Гномы и патио

- Кнут, ты ничего не замечаешь?
- Нет, а что такое?
- Мы в твою пещеру пришли или ты как всегда заболтался, рассуждая о том, что горная порода от века к веку всё хуже и хуже, а твои силы её истощать убывают после каждой дюжины кружечек пива и всё такое, что ты обычно говоришь, когда тащишься, упёршись носом в тропинку, чертыхаясь иногда на козочек, слишком виляющих при ходьбе задом…
- Всем ты хорош, Готхольд, но не памятью. Это Марлен умеет ходить задом, когда думает, что стоит слишком близко от тебя и не имеет возможности хорошенько размахнуться полотенцем, чтобы треснуть по лбу и не пустить за стол с немытыми руками или с деликатной поковкой, которую ещё надо бы за столом обдумать, во время завтрака, а для этого положить рядом с солонкой в виде Нептуна, умыкнувшего себе на горе Европу или какую-то иную дамочку с хорошей фигурой. Да… Готхольд, у тебя в библиотеке не осталось экземпляра без винных пятен, хотелось бы перечитать на досуге эти истории, возможно, найду в них способ укрощения Марлен во время генеральной уборки – всё-таки умные люди записывали, должны были учитывать практическое применение мифов в семейной жизни…
- Кнут, никто как ты, пролетарий от кузни, не умет увести разговор в сторону от практического применения. Ты способен вкривь и вкось истолковать любой миф, например, вот этот, который ты сейчас видишь перед глазами…
- Что? Где? Зачем?
- Что – это твой дворик. Где – это перед твоей горой с пещерой, которая была твоим домом до женитьбы. Зачем? Этот вопрос оставляю без ответа, ибо: зачем такому увальню как ты такая штука как красота?
- Я тоже задам тебе один вопрос, любитель очевидных ответов. Готхольд, а кто это всё наворочал? Кто? Если не Марлен, а она, как тебе должно быть известно, сейчас в Италии на конгрессе свободных гномид, по-моему, в Вероне.
- Разумеется, я сам изготовил ей паспорт на имя Джульетты Капулетти…
- Идиот, Готхольд, какой же ты идиот!
- В чём дело, Кнут? Ты давно не употреблял таких мягких выражений по отношении к своему лучшему другу. Что с тобой произошло? Неужели хорошие манеры Марлен прижились в бесплодной пустыне – в твоей обугленной душе!
- Я сейчас не о душе, Готхольд! Это высшая категория, а от тебя требовалось простейшее знание произведения моего любимого лорда Шекспира. Ты умудрился перепутать фамилию Джульетты! А вдруг её остановят пограничники и сотрут из паспорта Шенгенскую визу, за которую я отдал свой любимый розовый бриллиант! Вдруг? Вот тебе вопросик.
- Совершенно не понимаю, о чём ты? Даже если ты имеешь в виду тот кусочек розового туфа, который ты исхитрился выдать улитке за бриллиант, так он тебе обошёлся, едва ли в гульден, стоит ли беспокоиться? А если ты говоришь о том, что уважаемый мною писатель сонетов, то есть поэт, Шекспир был лордом, то тут уж ты просто передёргиваешь! Шекспир был всего лишь внебрачным сыном Ричарда первого, который соблазнил герцогиню Нормандскую во время охоты на кроликов в Вестминстерском аббатстве…
- История в твоих устах, Готхольд – это кухонная сплетня, я же говорил, возмущался и возмущаюсь совсем иным историческим моментом, никак не тайной рождения драматурга, всё гораздо проще и сложнее одновременно. Ты обозвал Марлен презренным именем - Капулетти! А она была - Монтекки!
- Ты снял камень с моей души, Кнут! Какая разница? А вот какая! Марлен пропустят через границу и под этой фамилией и под любой другой – я видел как она положила в корзинку яблочный пирог. Обрати внимание, она положила его на самоё дно.
- Не вижу никакой разницы, класть пирог на дно, если хочешь его смять, но гарантированно съесть самому, или выложить на самый верх – чтобы таможенник сожрал его ещё до того как пограничник проверит визу.
- Ты никогда не был силён в психологии, тем более психологии стража. Простительно тёмному жителю Альп, ведь ты никогда ничего не берёг, крупнее двухсоткаратного алмаза, а дело вот в чём. Пока пограничник будет рассматривать паспорт Марлен-Джульетты, таможенник уже вытряхнет корзинку и – следи за ходом моих рассуждений – яблочный пирог окажется сверху! Он так будет пахнуть, такой аромат корицы и гвоздики, будет источать, что пограничник мгновенно шлёпнет штамп в паспорт Джульетты, хоть Монтекки, хоть Капулетти, и побежит отбирать половину, если успеет, пирога у таможенника, а Марлен помашет им ручкой уже из Италии… Ты что, Кнут? Что с тобой, почему ты плачешь?
- Бедная Марлен! Её обдерут как липку! Что она будет есть на обед в Италии? Спагетти? Пиццу с рыбой? Ужас…
- Перестань плакать, Кнут. В отличие от тебя Марлен никогда не пропадёт, ведь она сама умеет печь пироги. А вот у нас с тобой проблема, от которой ты так мастерски сумел увести нас в сторону Италии и Шекспира. Где вход в пещеру?
- Готхольд! Спасай нас. Действительно. Откуда здесь этот цветник, где вход? Боже, я не найду свою солонку с Нептуном! Что я поставлю на стол, бочонок с виски? А где пиво? Где кружки?
- Ничего, Кнут, крепись. Вход всегда там, где коврик, пошли. Хочу тебя обрадовать, теперь у тебя не садик перед домом, а настоящее патио! Вперед, я думаю, Марлен оставила нам кусочек пирога, а козочке мы разрешим съесть вот эту, явно лишнюю клумбу, и она даст нам молочка…
- Патио! Откуда ты такие слова знаешь, Готхольд? А ещё говоришь, что Марлен мне не изменяет…