогудел гудок и, под-талкиваемый проводником, Василий вошел в вагон. Поезд тронулся, и мимо проплыли вокзальные постройки, стоящие в тупике товарняки, уцелевшая с незапамятных времен водонапорка с колонкой, и вскоре ед-ва различимы стали буквы на вокзале - ...ск. Вскоре пропали и они. По-езд, покидая город, набирал ход. Василий еще постоял в тамбуре и по-шел в свое купе.
Оно было посередине.
Василий закинул свою легкую сумку на свободную верхнюю полку душного купе и вышел в коридор. Определенно, здесь было прохладнее, да и не хотел Василий мешать устраиваться своим попутчикам. Ибо весь пол в купе был заставлен объемными кутулями, и пока приткнуться бы-ло некуда. Удивительно, но окно не было заколочено на зиму еще в ию-ле, и Василий с наслаждением подставил голову встречному потоку. По коридору еще сновали обалдевшие от жары пассажиры, где-то противно пищал ребенок, и, что вполне естественно, из одного из купе уже разда-вался жизнерадостный регот, сопровождаемый женским смехом и зво-ном сходящихся в поединке стаканов. «Заблюют туалет» –  равнодушно подумал Василий, а потом его мысли вновь перенеслись на неверную Зинаиду, усопшую Гермогеновну и эту непонятную телеграмму и не-весть откуда взявшийся билет, благодаря которому он здесь и находит-ся. Но долго побыть в одиночестве ему не удалось – дверь купе сдвину-лась в сторону, и в коридор выкатилась весьма активная старушенция. «Молодой человек, – она явно обращалась к нему – не могли бы Вы по-мочь, а то я старая, немощная, мне никак не забросить». Впрочем, ба-булька действительно была немолода, а вот насчет немощности – ее пышущему здоровьем и ухоженному лицу, а также бьющей, как показа-лось Василию, энергии, в данном своем состоянии он мог бы и позави-довать. Но в данном случае, его помощь была действительно необходи-ма, ибо оставшиеся на полу вещи не помещались в ящик, и их остава-лось только закинуть наверх. Остальными же его соседями были прон-зительный старичок, уже приткнувшийся в углу и с наслаждением поса-сывающий нечто прозрачное из маленького граненого стакана, смачно закусывая припасенным заранее солененьким огурчиком, да мелкая, как ему показалось, девчушка лет двадцати с небольшим. Василий легко за-кинул оба тюка на верхнюю багажную полку над дверью, а затем и сам запрыгнул на свою. Неожиданно также легко напротив него очутилась старушка, и сразу же плюхнулась на подушку и стала напряженно смот-реть в окно. Таких вот старушек из серии «я женщина слабая, беззащит-ная», аккуратных, благообразных, блюстительниц семьи и очередей, вечно суетящихся, иногда – когда уж совсем прихватит – жалующихся на здоровье, озабоченных только своими делами, спервоначалу привет-ливых и доброжелательных, можно встретить повсюду. Но, упаси боже, как-то затронуть их интересы или сделать что-то поперек – пиши пропа-ло. Ибо только они знают, как надо, как было в их времена, и как долж-но быть ныне. И блюдут. Но сегодняшняя старушенция, видать, с утра притомилась, и, оглядев все для порядку, через несколько минут уже мирно посапывала.
Нижний, по отношению к Василию, дедок тоже находился на вер-ху блаженства, и тихо напевал под нос нечто старорежимное из репер-туара то ли Кобзона, то ли Трошина, и вскоре мирно отключился. Ниж-няя же – но напротив – девушка, закинув оджинсованную черным Levis'ом ногу за ногу, так, что босоножек «ни шагу назад» чуть раскачи-вался в такт движению и упираясь локотком в столик,  уткнулась в ог-ромную толстую книгу, обернутую слегка потертою бумажною облож-кой. Еще на ней была канареечного цвета – в тон, почему-то подумал Василий – гладким, не достающим до плеч, но закрывающим (поскольку читала книгу) лицо темно-каштановым волосам с небольшой рыжиной. И лопала она поп-корн из большого картонного пакета. Когда же пере-ворачивала тоненьким пальчиком страницу, машинально откидывала волосы за ушко и снова бежала по тексту, и снова доставала пригоршню воздушной кукурузы. Вполне естественно, смотреть на эту соседку было гораздо интереснее, чем в бабкину спину под традиционной шалью. Бу-дучи в ином расположении духа, Василий может и начал бы разговор – пустой, дорожный, ни к чему не обязывающий, – но в купе установилась редкая для таких поездов тишина. Каждый ехал сам по себе, обременен-ный своими заботами –  так, по крайней мере, казалось Василию –  и ни-кому не было до него никакого дела. Все же Василий слегка поглядывал на девушку. И с некоторым грустным злорадством заметил (про себя, естественно), когда она, прочитав, наверное, нечто интересное, положи-ла свой фолиант и потянулась   – « а груди у нее таки разные» (вполне возможно, такие мысли были вызваны пост-Зинаидиным синдромом и некоторым, ну уж совсем небольшим, – подсознательным озлоблением, хотел того или не хотел Василий – на род женский.
Обычно это проходит, но потом, когда появляется замена, если она появляется, и появление ее определяется возможностью погашения той инерции, которая порождается человеком же,  и гонит его то в разгул, то в тоску до наступления той ситуации, когда либо отказы-вают тормоза и бедняга просто сверзивается с катушек, либо тот же стресс выбрасывает его в совсем иное подпространство, и мир перево-рачивается. А будет хуже, лучше – не важно, но,  по-другому. И сам он будет другим, но обогащенным опытом. Василий же был на первом этапе.

Глава 2. Терлово.

Василий слегка подремывал, периодически пытаясь вчитываться в приобретенную в городе дорожную макулатуру, когда, около восьми, как и полагается по расписанию, поезд прибыл на станцию Терлово. Собственно говоря, Терлово  было не совсем обычной станцией,  а узло-вой, и, к тому же  райцентром с населением более 50 тыс. человек,  ко-торый обозначается на карте специальным  символов – маленьким кру-жочком с точечкой внутри.
Оттуда до Нижних Лопухов часов 5-6 автобусом. Ему же ехать еще пару часов, а там добираться на попутке. Объявили стоянку на 20 минут, и, быстро впрыгнув в кроссовки, Василий  вышел на дышащий теплым вечером заскорузлый – с местами обломившимся и усыпанным семечками и всевозможными обертками асфальтом – перрон, и напра-вился, среди таких же пассажиров, внутрь доброжелательно распахнув-шего свои двери Вокзала. В буфете было заметно некоторое скопление народа, активно покупавшего напитки и условно свежую выпечку мест-ного производства. Очередь, однако, шла быстро, и вскоре Василий ото-варился полудюжиной «полосок обсыпных с повидлом» и местными же булочками с маком, обильно политыми шоколадной, но не растаявшей глазурью., И еще Василий взял аж две литровых полиэтиленовых бу-тылки местного напитка «Саяны», чем основательно перегрузил свою универсальную сумку, Ее пришлось развернуть по периметру и превра-тить в средних размеров рюкзачок. Но ведь удобно! И было так хорошо, как может быть в светлый летний вечер, когда вся природа зовет к себе, все располагает к любви и обволакивает той приятной негой, от которой невозможно сбежать и отстраниться и розовые облака смыкаются с тем-ной кроной окружающих деревьев и нежное тепло разливается по всему миру, образуя мимолетное единство всех, окутанных этой непостижи-мой аурой. До отправления поезда времени оставалось немного, покинув помещение Вокзала и закурив на ходу, Василий направился в свой ва-гон. Ехать дальше.
Тут его внимание привлекло некое обстоятельство – около поезда собралось несколько поездных работников, которые о чем-то жутко спорили, перемежая слова очень местными и широко распространенны-ми идиоматическими выражениями, и отчаянно жестикулируя.
– Да не пойдет, б..., он на х.. , никуда..
– Какие-то б.. террористы разобрали мост..
– Да вообще, с той стороны ни х... не ясно. Моста-то нет, по чем, на х.., поедем?
– И не прозвониться, твою мать. Не отвечают – как вымерли!
– Тут дежурный приходил – обходчики сказали, рельсов нету. И как будто мост съели.
–  Так что, не едем?
– А куда, мать твою? Полный абзац.  Пойдем к нам, Машка взяла пару, посидим, чё здесь торчать! Будет команда, поедем…
Подошедший Василий спросил:
– Мужики (хотя контингент проводников представляли бабы),  в чем вопрос?
– Да не едем никуда.
– А что?
– Да, говорят, мост какая-то б... разобрала!
– Да эти бастуют – три месяца зарплату не платят!
– Нет, твою мать! Моста нету!
  И выяснил Василий, что далее их поезд не пойдет – причина его не шибко интересовала – то ли  рельсов нету, то ли моста, то ли кто басту-ет, то ли вообще, и пошел в свой вагон. В купе, однако, никого уже не было. Лишь вдевший для сугрева, и посему счастливый дедок тихонько похрапывал на своей полке. Василий подобрал оставшиеся шмотки, и двинулся на выход.
Возле поезда толпился разношерстый народ, определенно взбудо-раженный перспективой застрять в этой Тмутаракани. Видно, трудя-щихся мало привлекала перспектива проторчать здесь до не вполне из-вестного времени в душных, как всегда летом, не проветриваемых ваго-нах. Кое-кто, чей путь мог закончиться и здесь (не дай бог, последний!) – ибо сей райцентр обладал и автовокзалом, откуда растекались прибы-вавшие в сию местность трудящиеся и другие граждане, вполне естест-венно примыкающим к вокзалу железнодорожному, направился туда. За ними и Василий. Он решил, что поедет уж автобусом, и был спокоен.  И нужно было ему ехать, и он пошел...
Собственно, идти было совсем недалеко, ибо автовокзал распола-гался в аккурат за железнодорожным, обтекая его по полукругу, обозна-ченному еще не чахлыми в это время года деревцами. Василий и пошел. Но тут его остановил окрик:
– Молодой человек, помогите, пожалуйста!
Василий оглянулся и в тусклом свете фонарей увидел своих сосе-дей по купе.
Бабулька-одуванчик резво тащила свои кутули, и  помогала ей девчушка с нижней полки. Как странно это поездное братство – совсем незнакомые люди приходят на помощь, не рассчитывая ни на какую благодарность, суетятся, что-то тащат, советуют – и исчезают, оставляя о себе также быстро стираемые воспоминания. Василий подхватил сум-ки и, покорный судьбе, пошел следом. Девчушка также тащила явно не ей принадлежащую корзину неимоверных размеров. Бабуля суетилась – «Вот, ребятки, сюда, хоть бы мне не опоздать!». И Василий покорно следовал за ней от одной остановки до другой. Наконец, обойдя почти  всю площадь, постепенно окутываемую сумраком, злосчастная тетка тормознула возле видавшего виды «Икаруса».  – «Ну, мне сюды!» Васи-лий и девушка загрузили ее пожитки в багажное отделение. Дмитриевна – так она представилась – устроилась на сиденье, вытерлась платочком – «Спасибо, родненькие!», – и автобус, плавно стартанув, оставил Васи-лия и его невольную попутчицу, отбыл в направлении.
Василий с девушкой переглянулись – во бабка! Такая не пропадет. 
– А что происходит?
– Кто его знает. Говорят, пути дальше нету. То ли рельсы разобра-ли, то ли бастуют.
– И я то же слышала. Ну, мне недалеко. Можно автобусом.
– И мне тоже. Вам куда?
– Да в Верхние Лопухи.
– А мне – в Нижние.
– Так это рядом, пяток километров.
– Может, пойдем, посмотрим, есть ли автобус.
Так, примерно, протекал этот диалог на автостоянке этого оказав-шегося тупиковым узлового райцентра – поскольку здесь автобусы разъезжались по разным сторонам, – и желающие подходили к нужной им платформе, и смотрели на не всегда соблюдаемое – но расписание на желтых табличках, слегка освещаемых такого же цвета вкрученными в железные патроны с соответствующими абажурами сорокаваттными лампочками. Особенно интересно было увидеть, что твой автобус толь-ко что ушел, именно тогда, когда ты таскался с багажом ранее тебе не известной, и которую ты видел, дай бог, последний раз, бабки, а сле-дующий бог весть, когда будет.  Еще более смеркалось. Автобусы отхо-дили один за одним, подчиняясь отнюдь не расписанию, а лишь одним им известным порядку. То ли кончилась партия в домино, то ли води-тель спешил успеть домой, если жил на противоположном кольце. Пло-щадь пустела. На мутном небе зажигались редкие звездочки.
Василий и его подруга по несчастью устроились на скамеечке, на остановке. До ближайшего рейса оставалось часа два. Т.е., если все пой-дет по расписанию, в Лопухах они окажутся глубокой ночью или ран-ним-ранним утром. Слабый ветерок слегка раскачивал жестяные абажу-ры и сороковаттные лампочки под ними, отчего тусклый, но мерцающий свет зебрил асфальт и  убаюкивал. Наступающая прохлада сметала с еще зеленых, но жухлых листьев дневную пыль. Полчаса прошло в ничего незначащих разговорах. «Да вот еду к бабушке, на недельку-другую. Помочь. Зовут Ириною. (Угадал-таки Василий – и, поскольку ситуация была несколько необычной, увидел в том – как он потом себе призна-вался – некое предзнаменование). Да, в местном институте. Нет, из Ва-ших Лопухов никого не знаю, хотя нет, бабушкин сосед говорил, что кто-то у него в Нижних есть. Он дед старый, еле двигается. И один жи-вет. Справляется. Да, маленькая деревня. Конечно, не хватает. Всю жизнь в колхозе. Почтальон носит. Вымерли, кто смог – уехал. С роди-телями. Нет, пока не приедут, может, осенью. Работают на механиче-ском. С марта.  Разворовали. Да есть перспектива. Хорошо тебе. А по-чему. Не хочешь – не говори. Нет, у меня «Магна»... Что-то прохладно. А если не приедет? Так ты уверен? А тебе приходилось? ... Так теплее. А ты не замерзнешь. Не ходи, а то вдруг автобус».
Вот такой сближащий диалог происходил между двумя молодыми людьми, волей случая оказавшимися на протертой чужими телами ска-мейке на автобусной остановке провинциального городка. Именно такие нестандартные ситуации могут привести к совершенно неожиданному результату. Бывает, долгое время общаешься с человеком, не важно, мужчина или женщина, старик или юноша, и ничего не происходит. Привыкаешь, что все стабильно, понятно и человек как-то стирается, уходит из круга, становится обыденным... Но если происходит внезапно – но почему? Почему именно сейчас? Ну а когда же. И умом Василий понимал, что чуть позже не спасало, но вот сжимается сердце, и стано-вится больно и обидно – вот, именно так! – нарушается ритм, сбивается дыхание. И нет обыденности, и есть потерянность.  Лекарства нет, но все проходит. Что говорил Василий? Наверное, это не имеет значения. Он был спокоен, но не потому, что уверен в себе. Скорее, произошедшее с ним вызвало некоторую заторможенность, и он с трудом преодолевал состояние грогги и собирал себя, как puzzle. Рассеянные мысли блужда-ли и терялись. Чуть покалывало – недавняя болезнь еще напоминала о себе. Но девушке стало теплее и не так одиноко. Она прижалась к нему и начала подремывать. Василий просто сидел, приобняв ее, и ждал.
Стемнело. Багровый закат пылал. Темно-красные тучи надвига-лись на город. «Гроза будет», – подумал Василий. Но будить Ирину не стал. «Намучилась, бедняжка». Ему почему-то стало жалко эту девчуш-ку, едущую к черту на куличики вместо того, чтобы мчаться на юг с ве-селой компанией отдыхать, купаться и ... «Промокнем, пожалуй». Дер-жащийся на честном слове гофрированный навес отнюдь не гарантиро-вал надежной защиты. Василий посмотрел в сторону вокзала. Все также горели окна, однако никакого движения заметно не было. Поезда не прибывали и не отходили. Ни гудков, ни криков. Практически опустела и площадь, только на соседней скамейке с другой стороны остановки вероятно, их будущие попутчики из местных коротали время до прихода автобуса отнюдь ни за одной бутылкой местной же отравы, выражаясь вполне откровенно и расширении НАТО на восток, и о Муське из Ва-сильково, видах на урожай, долбанном правительстве (а кто его не руга-ет), и им было весело. «Мужики, будет автобус-то?» – «А куды ж ему деться? Гринька если не явится (Василий понял, что так зовут водителя), ему таких п...й выпишут, что, б..., малехо не будет. Жди. А може, с нами чуток?» – «Нет, спасибо». – «Че, баба твоя не разрешает? Так мы и ей нальем». – «Спасибо, мужики». – «Ну, раз не хошь – твое дело. С'час приедет. А девка-то твоя ничего, ладная, небось, частенько по...шь». И вульгарно, но беззлобно, расхохотались. Василий вяло ответил: «А по мордам!», чем еще более развеселил, в сущности, незлобивую компа-нию. Чисто инстинктивно он покрепче обнял девушку, как бы защищая от призрачной угрозы. Со скамейки весьма нетвердо поднялся мужичок: «Огоньку-то дашь?» Василий щелкнул зажигалкой. Мужичок прикурил. «Не журись, эт-мы так». – «Да понял». – «Едите-т кудой?» – «К тетке, в Лопухи – Гермогеновна померла». –  «Преставилась, значит. Знавал ее. Давно, пра, не видел. Как проезжал – смотрю, всегда с ведром стоит. Молоко – вкуснейшее, сливки сверху плавают. Работящая была, хоть и тоща, двух коров держала, потом одну прирезала – кормить-то не чем. Времена... Послушай, а тетку твою,  чай, не Прасковьей зовут?» Васи-лий вспомнил подпись под телеграммой: «Прасковьей.» – «Так ты, зна-чит, Луковых будешь?» – «Нет, это матери двоюродная». – «А я ду-мал...». Тут мужика окликнули, и он, сунув на прощанье жестко-шершавую, но крепкую руку: «Ну, бывай, может, когда и свидимся. Бу-дешь в Жестяках – заходи, Гаврилыча Чумелова спросишь – все знают», – и уже более уверенно двинулся к своей скамейке.
Василий совершенно не представлял, где эти пресловутые Задво-рики, и кто такой Гаврилыч, мало того, ни разу в жизни не видел он ни тетки Прасковьи, ни покойницы Гермогеновны, о которых говорила ему мать, которую он сам не видел несколько. Они развелись с отцом и разъехались по разным городам устраивать свои судьбы... И свалившая-ся ему на голову (так он думал, или, вернее, хотел думать) девушка, ус-тало прикорнувшая и пригревшаяся около него, от чего ему и самому было, однако, теплее. И заскорузлый Гаврилыч, которого он больше ни-когда не увидит... Внезапная телеграмма, вокзал, дорога, столь же вне-запная остановка, новые встречи и долгое ожидание – события дня уто-мили Василия, и он тоже начал подремывать, с опаской поглядывая на красно-чернеющее небо.
  Вдруг, прорезав наступившую тишину и полутьму грохотом и яр-ким светом, на площадь буквально влетел полночный автобус. Девушка встрепенулась: «Наш, что ли?». И, действительно, полупустой междуго-родный затормозил в аккурат около их остановки. Дверь распахнулась, и взлохмаченный водитель прокричал: «Эй, народ, влазь, кому к Лопу-хам!» Василий подал девушке руку, прихватил манатки, и они вошли в провинциально чистый салон почти нового «Икаруса». Следом за ними, чуть задержавшись после прощанья, в автобус забрались Гаврилыч и еще две тетки с соседней скамейки.
Покряхтев, граждане разместились на свободных местах. Устрои-лись и  Василий, и его попутчица. Остановка вся заняла не более трех минут, и автобус, неожиданно плавно, двинулся с места. Василий слы-шал, как водитель чертыхался себе под нос: «Проскочить бы, а то такое надвигается, проторчим где». Он покрутил, как почувствовал Василий, ручку настройки приемника, но там слышался только треск. «Гроза, етить твою». Щелкнула кассета, и «ты умчался вдаль на ночной элек-тричке», сопровождаемый дружным похрапыванием, а за окнами авто-буса пробегали полуосвещенные силуэты разноэтажных домов. Лишь небо на западе мрачно темнело, насквозь прорезаемое молниями. Чуть поколесив по городку, автобус выкатился на удивительно ровное шоссе, оставляя позади засыпающее Терлово с отдаляющейся теперь  грозой, и еще один уходящий день. Вокруг шоссе причудливо темнели лесопосад-ки и редкие домишки. Встречных машин не было. «Везет людям, – по-думал Василий, – дома уже, спят, небось, а тут едешь незнамо куда». Смотреть в окно Василию надоело, и, по примеру девушки, он решил соснуть. Но лишь успел задремать, поглощенный своими мыслями, как автобус притормозил. «Корытово – забытово, слезай, кому приехали!» – будил пассажиров веселый шофер и включил освещение в салоне. «Что, уже?» – спросонья спросила Ирина. «Да нет, остановка, спи пока». Ва-силий высвободил руку и пошел на выход, но чуть не был сбит букваль-но ворвавшейся в автобус молодухой: «Где тя черти носят, паразит по-ганый?» (Это явно относилось к водителю.) «Маньк, ты чё, я ...», – только и успел сказать он. Больше ему не дали вымолвить и слова. (Во избежание хоть и современной, необычайно терпимой, но все же цензу-ры, а также  дабы не засорять сие повествование несколько нестандарт-ными – а, впрочем, вполне распространенными выражениями, и дабы не смущать возможного читателя, чего будем придерживаться и впредь, не станем приводить полностью произошедший диалог, закончившийся вытаскиванием водителя Григория из кабины...) – «Все, приехали, дальше поедем с утреца в восемь» – и поверженный командир автобуса скрылся в темном переулке, ведомый – шаг вправо, шаг влево – побег – своей разъяренной пассией, крепко ухватившей его за шкирку и веду-щей на разборки (возможно, не без последующих приятностей).
…
Василий покрутил головой, закурил «Беломорину». «Живут и – счастливы». Огляделся. Редкие фонарики освещали остановку и тради-ционный, возле нее, закрытый на амбарный замок магазинчик с импорт-ным названием «Супер-маркит». Вдоль шоссе, по совместительству вы-полнявшим функции  главной и единственной улицы населенного пунк-та, на деревянных, а кое-где и на бетонных, столбах, покачивались ред-кие лампочки, пока еще не разбитые местными пацанами. Стало зябко. Василий вернулся в автобус. Ирина уже проснулась. «Скоро поедем?» – «Похоже, до утра проторчим – любовь у нашего шофера. Сказал, в во-семь поедем». Народ, незлобливо чертыхаясь, поплелся на выход. Де-ревня. У кого родня, у кого кумовья. И почти все разбрелись. Оставшие-ся, тихо похрапывая, преспокойно спали, откинувшись в креслах. Васи-лий глянул на часы – было половина двенадцатого. «А мы здесь оста-немся, или как?» – спросила девушка. – «Не знаю, мне что-то не хочется, смотри, как тебе удобнее». Удобнее оказалось, и они пошли вдоль уже известного шоссе, благо поклажа не была тяжела – вдруг кто переноче-вать пустит. Но гасли последние окна, и дежурно лаяли злые собаки. А деревня внезапно кончилась. Темнело поле за околицей, черными гри-бами стога стояли, и не играла музыка, но не было печали... Строенье  на пути попалось, канаву только  перейти, и, руку спутнице подав, преодо-лев ее успешно, в сарай заброшенный вошли, чтобы найти какой-то кров. Хоть в темноте, ни зги не видно, зато удача –  не обидно – и будет все-таки  привал, укроет на ночь сеновал, жива покуда зажигалка – све-ти, родимая,  не жалко – вполне приемлемый ночлег, коль притомился человек...       
  Успев-таки впилиться в звенящую, традиционно стоящую возле сарая бочку с водой для полива, Василий посветил зажигалкой. Пример-но половина сарая с утоптанным земляным полом, была пуста, другая же – перегорожена жердями горизонтально, и почти доверху забита се-ном. Немного сена было и внизу, а наверх вела такая же жердевая ле-сенка. Василий приметил в углу кучку хвороста и старых древесных стружек. Через минуту импровизированный костерок дал свет. Ирина отлучилась на пару минут, а Василий забросил их вещи наверх. «А мы не свалимся?» – спросила Ирина. – «Не думаю, только залезем подаль-ше, вроде настил прочный. Пожуем?» Молодые люди подкрепились припасенными полосками, и запили лимонадом. Потом Василий разгреб и уплотнил  сено, соорудив нехитрое ложе. «Давай сюда». Ирина удоб-но, насколько это было возможно, устроилась, положив что-то из своей сумки под голову, и моментально уснула. Костерок догорал. Василий приспособился рядом, укрыв себя и свою спутницу джинсовой курткой и пахнущим медом уже не сырым, но еще не колючим, сеном и положив руку на плечо девушки. День принес Василию усталость, но он долго не мог заснуть, думая ни о чем и обо всем сразу. Он слышал дыханье своей спутницы и считал слонов. Ночной ветерок прорывался сквозь сарайные щели и шевелил сено. Где-то внизу шуршала припозднившаяся полевка. Василий лежал, стараясь не шевелиться и не разбудить девушку. Однако Морфей смилостивился и принес сон, рваный, вялый и совсем не инте-ресный.
***
Проснулся Василий от ощущения холода – одна сторона нагло за-мерзла. Девушка лежала спиной к нему, свернувшись калачиком и плот-но прижавшись. Василий поправил сбившуюся куртку, и осторожно об-нял Ирину. Он поглубже зарылся в сено, кололось, зато стало чуть теп-лее, казалось бы, лето, а ночью прохладно. Прислушался. Оглушитель-ная тишина, нарушаемая лишь собственным дыханием,  в кромешной тьме. Не проспать бы, подумал он, и глаза сомкнулись сами собой. 
Когда Василий окончательно проснулся, место  рядом с ним пус-товало. Рюкзачок девушки лежал на чурбаке возле приоткрытой двери, из-за которой  слышался легкий плеск. Василий протер глаза, спустился на земляной пол и вышел на улицу. Было довольно-таки прохладно. По-искал будочку. Нет, придется идти за угол, девушка уже успела. Возле давешней бочки, почти скрытая плотным утренним туманом, еще не опустившимся на землю, умывалась Ирина. Скинув футболку, она  пы-талась зачерпнуть воды из полупустой бочки. Капли воды стекали по озябшей груди серебряными бусинками. А вовсе они не разные, зря я на девчонку, – про себя отметил, еще сомневаясь, Василий, а вслух сказал: – «С добрым утром, тебе помочь?» Ирина, чуть повернувшись к нему и, как показалось Василию, несколько ехидно взглянув,  слегка кивнула. Василий срезал верх полиэтиленовой бутылки и достал воды. «Сюда по-лей, – по-хозяйски сказала Ирина, – на плечи, и разотри». Это поручение было выполнено с большим тщанием, а затем Василий скинул с себя ру-башку и набросил ее на девушку, осторожно промокнув ее, и несколько смутился, когда ненароком коснулся груди, однако не позволил своей руке задержаться. С удовольствием умылся сам остывшей за ночь водой, сделал несколько рывков и согрелся. Потом молодые люди глотнули лимонаду, и пошли к автобусу – время близилось к восьми. «ночью бы-ло прохладно, но ты меня согрел».  – «Ага, – ответил Василий, – только не понятно» – «Непонятно что?» – «Так ведь самое теплое время, и… тучи куда-то делись»…
Водителя еще не было. Возле него, слегка поеживаясь от утренней прохлады, ходили, покуривая, немногие оставшиеся пассажиры. Над го-ризонтом в чистом небе ярко блестело всходящее солнце, разгоняя ту-ман и предвещая жаркий звенящий день. Наконец, в сопровождении своей ненаглядной, появился водитель Григорий. Гордо улыбаясь, в свежей белой рубахе и с папиросой в зубах. Лихой чуб был заломлен, и глаза блестели. Вполне удовлетворенная  Манька, которой  при дневном свете можно было дать вряд ли более двадцати-двадцати двух, семенила рядом, с полным узелком и что-то нашептывала ему, на что Григорий снисходительно кивал. «Да, на обратном пути заеду. А как же. Жди». И, ласково хлопнув подругу  по вполне упругому заду, легко вскочил в ка-бину: «Ну, залазь, поехали!»
И так ехали они минут с полчаса, не останавливаясь по пути – ни-кто не сходил, да и желающих ехать не было. Василий, обнимая Ирину, смотрел в окно, и настроение у него также было мажорным. Встречных машин опять не было, и автобус шел легко и плавно. 
И потом произошло. Автобус вдруг резко затормозил. Василий за-метил скопление машин и тракторов. Их хозяева столпились возле мос-та, отчаянно жестикулируя и чертыхаясь. Григорий сначала понажимал на гудок, мол, дайте проехать, но, так как на его призыв никто не реаги-ровал, выскочил из автобуса  ... удивленный ... растолкал мужиков.
– Че вы, черти, сгрудились, давай дорогу, у меня полный (тут он, конечно же, приврал) автобус пассажиров!
– Ты, малый, обалдел, что ли, вишь, какой п..., – никуда, блин,  не проехать, твою мать, час уж как рогами бьемся, не пускает ОНА.
– Да кто ОНА?
– Да стена эта долбанная, етить! Мы ее и трактором, и с разгону – а ей хоть бы хны!
– А где?
  – Прям перед мостом – не вишь, что ли!
Григорий, как и всякий доверчивый, но не простой, русский му-жик, решительно двинулся на мост, но какая-то невидимая сила плавно оттолкнула его. Он пнул невидимую преграду, но безуспешно. Вдруг лицо его перекосилось, и он опрометью бросился назад. И было от чего – с противоположной стороны появилась эскадрилья У-2 с красными звездочками на фюзеляжах. Самолеты шли ровным строем, позвенно, явно готовясь к бомбометанию, и можно было разглядеть за стеклами кабин, как через увеличительное стекло, сосредоточенные лица летчи-ков в очках и шлемах. Трактористы, водители и прочая, случайно ока-завшаяся здесь публика – все кинулись врассыпную. Василий стоял, как завороженный. Но внезапно самолеты, как бы наткнувшись на невиди-мую преграду, растаяли, вернее, размазались о стенку, переходя в плос-кость, и растворились... Ирина, к тому времени также покинувшая авто-бус, схватила Василия за руку:
– Ой, что это было? Откуда? Или мне все показалось?
– Нет, это что-то серьезное, не мистика и не трансцендентные гал-люцинации, не массовый психоз, – Василий говорил первое, что прихо-дило в голову, но не укладывалось. Что касается лично него, он вполне мог допустить, что все увиденное является послеболезненным синдро-мом, отрыжкой его долгих мучений, но чтобы столько людей сразу впа-ло в транс...
– Может, НЛО?
И, как бы в ответ, на мост (естественно, с другой стороны) въеха-ла колонна автомобилей. Над головным ГАЗоном был поднят красный транспарант с белыми буквами

ДАДИМ РОДИНЕ ВЫСОКИЙ УРОЖАЙ

  и, чуть пониже и помельче,

КОЛХОЗ ИМ. 1 МАЯ.

Фары машин были зажжены, но свет не проходил через преграду. В кузове радостно толпились колхозники в праздничных рубахах и кол-хозницы в повязанных белых платках, и дружно пели веселую песню.
И эта колонна растворилась, как и эскадрилья, не оставив после себя ни песен, ни следа. Паника несколько спала. Одним из первых пришел в себя Григорий. Он сел на первый попавшийся трактор, разо-гнал его и с диким криком «Не возьмешь, твою мать!» ворвался на мост. Но чуда не произошло. Словно он соприкоснулся с большой гуттаперче-вой горой – его плавно, абсолютно беззлобно, даже ласково оттолкнуло назад. «С'час мы ее подожжем, ****ть», – сказал один из подошедших трактористов. Быстро сцедили топливо. Языки пламени и черный дым взметнулись вверх, и исчезли, лишь облизав стенку. Мужики чесали за-тылки. Кто-то предложил поискать проход, но тщетно – стена простира-лась вдоль всего берега, не нанося никакого вреда, но и не пропуская дальше. «Ну что, обратно поехали», – задумчиво произнес шофер Гри-горий и направился к автобусу. Он оказался реалистом, и понял, что здесь больше ловить нечего. Василий с Ириной последовали за ним.
Подъехав к селу, автобус остановился возле сельсовета, или как он теперь называется? Григорий бросил: «Пойду, позвоню в район, может, там что знают, как выбраться». «Так уж и знают», – подумал про себя Василий, но промолчал. «Пойдем, посмотрим», – предложил он Ирине. Как и предполагал Василий, телефон не работал. Не работало и радио. «Да обрыв на линии,  – лениво проворчал дежурный, полупьяный с утра или не отошедший после вчерашнего, кособокий мужичок,  – вишь,  гроза давеча была, наверно, все и повалило на х...».  Спешить ему было некуда, и пребывал он в блаженстве. Григорий плюнул: «Какой, к чер-тям собачьим, обрыв – замуровали!» Но мужичок уже его не слушал.
Пока водитель препирался с дежурным, Василий выяснил, что до Лопухов не так уж и далеко – переправиться через ручей, потом пару верст и можно выйти на грунтовку, а оттуда километров 10 и Лопухи – хошь Верхние, хошь Нижние. «Прям пойдешь, ручей перейдешь, да там по тракту, если попутка, то совсем недалече. А че, вы молодые, ножками дотопаете, мне б ваши годы. А сами-то по делу, али как?» – так напутст-вовала его преклонных лет местная жительница. «По делу. Спасибо, ма-маша, поблагодарил Василий и обратился к Ирине: «Ну что, пойдем, или ждать здесь будем?» Собственно, торопиться ему было некуда – в горо-де его никто не ждал, работы пока не было, а деньги почему-то были. Да и упорным был он. И еще – вернись они назад – и, возможно, ему при-шлось бы расстаться с девушкой, а этого не хотелось. «Пошли, недале-ко и погода хорошая» – похоже, что и у Ирины были такие же мысли, ибо он без колебаний согласилась на предложение Василия, и молодые люди, забрав из автобуса свои пожитки,  направились в находящийся возле сельсовета же магазин. Там было пустынно, поскольку трактори-сты от моста еще не вернулись и жители еще не узнали о существовании Стены.
Описание магазина не заслуживает никакого внимания, ибо он ни-чем не отличался от сотен и тысяч таких же сельских магазинчиков, в которых благополучно соседствуют носки с селедкой, хлеб с вилами и косами и невостребованным, обреченным на мучительную погибель конфекционом, среди которого появился и привозной, но такого же без-надежного качества. Однако кое-чем отовариться было можно. Очень симпатичный топорик в чехольчике для ношения на поясе последовал в рюкзак Василия следом за свежевыпеченным хлебом, уложенным в при-обретенные здесь же котелок, парой банок консервов и пакетиком чудом сохранившихся дореволюционных подушечек. Кое-что разместилось и в  маленькой, но довольно емкой сумочке Ирины. «Кстати, где же та тол-стенная книга, которую ты читала в поезде?» – «Это когда ты на меня так нагло глазел?» – рассмеялась Ирина. «Ну ...– слегка смутился Васи-лий – нет, а просто...». – «Не отпирайся, – и она слегка ткнула его кулач-ком в бок, – да забыла впопыхах с этой бабой Клавой, когда ее выгружа-ли. И не книга, а Атлас – я учусь на географическом, вот и взяла с собой. А ты что, в купе сверху не рассмотрел?» – «Так я ж на тебя пялился, а не на книгу!» И оба, улыбаясь своим мыслям, пошли к ручью, перейдя ко-торый, можно выйти на дорогу...
…

Глава 3. Дорога в Лопухи.

Ручей протекал сразу за селом. Только нужно было свернуть под горку и по тропке спуститься вниз. Возле переправы, представляющей собой несколько скрипящих жердей, паслись гуси, радостным гоготань-ем встретившие незваных гостей. Особенно усердствовал здоровенный серый гусак, угрожающе вытянувший шею, и шипящий, явно показы-вающий, кто здесь хозяин. Так или иначе, но Рубикон – так окрестил ру-чеек Василий, был перейден безо всяких приключений, и молодые люди по утоптанной тропинке минут через 40 вышли на грунтовку. Действи-тельно, там был указатель – покосившийся столбик с прибитой стрелкой – «Лопухи – 12 км». «Ого, – сам себе подумал Василий, это по самой-то жаре» – солнце катилось к зениту, и редкие беленькие облачка стреми-тельно разбегались в стороны, не оставляя надежды на прохладу. Моло-дые люди на ходу подкрепились теплым и теряющим пузырьки лимона-дом и продолжили путь. Грунтовка была приятной – не пыльной и ров-ной, вокруг зеленели посадки лесополосы, радостно щебетали птички, и было все именно так, как и полагается в обычный летний день. Говори-ли ни о чем – о природе, о погоде, о внезапной стене. Ирина высказала предположение, что их окружили инопланетяне и экспериментируют, вот не пустят никуда, что, мол, будем делать? Нельзя сказать, что про-блема Стены не волновала Василия. «Помнишь, – сказал он, – что из райцентра никуда на поезде не уехать было? Станционные говорили, что там вроде мост разобрали, либо забастовка, но мне кажется, что это не совсем так.  И радио уже больше полусуток не работает, да и телефон тоже. Заметила, что нам навстречу ни одной машины? Может, действи-тельно,  окружили. Вряд ли это военные. Ты-то не боишься, или у вас на географическом проходят всякие НЛО, треугольники, аномальные зо-ны?» – «Много чего есть. Ты слышал, к нам грозился Копперфильд приехать, похоже на его шуточки». – «Ага, сейчас нас окружат, и Кремль сюда засунут». – «Так, ежели Кремль, то вообще хана – никто обратно забирать не станет. Так и погибнем». Так, перекидываясь шу-точками, Василий с Ириной мерили километры дороги, опровергая, к сожалению – хотя так удобно было в учебниках – что скорость пешехо-да « 6 км/час». Увы, за полтора они не прошли и половины, и было со-мнение в правильности цифр на указателе.
Ирина рассказала, что летом хочет набрать материала для диплома, по краеведению. Ее интересовала совершенно далекая Василию пробле-ма изменения границ и демографии области. Так, она рассказала, что Лопухи попеременно включались в состав соседних образований, и по-этому всегда были в запустенье, ибо никакая власть не хотела ничего вкладывать в столь отдаленные уголки. А люди жили – «Видишь, и мы с тобой имеем там корни, правда, весьма далекие, но все же». – «Так ты и карту будешь составлять? Какую-нибудь специальную». – «Обязатель-но. С учетом расселения, изменения границ района  и демографии». – «А Стену тоже покажешь?» – «Наверное, вот дойдем до родственников, по-будем у них, встретимся и пройдем вдоль Стены, если к тому времени она не рассосется». – «Дойти бы сначала ...». – «Слушай, а ты не устал? Худой такой и бледный, как после болезни». – «Да я и всегда нетолстым был, – отшутился Василий, – правда, приболел чуток, так все нормаль-но». Василий действительно испытывал некую слабость. Но распро-страняться на эту тему совершенно не хотелось, впрочем, как и расска-зывать о себе. Сказал лишь, что работает, работа неплохая (хоть пока и не вспомнил). Денег вроде хватает, и особых потребностей нет. Он умолчал о пачке зеленых и наших деревянных, которые на всякий по-жарный снял с книжки перед отъездом, не упоминал он и о полузабытой (в подобной компании немудрено) – Зинаиде, о своих планах, которых и вовсе не было... Не спрашивал он и Ирину о ее личных делах, но, когда он брал ее за руку, девушка ее не отдергивала, и они шли так некоторое время. Присутствие девушки действовало на Василия целительно, хотя за последние сутки он приустал, и не выходила из головы мысль о про-клятой Стене, и о том, что они вместе с данной местностью, возможно, отрезаны от мира. Он запомнил, как мужики и техника отскакивали от нее, как мячики, и края – возле реки – никто так и не обнаружил. Пока они были там, Стена не двигалась и  не проявляла враждебности – про-сто не пускала никуда – ни людей, ни машин, ни радиоволны.  Но это пока. Что будет завтра? Все это, однако, было из области предположе-ний и фантастики, реальностью же была Ирина, за которую он, как старший и к тому же мужчина, нес определенную ответственность, про-тив которой, впрочем, не возражал.
Совсем неожиданно в просвете  лесополосы справа вынырнула речка, как спасение среди полуденного пекла. Не сговариваясь, молодые люди свернули с опостылевшей раскаленной грунтовки. Речка была не широка, но чиста и прозрачна. Видимо, она еще несколько тянулась па-раллельно  дороге, а потом опять убегала. Берег был покатый, а  еще зе-леные деревья давали прозрачную, но долгожданную тень. Пройдя не-много вдоль берега, спутники обнаружили скрытую то дороги уютную полянку, обрамленную кустами с плавным спуском к воде. Справа, воз-ле одичавшего малинника, на котором, впрочем, вовсю краснели ягоды, они обнаружили старое костровище, выложенное почерневшими от ко-поти камнями, с рогатинами для подвески котелка. «Смотри-ка, как буд-то здесь ждали, – сказал Василий, – пожалуй, надо передохнуть, пока жара не спадет. Да и чайку согреем». – «В такую-то жару?» – «Это луч-шее средство, проверено. На востоке все пьют чай в жару, только это и спасает. Сидят в чайхане, и пьют». – «И писают!» – рассмеялась Ирина, вспомнив какое-то время назад мелькавшую на экранах телевизоров рекламу. «Куда ж без этого, располагайся, а пойду, дровишек насоби-раю».
Через некоторое время Василий вернулся с охапкою сушняка, ко-торый насобирал в придорожных зарослях. К тому времени Ирина вы-тащила из сумок необходимый провиант, и приготовила котелок воды. Сама же уютно расслабилась  в полутенечке на джинсовых курточках, {принимая весьма полезные с устатку воздушные ванны.}, оставшись лишь в почему-то зеленых, но весьма элегантных, трусиках. Увидев Ва-силия, Ирина слегка приподнялась на локоточке, приоткрыв нежную маленькую грудь: «Воды я набрала, она чистая, но все же лучше вскипя-тить». – «Слушаюсь, Ваше королевское!» – Василий слегка смутился, как и утром, но скинул футболку и принялся разводить костер. Потом снял джинсы, и подошел к реке. «Пожалуй, надо искупаться, хороша во-дичка!» – и потихоньку, разогнав стайку мальков, вошел в воду. Сразу у берега было по пояс. Илистое дно пружинило под ногами, но не прова-ливалось. Василий окунулся с головой и поплыл. Вода приятно обтекало разгоряченное тело, снимая усталость и наполняя живительной энерги-ей. На середине реки Василий глянул вниз и сквозь прозрачную воду увидел мелкие камушки на дне, которыми было устлано русло. Затем он  вернулся к берегу:  «Давай сюда, просто чудесно, как в сказке». – «А дно нормальное, как я зайду?» – «Ничего, помогу, не бойся – видишь, рыбки и те плавают!» Этот довод окончательно убедил Ирину, и она пошла купаться. И, признаться, Василий был несколько шокирован и, увы, даже немного огорчен,  (в его–то годы), когда его спутница, спус-каясь к воде, легко и естественно избавилась от последней (зеленой) де-тали своей одежды. Василий хочет отвести глаза, но это выше его сил, настолько гармонирует с тихой природой и ее слегка взлохматившаяся короткая стрижка, и вполне одинаковая нежная грудь (как он мог ранее сомневаться!), и… Смущенный Василий подходит ближе к берегу и по-дает девушке руку. «Принимай!» – кричит она, но поскальзывается, и Василий едва успевает подхватить ее на руки. Ирина, пытаясь удержать-ся, обнимает Василия и прижимается к нему. Он отступает на пару ша-гов назад, так что они оба в воде. Лицо Ирины близко, и, не в силах сдержать искушения, он нежно целует ее в губы, отвечающие с такой же лаской. Василий чуть приподнимает девушку, поддерживая за талию, но, поскальзывается в свою очередь, они плюхаются в воду, оба смеются и плывут, иногда цепляясь за желтые прибрежные кувшинки, тихо пока-чивающиеся при неспешном течении. Солнце греет, вода освежает – че-го еще! Им очень хорошо в воде после иссушающей жары... Вдоволь на-плававшись, они выходят на берег. Ирина довольно отряхивается, а Ва-силий, опять вместо полотенца, укутывает Ирину рубашкой…
«Вода закипает, сейчас чай заварим». Он отпускает Ирину и под-кидывает хворосту в уже догорающий костер, заходит за кусты и отжи-мает плавки, надевает сухие спортивные трусы, а потом бросает в бур-лящую воду пару пакетиков и горсть сорванных спелых ягод малины. Ирина расчесывает волосы, лишь запахнув накинутую Василием рубаш-ку и затем, подтащив за собой курточку, садится у костра напротив, прихватив нехитрые припасы. Естественность Ирины смущает и даже расстраивает его, ибо он не может или даже не  хочет отнести ее, так сказать,  фривольное (т.е., совершенно свободное) поведение на свой счет – нескладный, к тому же основательно потощавший и бледный по-сле болезни  и к тому же такой старый, целых двадцать восемь. Он вдруг представил, что на его месте кто-то другой, и расстроился.  Вздохнув, Василий помешал чай, зачерпнул кружкой и подал Ирине:
– Смотри, не обожгись.
Девушка ухватила кружку манжетой и поставила на траву:
– Действительно, а ты послушай, как пахнет! – Заморский запах смещался с запахом свежей малины, мяты и всего этого прекрасного летнего дня. И так улыбнулась, что Василий забыл обо всех своих со-мнениях. Девушка была так естественна по своей природе, и, в силу сво-ей молодости, просто радовалась жизни, этой дороге и нежданному от-дыху на зеленой полянке у реки. Предыдущие заботы как бы сгинули, и все.
К горячему ароматному чаю так вкусен бутерброд с сыром, све-женькие полоски, и даже обледеневшие подушечки.
– Хорошо! – говорит Василий и растягивается на траве. Ирина са-дится рядом, и дразнит  его  травинкой. Он легко отмахивается, улыба-ется, глядя на девушку, и нежно обнимает ее за талию:
– Конечно, чего же лучше! – рука его не стремится  повторить ночной шелковый путь и замирает. Молчит и Ирина, положив голову ему на грудь, слегка разомлев от жары. Вокруг тихо-тихо, и лишь гром-ко стрекочут нахальные кузнечики.
– Что-то спать захотелось, я подремлю, ладно?
Василий, вспомнив свою студенческую привычку мгновенно за-сыпать, если удается – которую он сохранил до сих пор, в знак согласия похлопывает девушку.
– Давай, пока Солнце высоко, а Лопухи далеко. Вздремни.
В тени не так жарко, и Ирина удобно устраивается, не отодвигаясь от Василия, а он лежит, не шевелясь, боясь спугнуть мгновение и, толь-ко прищурюсь, глядит в небо. У горизонта, на той стороне реки, соби-раются облачка. Пока незаметные острые перышки со всех сторон це-лятся в Солнце, набегая и растворяясь. Вдалеке проплывают баранчики, превращаясь в кудрявые горные вершины, и почему-то темнеют. Под-нимается легкий ветерок, рябит водную гладь, шевелит кувшинки и приносит прохладу. Василий поворачивает голову и видит на западной стороне неожиданно фиолетовую тучку, которая с явным намерением приближается, но пока далеко. Стрелки у солнца также темнеют и ата-куют его со всех сторон. «Гроза, что ли, надвигается, – лениво думает он, да уж надо дождика, суховато. Так и грибов не будет. Нет, постой, мужики же в деревне говорили, что была не далее как вчера. Неужели все успело высохнуть? Хотя в такой жаре». И понимает, что нежится под открытым небом,  а до Лопухов прилично еще топать. Однако ему не хочется будить Ирину… Василий встает одевается и собирает вещи. Костерок уже догорел, но он заливает его водой, после чего наклоняется над Ириной:
– Вставай, соня, дождик!
Девушка приподнимается, опираясь на плечо Василия:
– Что, я долго спала? Ой, смотри, что делается – и Ирина показы-вает на восток, невольно прижимаясь к нему. И действительно, за реч-кой, где только что было вполне лазурное небо, над леском поднимается темный, направленный острием к солнцу, серп.
– Ничего себе, пожалуй, тут дождиком не отделаешься – но как промокнем, так и высохнем. Побежали!
Так обычно бывает летом – стоит, казалось бы, сушь, и над горизонтом легкое облачко, вдруг превращающееся в страшную черную тучу, вне-запно проливающего потоки воды на зазевавшегося и все проклинающе-го путника, пронимает его, безуспешно пытающегося спрятаться под, казалось бы, густой кроной ближайшего дерева, до самых костей, одна-ко в первую очередь прячущего поклажу, – и вдруг исчезает моменталь-но, не успев промочить землю хотя бы на пару сантиметров вглубь, и убегает вниз высыхающими ручьями. Ну, а ежели заморосит, занудно и неторопливо, – тогда пиши пропало, обсохнешь только дома, если риск-нул выйти на улицу, а хуже всего в дороге, и проклинаешь все и идешь вперед, поскольку деваться некуда.
Прикидывать, какой вариант их ожидает, молодые люди не стали, и, наскоро собрав пожитки, двинулись вперед.
Поскольку жара несколько спала, идти стало легче. По расчету Ва-силия, им оставалось километров этак пять. А может. И десять. Геогра-фичка, а карты нет. О том же думает и девушка. Они рассчитывали, что за час с небольшим  смогут добраться до каких-нибудь из Лопухов.
Действительно, они довольно-таки быстро одолели пару километ-ров. Свежий ветерок как бы подгонял, да и ноша была не тяжела. 
– Хорошо, что искупались, – сказал Василий после некоторого молчания – еще прилично топать.
– И отдохнули, – чуть улыбнувшись, добавила Ирина и взяла Ва-силия за руку, и он, почувствовав обещающее пожатие, на мгновенье прижал девушку к себе и ответил:
– Прибавить бы надо, смотри, туча надвигается.
И, как бы в подтверждение его слов, острые копья совсем накрыли солнце, и лишь небольшой кусочек голубого неба где-то на юге оставал-ся свободным. Громыхнуло. Но надвигающаяся и догоняющая их гроза была еще далеко, хотя и в направлении Лопухов просвета не было. Дошли до проселка, узкого и песчано-грунтового, и Ирина прочитала на указателе, состоящем из двух стрелок и прибитом на врытый в землю покосившийся и почерневший от времени столб:
– Жес-тя-ки! 8 км. Лопухи – 8,5 км за поворотом. Названия-то ка-кие. Жестянщики там жили когда-то, как ты думаешь? И расстояние не уменьшается…
– Не знаю, но  для диплома пригодиться. Например, осветишь во-прос «Роль Жестяков в развитии современного бочко-тарно-ведерного производства. Вот это здорово будет!
– Да ну тебя, смотри лучше!
Василий пригляделся, и увидел  удаляющийся грузовик, остав-ляющий за собой клубы пыли. Это была первая встречная машина за все их путешествие. Но откуда она вывернула?
– Видишь, люди куда-то едут, но нас ведь никто так и не обогнал.
– Вряд ли многим надо в Лопухи, а кому уж очень, вроде нас, те, наверное, по шоссе, но там-то проехать нельзя. Представляешь, что у моста творится! (Если кто туда и доехал, мрачно подумал Василий, по-ложившись, однако, на судьбу.) – Судя по всему, и наш поворот скоро. Кстати, тебе не кажется, что похолодало?
– Немного, но достань курточку. Дует как-то противно.
Утеплившись единственно возможным способом, молодые люди продолжили путь, и вскоре, минут через десять, заметили поворот.
– Теперь уж до грозы успеем!
Но снова громыхнуло, теперь уже сильнее. Но это из-за того само-го поворота на Лопухи, внезапно выскочил сумасшедший мотоциклист на красном ИЖе с коляской. Он чуть притормозил, увидев встречных путников:
– Вы что, совсем охренели, – куда претесь-то? Оттуда все свали-вают, кто может, я-то сам еле ноги унес, а вы! Там такое творится – не передать? Вертайтесь взад, не то...
– Ну что там?
– Да кто его знает, но сваливать надо, пока оно не достало!
– Стена, что ли? – сообразил Василий.
– Точно, барьер долбанный, етить его, не пробиться... Начала ти-хий был, а потом... Окружает. А ты-то откель знаешь? Мотоциклист, с виду ровесник Василия, около 30, в распахнутой кожанке, был несколь-ко удивлен знанием Василия, и прибавил невпопад:
– Хотел кого из своих прихватить, да куда там!
– А мы тоже с ней, Стеною, уже встречались, – и Василий с помо-щью Ирины вкратце поведал о Пекинской стене, о глюках, и о том, как они окольным путем решили дойти до Лопухов.
– Шансов нету, – с ударением на «о», – произнес мотоциклист – Лопухов вам не видать, за барьером они, только Нижние вроде в сторо-не, да и туда доберется, будь уверен. Давайте я вас подвезу...
– А куда, собственно?
– Да вот до Жестяков – тетка у меня там. Хозяйство – загляденье! Самогон свежий, свекольный, подошел. Съедем и по проселку, а там уж видно будет, может, пересидим, пока все уляжется, залезайте, помести-тесь!
«Какие там Жестяки! Черта с два где отсидишься, если напирает. И куда после, ежели так все поворачивается? Хреново. А с Ириной что бу-дет?» О себе с каким-то фатализмом Василий не думал. После того, ко-гда он побывал за гранью и вырвался, его уж ничто не страшило.  И уже внутренне был готов продолжать путь.
– А что, стена двигается?
– Да еще как! Только к речке подошли, хлопцы рассказывали. Нырнули, – так из прямо из воды вытолкнуло, только брызги пошли, но сами целы и невредимы. То сам увидишь, если доберешься. (По виду Василия парень понял, что тот не отступит.) Ну, хоть девчонку свою не тащи, не то сгинете оба, а сам – ну, ежели только хочешь голову поте-рять!
Но Ирина вцепилась в Василия и отрицательно покачала головой.
– Дак ладно, прощевайте пока, – и  парень протянул руку, будете в Жестяках, спросите Василия, коль свидимся, Чумелова! Тогда топайте быстрее, скоро так польет, промокнете как!
– Тезка, значит, – ответил Василий, пожимая твердую руку. – А она – Ирина. Спасибо Вася, и, кстати, а тебе Гаврилыч кем приходится? Дед, говоришь? Так привет ему,  и  счастливо тебе!
И вот мотоцикл рванул с места, скрылся, и на голову путников упали первые, пока еще теплые и редкие капли. «Может, Ирину все-таки надо было отправить – на какое-то мгновенье засомневался Василий – ну, а что там? Если что случиться, то там не уберечься. А так ...». Васи-лий был почему-то уверен, что лишь в Лопухах он найдет ключ к раз-гадке, и рухнет или раствориться Стена, ибо не зря была телеграмма, и провидение направляло его путь. Кроме того, ему ужасно не хотелось расставаться с Ириной, в чем он уже не стеснялся себе признаться. Од-нако об укрытии следует позаботиться. Но жиденькие придорожные де-ревца вряд ли могли служить надежной защитой, и молодые люди, при-бавив шагу, продолжили свой путь к уже не столь далеким Лопухам.
Ветер сменил направление и теперь дул прямо в лицо. Приходи-лось нагибаться и отворачиваться. Становилось все холоднее.
– Послушай, ты уверен, что сейчас лето?
– Кто бы сомневался, по календарю. А так – наверное, градусов на десять похолодало.
– А если зима начнется? – попыталась пошутить девушка, прибав-ляя ходу.
– Насчет зимы не знаю, а ночь, по-моему, уже наступила.
- А у нас валенок нет…
Сгущался мрак. Ужасающая молния прорезала горизонт, заставив путников вздрогнуть. Дождь все усиливался. Из теплого летнего он пре-вратился в безнадежно осенний, и слабая джинсовая защита вот–вот должна была признать свое поражение. А спрятаться негде. С правой стороны дороги, той, что примыкала к реке, лесополоса кончилась, и на-чалось поле. Еще более усилившийся ветер почти сбивал с ног, и путни-ки теперь продвигались,  плотно прижавшись друг к другу, чтобы хоть как–то защититься от дождя и пронизывающего ветра.
Вдруг Василий в свете молнии увидел на краю поля домик–сторожку.
Вперед! – и молодые люди из последних сил побежали по мокро-му, но не успевшему раскиснуть, полю к спасительной избушке...

Глава 4. Жестяки

Серый, нехотя скрипящий под ногами, но уже чуть подтаявший снег, не мог скрыть произошедших разрушений. Чудом сохранившиеся черные, голые деревья сиротливо стояли над мертвым пространством. На месте вырванных с корнем домов кое-где виднелись остатки фунда-ментов и обуглившиеся, нет, сплавившиеся останки домашнего скарба. На пути языков вся растительность была полностью выжжена, и указы-вала дорогу к очередной жертве. Только начавшему пробиваться сквозь темные, но уже редеющие облака, солнцу долго не придется потрудить-ся над созданием теней, но снег на более возвышенных местах начал подтаивать. Сейчас, когда коллапс как бы устранился, и некоторое время трудящиеся смогут обойтись без него, Василий не смог удержаться, и направился по только одному ему известному направлению. Пусть сиг-нал был слабый, распыленный, но разогнанный мозг говорил ему, что это где-то здесь. Старый ГАЗон Василий оставил возле бывшей околи-цы, и, стараясь не пропустить ничего, пошел по тому, что раньше было деревней. Дорога спускалась ниже, к речке, и там, где язык слизнул не все, зияли дыры подвалов,  обозначались существовавшие еще совсем недавно комнаты сельских изб, валялись какие-то тряпки, банки, обрыв-ки бумаг, поломанная утварь. И ни одного живого существа – безжало-стный язык поглощал все, и его добыча давала новую энергию варикону. «Неужели? – подумал Василий – нет, я явственно ее чувствовал!» И сей-час до него с трудом пробивался слабый, но реальный импульс. Вдруг Василий услышал тихий писк. Он поднял голову – прямо к нему спе-шил, увязая тоненькими лапами в снегу, маленький черный котенок. Ва-силий взял его и засунул за пазуху:  «Вот вернемся к машине, и покорм-лю тебя, а пока потерпи, дружок». У котенка уже не было сил пищать, и только его грустная голова торчала из внутреннего кармана телогрейки Василия. Этому котенку Василий несказанно обрадовался – это было первое живое существо, встреченное им на скорбном пути. И он пошел вперед по слабо просматривающемуся следу.
Дом за бугорком тоже не уцелел, но осталась нижняя часть сруба, верхняя же была начисто слизана, как и все приусадебные постройки. Сохранился пол, на котором валялись сметенные вихрем вещи – ведра, кастрюли, ворох одежды, перевернутые табуретки и поломанный стул. Обрубок русской печи укоризненно глядел на Василия. Сорванная крышка открывала ход в погреб под толстым накатом.  Василий зажег фонарик и, посветив, прыгнул вниз. Убежище еще хранило следы поки-нувших его хозяев. В углу стоял мешок картошки, на сколоченном из досок столике лежала еще кой-какая снедь, и утварь. Возможно, люди покинули дом до выброса языка. Котенок забеспокоился, и Василий спустил его на пол. Бедняжка поскреб лапкой, вытащил огрызок и начал торопливо его объедать. «Была ли здесь Ирина?» – Василий почувство-вал незначительное усиление импульса. На полу валялись разбросанные листки бумаг. Василий  нагнулся – к одному из них была привязана зна-комой ленточкой. Сердце у него учащенно забилось, он сгреб бумаги, котенка и вышел на уже белый свет.
Василий присел на обуглившееся бревно сруба, разложил листки и начал читать. Он не знал почерка Ирины, да и откуда? Но сразу все по-нял. Листки были разрознены, видно, что писались они второпях, но Ва-силий почувствовал, что именно в них может быть раскрыты те недос-тающие детали, которые позволят ему выстроить целостную картину...

«Теперь, когда с момента исчезновения – я не могу, да и не хочу сказать,  гибели – Василия прошло двое суток, а мы чуть не были выброшены в иное пространство.  Очнулись лишь посреди снежного безмолвия, и с трудом добрались до места нашего ны-нешнего пребывания, как-то обустроились, приготовились к дли-тельному ожиданию, мне необходимо собрать свои мысли и как-то попытаться проанализировать произошедшие события. Воз-можно, никто так и не прочтет мои записки, но я все же наде-юсь. Собственно, мы – это я, Григорий (как ни странно, тот са-мый водитель автобуса, который говорил, что пора сваливать) со своей Марусей,   Вася-мотоциклист (буду называть его так, в от-личие от моего Василия, Васеньки). ... В этом месте  шарик не-много расплылся от капнувшей слезинки и несравненный Гаврилыч. Тут я подумала, как тесен мир, но он действительно, по крайней мере, для нас, тесен и сжимается, ведь всех их я, то есть мы, встретили в первый же день своего знакомства! А может, на других просто не обратили внимания? И все они родственники, какие – я еще не слишком поняла, но мне кажется, что здесь все родня. Так вот, оказались здесь мы благодаря Васе, вернувшемуся к стене, ставшей непрозрачной и опасной, на мотоцикле. Он ска-зал, что подумал, что такие лопухи, т.е. я и Василий, – пропадем в такой переделке, что ничего не знаем в округе, и податься нам  будет некуда. Это когда пошел снег, и началась метель. Выезжая, он пристегнул старую коляску от  гаврилычева мотоцикла, куда мы и забрались вместе с Марусей, а Григорий устроился сзади, и вел машину так лихо, что язык нас не достал. Да, машина-то Гри-гория сгорела, вспыхнула – и конец, только тонкая струя в сторо-ну стены, и была ею мгновенно поглощена. Мне до сих пор страш-но, хотя чего теперь бояться? Что может быть еще хуже? Ой, я что-то почувствовала – кольнуло в сердце и в мозг, ощущение та-кое, что будто кто-то обо мне подумал. Оглянулась – никого, только Гаврилыч похрапывает за стенкой и тихо стонет. Я за-была сказать, что сейчас мы  в том самом Грибалове или Жестя-ках, куда нас звал Вася. Хозяйство-то у Никитичны действитель-но, справное, с продовольствием и живностью – живи да радуйся, а сама она сгинула – пошла к Матрене и с концами.  Искали мы ее, искали – слизнуло, наверное, как и Матрену с ее домом. И вообще, скоро и нас, хоть мы и под горой, слизнет, если чего не придумаем. Когда чуть утихомирилось, Григорий пошел-таки на разведку. Весь край деревни пропал. Из-за бугра вылез длинный фиолетовый язык, завернул,  и – подчистую, как и не было. Кругом –  кромеш-ная тьма, только огоньки, мерцающие по краям языка. Он стрель-нул от отчаяния пару раз из двустволки, да куда там! И сейчас темно. Мужики пока в сарае возятся, сейчас ужинать придут, а Маруся сидит, смотрит за печкой. Фитилек едва горит, и поэто-му пишу неровно. Пишу урывками, когда не занята общими дела-ми. Тут дверь открылась – это они пришли, сразу захлопнули – и на засов. Да разве ж это поможет! Маруся вскочила и сразу к Григорию. Ужинать будем»…

Следующий листок сверху был оборван...

«... не скажу, что было в нем что-то необычное, но года он поглядывал на меня как бы случайно из-за журнала, и я ну, почти не замечала это, он снова утыкался в чтиво, а потом идет ку-рить, и все молчал. А вид у него был болезный, бледный слишком и чем-то расстроенный. Мне то было тоже ни до чего – вырвалась, хоть в глушь, от этих забот. Так, в общем, сосед по купе. И если б не та бабка с верхней полки, – я ей предложила нижнюю,  а она – ни в какую, и Василий не попался нам на встречу и уехал бы ранним автобусом, – все могло сложиться по-другому, а как? Все равно мы в западне, так он и был бы в Лопухах. А я могла и не поехать. Разве ждала бы в этом райцентре. Дождалась бы! Сейчас, навер-ное, его тоже слизнуло. Напасть. И потом, когда он тащил баб-кины вещи – совершенно спокойно, ну, может, потому, что я по-просила, но откуда он мог знать, что нам одно обоим в Лопухи! А на остановке – меня сморило, сама не знаю, почему, правда, я страшная сплюшка, обычно недосыпаю, особенно в последнее вре-мя, а он сидел, так спокойно, не шелохнулся, и мне тепло стало. А когда Гаврилыч подошел – вообще-то дед оказался нормальный, особенно в этой ситуации, – печку затопит, что-то сварганит, скажет тихонечко и мужичков молодых успокоит. Те рвутся впе-ред, но как ее остановишь, эту прорву! У меня догадки проскаль-зывают, как думаю о Васеньке, так…. А сейчас я о нем только и думаю».

И прошибла тут слеза Василия, как припомнил он все, и захоте-лось ему бежать, но куда? Чувствовал он тоже, что окончательная раз-гадка близка, но, не дочитав записок Ирины, он не мог тронуться с мес-та. Он взял следующий листок...

«... к вечеру стало прохладнее, но все равно, не оставаться же в автобусе, без света. Я, наивная дурочка, думала, может, кто  пустит переночевать! Но куда там! Глухомань, и все спят. Толь-ко дежурные собаки; телевизоры, и те не работали. Свет пока был, это от местной станции. Хорошо, нашли сеновал. Все  не под открытым небом, – какая ни есть, а крыша. А так хорошо было, и все звезды, и даже Млечный путь. Иди и радуйся. Василий большей частью молчал, но устроились неплохо. Господи, зачем все это я пишу! Сейчас, когда остался только наш дом во всей деревне. То ли потому, что под горой, у реки, то ли языки уже нажрались. Видишь, я уже повторяюсь. Вот уже ужин – картошка с салом, огурчики, как будто ничего не происходит. Подкрепимся – и спать... Уже поужинали, народ засыпает, и я продолжаю. Керо-сина довольно, запаслива была Никитична. Хорошая бабулька, об-ходительная. Нас, целую орду, так встретила, пригрела и схоро-нила. А сама сгинула. Ох. Сейчас все устроились поближе к печке, к теплу. Григорий с Марусей пока о чем-то шепчутся, Вася-мотоциклист уже похрапывает. Помотался сегодня, да насмот-релся. Завтра хочет до стены добраться, вход-выход поискать. «Пожран будет да пожираюший!» Думала пойти с ним к Лопу-хам, но Григорий, он взял командование на себя, сказал, что не фиг к Лопухам мотаться, что-то нашел на болоте, и пойдем туда. А Вася пусть здесь остается. Я-то все равно не смогу спокойно здесь сидеть и ничего не делать. А там – «Бог не выдаст, свинья не съест». А что на той стороне?» ...

«А ничего, – подумал Василий, теребя в руке листочек, – там-то как раз все нормально, только и туда могло все повернуться.   Люди не-доумевали, тоже долбали стену, а когда я вывалился, какая паника под-нялась. И действительно, снегу никакого, почти теплынь, зелень вокруг, а я замерзший да в фуфайке заиндевевшей. Да смотрят на меня, как пришельца с того света, и невдомек им, как это точно. И в самих-то  Ло-пухах-то почти никого и не осталось – старые да больные, и разве кто еще на лето приехал поковыряться в грядках и старикам помочь. Стоя-ли, тыкали в стену, да дивились – мол, антихрист пришел за грехи наши. И свету, стало быть, скоро конец. Приютившая меня баба Клава, тоже родня, сказала потом, что чудеса начались, как Гермогеновна престави-лась. Отпели ее, да оставили усопшую на ночь в часовне, а наутро при-шли – ни следа, даже косточки. Как испарилась. Старухи-то начали мо-литься, а поп сказал, что раз она была такая благочестивая, то ее прямо в рай забрали. Но я так подумал, что это со стеной связано – видел то-ненькие отростки со всех сторон, как щупальца, но абсолютно прямые. Никто их и не видел, кроме меня. Говорили, что ты, мол, парень, как вы-валился, так совсем сбрендил, а я их вижу! Тонкие такие и серебряные и звенят, но не как колокольчики, низким, погребальным звоном. Только эхо на колокольне, и никого здорового, все только крестятся, да прячут-ся. А потом ...
Меня же за своего признали, и когда я спросил ее, кто же меня вы-звал-то на Гермогеновну, баба Клава только сказала: «Да что, ты, милок, откуда? Да и телеграфу у нас нету, только в районе. Тупик мы. И доба-вила, не уточняя: «А похож, похож, однако, похож, совсем как дед твой в молодости, орлом был. А ты-то поболезнее будешь. Видение, видно, тебе было, свыше, вот ты и приехал, ангелы тебе весточку принесли». Я тогда не стал ее переубеждать, пусть себе думает. А из Лопухов дейст-вительно ходу только из Верхних в Нижние, да обратно. И еще шоссе в район... Снизу тянутся непроходимые клюквенные болота, только тропа на заимку, а там уж такие леса! Но не шибко народ туда ходит – верст так двадцать с гаком будет. И перескочила на другие деревенские ново-сти. «Как, – говорит, – хлебу не подвезли, а пекарня своя давно не рабо-тает, так послали Васька, тезку твоего – да он тоже твой дальний», – и она принялась перечислять все родню, через которую мы с ним родст-венники – что-то вроде четвероюродных братьев, а друг о друге – слы-хом не слыхивали. Сказывала, что там, на заимке,  под весну загиб Ма-карыч, токмо через месяц хватились, а он уже и высох почти. Как мумие египетское. Вроде здоров всегда был, да и пил не так чтобы уж, соблю-дал, а там то уж вообще, не знаешь, где навеки приклонишься. И мне вскоресть вослед... И пошла о своем, крестясь и охая, и теряя порой нить разговора. И Василий подумал, что многих она переживет, да и пусть.  «Так вот, когда Васька-то послали, – говорит потом, вдруг вспомнив, он тоже как в воду канул. Вслед пошли и на стенку-то эту натолкнулись – ходу нету». – «Да не пропал, видал его я на той стороне, живехонек, к  Никитичне подался, – ответил Василий, – а потом и за нами вернулся, когда совсем заметать стало, а я вот здесь оказался». – «Так живи поку-да, а потом  все образуется», – и стала хлопотать по дому, баньку расто-пила. Веники были свежие и дубовые и силу давали, да только сморился Василий, хлебнув бабкиной настойки да закусив чем, бог послал, и за-снул в мыслях тяжелых. И дышало еще не отошедшее лето, и прогляды-вали уставшие звезды, не ведавшие о надвигающейся опасности. И было Василию одно лишь видение – полумрак, слабый дребезжащий огонек, чуть освещающий лицо Ирины, и ее губы, тихо, но явственно произно-сившие его имя. «Васенька, ты меня слышишь? Я здесь, здесь... Найди меня!» И словно живые нити потянулись к нему, не вырывающие его из объятий Морфея, но наполняющие живительной силой. Сквозь сон Ва-силий пытался пробиться к Ирине, ответить, я вижу тебя, я слышу, жди! Но далекий голос слабел, и все погрузилось в темноту.

«Не спится. Мне кажется, тогда-то все и началось у нас с Васенькой. После ночи в том заброшенном сарае. На этом оста-новлюсь подробнее, и заново переживаю то необычайное состоя-ние – взлет, темнота, падение и проблеск – и дикий, тогда еще неосознанный поток всепроникающей энергии. Тогда я, более за-нятая своими ощущениями, не поняла этой сущности, теперь же, анализируя ход событий и полагаясь, правда, только  на свое вос-приятие, я начинаю медленно связывать цепь событий в единый логический цикл. Фу, так противно писать таким наукообразным языком, пытаясь разложить все на составляющие, но, Васенька, если ты прочтешь это, когда меня здесь не будет, ты сможешь проверить и свои догадки, и сделать то, что спасет всех нас, ты меня слышишь!
...вначале спалось очень хорошо и покойно – намаялась за день с этой дорогой, на перекладных. Снилось что-то зеленое лу-жайка, аккуратненькие цветочки и белые бабочки над ними. Лег-кий ветер играл веселыми листочками, отражающими прозрач-ные лучи. Видение это промелькнуло мгновенно, как и полагается всему прекрасному, увы. И средь ночи я проснулась – стало как-то зябко и неудобно – сползла курточка, и мешали туго застегнутые джинсы. Я инстинктивно неловко повернулась и прижалась спи-ной к тебе. Вероятно, это движение тебя и разбудило. Ты укрыл и обнял меня, а потом я почувствовала твою руку. Она была нежна (я почему-то вспомнила, что ты долго болел), ласково погладила меня. Я  затаила дыхание – что будет – неожиданная ночь наеди-не к чему может располагать? Но ты, убедившись что все в по-рядке, лишь сильнее прижал меня и сладко засопел.
Тепло разлилось по моему телу, я погладила твою руку, так нежно согревающую меня. Было так хорошо, и не нужно ничего больше. Именно это твое движение дало мне большее ощущение близости, нежели та, если бы произошла. И я почувствовала тебя, как если бы мы были столь давно вместе... Как будто твои мысли соединялись с моими и рождали нерасторжимое единство. И я последовала вслед за тобой в мир грез.
А следующий мой сон был ужасен. Мне казалось, что я бегу по синему снегу, и вокруг меня горят фиолетовые огни, тянутся вы-растающие из-под земли черные лианы, я сдираю их, отбрасываю, и спускаются мрачные облака и бесконечные щупальца тянут в прорву. Вокруг - стены, я подбегаю к ним и вижу свое отражение – о боже, я – это ты! Бросаюсь в другую сторону – там то же самое, я – то есть ты – безмолвно кричу, зову на помощь, я здесь, я здесь! И мое подсознание пробивается куда-то, рождается яр-кий луч, прорезающий неприступную стену, и я вижу тебя, то есть, себя, я совсем запуталась, –  в ореоле – и луч соединяет нас, и стены растворяются. Бегу к тебе навстречу, чуть ли не взлетая над выжженной землей. Во сне же прижимаю твою руку сильней, ища в ней защиту, и сама поворачиваюсь. Наконец, просыпаюсь. Осторожно, чтобы не разбудить тебя, слезаю с сеновала и вы-хожу на улицу. Брыдко. Необыкновенный для этого времени туман и роса. Я пытаюсь сбросить с себя ночное наваждение. Возмож-но, твои болезненные кошмары перешли ко мне, и так тебе плохо было? И существует еще одно неизвестное измерение любви и пе-ретекающих на волнах эфира ощущений? И порождает ее же энергию? ... Я вижу просыпающееся солнце, потягиваюсь и вздра-гиваю – об мою ногу трется невесть откуда взявшийся абсолют-но белый котенок. Я нагибаюсь. Он лижет мне руку и что-то ти-хонько мурлычет. Он совершенно беззащитен, но желтые глазки его излучают энергию и жгут. Мне становится жутко, но я вдруг чувствую, что энергия эта добрая, наполняющая меня радостью. А, может, мне просто хорошо? Котенок прыгает в траву и исче-зает. «До встречи», – мысленно говорю ему вслед, и тут же слы-шу отчетливый ответ: «Пока!» 
Тут появился ты, выспавшийся и, как мне показалось, даже поздоровевший. Твои утренние прикосновения были нежны и нена-вязчивы, и мне показалось, что нам обоим все ясно и не нужно ни-чего говорить. Я тогда не рассказала тебе о своем вещем сне, но уже на подсознательном уровне почувствовала наше единство. Может, поэтому потом, по дороге, мы почти не говорили, только обменивались взглядами, держась за руки или просто идя рядом, но стоило лишь подумать о чем-то, как в мозгу возникал образ ответа и шел до того непрерывный диалог, что я даже испуга-лась. Мне казалось, что я почти осязаю энергетические линии, связывающие нас, и бегущие по ним импульсы. Я поворачивалась к тебе, а ты смущался, и даже не пытался меня поцеловать, даже там, у речки, был немножко, как мне показалось, огорчен моей не-скромностью, когда я несла себя тебе. Ой, о чем это я сейчас?»

Василий, прочитав эти строки, невольно улыбнулся, вспомнив и реку, и сумасшедшую избушку, и разгладил последний листок найден-ной рукописи.

«... и я видела, как тебе хорошо, и ты оживаешь, стано-вишься бодрее и увереннее и если ты сейчас поймешь, и подума-ешь сквозь разделяющую нас уже реальную стену то же самое, что и я – а именно, нашу любовь – то разорвешь ее, и соединяю-щая нас нить прорежет тьму и принесет рассвет (вот я и стала лириком!). Ну, Васенька, миленький! Теперь я думаю, почему же не рассказала тебе о своем сне – я помню его! – и не спросила, что ты чувствовал в бреду. Неужели эти гнусные создания ста-ли пожирателями твоей энергии? Наверно, тогда я до конца не осознала происшедшего, или боялась сглазить.
Но светает, если можно так говорить – уже восьмой час,  и солнцу не пробиться сквозь надвинувшуюся темноту. Лишь на востоке – чернота сменилась уныло-серым. Удивительно, но спать не хочется, все же немножко прикорну и в путь. Но куда? Григорий говорил, что видел вдалеке на болоте гигантскую ко-лонну, уходящую в небо, окруженную туманным ореолом, и излу-чающую какие–то энергетические волны. Он хотел подойти, но его отталкивало, хотя никакой стены не было. Григорий говорил, что сотни мелких иголок впиваются в него и обволакивают неви-димые сети, и каждый шаг вперед давался с превеликим трудом. И в нем поднималась нарастающая ненависть. Тогда поле осла-бевало, и удавалось немного продвинуться вперед. А потом, неве-домо, отчего сопротивление возрастало, и отбрасывало его на-зад. Он сказал, что Маруся тоже собирается идти, куда ж она без него – видно, что любят друг друга, хотя Григорий иногда и хорохорится. Но это так, беззлобно, а сам-то души в ней не ча-ет, так-то. Вася же с дедом останутся. Все, спать».

Дочитав последний листок, Василий аккуратно сложил найденную рукопись и спрятал во внутренний карман. Перешагнув остатки стены, он спустился вниз, к реке. Потеплело. Снег таял под ногами, и вода омывала невесть откуда взявшуюся прогалину, на которой теснилось несколько отощавших деревенских котов. Вид их, правда, оставлял же-лать лучшего. Заприметив Василия, они буквально ринулись к нему, прямо по лужам. Мокрые, но довольные, они терлись об ноги Василия и весьма активно мяукали. «Ну что, союзнички, – сказал Василий, – по-шли, что ли». Вернувшись к погорелому дому, он выложил остатки еды на дощечку…. Пока полосатая команда насыщалась, Василий обдумы-вал план действий. Из записок Ирины ему стало ясно, что эпицентр на-ходится неподалеку. После того, как стену удалось прорвать, и немногие добровольцы – стар да млад, кто ж был в Лопухах? – начали методично ее разрушать, сами того не ведая.  Ибо мысль сильнее зла, откуда бы оно ни наступало. Единый разум, объединяющий людей, хоть и слабых фи-зически, но сильных душою, сокрушал неведомое. «Сгинь, да изыди», да несокрушимая любовь к ближним своим да деткам беззащитным – вот что было в арсенале убогих телом, но боевых стариков, оказавшихся от-резанными от мира. И не ведали они того, что созданное ими поле доб-ра, возникшее в бесконечном и многомерном эфире, проникало через любые преграды и размывало их. Вот о чем подумал Василий, вспомнив рассказ бабы Клавы о высохшем леснике Макарыче на болотной заимке, и сопоставив его с описанием Григория в Ирининых заметках. И тогда все начало увязываться. Он вернулся к машине, глотнул горячего из термоса чайку, поделился бутербродом с неотступно следовавшим за ним Барсиком – так назвал он приблудного котенка, и направился туда, куда звало его сердце и невидимая аура Ирины. 
Сначала дорога была еще сносная, хотя колеса то и дело провали-вались в грязь. Но, через несколько километров она стали и вовсе непро-езжей, и, наконец, исчезла в зарослях выжженного орешника и лозы на опушке сиротливого леса. Василий заглушил мотор и решил продол-жить путь пешком, прихватив на всякий случай старый прадедов дробо-вик и топорик. Помня о том, что ему придется пробираться сквозь боло-то, Василий вырубил толстенную палку и пошел, наказав Барсику дожи-даться его в кабине. Лес был мертв – ни птичьего пенья, ни шороха ли-стьев. Лишь вода чавкала под ногами, и прогалины поджидали очеред-ную жертву. А Василий все шел вперед – он чувствовал, что его ждут, и он там необходим.

Глава 5.  Варикон - развитие и деградация.

«Разум – способность понимания и осмысления.
Высшее начало и сущность, основа познания
и поведения людей...»
Советский энциклопедический словарь.

Приходится с сожалением констатировать, что, применительно к homo sapiens' у, данная формулировка в большинстве своем, увы, ока-зывается весьма и весьма далекой от истины. В принципе, осмысливать и понимать он, т.е. хомо, иногда может, если захочет, и то не всякий и не всегда. Поступки же являются настолько противоречивыми и непосле-довательными, что о высшем начале и вовсе можно позабыть.  Чаще по-ведением движет не разум, а импульс, мгновенное влияние. И каждому не раз приходилось не только раскаиваться в содеянном, пусть только перед собой, но и не находить сколько-нибудь достоверного объяснения своим действиям. Тысячелетиями человечество уничтожало себя война-ми, алкоголем и наркотиками, изобретая все более изощренные способы самоуничтожения. Потому данное прозвище является в некотором роде издевательским, а сами хомо с завидным упорством делают все, чтобы забыть об этом.
Но, несмотря на это, и благодаря, возможно, только воле господ-ней, человечество выжило, сменяя поколения, росло, размножалось и даже развивалось, проходя неизбежные жизненные циклы, сохраняя па-мять о прошедшем, именуемую историей. Не той, которую пишут при-спосабливающиеся к идеологиям подпевалы и книжные черви, желаю-щие потрафить низменным инстинктам и жестоким правителям, либо искренне находящиеся в плену своих фантазий, заблуждений и недос-татка информации, а той, которая оседает на генетическом уровне и пе-редается в поколениях, неуничтожимых творениях прошедших эпох.  В редкие моменты происходили прорывы, замечаемые порой только от-дельными индивидуумами, и род людской обретал новые качества, соз-давая квадратуру круга, мадонн и черные же квадраты, и овладевал тех-никой и информацией, занимая все новые и новые территории и выходя в космос.   
***
Варикону понятие «разум» в принятой действительной человече-ской интерпретации было недоступно. Однако все его действия вы-страивались идеально строгую логическую последовательность.   Заро-ждение – развитие – обретение телесной сущности – исследование – по-глощение и усвоение энергии – захват жизненного пространства и под-держание существования. Далее – поиски новых источников энергии, концентрация и аккумуляция. При всем этом Варикону не было извест-но ни понятие времени, ни понятие будущего. Он хотел, если это при-менимо к сильному, но не развитому разуму, всего сразу, и только сей-час. Ненасытная жажда в поглощении энергии направляла его по наибо-лее простому и легкому пути. Слишком быстро, по меркам земной ци-вилизации, развившийся его мозг управлял перемещением аксонов и ре-пья только в одном, наиболее простом и доступном, направлении. Когда варикону удалось выстроить цилиндр и ограничить пространство, он на-чал усиливать стакан, как бы экранируя себя от внешних воздействий и поглощать внутреннюю энергию, не встречая никакого сопротивления. Тем более что вне стакана он иногда чувствовал некоторое сопротивле-ние. Вероятно, повернись все иначе, варикон приступил бы к захвату внешних территорий, но ...
Когда же ослабленный организм, подвергшийся энергетической атаке, вдруг смещался, и становился недоступен ему, Варикон устрем-лялся за новой жертвой. Полученная же информация поступала и оседа-ла в далекой области памяти, но никак не влияла на его действия. Даже такой развитый анализатор был подчинен только жажде насыщения. Однако, когда объем полученной негативной информации подошел к некоторому пределу, варикон перешел к ее систематизации. Он обнару-жил, что один из объектов, временно исчезнувший из-под его воздейст-вия, возник совершенно в другом месте, и уже внутри стакана. Варикон синтезировал его образ и, послав анализирующий луч, констатировал, что объект как раз не ослаб, но, наоборот, откуда-то приобрел новый за-пас энергии. Варикон тут же направил к нему свой аксон, но получили в ответ сильнейший энергетический удар, вызвавший повреждение не только отростков, но и части функционирующего мозга. Причем им-пульс послало другое существо, находившееся рядом с атакуемым объ-ектом. Варикон переключился на этот новый объект, но безуспешно. Ес-ли бы он мог удивляться, то был бы необычайно поражен – по молеку-лярной структуре оба объекта практически были идентичны и съедобны, и каждый из них мог бы стать его донором, но их единство образовыва-ло сильнейшее, практически непробиваемое защитное поле, с новыми отражающими и разящими качествами. Сопоставляя полученную ин-формацию, варикон обнаружил, что в окруженном им пространстве на-ходится определенное количество подобных объектов. Но, поскольку они не представляли для него явной опасности, варикон продолжал на-сыщаться имеющейся в изобилии энергетической пищей. На прозрач-ную спервоначала стену варикон проецировал шлак, то есть несъедоб-ные остатки, поступающие вместе с поглощаемой энергией. То была ге-нетическая память человечества, растворенная в эфире и недоступная его пониманию. Картины истории, хранившиеся в потаенных, недоступ-ных в обычной жизни уголках мозга, выплескивались в пространство и создавали фантасмагорические картины. Около пока еще прозрачных стенок местами появлялись движущиеся объекты охоты, но их скопле-ния не позволяли варикону достигнуть желаемого. Они создавали в эфи-ре не поглощаемую, но пока еще не враждебную энергию, и как бы ох-ранялись коллективным полем. Наращивая стены, увеличивая их тол-щину и постепенно уменьшая проницаемость, варикон создал внутрен-нюю зону... Сначала было блокировано физическое перемещение мате-риальных объектов, затем – электромагнитных излучений радиодиапа-зона, и, наконец, частично блокировано поступление фотонов видимого спектра. Устремленные на Землю солнечные лучи с трудом пробивались сквозь постепенно наращивающую толщину мембрану, и наступил хо-лод. Остатки энергии пульсировали внутри стакана, пытаясь скрыться от безжалостных уксонов, поднялся ветер. Капельки воды, находящиеся в замкнутом пространстве, смерзлись, и выпал снег. Он был необычен – из полимера воды варикон извлекал одинокие блуждающие атомы ки-слорода, связывающие их в бесконечную молекулярную цепь. Странно, но собственно вода в чистом виде – а в зоне, кроме протекающей ре-чушки, были и озера, не интересовала варикона. Большая масса требова-ла и значительных первоначально и больших энергетических затрат.  И река свободно протекала через захваченную территорию.
Удаленный от населенных территорий регион был полностью от-резан от внешнего мира. Однако стена была неравномерной и не всюду сплошной. Для определенных объектов она выполняла функции мем-браны – так по ту сторону стены оказался Василий, чей потенциал по-вторно не смог раскодировать варикон. Также свободно перемещались по всему пространству маленькие пушистые существа, являющиеся но-сителями отрицательного заряда по классификации мозга варикона.

Глава 6. Души.

Когда из Терлово пришло сообщение, что поезда не могут дви-нуться дальше, потому что кем-то блокирован мост, на предыдущей станции посоветовали больше не пить и проспаться, и пригрозили всеми известными карами. Бригада же, посланная к мосту, вернулась ни с чем – нечистая, мол, сила, не пускает, и все тут. Подняли с постели началь-ника станции, и тот на дрезине поехал к месту происшествия. После че-го стал звонить начальнику местной милиции. Тот, будучи его хорошим приятелем, и, если говорить честно, и собутыльником, сразу почувство-вал что-то неладное и прибыл лично. «Без пол-литра не разберешься», –  сказал он, почесывая заросший загривок, и приятели приступили к делу. Но и это не помогло. Тогда стали звонить по близлежащим станциям, с которыми еще была связь. Там долго смеялись над ними, но только до тех пор, пока машинист следующего по расписанию поезда не позвонил, сказав, что проехать к Терлово не может. И с предыдущей станции вы-ехал начальник с милицией. История повторилась. К утру телефонная, и радиосвязь пропали вовсе. Транзитные поезда скопились на подъезде к Разбухайлову – это предыдущая станция. Пассажирам, привыкшим ко всему, сказали, что это временная задержка, и те наивно поверили, тем более что время было ночное. К середине дня стена стала приобретать материальные очертания, и напрочь запутанные визави перестали видеть друг друга. Терляевское начальство отправилось домой пить водку, и заодно послушать, что там говорят по радио – может, какие учения или пришельцы – но эфир молчал. Трудящиеся бросились раскупать хлеб и спиртное, но вскоре отключилась электричество – работала только ме-стная тепловая станция, и пришлось переходить на резервный режим. Прознавшие все граждане, пренебрегая опасностью, поспешили к мосту посмотреть на диво. Подходили, тыкали в нее пальцем, жердью, кидали топорики. Особенно усердствовали пацаны, бросавшиеся на стену с раз-бега и отскакивающие, как резиновые мячики. Кому-кому, а им пока было весело. Похолодало, матери кутали своих детей, а когда же выпал снег, даже самый что ни на есть атеист, – бывший секретарь горкома, а ныне мэр, начал креститься и поставил у себя в кабинете заботливо при-несенную секретаршей Луизой свечку. После чего достал из сейфа (ну на всякий случай) заботливо хранившийся партбилет, и, в полной про-страции, начал тупо набирать все подряд номера на внезапно скончав-шихся телефонах. Луиза утешила его, как могла, и он, умиротворенный, забылся в кожаном кресле, только что служившем ареной любви – про-падать, так пропадать.
Сканирующий луч варикона пронесся над городом и упал на голо-ву несчастного мэра. Он вздрогнул во сне – ему чудилась геенна огнен-ная, языки пламени лизали его ноги, а череп сжимало тугое кольцо. Он пытался проснуться – но тщетно. Силы и жизнь уходили от него. Луиза тоже почувствовала гнетущую опасность. Она начала тормошить своего любовника, пытаясь разбудить, затем обняла покрепче и поцеловала. И варикон отступил, потеряв уксон. Мэр очнулся: «Дорогая, что со мной было?» – «Сердце, наверное, прихватило, от излишеств». – «Нет, что-то иное. Как будто меня хотели куда-то утянуть, и выпить все соки. А больше ничего не помню». – «Ну, так выпей немножко, полегчает», – и сердобольная Луиза Ивановна аккуратно, как она всегда это делала, на-лила его любимого натурального армянского в хрустальную рюмочку. «Знаешь, по-моему, это связано со стеной. Что-то здесь не так. Похоже, мы действительно в окружении». Через несколько минут пришедший, наконец, в себя, мэр был бодр и готов к действиям. Сначала он вернул долг своей секретарше, что делал довольно-таки регулярно, хотя отли-чался врожденной моральной устойчивостью и наивно полагал, что об их связи не знает никто. Он давно уже был разведен, и, в принципе, кто может обвинить еще молодого и крепкого мужика, когда рядом такая сочная и красивая баба? Ему исподтишка даже завидовали. Естественно, их отношения были, так сказать, секретом «Поли в шинели», служившей вахтершей, теперь же - вневедомственной охранницей,  в их районном офисе, и отличающейся, ввиду своей профессии, изрядной наблюда-тельностью и не меньшей словоохотливостью. Сейчас же она, т.е. Поля, трусливо покинула пост, и скрылась в своем рубленом пятистенке, при-готовившись к длительной обороне... Исполнившая долг Луиза сидела в кресле и курила длинную импортную сигарету, а мэр допивал коньяк и смотрел в окно на сурово потемневшее небо. Кружились темные сне-жинки, но ему было все равно. «Поехали, что ли», – сказал он погодя, и вскоре административная девятка подрулила к стене, навстречу опасно-сти. Преодолев путь в десять метров и очутившись надежном кресле, Луиза почувствовала определенную защищенность, и не боялась ничего.   
В областном городе, узнав о ЧП, сразу же отрапортовали в центр. Там их, естественно, выматерили, но, так как поезда действительно не ходили, и поступали звонки возмущенных граждан, отреагировали. Но наладить связь с Терляевом не удалось даже через спутник, подождали сколько положено, и обеспокоились. И доложили еще выше. Вскоре к месту происшествия вылетела команда спасателей чрезвычайного мини-стерства во главе с молодым и очень интересным и жизнелюбивым маршалом Персеем Штапелюгой. Никогда не служивший в армии, но оказавший серьезную услугу известному лицу, Штапелюга неожиданно даже для самого себя стал маршалом и чрезвычайным министром, чем весьма был горд и обрадован. Чрезвычайность этого министерства изна-чально заключалась именно в обилии чрезвычайных ситуаций, происхо-дивших то там, то здесь, но никто не сумел бы объяснить причин, ни предполагаемых последствий. Эпоха стояла на дворе смутная, и посему нуждалась в несметном количестве различного рода суперменов,  де-сантников и мастеров на все руки, которые выезжали, выплывали и вы-летали на места ЧП, как правило, после того, разгребали поддающееся разграблению,  и не допускали местных жителей. Как бы чего не вышло. Ничего и не выходило. Впрочем, первоначально спасти им хоть кого-нибудь удавалось не весьма, и потому они часто выступали в роли похо-ронной команды, «стойко перенося тяготы и лишения», и не встречаясь с вероятным противником, порой работая сутками и без смены. Труды не прошли зря, постепенно дело налаживалось,  маршал и его подчинен-ные набирались опыта, спасали людей в самых невероятных ситуациях, и заслужили уважение сограждан.
Маршал должен вот-вот прибыть лично, и, к его приезду был раз-бит вдоль стены, внутри которой находился теперь уже невероятный и неведомый противник, палаточный лагерь. Местное население, никогда доселе не видевшее столь высокого гостя (а он и впрямь был так же чрезвычайно высок – почти под метр 90), высыпало ему навстречу. Од-нако Штапелюга был серьезен. Слегка поприветствовав туземцев и вы-слушав доклад старшего по команде, откушав поднесенного и без закус-ки, он отправился непосредственно к месту события. Даже издалека бы-ло видно уже практически непрозрачную стену, мозаично искрящуюся и вознесшуюся до самого. Она имела форму почти правильного цилиндра, охватывающего значительную территорию. «И что, никак?» – удивлен-ный таким зрелищем, спросил чрезвычайный министр. – «Да все почти испробовали. Не то чтобы вездеходом, танком ни на сантиметр не сдви-нуть. Делали подкоп – туннель вырыли, но... Хотели было из пушки или ракетами, но как-то не решились – вдруг там люди». – «Что ж, придется. И поднимите вертолеты». – «Уже поднимали, – доложил старший. Дос-тигают своего потолка, а там все та же стена. Может, ракетами с возду-ха?» Сразу такое решение маршал принять не мог, и руководители спа-сательной операции отправились на совет. Тем временем так неудачно начавшийся день катился к закату. Операцию решили начать с утра, и, на всякий случай, запросили данные со спутников. В раздумье возлежал Чрезвычайный министр на жесткой походной койке. Что докладывать Первому? Увы, у каждого старшего, и даже главного, есть свой старший, перед каким необходимо отчитываться. И даже у самого-самого, есть свой «наездник», не дающий ему покоя. У верующих это Бог, у простых и не очень смертных – с позволенья сказать, совесть, нагло грызущая в минуты уединения. Но это так, к слову. Молодые же чрезвычайные бой-цы, получив вольную до утра, направились в поселок, так, посмотреть, не выгорит ли чего, но туземки, такие активные свете при дня, в отсут-ствие его спрятались за разукрашенными заборчиками под охраной за-ботливых родителей и крепких замков, так что редкому чрезвычайному гвардейцу. А остальные отправились досыпать в одиночестве перед зав-трашним делом.
Спутниковые сводки были неутешительны. Непрозрачный купол – «стакан», как прозвали его чрезвычайные, уходил вверх аж на несколько десятков километров. Сверху он был как бы накрыт остроконечным се-ребристым клоунским колпаком с таким же помпоном, а еще выше, те-ряясь в пространстве и растворяясь в нем, уходил шпиль. Вот что зафик-сировали камеры. Посланные же радиосигналы возвращались полно-стью отраженными,  лишь рассеиваясь в пространстве и не проникая внутрь стакана. Озабоченный ходил Штапелюга. Такое дело попадалось маршалу впервые. Он даже от некоторого отчаяния, не показав, разуме-ется своих чувств подчиненным, пнул сену, но ничего не почувствовал – нога вернулась на место, и недоуменному Персею оставалось только смущенно улыбнуться. «А какие будут международные неприятности!» Он представил себе уже и запрос в ООН на предмет появления доселе неведомого, но сверхсекретного объекта неизвестного назначения. При-выкший в юности бить морды своим противникам, а теперь – разгребать завалы, гасить пожары и усмирять непокорных, что было ему близко, Штапелюга все же понял, что столкнулся с неведомым. Близлежащая часть периметра была со всей возможной тщательностью обследована, но нигде ни пройти сквозь стену, ни получить оттуда какой-либо им-пульс не удалось. И чрезвычайный маршал принял решение идти на штурм. По стене было с безопасного расстояния сделано несколько вы-стрелов из пушек и даже послана ракета. Но безрезультатно. Снаряды рикошетили от поверхности, не оставляя на ней никаких следов, и раз-рывались в тылу осаждающих. «Бомбу, что ли, атомную сбросить», –  в сердцах подумал Штапелюга, но это было просто невозможно. Да и не помогло бы. «Отбой!» – приказал он, и снова стали держать совет, по-слав разведку еще раз обследовать периметр стакана. И через пару ча-сов, уже после полудня, поступило известие.
Сержант Пронюшкин доложил, что ему удалось побывать внутри стакана. Когда их наряд спустился к реке, он обратил внимание, что река так же спокойно течет, выливаясь из-за стены, в ней плещется рыба. Вошли в воду, и удивились, какая же она холодная для этого времени года. Спустили надувную лодку и поплыли к стене. Около нее бросили якорь и замерили температуру – градусов 6, терпимо для закаленного бойца.   

Рассказ сержанта.
– А че тут рассказывать! Ох, простите, товарищ маршал! Двигались мы на БТРе вдоль стены. Навроде, все в порядке, то есть, ни туда, ни оттудова. Как ни есть – все стакан проклятый. И еще солнце от него отражается, то, как ближе подъезжаешь, совсем печет. Я – сверху, наблю-даю из люка, а Кузовков – механик–водитель и Паламар-чук – внутри. В 31-м квадрате – в русле речки Бздялка. Название такое, а вроде и вода чистая, и берег ровный, с одной стороны песочек, с другой – травка. И коровы па-сутся, ничего, черти, не знают и не чувствуют. И решили мы малость охолонуться, и к стакану доплыть. Вышли на берег, лодку надувную достали и накачали, чтобы ближе к этой стене подойти. Но только в воду ступили, как сразу обратно – больно уж холоднющая для этой поры. Малова-то будет, ежели по Цельсию. Куда ж тут купаться! Опо-лоснулись слегка и к стене. Оттуда течет. Подплыли со-всем близко, якорь бросили. Да там и неглубоко – метра два всего и будет. Ну, в общем, смотрим – рыба плывет с той стороны, как ни в чем не бывало. Мать твою, сам себе думаю, как же так, – и веслом под стену. Прошло, будто бы ее и не было. Тогда я приказал ефрейтору Паламарчу-ку, чтобы он лодку-то удерживал, а сам разделся – сиби-ряк таки - и в воду. И на той стороне вынырнул.

Варикон, создавая неприступную и непроницаемую стену-ловушку, окружившую замкнутое пространство симметрично относительно его центра, дал приказ укореняться. И миллионы уксонов, исходящих из ре-пья, соприкасаясь с твердой поверхностью, образовывали новые локаль-ные центры – луковицы. Они же, в свою очередь, также выпускали но-вые уксоны, фонтанчиками исходящие из каждой луковицы, пока тонки е и прозрачные, которые впоследствии должны были окрепнуть и за-хватить новое жизненное пространство. Таким образом, варикон по-дошел к необходимости воспроизводства. А для этого нужна была но-вая энергия. Но, блокируя территорию, варикон при контакте с водной поверхностью как бы тормозил, и не уходил вглубь. Водный полимер был доступным, но резервным источником. Поэтому при контакте с водой варикон лишь оплетал поверхностный слой, который колебался в соот-ветствии с течением. Реки же, и все находящееся в них – рыбы, земно-водные или же невольные пловцы, свободно могли перемещаться и пе-ремещались с одной стороны на другую, отрезанную по суше. Снующая в реках и озерах живность на этом этапе не представляла интереса для варикона. Лишь теплокровные существа могли служить его пищей.
Но Варикон развивался стремительно по земным масштабам. 

Господи, а там что творится! Как вынырнул – сразу к берегу. Около него еще ничего, от воды тепло идет. А чуть дальше – Вы мне не поверите, снег лежит. Темень жуткая, как будто вечер наступил. Я босиком по снегу – он серо-ватый, жухлый такой. Сверху что-то падает. Трава пожух-ла, а кое-где огоньки вдали, но фиолетовые, совсем неесте-ственные. Подбежал к стене с той стороны, ткнулся, а ме-ня как током прошибло. С минуту посмотрел на чудо это, да хотел назад. И тут смотрю – какая-то гадость из стены выползает, сначала медленно, а потом как прыгнет, от сте-ны не отрываясь, и за мной. Сразу скатился с берега, ско-рей в воду, даром, что холодная. Как оказался на этой стороне, то подумал, как с того света. Зуб на зуб не попа-дает. И, не совру, поджилки трясутся. Ребята на меня смотрят, ничего понять не могут. Ну, хлебнул чуток. Пока ехали сюда, малость отогрелся. Хлопот будет - мало не по-кажется.

– Молодец, лейтенант! – сказал маршал и пожал Пронюшкину ру-ку. – Сейчас проверим все. А Вы – в медсанбат, пусть осмотрят хоро-шенько, и снова в дело. Полковник, – Штапелюга обратился к адъютан-ту – подготовьте приказ, и наградную за личное мужество и вытащил из объемного кармана медаль. Персей вновь обрел уверенность. Он привык иметь дело с известным, хотя и очень сложным. И теперь знал, как дальше распорядиться.
Но ...
Но все же чрезвычайного министра снедали сомнения. Пусть и не-пробиваемая, но стена все же имела брешь. Никак, кроме подводным способом, за нее проникнуть было нельзя. Подкоп, который делали в Толстых Буках, к успеху не привел. Об этом ему непременно доложили. Но все же Штапелюга приказал (на всякий случай) повторить попытку. Но, увы – как только достигали вертикальной проекции, встречали не-преодолимую преграду. От нее луч лазера отражался, точнее сказать, от-скакивал, как от  гладкой полированной поверхности с нулевым коэф-фициентом поглощения. Это полностью подтверждали спутниковые данные, и поэтому поиск решения требовал нестандартного подхода. Чрезвычайный маршал, не имея никакого опыта ведения боевых дейст-вий, все же отличался изрядной прирожденной сметкой. Не могли про-сто так пройти длинные холодные ночи в тайге, когда он выслеживал зверя, ни такие же бессонные ночи за решением бог кому знает нужных дифференциальных уравнений в МВТУ, ни лавирование между привыч-ными к склокам и интригам с детства приученным московским золотым мальчиками. Привыкший всего добиваться только своим трудом, и спрашивать того же с подчиненных, Персей умел принимать нетриви-альные решения и закрывать грудью амбразуру, причем не только под-чиненных, но и своей. В этом смысле он чем-то был похож на Буденно-го, но только в современной обстановке. Часто он переживал о том, что не мог предотвратить стихийного бедствия или аварии, но вверенные ему части с максимальной быстротой и оперативностью поспевали к месту катастрофы, и он мог записать и на свой личный счет не один де-сяток спасенных душ...   

Глава 6. Избушка.

До сторожки было не так далеко, но этого хватило, чтобы промок-нуть насквозь. Вода протекла за воротник, и холодно струилась по про-дрогшим спинам. Тяжелые и такие же мокрые кроссовки с налипшими комьями земли и глины гнусно чавкали...
К единственной двери домика вела трехступенчатая лесенка с си-ними перильцами. Небольшой козырек поддерживали деревянные стой-ки. И вот они на крыльце, под спасительным навесом. Старая, обитая посеревшей от времени вагонкой, дверь, была закрыта на амбарный за-мок. Пока Василий доставал топорик (стоило похвалить себя за преду-смотрительность!), Ирина прижалась к стене и безуспешно пыталась от-ряхнуться. Увы. Вода уверенно находила свой путь. Замок, как оказа-лось, был только навешен на петли и легко подался. Молодые люди во-шли в полутемные сени.
Василий опять запнулся – под ногу попалось пустое ведро. А вот и второе.
– Я мигом. Тут колодец.
– Да куда в такую-то непогоду, может, потом, когда дождь прой-дет?
– Долговато ждать придется, однако.
Василий быстро скинул прямо на пол сумку, схватил ведра и по-бежал в непогоду. Колодец, действительно, был в двух шагах, под таким же аккуратным навесом. Жестяное ведро на цепи мягко плюхнулось в воду. Ворот скрипел.
– Вот и я! – Василий буквально ворвался в домик, поставил ведра и закрыл входную дверь на засов, чтобы ее не распахнуло порывом ветра. Ирина же по-прежнему стояла на пороге, не решаясь пройти дальше.
Молодые люди осмотрелись.
В сенях, слева, нашлось место аккуратную, заранее подготовлен-ной к зимним холодам поленнице. Обычный дачно-деревенский инст-румент находился в маленьком чуланчике. Справа же было две двери – одна, как они выяснили позже, в туалет, что очень редко для такого типа сооружений, а соседняя – уже в большую кладовку. Свет проникал через маленькое окошечко около входной двери. В единственную же комнату домика вела такая же не закрытая дверь.  Ирина сделала шаг вперед, протянула руку – выключатель оказался там, где и модно было предпо-ложить - справа от входа. 
– Все, теперь бы переодеться и обсушиться.
В домике было тепло, даже душно, но они и не подумали открыть окно. Выстудить помещение просто, согреться же….  Инстинкт повеле-вал быть предусмотрительными, слишком много неожиданностей за один день.
Ирина принялась стягивать с себя промокшую одежду, Василий скинул кроссовки и бросил их около входа.  Джинсы, и отжал за поро-гом. Девушка промокла насквозь, и не могла справиться.
– Подожди, сейчас помогу, – сказал Василий, увидев тщетные ста-рания Ирины. Мокрая одежда плотно прилипла к телу и плохо поддава-лась продрогшим пальцам. Домик еще хранил летнее тепло, но сначала нужно избавиться от насквозь промокшей одежды. У Ирины зуб на зуб не попадал. Она никак не могла справиться с ремнем. Мокрый Василий, успевший только сбросить кроссовки, помог расстегнуться и стащить джинсы.
– Ужас, правда?
– Ничего, печку затопим, подсушимся.
– Ага, а сейчас….
– Выжмем, и повесим.
Куртки, джинсы и футболки были грудой сброшены в сени.
– Сейчас бы сухое…. Девушка увидела вафельное полотенце, и на-чала активно растираться, но по-прежнему, дрожала.
– Оно есть у меня, – кивнул Василий, развязал рюкзак и достал по-лиэтиленовый пакет, из него – другой, на молнии. – Вот, держи, здесь все, только размер мой…
– Как ты ухитрился?
- Случайно, – не стал хвастаться Василий, - у меня несколько таких пакетов, удобно. Сложил, один комплект сносишь, и…
– Отвернись, – я сниму все…
- Давай, я тоже ….
– Ой, они… - девушка рассмеялась, укутавшись во фланелевую рубашку, семейные трусы в цветочек же доходили почти до колен.
– Вот, смотри, еще валенки из здешнего арсенала. Надевай!  Ва-ленки довершили странный наряд Ирины.
– Подожди чуток, сейчас согреемся! – прямо в комнате, справа, находилась настоящая русская печка, с конфорками, беленой трубой, подом и задвижками, – спасибо хозяину, предусмотрительный мужик.  Надо бы потом его найти и поблагодарить. А здесь – закуток теплый, с лежанкой. Печка нагреется, отдыхай и радуйся.
– Если выберемся.
– Это уж точно, – рассмеялся Василий, – куда ж нам деться! – взял топорик, настрогал лучинок, скомкал несколько старых газет, лежащих на печи, и  затопил печку. Наполнил большой железный чайник. И по-ставил на электроплитку – пока электричество есть, не пропадем. Сейчас разгорится, повесим одежду, и до утра-то высохнет.
– А самому не холодно? – Василий был босиком и только во влаж-ных плавках. – Может, на себя что накинешь? Вот, посмотри, и тебе найдется. И правда, – слева от входа также на гвоздике висела телогрей-ка, и стояли еще одни валенки. Они пришлись ему впору, он накинул последнюю сухую рубашку, телогрейку же пристроил на плечи озябшей девушки, присевшей на корточки возле пода и протянувшей рука по-ближе к огню…..
– Ну, и видок у тебя, – рассмеялась девушка, …
– Еще по шубе, и сможем отпраздновать Новый год…
– Нет, ты на Деда Мороза не похож, бороды нет.… Все, чуток со-грелась, Ирина встала и развесила одежду на веревочке, протянутой над русской печкой, и присела на лавку, перед горящей печкой. Натянула рубашку на колени, и вытянув ноги к огню, почему-то пальцы согрева-лись позже.
Скамейка прислонена к столу, занимавшему все пространство до противоположной стены. За ним – спальное место в виде топчана, по-крытого армейским одеялом, и прикрытой вязаной накидкой подушкой. Слева – вырубленное единственное окошко, занавешенное аккуратными белыми занавесками, в которое неистово хлестал дождь. А ставни поче-му-то находились внутри домика, а не снаружи.
Они не были заперты.
На стене за столом, над топчаном, чуть левее, – две застекленные полки, на одной из которых стояло несколько книг и лежали какие-то бумаги. На другой – пара чашек с блюдцами, несколько стаканов и чай-ные ложки в маленькой баночке из-под майонеза «Провансаль». Напра-во от входа – некоторое сооружение красного дерева, (т.е. покрашенное в темно-красный цвет и когда-то покрытое лаком), выполнявшее роль шкафа и буфета  одновременно.  Правая половина закрывалась сплош-ной фанерной дверцей, Василий дернул, и та открылась с привычным скрипом.  Несколько армейских же выцветших рубашек, безразмерные штаны, стопка белья и полотенец.
– Смотри-ка, – пошутил Василий, как в гостинице.
–  Только бы не застрять надолго, Ирина вздохнула, – а…
В правой половине самодельного шкафа - ряд застекленных полок с хозяйственной утварью – граненые стаканы, фаянсовые тарелки, са-харница, полпачки соли, маленькие коробочки для специй, на открытой полке – остановившиеся когда-то часы. На нижней, закрытой, полке бу-фета – небольшой запас круп, чая и даже непочатая бутылка водки.
Скромное, но аккуратное жилище освещалось единственной лам-почкой с металлическим отражателем без абажура. Она раскачивалась, и все немного численные предметы, освещаемые неровными брызгами пламени из печи,  отбрасывали причудливые тени. Стены были зашпак-леваны, а стена возле топчана обита вагонкой. Похоже, ее покрыли ла-ком не так давно, хотя это могло показаться излишеством для сторожки. Но что делать в дождь, ведь хочется уюта, не так ли? И вообще, особен-но после жуткой и промозглой погоды….  «Странно, что еще электриче-ство есть, надолго ли?» – опять подумал про себя Василий, но сказал лишь:
– Слышишь, чайник-то уже закипел! Сейчас чайку попьем, вообще хорошо будет. А ты посмотри, нет ли где сушеной малины, вроде запах слышу, а вот. Василий нагнулся, порылся сред баночек.
– Тебе добавить в чай?
Но мог бы и не спрашивать. Заварил из початой хозяйской пачки в фаянсовом чайнике, добавил малины…. Пока чай настаивался, Василий принес из сеней еще одну охапку, закрыл дверь на засов, и подбросил дрова в печку. Весело играл огонь, наполняя теплом прибежище путни-ков, и не верилось, что за окном бушует непогода...
…
– Ой, как хорошо! Девушка прихлебывала чай, держа стакан обеи-ми руками.
– Теперь уже согрелась
– Немного, только сзади поддувает. Хорошо, когда огонь в печи, дрова похрустывают. Как ты думаешь, до утра закончится? – она кивну-ла в сторону окна.
– Очень бы хотелось, но вряд ли. В природе какой-то катаклизм, наверное, это со стеной связано, и, кажется, мы почти в эпицентре. Смотри, еще семи часов нет, а какая темень. Но здесь-то мы в безопас-ности. Стены крепкие, тепло, вода – рядом, да и припасов предостаточ-но. Так что продержимся, может, и уходить не захочется, – улыбнулся он. Но в то же время Василий чувствовал, как в него впиваются мелкие, не болезненные, но противные иголки – он вспомнил свои прошлые ощущения – и что-то вытягивают из него.  Неужто болезнь не прошла?  Нет, что-то другое... В мозгу промелькнули давние кошмарные видения, медузой  спускающиеся беспросветные фиолетовые облака, с еще более темными искрами,  разящими во все стороны стрелками. Василий вздрогнул, тряхнул головой – видение не пропало, но отступило. Ирина встревожено повернулось к нему:
– Что с тобой, милый? – и взяла его за руку.
От ее прикосновения ему стало теплее, он присел рядом, не выпус-кая ее руки:
– Так, пригрезилось. Наверное, еще не совсем поправился. Скоро пройдет. Василий не хотел делиться своими подозрениями с девушкой, но то, что им придется не сладко,  он почувствовал всем своим сущест-вом. Некоторое наступившее затишье не могло обмануть его. Незримые волны пронизывали пространство, пока лишь слегка касаясь путешест-венников, но что еще может произойти?  Однако близость Ирины успо-каивала и отгоняла тревожные мысли, а горячий, крепкий чай давал бод-рость. Трещали дрова в печи, и, если бы выйти наружу, то можно было бы увидеть, как струящийся легкий дымок отрывается от трубы и уно-сится вдаль.
Василий время от времени открывал дверцу и подбрасывал полеш-ки в огонь. Тот радостно облизывал новую жертву и кидался искрами, завораживал и притягивал. От мокрой одежды, висящей над плитой, па-рило. Стало даже жарковато, только из окна тянуло прохладой.
– Садись рядом, что ты… она замялась.
Василий присел на скамейку и обнял девушку левой рукой, и бед-ра их соприкасались. Ирина сидела, закинув ногу за ногу, все также опираясь на край стола, и задумчиво глядела на огонь.
– Перекусить не хочешь? Можно поискать чего-нибудь, да и кон-сервы есть в запасе. Сейчас бы молодой картошечки подкопать, но больно уж паршиво на улице...
– Да, конечно, – ответила девушка, – но потом. 
В печке треснуло, и Василий, высвободив руку, открыл дверцу и пошуровал  кочергой, чуть привстав с лавки: – Хорошо горит!
–Так бы и сидел, никуда спешить не надо, все есть, тепло, и ты здесь. 
– Правда?
– Ну что ...
Василий еще хотел сказать, что ему повезло, что он ее встретил, что она ему понравилась, и что давно не было так хорошо, просто сидеть и смотреть на огонь, что он.  В общем, такое романтическое настроение не могло испортить даже надвигающаяся неведомая опасность, необхо-димость, – не сегодня, так завтра, предпринимать какие-то действия, чтобы выбраться отсюда и добраться до Лопухов. И еще он чувствовал, что близость Ирины создает своеобразный защитный экран, от которого отражаются губительные волны и придает ему силы, и то, в чем он пока еще не мог или не хотел себе признаться...
– Я сяду к тебе на колени, – полу-вопрос, – а то в спину поддува-ет…. Только подушку положи за спину…
– Ага, сейчас поправлю. Василий взял плотную подушку с топча-на, прислонил к столу, а сам к ней спиной.
И девушка села к нему на колени. Он словно закаменел, сохраняя неподвижность. Голова Ирины лежала у него на плече, волосы щекота-ли… если можно остановить мгновение, то именно сейчас…. Тонкая жилка на шейке пульсировала, но мог лишь легко прикоснуться губами к ней…. Вдруг ее дыхание участилось, и ласковые поглаживания по спине не успокаивали…. Он едва услышал:
– Тебе ничто не мешает? Еще как! Но разве мог он об этом поду-мать или сказать! …. Но девушка не могла не почувствовать…. 
Ни с чем не сравнимая гармония и ощущение счастья. ….
– Ты что?
…
– Немножко больно, но не обращай внимания…. Так и должно быть…. В первый раз…
Очередной шок… Василий целовал мокры глаза девушки, за ка-кие-то сутки ставшей для него необычайно близкой…. Реальность ока-залась выброшенной в иное пространство…
– Я люблю тебя, – он не помнил, произносил ли подобное раньше, но девушка не успела ответить…. 
Внезапно  раз ярко вспыхнула и разлетелась со страшным хлопком на мелкие осколки лампочка, осыпая молодых людей стеклянными брызгами и дом погрузился в полумрак. Ирина вздрогнула:
– Ой, что это такое?
…
Василий с трудом оторвался от своей возлюбленной.
– Сейчас разберемся и что-нибудь придумаем... Ириш, ты только не ходи босиком – осколки повсюду. Свет сначала наладим. Он снова накинул телогрейку и выскочил в холодные сени. Там тоже было темно. Василий, больше для проформы, передернул выключатель на распреде-лительном щитке – никакого эффекта...
Сменный дежурный на районной электростанции поглядывал на часы – половина восьмого, еще пару часов, и его сменят. Хорошо, что будет автобус, а то пехом добираться в такую погоду. Вот хрен зна-ет, что происходит. Он не мог припомнить, чтоб летом, в начале авгу-ста, и  такой снег. Да и приборы что-то барахлят. Впрочем, на ста-ренькой электростанции, работающей еще со времен царя Гороха, и не мудрено, кто ж будет менять оборудование? Работает, и пусть ра-ботает. Но что же с погодой? «Циклон, наверное, с какого-нибудь Норвежского или Баренцева моря. Хотя вряд ли, больно уж далеко. Ну и черт с ним, денек-другой, и все образуется». Подумав так, он встал и подошел к окну, чтобы посмотреть, что там творится на улице. Но последним, что он увидел, был огромный, все сметающий черный вал,  стремительно накатывающийся на здание электростанции. Дежурный так и не смог узнать, что это была первая физическая атака Варикона, и что смертоносные языки унесут еще не одну жизнь. Через несколько минут его расщепленные останки были поглощены Вариконом, а не-нужное здание, вернее, что от него осталось, пылью оседало на тяже-лый июльский снег.   
В совершенном нечеловеческом мозгу Варикона шли постоянные процессы обработки информации, направленные на получение новой и новой энергетической пищи. Начинал он с наиболее доступного. Снача-ла его жертвой стали ослабленные и незащищенные существа, нахо-дившиеся в состоянии покоя. Двигающиеся, деятельные особи на перво-начальном этапе не поддавались его воздействию. И Варикон рассчитал периодичность, с которой существа переходят в состояние покоя. Да-лее, уже обладая достаточной информацией, и, главное, силой, Варикон путем логического анализа пришел к выводу, что активность большей частью связана с наличием в атмосфере особых частиц – фотонов света и выстроил непрозрачный купол. В своем стремительном разви-тии адское создание – не более чем за час в человеческом измерении – нашло и источник искусственных лучей, и именно электростанция вме-сте с ее персоналом стала первой и страшной жертвой физической атаки. Мир внутри стены погрузился во мрак, и Варикон стал его поч-ти полновластным хозяином. Не представляли пока интереса некие движущиеся объекты со слабым излучением в желтой части спектра. Но – потом. Лишь мелкие мяукающие, но не обладающие разумом суще-ства и парные человеческие пары оставались последним препятствием на пути к полному господству и решающемуся броску во внешний мир. Эти сдвоенные объекты создавали вокруг себя мощное защитное поле, не только экранирующее их, но и активно сопротивляющееся посылае-мым Вариконом смертельным лучам. Даже тогда, когда они находились на значительном расстоянии, связь между ними не пропадала, а иногда поле даже еще более усиливалось. Сам того не подозревая, Варикон столкнулся с т.н. «парным феноменом». Постигая законы физики, чу-ждые, но используемые им, проводя их классификацию, Варикон пытал-ся нарушить равновесие, образовать дисбаланс в природе и разорвать связи  объектов. Но и его возможности были не беспредельны...
Василий, чертыхаясь, вернулся в комнату, принеся с собой волну холода. Плотно прикрыл дверь….
– Ну что там, – уже волнуясь, спросила Ирина.
– Наверное, авария на линии, видишь, какой ветер. Скорее всего, все опоры высоковольтной линии повалило. Ничего, сейчас свечку за-жжем, – Василий еще раньше приглядел на полке стеариновую свечку в металлической баночке из-под консервов. 
– А я лампу видела, – отозвалась девушка, – керосиновую, с кол-паком.
– Значит, живем, – рассмеялся Василий, без света не останемся. Свечка, на счастье, была не единственной. Да, хозяин здесь запасливый. Дрожащие языки пламени освещали комнату, предметы приняли еще более причудливые очертания…
– У нас есть теплая вода?
– Вот, в чайнике, – Василий предусмотрительно налил воды в большой, закопченный, чайник, и поставил его на плиту….
– Отвернись, мне надо….  И – Васенька, милый, а мы не пропадем здесь?
В ответ он только нежно поцеловал ее и обнял за талию:
– Нет, ведь мы вместе. И я, я ... он еще раз повторил, – люблю те-бя…..
– Можешь ничего не говорить, я знаю, я чувствую…. И ни на се-кунду не вспомнила о влюбленном парнишке, провожавшем ее на во-кзале.
…
...Натужно хлопнуло и распахнулось окно, в дом вихрем ворвался холодный ветер с дождем и снегом. Василий рванулся к окну. Погасли свечи, и задрожал еще больше огонек в керосиновой лампе. Жуткий, обжигающий ветер хлестал прямо в упор. Василий с трудом соединил створки и до упора закрепил оба шпингалета, а затем закрыл и ставни на засов.
– Все, должно держаться, если домик не сдует, – сказал Василий. И как недалек он был от истины! Он немного засуетился от смущения, но Ирина подошла к Василию, накинула на него полотенце и стала выти-рать:
– О, да ты совсем мокрый, все будет хорошо, все получится, – об-няла его и прижалась щекой к спине.
…
На ужин они сварили макароны из запасов хозяина с тушенкой. Чаю было вдоволь, и надежно топилась печь, так что в домике стало жарко. Ближе к полночи  Ирина наконец уснула, утомленная событиями  дня и любовью, а Василий, обалдевший от счастья, сидел рядом на кро-вати и гладил ее милую головку. Потом он вставал, мерил в комнату ша-гами, выходил в холодные сени и курил подсохший «Беломор». Под ут-ро, когда уже должно было светать, он прилег рядом с девушкой, он во сне обняла его и не отпускала, и встали они уже днем.
Их одежда высохла, но Василий на всякий случай утеплился, надев  имевшуюся в доме  теплую одежду, и вышел на крыльцо. Ветер стих, но все вокруг было заметено снегом. Неподвластное Варикону солнце все-таки взошло, и тьма сменилась сумерками. «Примерно Минус 10», – по-думал Василий, и, пожалуй, больше задерживаться здесь нельзя. Они наскоро позавтракали и вскоре, оставив после себя полный порядок, по-кинули гостеприимный домик, ставший первым  свидетелем и защитни-ком их зарождающейся любви.
Может быть, на уровне подсознания, но, критические обстоятель-ства являются катализатором мыслей, чувств, поступков, обостряют восприятия и побуждают к решительным действиям. Возможно, в дру-гих, спокойных условиях, их роман не развивался так бурно, кто знает. Может быть... Василий только бы посматривал на девушку, а она, как приличествует молодой особе, проявила бы максимальную выдержку и возникающая между ними связь, не только на физическом, но и на эфир-ном уровне, могла тихо угаснуть, не имея должной подпитки или пре-вратиться в легкий флирт. Но теперь все изменилось... Туманные образы прошлого растворялись, не оставляя место ни страданиям, ни сомнени-ям. Впрочем, так и должно быть...
…
  Тонкий и жесткий слой снега противно скрипел под ногами. Вче-рашняя грязь превратилась в жесткие комья. За ночь почернела и поник-ла картофельная ботва, омертвели цветы и листья кабачков, бедные розы в палисаднике плакали последними замерзшими лепестками. По низко опустившемуся, как в загоне, небу метались облака, а на горизонте мер-цали зарницы. Молодые люди услышали далекий гром.
– Смотри, и в грозу можем попасть, куда спрячемся то?
– Ну, теперь уже известно, – улыбнулся Василий – а ты-то не за-мерзла?
– Ничего, держусь – Ирина, в валенках не по размеру, джинсах и телогрейке выглядела прямо очаровательно и слегка нелепо. – Побежа-ли!
И бежали они по скользкой дороге, и легко им было, ничто не мог-ло их остановить.  Редкий, удивленный снегом  лес по краям дороги, по-ка что оберегал путников от ветра, который все усиливался, но пока дул в спину.
– Ты слышишь, Васенька, гром. Гроза? 
Василий оглянулся – молнии приближались, они прорезали  про-странства почти горизонтально, срезая верхушки и, как показалось, от-ражались от земли и небесного свода. Вдали взлетали и разрывались на части, как на праздничном салюте, мириады огней. Казалось, мир запы-лал. Что вызвало к жизни такую стихию? Но молодые люди упорно шли вперед, даже не предполагая, что их ожидает.
. .. ненасытный поглотитель энергии замкнул пространство. И стал испытывать недостаток энергии для роста и развития. Погло-щение физических, не экранированных тел требовало создания испол-нительных органов. Ядро выпустило пучок боковых аксонов и стало со-оружать генератор. Используя известную ему материнскую форму – шар, Варикон создал сплошной купол, в котором, наподобие химическо-го реактора, шли процессы расщепления вещества и концентрации энергии. По тонким уксонам он поступала в ядро, начавшее создавать исполнительные органы. И Варикон выбросил «язык», затем еще и еще... Однако не все он мог переварить – процесс физического расщеп-ления был настолько интенсивным, что началось выделение излишней энергии в пространство. Выкачивая энергию внутри стакана, привед-шее к понижению температуры, выпадению снега и заморозкам, Вари-кон в то же время создал тепловой полюс. Температура около ядра превысила плюс семьдесят, в то время, как вблизи границы упала до ми-нус тридцати. Это неизбежно вызвало вихревые потоки, так как при-рода стремится к состоянию динамического и теплового равновесия (см. 2-й закон термодинамики – вставить). / И дуют холодные севера ветры, встречаясь с самумом горячим,/ несущим пески лишь Сахары. / Рождаются смерчи и гибнет природа, / лишь мертвые скалы сто-ят равнодушно / и смотрят, безмолвно и дико / Без разницы им, все равно они вечны./ И большое скопление энергии не может не притяги-вать. В результате взаимодействия полюсов между ними возникает разряд – возможно, электрическая молния – любое напряжение требу-ет разрядки. Но высвобожденное  огромное  количество энергии – не просчитано и не управляемо... Мощные разряды пробивали выстроен-ную Вариконом стену, и ему приходилось направлять все больше энер-гии на ее восстановление и поддержание.  Уничтожение внутренней опасности – действующей электростанции – привело к непредсказуе-мым последствиям – Варикон не сумел поглотить даровую энергию, и триллионы освобожденных электронов понеслись к новому полюсу, об-разуя антиподы – шаровые молнии, может быть, единые по форме, о совершенно различные по структуре с Вариконом. В отличие от по-следнего, они не обладали разумом и не были управляемы. Поглотить их энергию также было невозможно. Стохастически перемещаясь в про-странстве,  круша все на своем пути, огненные шары уничтожали язы-ки Варикона, прорывались сквозь возведенную им стену.
  ...Вдруг снова они услышали шум мотора – из-за поворота выныр-нула отчаянная полуторка. Они отошли к обочине, и она резко притор-мозила возле путников. Из кабины высунулась кудрявая, даже в шапке-ушанке голова их давешнего знакомца:
– Вы что, придурки, совсем свихнулись? Видите, что творится! Давайте скорее в машину, не то зараз пропадете!
          – Ой, привет! А мы-то подумали, что за камикадзе здесь гоняет! – ответил Василий, и они втиснулись в кабину, отряхивая снег. – Нет, нам все же к Лопухам, продолжил Василий, видя, что его тезка намеревается развернуться.  – Подвези, коль не трудно!
         – Ну что с вами поделаешь, тем более, пара-тройка километров, да там стена, все одно обратно, пока не слизнуло.
Василий рассказал, как видел огромные чудовищные языки, сме-тающие все на своем пути – и строения, и лес, и все-все вокруг – но до нас они не доберутся! Ну, если вам так невтерпеж, поехали!
Машина быстро неслась по ровной, покрытой свежей наледью ок-руженной высокими соснами дороге, подгоняемая попутным, все усили-вающимся ветром. Опять пошел снег. Лобовое стекло, несмотря на бе-шеную работу дворников, запотевало и покрывалось наледью. Вот по-следний поворот и ... Вместо прозрачной, но непроницаемой стены (а за ней – ну, буквально рукой подать – Лопухи) глазам изумленных путни-ков предстала сплошная, серо-фиолетовая вибрирующая масса, то изги-бающаяся навстречу им, то наоборот, растягивающаяся вдаль. Вася рез-ко затормозил.
– Кажется, приехали. Совсем.
– Возможно, – ответил Василий. Только сейчас посмотрю, в чем дело, и спрыгнул на землю.
– Васенька, милый, не ходи, опасно, чувствую! – пыталась удер-жать его Ирина.
Василий и сам почувствовал неладное. Но что-то неудержимо влекло его вперед. Перед ним вновь предстали узнаваемые картины ужаса его снов. Но он уже не знал страха. Раздался страшный грохот, и жуткая молния прорезала пространство, осветив неясный полумрак. Он оглянулся – молния устремилась прямо в стену, как бы рассекая ее по-полам. На мгновение створки распахнулись, и молодые люди увидели чистое зеленое пространство, стройную белую церквушку на пригорке, с золоченым куполом, так прекрасно отражающим долгожданное Солнце. Василий инстинктивно рванулся вперед, но внезапно поднявшийся вихрь схватил его, закружил и швырнул за невидимую границу. И Стена вновь сомкнулась. 

Глава 7. Венец природы.

Независимо от того, произошел ли человек от обезьяны, какого-то другого существа – скорее всего, это сущий бред – или развился в про-цессе эволюции, и достиг того что он достиг, либо был создан некой всевышней верховной силой,  либо... 
Да много можно перечислять возможных вариантов, но все же он, является, или, по крайней мере считает себя в глобальном масштабе, венцом природы. Как ни горько это признавать, часто терновым. Вари-кон же был, хоть и косвенно, создан человеком и его средой обитания, при этом, как единому организму, ему не были свойственны присущие homo чувства и эмоции, и понятие природы ограничивалось для него лишь постижением и использованием физических законов.
Персей же Штапелюга также не считал себя венцом творения, но был цельной и, кроме того, целеустремленной личностью. Не обладая особыми талантами и способностями, он был честен, настойчив и не-утомим в достижении поставленной цели. А сейчас она была одна, и вполне конкретная – разрушить стену и прийти на помощь заключенным внутри стакана людям. Сержант, побывавший на той стороне, показал, что за стену можно пробраться. Это, во-первых. А во-вторых, если мож-но попасть в стакан, то должно найтись и средство его разрушения и восстановления жизненных коммуникаций. В распоряжении маршала были практически все возможные средства борьбы со стихией: броне-транспортеры, противопожарные и водолазные костюмы, передвижные и очень мощные источники энергии, лазерные установки и  нейтронные генераторы, не говоря уже о всевозможных средствах связи. Имея такое обеспечение и неограниченную поддержку, можно было действовать, и Штапелюга начал планировать предстоящую операцию. Прежде всего, в силу своего характера, он просто не мог не пойти сам вперед, так и ре-шил – оставить за себя заместителя, а самому ринуться в пекло. Загер-метезированные танки и БТР могли легко преодолеть водную преграду и проникнуть в стакан, об этом позаботились технические службы. За-щитные, отражающее тепло и сигналы серебристые костюмы были на-дежны и уже не раз успешно испытаны в деле. Чрезвычайный маршал понял, что вся эта фантасмагория является управляемой, и не стихийной (только в проявлении), а высокоорганизованной. Так вот, предстояло найти этот дьявольский центр и похерить его. Главными и как думал Персей, были две трудности – первая, это связь, поскольку сигналы из стакана не проникали наружу, но это Штапелюга решил путем исполь-зования  фельдъегерской связи на танкетке по известному подземному, вернее, подводному, ходу. Несколько танкеток должны курсировать ме-жду подвижным штабом и центром, передавая необходимую информа-цию о состоянии дел в стакане, подвезти припасы; в критическом случае можно было  вызвать подкрепление. Аналогичным образом предполага-лось  эвакуировать местных жителей. Вторая же проблема заключалась в том, что через захваченную территорию протекала насквозь только одна река, это создавало большие трудности для боевого развертывания и захвата плацдарма. Так крепко думал Штапелюга, собравшийся лично пересечь рубеж на первом же из подготовленных к акции БТРе. В отсут-ствии смелости и отваги его не мог упрекнуть никто.
Собрав штаб и изложив директиву, Персей Штапелюга запустил процесс. Тысячи людей были приведены в действие, пружина начала раскручиваться. С далеких аэродромов взлетали груженые необходимым снаряжением тяжелые самолеты, чрезвычайные войска вышли на исход-ные позиции, и теперь маршал в ожидании сидел у костра, слушал раз-говоры бойцов и наслаждался прекрасным летним вечером, отчетливо представляя, что завтрашний день для многих из них, а, кто знает, и для него самого, может стать последним.  И хотелось ему сделать так, чтобы скорей этот маразм кончился, и люди снова обрели спокойную жизнь, восстановили жилища и занялись своим делом. Он был уверен в этом, как и в том, что денег на восстановление опять дадут самую малость, разве что поспеет гуманитарная помощь, за которую как бы безвозмезд-ные дарители потребуют весьма ощутимых преференций. Ну, ничего, мы русские, прорвемся.
И кручинился чрезвычайный маршал, и вспоминал он свою мать Антонину Евсеевну, и еще других женщин, с которыми был близок или далек, и дальние марш-броски на лыжах, и глубоководные погружения. Но затем отключился ото всего и молча смотрел на огонь, и никто не мог его потревожить. Зажигались звезды, и наступал вечер.
Бойцы трудились, не покладая рук, всю ночь, зона бедствия была окружена по всему периметру. Русло реки – углублено, оборудованы спуски и уложены на дно металлические плиты. Подошла и сконцентри-ровалась около места штурма техника, и посерьезневшие бойцы были готовы к делу.
Наутро, после завтрака, чрезвычайный маршал построил бойцов, и обратился к ним. Недолго говорил он, о том, что идут они в полную не-известность, лишь требовал быть предельно осторожными, беречь себя и оказывать помощь попавшим в беду жителям, в общем, действовать по обстановке и, главное, постоянно поддерживать связь. В общем, это бы-ли дежурные фразы, но голос маршала был проникновенен и все моли быть уверены, что встретят неизвестную опасность во всеоружии. И все же, для них оставалась загадкой – а что же там, за стеной?
...
Зато находящийся внутри зоны Терловский мэр прекрасно пред-ставлял обстановку – полный облом. Сумерки сгущались над городом. Улицы были пусты. Те, кто не выехал на выходные за город, на дачи или к родственникам – страда, все же, попрятались по домам, учреждения и магазины были закрыты. Мэр вместе с верной Луизой мчался на авто-мобиле по заснеженному и замерзшему городу. Связь в машине не рабо-тала. Он решил все же заехать в больницу и на вокзал. В больнице рабо-тало дежурное освещение, собрался персонал и обсуждал обстановку. Больных было не более десятка. Увидев мэра, выходящего из машины, медперсонал выбежал ему навстречу – может, он знает что? У нашего народа такой обычай – все почему–то уверены, что начальство всегда что-то знает и скрывает. При этом относятся к любому начальству более чем негативно, но с определенным пиететом, – а вдруг оно окажется по-лезным? Но мэр мог сказать только то, что знал сам – связи с областью нет, электричество не работает и около вокзала, перед мостом – непро-ницаемая стена. Он дал указание затопить в котельной, и перевести больных в отапливаемое помещение. Здание, в котором располагалась больница, было построено еще в доисторические времена, при царизме, плотные стены красного кирпича надежно защищали от непогоды, ле-том здесь всегда было прохладно, а зимой довольно-таки тепло, так что мэр в некотором роде был спокоен за это заведение.
Еще одна критическая точка – местный вокзал. Слава богу, что за-стрял всего один поезд, а то, ни приведи господь, что творилось бы. Как ни хотелось мэру скорей добраться до своего угла, он поехал и туда. Но вокзальное начальство обо всем распорядилось – пассажиров, тех, кто не уехал к родственником, разместили в привокзальной гостинице, под надежной крышей. И наказали, чтобы всех кормили три раза в день, за счет бюджета….
В глубине души мэр надеялся, что скоро все придет в норму, но в самой потаенной ее части поселился настойчивый червячок, и  не давал покоя – это только начало. Начальник станции встретил его радостно:
– Заходи, Петрович (мэра звали Иван Петрович, но по сложивше-муся в этом городке обыкновению местное начальство звало друг друга по отчеству, отнюдь не панибратски, с одной стороны, уважительно, а с другой – по приятельски, что, впрочем, и было на самом деле) и Вы, Луиза. Сейчас чего-нибудь сварганим.
  Действительно, сварганили, и даже больше, посидели часок весьма прилично. Потом приехали милицейский и пожарный начальники и присоединились к компании. На все лады перебирали ситуацию, но ни-кто ничего подобного припомнить не мог. Поговорив с ними, мэр понял, что ситуация под контролем – т.е., никто не разбежался и все на месте – а что еще желать лучшего? Порешили все же завтра собраться здесь же, на вокзале – самом укрепленном месте, – со своими дизельной электро-станцией с достаточным на первое время запасом топлива и водокачкой, и как-то поддержать порядок в городе.
По логике развития событий и повествования, здесь непременно следовало бы написать о том, как, заботясь о благополучии своих со-граждан он объезжал дома, беседовал с людьми и успокаивал их, устро-ил круглосуточное дежурство всех служб, организовал подвоз, отопле-ние и так далее, что он мог предвидеть развитие ситуации, обеспечить безопасность; то он и сделал, практически на автомате. Однако ж, но мэр был, как мы уже могли заметить, обыкновенным человеком, со своими слабостями и с Луизой, и та непогода, которая обрушилась на город, представлялась ему, наверное, как и каждому из нас, скорее вре-менным явлением, не более. Переживем, и все вернется в обычную ко-лею. Но мэр – он должен быть на месте, в прямом доступе. Иначе, гля-дишь, и выборы подоспеют. К его чести, Петрович был далек от подоб-ных мыслей, делал, как считал нужным, и часто оказывался прав. Опе-ративные дежурные по всем городским службам, правда, без связи, бы-ли на месте, запасливые и рачительные хозяева укрылись в теплых до-мах; разве что в новостройках – так в Терлово называли несколько но-вомодных панельных домов улучшенной планировки – народ мог слегка померзнуть, отогреваясь только газом без воды и света (в таком доме он и сам жил), зная же своих жителей, мэр, впрочем, был уверен, что они не пропадут, в крайнем случае, укроются у родственников. Еще можно бы-ло бы привести примеры местного самопожертвования и героизма, но это уже предмет другой истории.   
Петрович с Луизой (которую-то на самом деле, звали попросту Ла-рисой, но так было звучнее и ей самой нравилось, а окружающие со временем привыкли), сели в председательский «Москвич» и поехали на окраину города, где у нее был свой маленький домик, и в котором при других обстоятельствах мэр весьма хотел побывать с определенной це-лью, да как-то не получалось,  и вот теперь сбывается, правда,  не в лучшей ситуации. Его же вообще никто не ждал, скрываться было уже не за чем, и минут через десять темной дороги, освещаемой только фа-рами «Москвича»  – ни одной встречной машины – они уже были возле крыльца небольшого, но ухоженного домика, уже припорошенного сне-гом...
Дома Луиза засмущалась, и он был приятно удивлен сим фактом:
– Ванюша, ужинать будешь? – наедине она позволяли себе такое вольное обращение – борщика, со свининкой, из деревни давеча привез-ли – борова зарезали. Еще до того. Сейчас подогрею. И побежала на кухню.
Иван кивнул, а затем, сидя в кресле перед неработающим телеви-зором, молча наблюдал, как суетится его ненаглядная, в первый раз принимая его в доме, как своего мужчину. Тихо горели свечки, и было слышно, как шумит газ, вырываясь из баллона. Потом мэр задремал, и очнулся, кода Луиза что-то сказала, ответил машинально – «Да, конеч-но, лучше в кухне» – и потом с наслаждением ел вкусный наваристый борщ со сметаной, приняв перед этим 100 граммов прозрачной и холод-ной водочки и жутко хотел спать, хотя был уверен, что вот этого-то де-лать ему и не придется. А через полчаса его с Луизой поглотила мягкая перина и все мысли убежали прочь, до утра, которое могло и не насту-пить. Луиза была тепла и податлива, и мэр подумал, что им пора узако-нить, наконец, свои отношения и пожениться, когда все это закончится. Но этого Луизе не сказал, а только с достоинством и большим успехом выполнял свои мужские обязанности. Холодный ветер стучал в окно, дождь со снегом молотил по крыше, но им было все равно. У них была защита…
А Варикон своими невидимыми нитями опутывающий захваченную зону, наткнулся на еще один очаг сопротивления – новый энергетиче-ский щит, от которого отражались посылаемые импульсы и, как бо-лезненные уколы, воздействовали на, казалось бы, его совершенный без-душный организм. Пока, но только пока, Варикону удавалось гасить об-ратные импульсы за счет ранее накопленной энергии. Это отвлекало его от укрепления стены и поиска новых источников. Удачный бросок языка, слизнувшего электростанцию и все, что было на пути, также вызвал атмосферные вихри и грозовые разряды, впервые пробившие брешь в стене. Правда, ее удалось быстро восстановить, но на это бы-ла потрачена почти вся резервная энергия. Неутомимый мозг Варикона просчитывал триллионы вариантов действия, и пришел к выводу, что только после восстановления термодинамического равновесия в стака-не он сможет существовать и  развиваться. Но для этого требовалось повысить температуру в окраинных зонах и локализовать потоки за-ряженных частиц.  Запасы энергии таяли, и тогда Варикон направил свое мощное излучение на город. Одинокие и ослабленные люди гибли, без энергетической подпитки своих близких. Высыхали буквально на глазах – но чьих? Однако там, где обнаруживалось мощное сообщест-во, Варикон получал сильнейший отпор, и уксоны скукоживались и рас-творялись в пространстве. Слабый солнечный свет, пробившись сквозь мембрану, пробуждал в людях надежду и готовность к борьбе.
Наверное, стоило бы описать, как прибывший спозаранку на Во-кзал мэр выслушал горестные доклады ночных дежурных, как были со-браны попавшие в беду люди и им оказана первая помощь, да много ли чего. Это есть жизнь и борьба. К тому времени температура в городе – а он как раз и находился у границы зоны – опустилась до минус двадцати. Дороги замело, с трудом, но заводились автомобили, и работали все ко-тельные. Странно было видеть, как повсеместно из всех труб – это в ию-ле-то, валит дым, на площадях горят костры, и греется уставший, но не сдавшийся народ. По-прежнему  не было связи с внешним миром, и ме-стная власть думала тяжкую думу – как продержаться. Странно, но и здесь Варикон был бессилен – энергетика людей экранировала их от его воздействия, а к ветру и холоду привыкли. Даже транзитные пассажиры успокоились, переодевшись в теплую одежду из местного НЗ.
И еще – велико было изумление, когда выбравшиеся на разведку мэр и милицейское начальство увидели, как прямо из реки, не более чем в километре от железнодорожного моста, выезжают БТРы и танки чрез-вычайного маршала. И четко действовали чрезвычайные же солдаты и офицеры, и эвакуировали раненых и пострадавших подводным путем. И были в городе порядок. Оправдались опасения мэра – пощадив старые постройки, пронесшийся вихрь чуть не снес стоящие на пригорке новые элитные дома, выбив стекла, сорвав крыши и двери, и оставил жильцов без квартир – и его самого, хотя он-то знал, куда вернется, если вернет-ся, конечно, вечером. Возникло несколько пожаров, но вреда сущест-венного они не нанесли.
Чрезвычайный маршал провел совещание, долго слушал рассказы очевидцев, ознакомил руководство с планом действий. Но его пришлось корректировать – кто-то сказал, что видел, как молния пробила стену, и та на мгновение раскрылась. Информация  эта оказалась весьма ценной. К тому участку подтянули технику с энергетическими установками, ла-зерными пушками, и тут началось...
Варикон почувствовал реальную опасность, и направил самый мощный поток энергии на уничтожение объекта, когда, казалось, стена начала поддаваться. Свернувшись в спираль, она поглотила отчаянных смельчаков. На месте трагедии раздался сильный взрыв, но створки сомкнуться не успели, и в образовавшуюся прореху ворвался теплый поток воздуха. Изумленные участники, наблюдающие за происходящим, были брошены на землю, не обошлось без серьезных травм, но начало было положено – найден способ борьбы с неведомой опасностью, и по-сланы гонцы за новым подкреплением. К вечеру должны были подос-петь управляемые по проводам установки, поскольку электроника вбли-зи стены отказывала, а радиосигналы на всех доступных частотах не могли пробиться сквозь хаос эфира. А Персей Штапелюга еще более уверился в том, что необходимо искать источник опасности. Найти эпи-центр. Метеорологи составили карту ветров,  и, оставив зама на связи, во главе колонны техники Штапелюга отправился вперед, по заледе-невшему шоссе, в район Жестяков. Повсюду были видны следы смерча – поваленные деревья и линии электропередач, снесенные легкие и вет-хие постройки. Возле злополучного моста колонну как бы затянуло вле-во, и стало притягивать. Внезапно почти все участники рейда почувст-вовали неприятное покалывание и слабость, но путь продолжали. Мар-шал приказал включить защитные излучающие отражатели. Приборы автоматически настроились  в резонанс с поражающей волной, и она, отразившись и многократно усилившись, вернула смертельные импуль-сы источнику. На какое-то время Варикон, чтобы отразить внезапный удар, отключил защиту стены. Но и этого было достаточно. Та, еще не обретя автономность, не выдержала лазерного удара, и просела в не-скольких местах. Восстановить ее полностью Варикону не удалось, и он стал скручивать ее, освобождая пространство, и перед изумленными взорами наблюдавших за происходящим снаружи стены жителей, пред-стала запорошенная и кое-де уже заледеневшая земля. Жаркое солнце в считанные минуты растопило ее, оставив на пожухлой траве, на деревь-ях и постройках быстро высыхающие капли влаги...
Оторвавшийся язык в том месте, где раньше были Жестяки, по-терял свою полимерную структуру, раздался взрыв концентрированно-го метана, и то, что еще оставалось от деревни, мгновенно вспыхнуло, а потом было унесено бурным водяным потоком.
Непрерывно действовали излучатели бригады чрезвычайного маршала. Были перекрыты все мыслимые частоты. Расшатался и распал-ся на элементы ствол репья, и рухнули стены. Чудовищный вихрь про-несся над Терловским районом, довершая разрушение. Но это было по-следним бедствием. И эпицентр перестал существовать. Никакие самые чувствительные приборы не смогли бы теперь определить его местона-хождение….
Как и не смог сделать этого и Василий, глухой тропой пробираясь через болото вглубь леса навстречу со своей любимой – теперь он уже не стеснялся так думать.

ЭПИЛОГ

Два беленьких, маленьких, чистеньких слоника дружно стояли на невысоком комоде, покрытом кружевной вышитой салфеткой из чис-тейшего батиста, рядом со свежими пионами. Их ничуть не смущало, что один из них был чуть большее другого, а остальные из заветной се-мерки сгинули так давно, что об этом уже никто не помнил. В их мра-морном взгляде было столько спокойствия и уверенности в нерушимо-сти бытия, что Василий, едва подняв голову и оторвавшись от затяги-вающей пуховой подушки, проваливающейся, как и перина, на которой они спали с Ириной (все считали, что они – муж и жена, так подразуме-валось в строгом деревенском бытии, а паспорта никто не спрашивал),  посмотрев на них, улыбнулся прозрачному летнему утру. Девушка еще спала, свернувшись калачиком и положив щеку на нежный кулачок.
В курятнике будили утро озорные петухи, а на кухне возилась, не-смотря на столь ранний час, Клавдия Степановна – баба Клава, как на-зывал ее Василий. Он встал, чуть не наступив на прибившегося к нему в Жестяках Барсика, натянул джинсы и вышел из комнаты, еще раз взгля-нув на свою несравненную возлюбленную.
– С добрым утром, баба Клава!
– А, встал уже, родненький! Не спится, что ль, с молодой? Я-то привыкши. Уж и коровку подоила – парного-то попей, где еще встре-нешь!
– Сейчас, только умоюсь.
Вода в колодце была чистая,  прозрачная и холодная –внизу бил родник. Василий окатил себя из ведра и довольно отфыркивался. Хоро-шо! Потом набрал два ведра и внес в дом.
Встала Ирина, и первым делом, еще теплая ото сна, обняла Васи-лия.
Потом был завтрак, теплое парное молоко с еще не отстоявшимися сливками, пахнущее свежим летом. Обычные хозяйственные работы – прополка, копка молодой картошки, не повреждающая корни, и, в на-граду, купание в местной тихой речке, которая как–то быстро и неза-метно унесла следы недавних событий…
На  следующий день, взяв велосипеды, пусть и старенькие, но на ходу, молодые люди решили посетить избушку, давшую им приют в прошлое ненастье. На сей раз дорога оказалась не такой долгой, и через несколько часов они вернулись. А вечером снова сидели на берегу реки, смотрели на мерцающие звезды, и думали, как хорошо жить, и о том, что зло побежденное проходит, и ничто не сможет стать преградой их счастью.
Наверное, нужно было остановиться на том, как восстанавливали район стихийного бедствия, о причинах которого так никто и не дога-дался, и Василий, засучив рукава, вкалывал с утра до вечера в общем строю многочисленных добровольцев и поднимал разрушенное хозяйст-во. Как было бы здорово и патриотично! Увы, опять здесь хозяйничали бойцы Чрезвычайного маршала, и стройбатовцы, которые,  впрочем, особо не переламывались. Население жило обычной жизнью, покряхты-вало, воровало из леса бревна и худо-бедно приводило в порядок подво-рья. У Василия с Ириной тоже были свои заботы. Приютившая их Клав-дия Ивановна, дальняя, но общая родственница, также нуждалась в по-мощи – тянуть хозяйство одной было трудно. Василий чинил крышу, восстановил сарай, подправил дом и отремонтировал баньку, удивляясь, откуда у него столько умения и сил. По утрам – сенокос по свежей росе – заготавливали сено. Он косил, а Ирина терпеливо подгребала траву деревянными граблями. Дальние и богатые сенокосы – в бывшей зоне, погибли, приходилось косить на неудобьях и вдоль берега. Работа эта не утомляла Василия, наоборот, он почувствовал необычайный прилив сил и мог трудиться без отдыха. Ирина постоянно была рядом. Шел неиз-бежный  процесс привыкания  друг к другу, а не только страсти, и, на возможную зависть кому-то, весьма успешно. Да так и должно быть. В Ирининых Верхних Лопухах никого не оказалось – деревня была почти заброшена, а тетка уехала на лето в другой район к родственникам, не оставив адреса, так что причины расставаться не было.
Баба Клава была рада неожиданным молодым гостям, все нахвали-вала их, говоря, – ну, какая прекрасная пара. Узнав, что они еще не рас-писались, осерчала, и строго наказала к осени пожениться. И еще она сказала, что сгинувший Макарыч  их сродственник, и теперь дом его, сторожка то есть, принадлежит Василию или Ирине, а, может, обоим сразу. Как законным наследникам, и бумаги имеются. Только приезжай-те и живите. «А дом-то где?», – шутя спросил Василий, на что Клавдия Ивановна, перекрестившись на церковь, махнула рукой в неопределен-ную сторону, и потом все же сказала, что место это гиблое, и Макарыч-то там и пропал безвозвратно. Но не совсем там, впрочем, а на заимке, но как туда добраться, и ей неведомо. Когда молодые люди, наконец, поняли, какой дом имеет в виду баба Клава, они только рассмеялись дружно, повергнув старушку в изумление. Вот туда-то и собрались на-правиться еще раз – теперь уже вступать в законное владение…
…
Чрезвычайный маршал Персей Штапелюга просверлил очередную дырку для ордена «За заслуги перед отечеством и личное мужество» за успешно проведенную операцию. Награду он воспринял спокойно, но в душе был неудовлетворен – все получилось как бы само собой, и обна-ружить причину катастрофы так и не смогли. И пребывал он в унынии, сидя за рабочим столом  в одинокой даче, и пытаясь сопоставить все из-вестные факты и события. Нервно рвал – наедине с самим собой он не был таким невозмутимым и сдержанным, как на людях, – бумагу, мерил комнату шагами и думал. А думал он о том, что, это, вероятно, не конец эпопеи, и они снова могут быть застигнутыми врасплох. Впрочем, долго раздумывать ему не позволяла должность – очередной звонок, и маршал снова должен был мчаться кого-то спасать на краю света или в столице,  ликвидировать стихийные, а большей частью, вызванные самими же людьми, бедствия. Провожать его было некому – молодой маршал был одинок, и когда соседка – а он избегал престижных районов, хотя там у него была, как и полагается, резиденция, – в расцвете лет, весьма энер-гичная особа заходила к нему, пытаясь сосватать кого из местных, или городских (а что она имела в виду?), Персей шутя отмахивался: «Да кто ж за меня пойдет, при моей работе? Я и обязанностей не смогу испол-нить. Вот выйду на пенсию…». Случайных связей Штапелюга избегал, это не одобрялось в верхах, а постоянно как-то не сложилось.
В очередной раз настойчиво зазвонил красный телефон, и уже че-рез час за ним должна прийти машина. А потом – на аэродром и опять лететь к черту на куличики, спасать чужие, но все же родные человече-ские жизни…
На этом смело можно поставить точку, что автор с удовольствием и делает.   Хотя нет, не совсем.
Неверная Зинаида – да бог с ней! – со своим ухажером прекрасно провела время на берегу моря, в купаниях, развлечениях и любви. Нако-нец-то она нашла себя и себе, и напрочь позабыла Василия. Слыхом не слыхивала ни о стене, ни о зоне, и связанных с ними событиях. Может, это и взаправду хорошо, поскольку невольный виновник этой истории был рядом. Будущее же представлялось ей исключительно в радужном свете. В свои двадцать восемь она была в расцвете красоты, искренне наслаждалась жизнью, не ведая ни о пресловутом Вариконе, ни о при-ключениях оставленного ею мужчины.

Став безраздельным хозяином огромной территории, Варикон не мог не изменить свою сущность. Из почти аморфного, хоть и полимер-ного состояния, он на какое-то время превратился во вполне реальный физический объект, со своим развитым мозгом, нервными клетками и исполнительными органами. Но не смог переварить больше, чем дозво-лено природой. Вызванный им катаклизм прервал связи с им же создан-ными объектами и разрушил молекулярные связи. Тающий репей ото-рвался и сквозь разрушающийся купол устремился вверх, к месту воз-никновения. Искусственные вибрации поразили и центральный орга-низм. Однако, используя резервные запасы энергии, Варикону удалось создать вокруг себя абсолютно черное тело – защитный экран, полно-стью отклоняющий внешние излучения, или поглощающий их. Вот по-чему ни экспедиция, предпринятая Ириной со своими спутниками, ни Василий, повстречавший их среди болот, ни даже мощная техника Чрезвычайного маршала не смогли обнаружить его следов. Варикон окуклился и погрузился в болото, где, подпитываясь энергией метана, продолжал анализировать огромный объем накопленной информации. Не имея ни цели, ни возможностей. Пока?

КУПЧИНО, 1997-1998  Редакция 2009 год.