Я выжила, чтобы рассказать правду...

         Падающий на ладони снег, ветер, пронизывающий до костей, бесконечная белая гладь города Богословск (ныне Карпинск Свердловской области). Повсюду бараки и трупы, трупы… Вот ветер доносит плач и тихую молитву: «Сыне Божий, помилуй мя грешного… Господи, не ведают, что творят…» В 1931-1933 годах на поселении в Богословских угольных копях навсегда остались тысячи «врагов народа». Безбожная власть «выкашивала» лучших. Священников по прибытию в лагерь расстреливали сразу. Мирян заставляли надрываться на тяжёлой работе, морили голодом.  Мёртвых сбрасывали в выдолбленные в мёрзлой земле ямы, припорошив снегом, либо сжигали прямо с бараками.  За годы с 1917 по 1990 только в Уральском регионе было репрессировано 788 тысяч человек, в том числе 363 тысячи детей, женщин и стариков.
       Прошедшая через сталинские лагеря 84-летняя жительница Кургана Наталья Кирилловна Носкова навсегда запечатлела в памяти все тяготы ссылки. Ей едва исполнилось семь лет, когда раскулаченную семью Носковых отправили на поселение в Богословск.  Маленькая Наташа пережила смерть родителей, братика, сестричек и многих других родственников.  Из числа её родных и близких в лагерях были замучены, расстреляны, умерли от голода и болезней 18 человек. Уцелели лишь немногие... Чудом выжила и сама Наташа...   

                Бесы против «кулаков»

Родилась Наталья Носкова в деревне Патронное Кетовского района.  Семья  была большая - шестеро детей и трое взрослых: бабушка Анна, 84 лет отроду, отец Кирилл Спиридонович - участник первой мировой войны, георгиевский кавалер и мама Евдокия Михайловна. За красоту и стройность соседи называли её «Вербою». Носковы много работали, имели хозяйство и огород. Голода, холода, лишений не знали, казалось, так будет всегда... 
Роковым для Носковых стал 1929 год. В деревне начали появляться так называемые «особо уполномоченные», собирающие местных активистов для раскулачивания «зажиточных» соплеменников. Составили список потенциальных «кулаков». Семья Носковых и семьи всех их родственников попали в этот список.
Начали с того, что задушили высокими налогами, работать стало невозможно, не хватало средств даже на тарелку похлёбки. Кирилл Спиридонович предпринял попытку уехать в Самарканд -  заработать денег на прокорм семьи, но в Челябинске его арестовали, продержали четверо суток в подвале,  затем переправили в Курганский тюремный замок.
Пока глава семейства сидел в тюрьме, двери дома Носковых почти не закрывались - туда-сюда шныряли активисты по раскулачиванию. Сначала отняли все съестное, затем забрали вещи. С каждым разом всё больше наглели. Во время очередного визита «особо уполномоченному» Якову Мельникову приглянулись валенки лежавшей на печи слепой бабы Ани (глаза она выплакала по сыну Григорию, отдавшему жизнь за красных в гражданской войне). Мельников схватил её за ноги и рванул вниз. Старушка упала на пол, сильно расшиблась, попыталась наощупь подняться, но не смогла. Члены комиссии по раскулачиванию хохотали. Прибрав валенки, Яков Мельников направился к люльке, где спала шестимесячная Фрося. Он заподозрил, что под пелёнками может находиться тёплая пуховая шаль. Выбросив голенькую Фросю на холодную лавку, Мельников стал рыться в люльке. Мать в отчаянии кинулась к плачущему ребёнку, но её не пустили. Вскоре после этого Фрося заболела воспалением лёгких и  умерла.   
В доме ничего не осталось, - выгребли всё.  Даже собаку  убили. Мать, пятеро ребятишек и слепую бабушку выгнали на улицу зимой, сказав: «идите, куда хотите», на двери повесили замок. Больше свой дом никто из Носковых не видел. Они скитались по соседям, спали, где придётся, на чужих кухнях, на полу. Ели, что Бог пошлёт.
Многие в деревне от «раскулаченных» шарахались, как от чумы, боялись, что расправятся и с ними.  Некоторые обращались презрительно и жестоко. Бабушку Аню деревенские активисты столкнули с обледенелого крыльца, когда она пришла узнать, жив ли её сын Кирилл Носков - тогда в тюрьме расстреливали «кулаков».  От удара старушка скончалась.
Затем расстреляли отца матери 84-летнего священника села Орлово (ныне Романово Половинского района) Михаила Никифоровича Мочалова.
Летом Носковым всё-таки сообщили, что глава семейства Кирилл Спиридонович жив и находится в ссылке  на севере Урала. Приказали собираться на поселение туда же. Из деревни до Кургана Носковы шли пешком. Евдокия Михайловна босыми ногами утопала в дорожной грязи, младшеньких Лёню и Маню поочерёдно несла на руках. Трое старших семенили следом, держась за её подол.
               
                Людей везли, как скот

На поселение семью Носковых, как и многие другие семьи репрессированных, отправили в грязных вагонах для перевозки скота. Взрослые и дети умирали в дороге от голода и тифа, их трупы просто выбрасывали  в степи.
Маленькая Наташа вжалась в тёмный угол вагона и смотрела через маленькое зарешеченное окошко  на проплывающие облака. В этот день ей исполнилось семь лет. Она вспоминала, как во время именин её одевали в нарядное платье, вся семья собиралась за столом, вместе пили чай,  веселились, играли… Прошлое оборвалось, словно кусок киноленты - нет теперь ни поздравлений, ни подарков, а только мрачная неизвестность и стук колёс… 
Именно эти вагоны со ссыльными  увидел в августе 31-го на  станции в Свердловске Борис Пастернак. «Кого в них везут»? – спросил поэт у конвоира красноармейца. «Врагов народа – кулаков»- последовал ответ. Исхудавшие люди с запавшими глазами, судорожно цепляющиеся за решётки руки, потрясли писателя. Увиденное легло в основу его нашумевшего романа «Доктор Живаго».   
За пять километров до угольных копей  Богословска  ссыльных выгрузили из поезда и вновь заставили идти пешком под прицелами ружей красноармейцев.  Вокруг простирались отроги уральских гор да склоны сопок, покрытые густым таёжным лесом. Было угрюмо и жутко, каждый шаг давался трудно, многие дети плакали.   
Наконец показались серые бараки, возле них копошились люди, больше похожие на тени. И тут Носковы увидели отца. Осунувшийся, постаревший, он обнял их и заплакал. Затем с горькой печалью произнёс: «ребятишки, вы же умирать приехали...» Поселили всех в общей казарме, распределили нары. Носковым достались нижние. Кирилл Спиридонович работал на шахте, мать отправили на раскорчёвку леса.
Зима 1931-1932 года выдалась страшной. Люди болели тифом, холерой, цингой. Из еды завозили по карточкам только ржавую селёдку и крупу сечку. Голод, холод, жестокое обращение начальства, изнурительный труд приводили к  массовой гибели людей. Штабеля трупов, занесённые снегом, лежали возле бараков, их не успевали убирать. Порой, чтоб не возиться, сжигали мёртвых вместе с бараками. Осиротели сотни детей.
Кирилл Носков умер зимой 1932 года на 42-ом году жизни от гангрены. Его завалило в шахте, придавило ноги.  После смерти отца Носковы перешли на подножный корм - ели всё, что можно было найти в тайге вокруг спецпосёлка.
Потеря любимого окончательно подорвала здоровье Евдокии Михайловны. Она часто падала в голодные обмороки. Глотая слёзы,  разговаривала с мужем вслух, как будто он здесь, рядом.   А однажды пропала. Наташа с сёстрами искали её несколько дней до темноты - всё безуспешно. Лишь через неделю знакомая женщина, потупив взгляд, сказала Наташе: «не ищите больше мать, нет её у вас».  Потом узнали, что Евдокия Носкова неожиданно почувствовала себя плохо, упала без сознания и к жизни так и не вернулась.

                Не выжили ни брат, ни сестрёнка

         Осиротевших детей передали в детдом, представляющий из себя холодный сырой барак. Чтоб не околеть, с утра до вечера жарили буржуйку. Из еды выдавали кусочек хлеба и воду. Пропитание искали на помойке, иногда удавалось добыть ломтики мороженой картошки.
  Вскоре Наташа слегла с воспалением лёгких, малярией, ревматизмом и истощением. В полубреду, между жизнью и смертью находилась полгода. Ненадолго придя в сознание, узнала о смерти шестилетнего братика Лёни. Он умер тихо, незаметно, никого не беспокоя. Его высохшее тельце завернули в тряпку и отнесли в барак к другим мёртвым детям. Трупы сирот сожгли. Языки пламени долго лизали небо, а по земле стелился чёрный дым…  Наташа вновь впала в забытье. Очнулась с наступлением весны, под щебетание птиц и звуки капели. «Эта опять оклемалась, - произнес кто-то, склонившись над ней. - А вот соседку Бог прибрал, отмучилась». Сердце у Наташи защемило, она с трудом повернула голову и увидела на соседней кровати  мёртвую четырёхлетнюю сестрёнку Манечку...   
Дальше начались годы детдомовской жизни, уместившиеся в ссыльных архивах в одну строчку: «Носкова Наталья Кирилловна, 9 лет, инвентарный номер 883. Поступила в Богословский при угольных копях детдом 6 февраля 1933 года. Переведена в Ирбитский детский дом в начале 1937 года. Есть сестра. Родителей нет».

                От медведей спасла икона

        Недалеко от Богословска в посёлке Тавда находилась в ссылке родственница Наталии Носковой Пелагея Спиридоновна Никитина.  Скончавшемуся от гангрены Кириллу Носкову приходилась она сестрой, а для маленькой Наташи тётей. Пелагея Спиридоновна была человеком глубоко верующим, отличали её мудрость, рассудительность и стойкость. Когда в 29-ом году семью Никитиных раскулачили следом за Носковыми, Пелагея Спиридоновна отдала  всё, кроме небольшой иконы с изображением Воскресения Христова.  Припрятав,  носила её у  сердца. Взяла с собой икону и в ссылку.
         На поселение Пелагею Спиридоновну вместе с другими ссыльными отправили прямо в тайгу. Выгрузили среди вековых деревьев и оставили умирать. Однако заключённые сумели не только  худо-бедно продержаться на подножном корме, но ещё и выстроили своими руками бараки. Так возник новый лагерь.      
        На долю раскулаченных поселенцев выпали серьёзные испытания. Зимой приходилось работать в сорокоградусные морозы. Люди умирали от переохлаждения, непосильного труда и недостатка пищи. Летом мужчины занимались выкорчевкой леса,  женщины поддерживали жизнеспособность лагеря и защищались от диких зверей. Особенно часто к баракам наведывались медведи.
        Муж Пелагеи Никитиной по две-три недели  работал в тайге. Она, оставаясь одна, каждый раз с тревогой ожидала наступления ночи.  Когда сгущались сумерки, запирала все засовы, ставила у дверей икону, падала перед ней на колени и начинала молиться.  В это время барак с жутким рёвом окружали медведи. Начинали биться в двери, просовывали в образовавшуюся  от ударов щель лапы. Казалось, вот-вот ржавый крючок поддастся, двери распахнутся, и звери её разорвут. Молитва становилась всё более горячей, Пелагея Спиридоновна зажмуривалась и вдруг стук смолкал…Медведи отступали вглубь леса, отводимые невидимой силой. Остаток ночи Пелагея Никитина молилась о муже,  чтобы вернулся с раскорчёвки невредимым.
       Семья Никитиных продержалась на поселении посреди тайги пять лет. В 1936 году из ссылки удалось бежать. Укрылись Никитины в Кургане. Несмотря на все старания сотрудников НКВД,  беглецов так и не удалось найти.   
Нашли друг друга
Когда Наталье Носковой исполнилось 17 лет, она смогла покинуть Ирбитский детский дом. Только вот ехать было некуда. Шёл 1941 год - началась война. Зауральская деревня бедствовала. Нищета, голод, болезни уносили людей. Временно Наталья устроилась трудиться на Ирбитский мотоциклетный завод - делать мотоциклы для фронта.  В начале 42-го узнала, что  уцелела в лагерях её тётя Пелагея. Недолго думая, Наташа собрала вещи и отправилась в Курган. 
При встрече всё перемешалось: радость, боль, надежды, воспоминания. Перед глазами пронеслись лица убитых и замученных родственников. Лагеря почти подчистую уничтожили три рода: Носковых, Никитиных, Мочаловых. В живых остались только Наташа, её старшие сестры Анна с Нюсей и тётя Пелагея.  Существовать дальше  им предстояло с клеймом «врагов народа».
Тогда, в далёком 42-ом, 18-летняя девчушка поклялась, что однажды расскажет всю правду, но пока  приходилось скрывать своё контрреволюционное прошлое.
Пелагея Спиридоновна заботилась о Наташе, а в 1964 году перед смертью передала ей ту самую икону, что не раз спасала  от беды во время ссылки. Этот бесценный дар Наталья Кирилловна хранит до сих пор. 

                Теперь говорит только правду

       Далее по жизни Наталью Носкову словно вёл Божий Промысел.  Закалённая духом, она до конца войны работала на военном заводе оборонного значения «707». После победы  без труда поступила в Шадринский педагогический институт на исторический факультет. Окончив институт, вернулась опять в Курган – по распределению. Судьба сложилась так, что Наталья Кирилловна в течение 33 лет работала учителем истории в 9-ой средней школе. Благодаря ей из стен школы выходили мыслящие, нравственно богатые люди. Она считала своим долгом всегда говорить правду, максимально точно рассказывая о самых горьких страницах русской истории: репрессиях, голодоморе, массовых казнях.  Чтобы грядущие поколения помнили об искалеченных жизнях тысяч людей, сумели извлечь духовный урок и не допустить рецидивов. Дар живого слова Наталья Носкова продолжает нести по сей день.
       В 80-е годы между бывшей узницей угольных копей Богословска и писателем Иваном Твардовским завязалась тёплая переписка. Известный публицист тоже испил в лагерях свою чашу страданий, потеряв близких ему людей. Обо всех гоненьях по этапу он рассказал в документальной прозе «Страницы пережитого». Довелось ей пообщаться и человеком, которого называли «совестью русского народа» - Александром Солженицыным. 
Мужественная учительница истории стала героем блистательных публикаций Александра Базарова и «Исторических хроник» Николая Сванидзе, который специально приезжал в Курган снимать фильм.
       Лишь в 90-е годы Наталью Носкову и всех её родственников. реабилитировали. Скромную однокомнатную квартирку она получила только к пенсии.
Пережив столько трудностей, лишений, испытаний Наталья Кирилловна не утратила чуткости и душевной теплоты.  Именно эти качества помогли ей пройти через ад лагерной жизни, не просто выстоять, но и сделаться личностью, Человеком с большой буквы, обратив это «погружение во тьму» в «восхождение к свету».


Октябрь 2008 г.
Фото из архива Натальи Носковой,
                17-летняя ссыльная Наташа