Место, куда я мечтаю вернуться

Сегодня вечером мама категорически заявила, что бы я ложилась спать во время, а не читала книгу, как обычно до полуночи. Пришлось подчиниться. Даже, несмотря на то, что сейчас лето – каникулы. Несправедливо, на мой взгляд, конечно, но в такие моменты с мамой спорить бесполезно. Это был как раз тот самый случай. И я покорно укладываюсь в свежую, уютную постель, мечтая увидеть интересный сон. Иногда мне сняться удивительные, радостные сны, а иногда кошмары. Но для меня даже самый страшный кошмар лучше, чем совсем ничего. И вот с этими мыслями моя голова касается подушки, и я проваливаюсь в темноту.
Темнота. Сквозь нее, как через вату, ко мне пробиваются приглушенные звуки. Постепенно они становятся все ярче и четче. И вот я уже могу разделить их на отдельные составляющие:  металлическое клацанье, ржание лошадей, неразборчивый разговор людей, гвалт птиц. Все хватит! Легче проснуться, чем сквозь сон терпеть все это. Протираю кулачком глаза. Что это? Я - на каком-то дворе, кажется даже скотном – это, судя по запаху, который лезет в нос, лежу в стогу сена! Да-а-а, интересно, как я здесь очутилась? Надо вспомнить. Может, ночью мама увезла меня к какой-нибудь новоявленной родственнице в деревню? О, она это любит. Собраться, никого не спросив,  в любое время суток, меня заодно прихватить, оглянуться не успеешь, как уже где-нибудь отдыхаешь. Один у всего этого имеется недостаток – мое согласие не требуется и иногда, когда крепко спишь, узнаешь обо всем уже на месте.
-  Привет, Насть. Еще спишь? – плюхнулся рядом со мной, непонятно откуда  взявшийся какой-то грязненький, лохматый, но, несмотря на это, симпатичный сероглазый паренек.
От такой наглости я вытаращила на него глаза. Ничего себе - деловой, я его в первый раз вижу, а он уже – «Насть»! Мало того, что чуть не убил, когда приземлился, так еще и в друганы лезет с разбегу! И меня понесло:
-  А тебе какая разница? Чего ты ко мне лезешь? Я его знать не знаю, а он – раз и за здорово живешь: « спишь, не спишь?» -  Передразнила я, и для пущей убедительности добавила: - Рули  педали, пока не дали!
-  Ну, Настасья! Ну, хватит уж насмехаться, да хмуриться! Побежали лучше к княжьему двору, люд шумит - гонец примчался, грамоту Великому князю от тайных разведчиков привез.
И он бесцеремонно тянет меня за руку. Надо же с виду - худой как скелет, а какой на самом деле оказался сильный! И я, вырываясь, вижу свою руку, одетую в рукав неизвестного происхождения и понимаю, что не только стог сена для меня незнаком, но и одежда на мне чужая, не видела я никогда такой! Не мое это платье! Даже не платье, а рубаха какая-то! Ужас! А руку – то, как он мне больно стиснул! И что еще за чушь он несет? Про гонца, про князя! Ну, я тебе покажу!
 Видимо, ожесточенный отпор напугал моего противника,  он неожиданно для меня разжал пальцы, и я плюхнулась на пятую точку. И от всей этой неразберихи, от обиды и неловкости у меня начинает щипать в носу, я надуваю губы, знаю еще чуть - чуть и слезы – ручьем, а сопли  пузырями, так всегда со мной бывает, когда жалко себя, а пожалеть некому! «У-у-у, мама-а-а-а!»- готова я завыть, но напротив ОН, наблюдает за мной и я, глубоко дыша, пытаюсь как-то скрыть свои чувства и успокоиться. Наконец, успокоившись немного, что бы прояснить обстановку, спрашиваю:
-  Да кто ты такой, чтобы я с тобой куда-то шла? И что за князя ты еще там выдумал? Театр что ль на скотный двор в вашу деревню приехал?   
-  Ну, ты и выдала, подружка! Это ж я, Михей, дружок твой! Али не узнаешь?     Ты, что во сне еще, аль умом повредилась? Это не от того ль ты запамятовалась, что вчерась головой ударилась, когда с печки сверзлась? –  насмешливо замечает   пацан.
 И, совершенно безбоязненно протянув ко мне руки, он заботливо осматривает шишку на моем многострадальном лбу.
-  Эй-эй, ты куда это руки тянешь? – отмахнулась я от его на удивленье мягких и заботливых рук. Но и у меня тут же возникла необходимость дотронуться до больного места. Ну и что? Шишка, как  шишка. Вчера в фонарь с разбега  врезалась. Заговорилась с подругой, а фонаря и не заметила. Подумаешь! А он и рад, дальше насмехаться продолжает:
– Ты,  конечно,  словечки  выдумывать  мастерица. Но сама  подумай   своей 
ушибленной головой, какая деревня? Бабушкина что ль? Проснись, Москва не ждет! 
-  Ага, значит Москва, говоришь? Ну-ну.
-  Ага,  ага, - кивает  он головой,  - так я ж тебе и говорю,  слухай сюда. Что
творится то,  что творится! - и начал заливать, да гладко так,  как по писаному: 
-  Народ сказывает, что в той грамоте писано будто Мамай, бушуя, кичась и гневаясь собрал огромное войско из  ордынцев и половцев и, кроме того, из ратей бесермен, армян, черкесов, ясов и буртасов. И что этот Мамай в ярости кричал перед своим несметным войском: « Казним рабов  строптивых! Да будут пеплом их грады, села и церкви! Да будет  их   золото нашей добычей!»    Теперь наш Дмитрий Великий князь по всем русским князьям ратников на бой собирает.  Вся Москва бурлит! Пойдем, Настюш, смотреть!
Слушая его, я невольно обращаю внимание  на постороннее, настойчивое шуршание. Кто- то копошится в стоге сена, внизу, справа от меня. Такое ощущенье, что этот кто-то старается быть незаметным: продвинется чуть-чуть, пошуршит – пошуршит  и замрет, затаившись.  А потом заново  «шур – шур», уже совсем близко ко мне. Я бросила вопросительный взгляд на пацана, он ноль эмоций, как будто ничего и не слышит. Сидит себе спокойненько так и заливает, будто одна я должна за всех волноваться! Жутковато мне как – то от всего этого стало, но врожденное любопытство побеждает. Я потихоньку пододвигаюсь к правому краю, свешиваюсь вниз головой, и – о, ужас! - оказываюсь нос к носу с огромной лошадиной мордой! Из ее ноздрей прямо мне в лицо вырывается горячее дыхание; видно Stimorol - освежающая мята ей и не снилась! Не дожевав пучок сена, она приоткрывает губы, в какой-то дьявольской усмешке, показывая свои желтые, выпирающие на улицу зубы. Лошадь еще раз пошевелила губами мне навстречу, будто хотела что-то сказать, и я в ужасе рванула назад, не удержалась, и кубарем скатилась вниз, на землю, по инерции увлекая за собой и ни в чем не повинного Михея.
- Я ж говорю – интересно, а ты с какой-то «театрой» заладила, -  это  уже перебегая со мной через двор,  ликует Михей, не подозревая о настоящей причине моего внезапного порыва.
Угу, так я тебе и сказала, ЧТО мне интересно!
И вот мы с Михеем на улице. Идем вдоль грунтовой дороги, по краям которой стоят деревянные дома. Мимо нас проезжают телеги, запряженные лошадьми, проходят люди одетые, как с картинки из нашего учебника по истории, и так же как я сейчас. Мой рот от удивления открывается сам собой и уже не в состоянии самостоятельно закрыться. Приходиться поддерживать отвисшую от удивления челюсть рукой. Где же я все-таки? Мы направляемся к толпе людей, собравшейся на площади, перед высоким красивым забором с резными воротами. За ними возвышается высокий- высокий, выше всех окружающих строений блистающий своим великолепием терем. Как в сказках! Михей ныряет в самую гущу толпы, я за ним, стараясь не выпускать паренька из виду. Мы просачиваемся сквозь народ,  шныряя на четвереньках между людьми, подставляя свои руки под чужие пятки и то, и дело, напарываясь на чьи то острые колени. И вот, наконец, Михей выпрямляется, я вслед за ним. Мы оказываемся на своих двоих, но уже в первых рядах этой своеобразной демонстрации. Внезапно ворота заскрипели и народ начал расступаться, а я, зазевавшись, все еще стою на месте. Ворота распахиваются настежь и, вылетевший на площадь, на всем скаку конь чуть не опрокидывает меня. Ну и везет же мне на лошадок сегодня! Михей еле успевает вытащить меня из под копыт в сторону, в толпу.
-    Вон он гонец полетел, аки сокол! – доносятся до меня провожающие всадника слова. Все происходит так быстро, что я даже испугаться не успеваю. Стою, раскрыв рот, и смотрю на клубящуюся над дорогой пыль,  единственное недолговечное напоминание о чуть не убившем меня только что стремительном наезднике.
-  В Коломне будет сбор войск, - заявляет кто-то всезнающий.
-   А слышали о явлении Пречистой девы Марии Преподобному Сергию?
-   Да, великое чудо было! – это уже за спиной, потому что, проводив всадника
глазами и наслушавшись разговоров, мы с Михеем опять пробираемся, но уже обратно, на зады собрания, на свободу. Вырвавшись из толпы, плюхаемся неподалеку передохнуть. Я сажусь прямо на землю, облокотившись на забор и продолжаю прислушиваться к все еще волнующимся людям, в надежде получить от туда подсказку и найти ответ на вопросы, которые навязчиво кружатся в моей голове. Ведь происходит черте что! Вернее то, что происходит вокруг очень даже похоже на какое-то невероятное приключение, но во время кратких минут передышки меня начинает беспокоить, то, что я до сих пор совершенно не понимаю, где нахожусь! 
-    Уф, с твоими «скорыми» сборами еле успели на гонца посмотреть! Все бы пропустить могли! – довольный Михей улыбается во весь рот – счастлив, видать, что у него опять есть повод меня подковырнуть.
-   Михей, откуда ты так быстро все прознал?
-  Что? – вылупил он на меня глаза.
-  Да, про грамоту, Мамая этого?
 -   Да,  ты забыла что ль, что тетка моя  у князя Дмитрия в  ключницах служит. Она-то уж все знает. И про  князя,  и про Мамая…
И тут меня осенило, что это такое! Это же Куликовская битва, то есть еще не сама битва, а подготовка к ней! Вот, что это такое! Как же я сразу-то не догадалась? Ведь ясно как день: и Мамай, и Князь Дмитрий – все на месте! Только поверить в такое трудно. Я пытаюсь сообразить, когда же все это происходило. Черт! В том году ведь проходили по истории. И я с остервенением луплю кулаками по своей бедной голове:
-   Вспоминай, вспоминай, куриная башка!
Михей удивленно смотрит на меня, порывается, что-то сказать, но лишь сокрушенно вздыхает. Видно решил, что со мной лучше не связываться, само пройдет.
-  Ага, вот – вот, кажись, проясняется, - бормочу я себе под нос, выстраивая в
голове известные мне факты. Вот оно. Вспомнила.  Это же -  если верить истории, 1380 год! Это я в средневековье как - то умудрилась попасть! Как все интересно оказалось!
-  Вот бы еще Великого князя Дмитрия увидеть, хоть одним глазком! – невольно   
вырвалось у меня.
-  Ага, а то ты его не видела двумя глазками! Или ты решила заодно и его коню
под копыта броситься? – тут же откликнулся Михей (не может не съёрничать!). - Пошли  лучше на реку, здесь больше делать нечего!
Михей опять тащит меня за руку; и что за манера такая?! Мы бежим со всех ног, но уже в сторону реки. Вслед нам, провожая, брешут собаки. Увидев реку, я на бегу, стягиваю с себя верхнее платье, раскручиваю его над головой и откидываю сторону.  Со всего разбега, не отставая от Михея, спрыгиваю с обрывающегося берега на размытый в половодье склон реки. И дальше по склону летим, так что дух захватывает, вниз, к воде.  Уже у самой кромки мы  догоняем ораву детворы, вливаемся в нее, и все вместе плюхаемся в воду. Река встречает толпу разгоряченных тел бесчисленными сверкающими брызгами.
Берег, трава, солнце.
Глаза закрываются сами собой. И темнота, темнота, тишина…
Вздрагиваю от сумасшедшего грохота, бряцанья, звона. Да, "покой нам только снился"! - Трамвай, что ли проехал? Открываю глаза – я стою опять на той самой улице, с которой мы совсем недавно убежали с Михеем! Как такое может быть? В надежде - только вот на что? – тру кулаками глаза. А Михей, слава богу, уже тут как тут, не оставляет меня одну:
-  Что, что, Настюш, соринка, что ли в глаз попала? – заботливо он склоняется
надо мной, и, ничуть не смущаясь того, что я отстраняюсь от него, пытается поковырять своим указательным пальцем у меня в глазу. «Какой он все-таки хороший и отзывчивый!», - умиляюсь я про себя, но для порядка категорично заявляю:
-  Да, ничего не попало! Уйди же! - загораживаешь.
И Михей без возражений отворачивается от меня, потому что, видимо, самому интересно до невозможности узнать, что же там делается!  А посмотреть есть на что!
Мимо проходит войско. Мы в восхищении провожаем закованных в сверкающие доспехи суровых воинов. Впились в небо их острые длинные копья. Затаились до времени  в темноте ножен синие обоюдоострые мечи. Нетерпеливо высовывают из-за плеч свои узкие жала дальнолетные стрелы. Мурашки бегут по нашим спинам от боя набатного колокола. Не переставая и мощно, гудит он, собирая людей на страшную битву. Не видно конца и края его звону, и не видно конца и края русскому войску. У меня захватывает дух от этой силищи, от этого нескончаемого потока русских богатырей, и от этого несгибаемого желания победить, отстоять родную землю! Даже воздух насквозь пропитался этим желанием и стал густым, как перед грозой.
« Да, в школе мы проходили и Куликовскую битву и князя Дмитрия. Проходить то - проходили, но представить я себе всего этого не могла», - подумала я и, не выдержав, горячо шепчу на ухо Михею:
-  Наши   победят!
-   Знамо дело, победят! Смотри, богатыри какие! – гордо и уверенно отвечает он.
Я хочу ему сказать, что все это уже было, что я знаю эту историю, и знаю чем закончиться бой, но лишь опять шепчу:
-  Победят, я знаю, знаю!
А Михей в ответ, решив, что я боюсь, напустив на себя взрослую серьезность, покровительственно похлопывает меня по плечу.
-   Дурак! – выругалась я и отвернулась.
Но обижалась я не долго. Великое событие вновь захватило все мое внимание. Значит, на Коломну. Да, не ошибся тот голос в толпе, вся это река воинов течет именно на Коломну. Москва, не уместив ее целиком, поделила на три полноводных ручья. В Коломне они и сольются. А мы, провожая, стоим сейчас на одном из берегов.
А потом, по знакомой дороге, опять бежим на полюбившееся нам место, к Москвареке. И там Михей мне шопотом, как великую тайну, заученно рассказывает, буд-то был неспокоен Великий Князь Дмитрий, и ездил к старцу Сергию Радонежнежскому за благословением.  В деревянном небольшом доме провел Великий Князь со сопровождающим его отрядом, состоящим из самых близких ему людей, ночь. А на утро отслужил Сергий литургию и, собрав воинов  Великого князя перед собой во дворе, осенив их деревянным крестом и окропив святой водой, воскликнул: "Пойди, господине, на поганые половцы, призывая Бога! И Бог будет ти Помощник и Заступник!"
И вышли к князю два инока воина Андрей Ослабля и Александр Пересвет.
" Вот тебе мои оруженосцы», - просто сказал игумен.
-  Михей, ты, что наизусть все это учишь? Историком хочешь быть?
-  Хочу я сделаться летописцем. И выучиваю, что слышу слово в слово. Только никак я не вразумлю, как ты- то все это упустила? Неужто   ничего в городе не слыхала?
Может рассказать ему?
-  А я и не упустила, я даже знаю, что с ними дальше будет!
-  Врешь!
-  Не вру.
-  Ну, и что же будет? – издевательским тоном спрашивает Михей.
-  А вот то и будет, что перед битвой сойдутся на поле инок Пересвет с могучим татарином, встретятся, прям посреди поля, ударяться крепко копьями, так, что загудит под ними земля, и свалятся оба с коней замертво!
-  Завираешь! Откуда тебе знать?
-  А вот и знаю! В школе проходили.
-  Куда, куда ходили?
«Ну, и как мне ему объяснить? Скажите на милость!» - думою я про себя, сокрушенно вздыхая. Прикидывая в уме с чего начать, я окунулась в воспоминания о доме. По маме немного соскучилась. И как-же теперь со школой быть? - уже осень, начало учебного года. Что-бы получше представить своих близких я закрываю глаза.
-  Насть, ты чего, обиделась что ли? - всполошился из-за моего длительного
молчания Михей: – Ну, не обижайся, я не нарочно…  Ой, Насть, да ты спишь! Ну, не спи! – попытался он меня растрясти, но безрезультатно. Под шум бегущей реки воспоминания неумолимо уносят меня куда-то.
Темнота. Опять темнота. И ветер. Хороший ветер.
Меня обдувает ветер, пытающийся разогнать плотную стену тумана, окутывающую Куликово поле. У меня, почему-то нет сомнений, что это именно оно. Из нашего учебника я знаю, что полки расставлены еще вчера, 7 сентября. Войско готово к бою. Еще перед рассветом сторожевые сообщили о приближении ордынцев, но и без этого земля дрожит от быстрого конского топота и великого шума. Из-за тумана я скорее чувствую, чем вижу, что небо понемногу начинает светлеть. Я стою на высоком холме, а надо мной трепещет великокняжий стяг, с изображением Спаса нерукотворного. «Я в ставке князя Дмитрия! – осенило меня, - Стою рядом с ним! Какая удача!»
Сумерки рассеялись. И вокруг все просыпается. Со всех сторон послышались четкие команды. Русское войско снялось с места и двинулось навстречу врагу. И с высоты холма мне стало видно, как растекается наше воинство белым облаком по земле, занимая свои позиции, как ослепительно сверкают среди торжественных белых одежд, под пробившимся сквозь редеющую пелену тумана лучом солнца, доспехи богатырей. И как навстречу им, с южной стороны поля медленно выползает черная туча ордынского войска. Они стоят друг напротив друга – как белое и черное, как добро и зло.
Я украдкой осматриваюсь вокруг себя.  Меня, слава богу, пока никто не замечает. Хотя я и не прячусь. Стою себе на самом виду. Возможно им всем пока не до меня. В ставке каждый занят своим делом. Я вижу, как Князь Дмитрий тревожно всматривается в черный от ордынцев край Куликова поля. И чувствую, как заныло у него сердце от их числа.  Великий князь переводит взгляд на полки свои - в первых рядах могучие богатыри, за ними мужики с топорами, и небывальцы – вся Русь за ним! – и наполняется  гордостью.  Он снимает с себя свои одежды и, возложив их на рядом стоящего князя; я стою совсем близко и слышу, что он называет его своим любезным Михаил Александровичем; усаживает его на коня и приказывает занять свое место под большим знаменем. А сам он решает сражаться, как простой воин в первых рядах. И вдруг, непонятно от чего, мне становиться так страшно! Холодок пробежал по моей спине. Зачем я здесь? И от страха я понимаю, что мне надо всего лишь проснуться! Ведь это же сон на берегу. Сейчас вот проснусь, а рядом Михей. И я с надеждой тру глаза. По-моему, это стало моим любимым занятием в последнее время! Эффекта, как обычно, никакого. Я на том же месте. Но тут я почувствовала на себе чей-то взгляд. Надо же, меня кто-то заметил. Это сам Великий князь! Он стоит и с удивлением смотрит на меня. Наверное, я сейчас что-то должна сделать, только вот что? А он все смотрит на меня вопрошающе, как будто ищет какой-то ответ. Что он хочет знать? И я, решившись, наконец, протягиваю к нему руки, Господи какой же он огромный по сравнению со мной, и он, легко оторвав от земли, берет меня на руки. И я, доверчиво обнимая за шею этого воина в латах, вдруг чувствую себя такой маленькой и беззащитной девочкой, которой совсем нет места на этой войне. Но, несмотря на это, безграничное доверие, которое я испытываю к этому человеку, подталкивает меня, я еще крепче прижимаюсь к нему и шепчу в самое ухо, потому что шум стоит такой, что ничего не слышно, про то, что победа близка и про то, что он будет сильно ранен, но останется жив. Это то, о чем я знаю из будущего. И еще, про то, чтоб он был осторожней - это я решаюсь добавить от себя. А он, слушая, молча прячет улыбку в усах.
-  Ну, все, Настя, пора! – прощаясь, вздыхает он.
Ничего себе, откуда, интересно он знает мое имя?
-   Настя, пора, вставай же, а то проспишь все на свете! – настойчивый мамин голос возвращает меня домой.