Вампиров не бывает. Дневник реалистки. глава 2

Поезд прибыл точно по расписанию, 22 июня в 18:30. День, когда фашистская Германия напала на Советский Союз. Что-то у меня нехорошие предчувствия. Я вышла на станции какого-то поселка, а мои попутчицы, помахав мне из окна, отправились дальше.
Деревянное здание одноэтажного вокзала, похоже, давно не красили. Страшно подумать, какие тут туалеты... Лишь бы не захотеть, а то накаркаю.
Смеркалось. А в Питере сейчас белые ночи. Как же я их обожаю! Надо бы попасть в Задрищенск до того, как совсем стемнеет. Что может быть опасней, чем девушке в одиночку шататься ночью по незнакомому городу? Наверное, если к ней пристанут незнакомые местные отморозки. Я обошла здание вокзала и попала на неогороженную автобусную стоянку. Несколько доисторических «Мерседесов» неприметно скучились на выезде.
— Простите, а автобус в Озёрск-12 здесь останавливается? — спросила я у водителя одного из автобусов.
Тот почему-то усмехнулся, пару секунд помолчал, рассматривая меня, и пробормотал, не вынимая изо рта сигарету:
— Так ты, что ль, та самая крутая питерская журналистка?
Крутая? Да меня тут каждая собака, похоже, знает. Приятно. Интересно, а приветственную речь мне тоже приготовили? Салют, аплодисменты, каравай, наверно, ещё ради такого случая испекли? Вот от каравая я бы не отказалась. Голодная как волк. Да ну конечно. Мечтай, Алиса.
— Да... А откуда вы знаете? — на всякий случай уточняю.
— У нас в городе все знают, — закурил он. — К нам редко кто-то приезжает. Ещё в газете написали, что ты приедешь про нас писать.
— Значит, вы из Озёрска?
— Озёрска-12, милочка. У нас закрытый город. Кто зашёл, тот уже не выйдет, — при этих словах водила захохотал, а мне как-то не по себе стало.
Из уст пропитого обросшего мужика с золотыми зубами эти слова прозвучали как-то уж очень убедительно.
— Шучу, — заметил он мою неловкость.
Шутки шутками, но я одна у чёрта на рогах, а, как говорит, наш дорогой шеф, в мире полно неразгаданных тайн.
— Садись, отъезжаем.
Я молча прошла в салон и села у окна поближе к выходу. Со мной ехали ещё четыре человека. Три пожилые женщины и мужчина. Всю дорогу я спиной ощущала их любопытные взгляды. Как будто никогда иногородних не видели. Хотя кто их знает. Я безуспешно гнала от себя мрачные мысли. В конце концов, я еду на праздник, и пора брать себя в руки. Я заставила себя улыбнуться, несмотря на то, что пальцы нервно сжали обивку кресла. Читала, что если заставить себя улыбаться, то настроение и вправду улучшится. Пока не работает, но я ещё поулыбаюсь.
Через полчаса автобус свернул с трассы на грунтовую дорогу. Теперь мы ехали через лес в полной темноте. Почему-то сразу вспомнился недавний фильм про оборотней. По сюжету ребята ехали к лесному озеру через лес. Вот прямо, как я сейчас. Слушали музыку, ржали, потягивали пивко — культурно отдыхали, короче говоря. И тут как выскочит из кустов какая-то хрень! Водитель от неожиданности крутанул руль и сел колесом в грязь. И вот уже на небе появилась полная луна, раздался протяжный вой. А дальше… Ну вы поняли. Начался полный абзац.
Я вижу эту дурацкую луну сквозь кроны деревьев. Чёрт, полнолуние. Спокойно. Оборотней не существует. Ну, Эдуард Петрович, ты мне ответишь за эти нервы. Благо, через минут десять лес расступился и, я увидела впереди огни. Автобус подъехал к воротам и остановился.
Высокий, метра четыре, бетонный забор с фонарями через каждые 10-15 метров, с колючей проволокой сверху и массивные металлические ворота с прожекторами. Справа от них пропускной пункт. Наш водитель вышел из автобуса, показал кому-то на проходной, видимо, пропуск и вернулся. Следом за ним вошёл крепкий мужчина в камуфляжной форме и с автоматом Калашникова наперевес, окинул взглядом салон и равнодушным, сонным голосом произнёс:
— Документы достаём.
Я приготовила свою аккредитацию. Подойдя ко мне, этот бравый воин почему-то замер и принялся рассматривать меня с нескрываемым интересом.
— В чём дело? — не выдержала я. — Вот моя аккредитация. Что-то ещё нужно?
Он принялся рассматривать мою аккредитацию.
— Паспорт, пожалуйста.
Я молча достала паспорт.
— Ещё какой-нибудь документ, удостоверяющий вашу личность, имеется?
— Права есть, — и я протянула ему права.
Он подозрительно всматривался то в права, то в паспорт.
— Я отрастила волосы и загорела, — нервно пробормотала я.
— Хорош, Андрей, это журналистка из Питера, на фестиваль приехала, — подал голос водитель.
— Аа, сразу бы сказала, — засмеялся солдатик.
— Так я ж показываю вам аккредитацию... Там всё написано, — удивилась я.
Интересно, что он рассматривал тогда, и почему все здесь обращаются ко мне на «ты»?
— Я не понимаю в этих ваших писанинах. Моё дело документы проверять.
Однако. А ещё секретный объект охраняет.
Солдат вышел и открыл нам ворота. Автобус дёрнулся, и мы въехали на территорию города. Я припала к окну. Признаться, ожидала увидеть чуть ли не катакомбы или как минимум дымящие заводы, солдат на улице и серые, замученный лица. Но ничего такого. Наоборот. Чистые узкие улицы, малоэтажная застройка, аккуратные клумбы, несколько ещё открытых в это время магазинов с яркими вывесками, машины на стоянке, везде фонари, откуда-то доносится музыка. Я вздохнула с облегчением. Не так страшен чёрт…
Автобус остановился около гостиницы, наверное, для меня.
— Журналистка, ты выходишь, или ко мне поедем? — обернулся водитель, недвусмысленно ухмыльнувшись.
За секунду я оказалась уже в дверях.
— Эй, а платить-то кто будет? Или у вас там, в столицах, проезд бесплатный?
— Сколько? — я нервно полезла за кошельком.
Хотелось скорей уйти в номер и принять ванну.
— Полтинник.
Со словами «Спасибо, до свидания» я протянула ему купюру. Автобус поехал дальше, наверно, развозить остальных пассажиров, а я зашла в гостиницу. На ресепшене, если старую парту можно вообще так назвать, никого не было. Потоптавшись пару минут, я заглянула в ближайший коридор.
— Эй, есть кто?
Никто не ответил, и мне пришлось повторить вопрос. Через полминуты ближайшая ко мне дверь скрипнула, и из темноты комнаты вывалилась какая-то заспанная тетка. Уж не знаю, уборщица она тут, администратор или всё сразу — мне наплевать, я хочу в номер.
Уладив все формальности и поднявшись, наконец, к себе в номер, я первым делом направилась в ванную. Горячая вода — признак цивилизации.
Ура.
Наверно, я немного недооценила этот город.

Утро 23 июня. Пасмурно. Противно. Прямо как в Питере. Сегодня начнётся этот чудо-фестиваль. Когда я вышла на улицу, было уже около полудня. Решила для начала пройтись и осмотреться.
Неторопливо бродя по улицам, я рассматривала местных жителей, которые в свою очередь рассматривали меня. Первым делом я обратила внимание на их одежду. Вчера, когда я приехала, она выглядела вполне обычной. Сегодня же мне казалось, что я попала лет так на пятьсот в прошлое. Длинные серые льняные балахоны с капюшонами, которые я видела в палатке за углом, а ранее на картинках времён, наверное, инквизиции. Так понимаю, их шили специально для праздника. Надеюсь, тут не принято сжигать приезжих журналисток. И вообще, я даже не рыжая, я брюнетка.
Мужчины и женщины издалека выглядели совершенно одинаково в этих странных рясах. Я даже почувствовала себя белой вороной среди всей этой однородной серой массы. Джинсовые шорты, нежно-розовая футболка с коротким рукавом, босоножки, забранные в конский хвост волосы. Я явно не в теме. Надо бы хоть переобуться, пока ноги не переломала на этой брусчатке, да уже лень возвращаться в гостиницу.
Сделав несколько кадров города, готовящегося к торжеству, я решила доложить начальству, что пока ещё жива и здорова. Что удивительно.
— О, Лисёнок! Ну как ты? Освоилась? — а боссу там, похоже, весело.
— Здравствуйте, Эдуард Петрович. Гуляю, освоиться ещё не успела.
— Так чего ты тянешь? Давай, поговори с местными, узнай историю фестиваля, мнения людей... Ну не буду ж я учить тебя работать. Ты ведь умница, сама всё знаешь.
— Да, да, умница, — вздохнула я. — Я уже сделала несколько неплохих снимков.
— Ну вот и молодец. Слышал, в советские годы на местном заводе страшные дела творились. Разузнай, как ты умеешь. Добудь мне что-нибудь мега интересное! Чтобы прямо вау, поняла?
— Погодите, какие дела? О чём речь?
— Так, всё, мне пора. У нас летучка.
— Эдуард Петрович, секунду! Мне просто интересно, зачем вам всё-таки этот фестиваль? Это что, способ отличиться? Спор? Заказ, может быть? И почему всё же я?
— Слишком много вопросов сразу, Лисёнок. Это непрофессионально.
— Эдуард Петрович!
— Не злись. Просто одна ласточка принесла мне на хвосте, что история этого праздника и завода скрывает очень страшные тайны. Раскопай мне, что там было, сделай фото. Ты же любишь…
— Во всяком дерьме копаться?
На том конце раздался заливистый смех.
— Ой, обожаю тебя!
Мне не давал покоя вопрос, зачем наш шеф, интересующийся исключительно гламуром, культурной жизнью Питера и Москвы и, конечно, мистическими штуками, послал меня в такую глушь писать про поднятую целину. Тут явно что-то не так. Насколько я знаю этого мажора, ему бы и по укурке в голову не пришло публиковать материал про какой-то провинциальный праздник. Какие тут могут быть страшные тайны? Догадок у меня много, но точно ответить мне сможет только шеф. Он явно знает больше, но не скажет.
— Я постараюсь, конечно, но тут все какие-то не от мира сего. Вы бы их видели, вырядились как на Хэллоуин. Не уверена, что они со мной вообще захотят разговаривать. Депрессивное место. Вряд ли тут будет что-то стоящее. Лучше бы я с Лексой Грай про её новые сиськи говорила, чем вот это всё.
— Зай, я не пойму, что тебе не нравится? — раздался раздраженный голос шефа. — Привыкли мотаться по клубам да выставкам! Если б я тебя на Ибицу послал или в Париж какой-нибудь, ты бы, наверно, так не возмущалась, да? Совсем обнаглели!
Бросил трубку. Чего и следовало ожидать. Нет, вы, батенька, не гей. Вы — самый настоящий пидорас. Я безнадёжно вздохнула и с досадой на душе побрела дальше изучать культуру и быт аборигенов.
Люди вешали на окна и двери красные тряпки, цепляя их за ручки или прибивая гвоздями. Все окна были плотно занавешены, на улице не было ни собак, ни кошек, лишь парочку я заметила на подоконниках, пробравшихся за эти плотные шторы. Вряд ли тут не принято выпускать их на улицу. Наверно, причина в фестивале. Сейчас я всё узнаю.
— Простите, а что означают эти тряпки? — спросила я у блондинки, развешивающей их на очередном доме, как две капли воды похожем на все остальные.
— А, вы из Петербурга, да? — мило улыбнулась мне девушка.
Она была одета в свободное серое платье в пол, с длинным рукавом и наглухо застёгнутое до самой шеи. Полная противоположность мне, загорелой брюнетке, жертве технического прогресса. Один мой фотоаппарат, кажется, стоил больше, чем подержанная отечественная легковушка под её окнами. Светло-русые волосы девушки были аккуратно заплетены в косу. Она с любопытством рассматривала меня своими большими серыми, как окружающая реальность, глазами.
— Да, всё правильно, я из Петербурга. Меня зовут Алиса.
— Надя, — улыбаясь, ответила она.
Глядя на эту простую русскую красу, я представила, какая судьба ждёт её в этой глуши. Наверняка скоро она выйдет замуж за типичного трудягу, пожирающего борщи вёдрами, а вечерами хлещущего пивасик, нарожает кучу орущих детей, которых, скорее всего, будет трудно прокормить. От всех этих забот она рано состарится, блеск в её красивых глазах погаснет, уголки губ опустятся, а спина сгорбится. Она проживёт всю жизнь в этом болоте, так и не узнав другой жизни и других возможностей. Но сейчас передо мной стояла свежая солнечная девушка с красивыми блестящими глазами и очаровательной улыбкой. Наверное, поэтому я и обратилась именно к ней.
— Приятно познакомиться. Я пишу репортаж об этом фестивале. Не могли бы вы ответить на пару моих вопросов?
— Да, конечно. Заходите к нам.
— Спасибо.
Мы зашли в дом, который до этого украшала Надя. Преимущественно, дома в городе были двухэтажные с разными входами для соседей, хотя мне встречалось и несколько пятиэтажек. Этот не был исключением. Внутри Надиной квартиры оказалось чисто и уютно. Просторная светлая комната, служившая и кухней и залом одновременно, мебель сталинских времен, белые с цветочками занавески, фиалки на подоконнике. Кружевная скатерть на деревянном столе и толстая серая кошка, спящая на диване. В общем, никакой роскоши, но и признаков нужды я не заметила.
— Чай, кофе? — обернулась Надя, ставя на плиту чайник.
— Кофе, если можно.
Надя налила мне кофе, а себе чай, поставила на стол тарелку с печеньем и сахарницу.
— Извините, молоко я не успела купить сегодня.
Гостеприимная хозяйка. Наверное, и готовит она отлично, и шьет, и вяжет. Не то что некоторые.
— Ничего страшного, это не важно. Лучше расскажите о себе и о фестивале.
— Алиса... а можно мы перейдём на ты? А то ровесники вроде, как-то неловко...
Надя сильно смущалась и от этого выглядела очень мило.
— Конечно, не вопрос. Расскажи о своей семье. Давно тут живёте?
Я положила на стол и включила диктофон. Для страховки взяла блокнот и ручку. Техника иногда подводит в самый неподходящий момент.
— Мои родители родились тут, их родители тоже тут родились... Да здесь почти что все местные. К нам не особо кто-то рвётся приезжать. А вообще нашему городу около двухсот лет.
— Да ладно? Я думала, его при советской власти построили.
Я действительно удивилась, вот уж не ожидала.
— Ну, сначала это было большое село, а при советской власти тут всё перестроили и обнесли забором. А ещё название другое дали.
— А как раньше город назывался? Село, то есть?
— Мрачное. Ясно, почему поменяли название. А то звучало как-то...
— Мрачно, — резонно подметила я.
— Ну да, — улыбнулась девушка. — Говорят, во время Великой Отечественной Войны сюда перевезли какое-то лабораторное оборудование. Когда война кончилась, начали проводить эксперименты. Сначала на животных, а потом на людях.
Я терпеть не могу тему опытов на живых существах и то, какими методами они проводятся. Мне стало как-то не по себе от таких мыслей. Однако теперь этот богом забытый город начал казаться мне интересным. Ласточка шефа не наврала. У меня появилась мысль приукрасить свой репортаж парочкой баек.
— Так, а что за опыты, ты не знаешь?
— Нет, но папа говорил, что от них по городу пошла какая-то зараза, и народ начал уезжать. Чтобы не допустить распространения инфекции, всё обнесли забором и колючей проволокой, а ворота заперли.
— А зараза?
— Говорят, убили всех заражённых, здоровые люди боялись выходить на улицу несколько месяцев. Ходили военные в таких, знаешь, защитных костюмах, — она изобразила на голове то ли маску, то ли шлем, — и обрабатывали всё.
— А где проводились эти опыты на людях?
— На заводе. Там сейчас у нас лекарства сейчас делают.
— Надь, а ты совсем ничего не знаешь про опыты? Что пытались получить? Что стало с подопытными?
— Нет, но если тебе это интересно, спроси у папы. Он, наверно, скоро придёт.
В самом деле, минут через десять с работы вернулся Надин отец. Здоровенный рабочий дядька в форме слесаря, местами седой, немного обросший, с очень большими и грязными руками.
— Здрасьте, — буркнул мне он, направляясь к раковине.
— Здравствуйте, — кивнула я.
— Папа, это Алиса. Она приехала писать про фестиваль.
— С чего это вдруг? Кому мы нужны?
Кажется, хозяин не настроен беседовать.
— Я выполняю свою работу, — сухо ответила я. — Надя рассказывает мне о вашем празднике. Кстати, а как он называется?
— День памяти погибших от вируса, — прошептала Надя.
Я прикусила губу. Праздник, праздник... Вот что бывает, когда едешь совсем не подготовленной.
— Извините. В редакции мне сказали, у вас фестиваль.
— Ну да фестиваль. Каждый год в течение трёх дней мы вешаем красные тряпки на дома, чистим говно за нашими собаками, которых нельзя выпускать в это время, и носим серые смирительные рубашки начала прошлого века. И всё это, чтобы почтить память умерших от той херовой заразы, — вспылил Надин отец. — Об этом ты писать собралась? Или вынюхиваешь чего? Вы же считаете нас за дураков, да? Документы есть? Может, ты шпионка американская?
— Папа! — нахмурилась Надя.
Я не ожидала такой атаки, и обороняться мне было нечем, потому пришлось говорить первое, что пришло на ум.
— Да, кое-что мне кажется странным, но это не значит, что я отношусь к этому плохо. Я просто хочу написать правду о вашем пр... фестивале, а без знания прошлого вашего города, это невозможно. Извините, если причинила вам неудобства. Надя, спасибо за беседу и кофе. До свидания, — я встала из-за стола, сунула диктофон в сумку и направилась к выходу.
— Алиса, подожди, — вскочила Надя. — Папа, перестань! Так нехорошо! Алиса, не обращай внимания, он просто устал на работе. Обычно он гораздо гостеприимнее.
Уставший мужик умыл лицо холодной водой и выдохнул.
— Да, извините. Наверное... Просто к нам нечасто приезжают гости из других городов, тем более из северной столицы, — устало усмехнулся тот, садясь за стол. — Вы, журналисты, вечно перевернёте всё с ног на голову. У вас власть, а мы тут просто маленькие люди. Я сейчас что-нибудь скажу, а меня потом с работы уволят. Думаете, тут дохера работы? Нет.
— Всё нормально. Я понимаю. Поверьте, я напишу правду и ничего лишнего, — заверила я его.
— Пап, Алисе интересно, какие опыты проводились на заводе, — сказала Надя отцу, шустро накрывая на стол.
— Какие? Да я не знаю, сам тогда не родился ещё. Батька мне рассказывал, что там каких-то необычных людей пытались разводить.
— Каких людей? — не успевая найти в сумке диктофон, я снова начала записывать в блокнот.
— Батька видел одного такого, когда возил дрова туда. С него взяли подписку о неразглашении, но он как-то напился и разболтал всё нам с матерью.
— Так, а поподробнее о том необычном человеке можно? — я в ожидании присела за стол напротив, наконец-то найдя проклятый диктофон.
Надя поставила на стол перед отцом тарелку горячего супа, прислонила к ней два куска чёрного хлеба и села рядом. Отец Нади проглотил пару ложек и тогда продолжил:
— Он сказал, что, однажды, когда вез хлам мимо одного помещения, услышал стон. Дверь не была заперта, он заглянул и увидел бледного, как смерть, измученного человека, прикованного цепью к стене. Он сидел в одних штанах на бетонном полу под мигающей лампочкой, раскачивался и что-то шептал. Батька подошёл поближе, думал, наверно, помочь чем-то. Хрен его знает. А этот как бросится на него, зубами как щёлкнет!
При этих словах Надя вздрогнула.
— Батька потом говорил, что эти зубы, как у акулы острые, и глаза краснющие бешеные ему в кошмарах снились...
— Значит, тот на цепи не достал вашего папу?
Ну вот, началось. Любимые темы шефа. А может, он отправил меня фольклор собирать?
— Нет, на шаг вот прямо не достал! Батька так улепётывал, что и про хлам забыл тогда. Бросил прям там.
— Простите, как вас зовут?
— Василий Семёныч Захаров.
— Василий Семёныч, как вы думаете, правда ли вся эта история, рассказанная вашим отцом? — что ни говори, а реалистка она и в Африке реалистка.
— Да кто ж его знает теперь. Батька давно помер, монстры тоже куда-то делись, завод закрыли. Вон таблетки теперь делают от всего подряд. Я сам там работаю.
— Простите, вы сказали «монстры»? Их было много? А откуда они взялись, знаете что-то? — вот она фантастика, так обожаемая моим шефом.
— Батька потом узнал у кого-то, что того, который напал на него, привезли откуда-то издалека. На нем вроде ставили разные опыты. А ещё кормили сырым мясом. Вот он на батю моего и бросился. Наверно, за обед принял.
— А потом? — еле слышно подала голос Надя. Похоже, дурочка действительно верила в эти сказки.
— Потом вроде бы в лаборатории появился ребёнок, отпрыск этих монстров, — продолжал он.
Было это или нет на самом деле, но мне противна сама мысль об экспериментах на детях, кем бы ни был этот ребёнок. Пусть даже чудовищем.
— На нём тоже экспериментировали? — несмело спросила Надя.
— Наверно. Батька слышал пару раз его плач. Говорит, жалко. Но тогда лучше было не соваться, времена такие были. Это сейчас ругай, кого хочешь и как хочешь, а тогда с недовольными разговор был короткий. Приедет «чёрный воронок» и кирдык.
— Да, конечно, — вздохнула я.
Жаль не смогу опубликовать эти страшилки. Ну, разве что Деборе Сноук пошлю в Лондон.
— Ещё что-то вы можете про это рассказать?
— Пожалуй, могу только посоветовать. Не ходите в северную часть города. Там у нас давно никто не живёт, все дома заброшены.
— Почему не ходить? Там бандиты какие-то?
— Нее, бандиты тоже туда не суются, — глухо посмеялся хозяин дома, — если так можно назвать пару-тройку наших отморозков.
— Там люди пропадают, — прошептала Надя, словно, боясь, что её услышат те, кто к этому причастен.
Вот это уже интереснее. Надо сходить и пофоткать.
— А с гидом мне можно туда? Наверно, никто не будет нападать на нескольких человек сразу?
— Там пропала группа учёных пару лет назад, — продолжал Василий Семёныч. — Они зачем-то приехали, начали ворошить прошлое. Опрашивали местных, не видели ли они чего странного, к нам вот тоже заходили, кстати. Потом ушли в северный район и до свидания.
— Может, уехали просто? — резонно предположила я.
— Не могли они уехать. У нас из города одна дорога через КПП. Не выезжало их там. Можно, конечно, лесом уйти, но леса у нас дремучие, а до дороги далеко. Не зная местности, не выйдешь.
— Этих учёных искали?
— Да, несколько местных пошли за ними и тоже пропали. А в прошлом месяце охотник пропал. Дурак, думал, там зверь какой хищный орудует, подстрелить хотел.
— Это интересно...
Если эта история стоящая, то будет покруче фестиваля скорби.
— Это опасно. Туда даже бродячие собаки ходить боятся, — взволнованно пропищала Надя. Похоже, кто-то умеет читать мысли.
— За меня не беспокойся, я сама не подарок, — улыбнулась я. — Спасибо большое, мне было очень приятно с вами пообщаться. Пойду дальше работать.
Я вышла на улицу, размышляя над перспективой включения в материал этих баек.
— Алиса!
Я обернулась. В дверях стояла встревоженная Надя. Умоляющим взглядом она смотрела на меня. С чего ей так волноваться о почти незнакомом человеке? Странный народ здесь живёт.
— Не волнуйся ты за меня. Всё будет хорошо, — улыбнулась я ей и пошла снимать наряженных людей на торговой площади.
От других жителей я узнала, что красный цвет тряпок символизирует не что иное, как кровь. Во время эпидемии заражённых людей расстреливали прямо на улицах, а дома, где они жили, метили красными крестами. Животных не выпускают в память о днях заточения в домах. А вот почему именно три дня, никто мне так и не ответил. Попробую предположить, что это просто христианская традиция.