Всё, всё другое

                http://www.proza.ru/2009/11/05/962   
               
        Когда я проснулся, перед глазами увидел странную стенку, даже провёл по ней пальцем. Это были не обои, а окрашенная различного цвета масляными красками особая объёмно-оштукатуренная поверхность. Мы в мамой находились в квартире Измайловых: вчера приехали к ним прямо с вокзала. До войны квартира принадлежала какому-то немцу-специалисту, гражданину СССР. Оказывается, в начале войны он был посажен в лагерь, интернирован, а дядя Андрюша (в силу своего положения начальника МПВО Дзержинского района) смог её получить. Отдельная квартира!

        Это было выше понимания. В ней было четыре комнаты: большая – гостиная, поменьше – спальня и две малые, довольно узкие. И ещё кухня, при ней кладовка, а кроме того - ванная и туалет, и длинный коридор. И собственных два балкона. Отдельная квартира!… В одной из малых комнат жила выжившая всё-таки во время Блокады тётя Ням, а во вторую были составлены мебель и вещи того немца.
        Я его видел всего один раз в конце 45-го, этого немца. Обычный человек невысокого роста. Но я органически не смог смотреть на него, на немца, и просто ушёл в кухню. Я не хотел понимать, что есть немцы и немцы, что этот не виноват ни в чём, напротив, перед ним виноваты. (А кто виноват?!...)
        Немец куда-то увёз свои вещи, оставил только одну фисгармонию. Мы с Женькой потом долго мучили и терзали её, пока она окончательно не захрипела.

        У Измайловых мы жили дня два-три. За это время мама сумела привести в порядок нашу комнату на Кирочной, вставить два оконных стекла бутылочного цвета и заделать фанерой остальные рамы: ведь все стёкла, кроме форточных, в нашей комнате вылетели во время бомбёжек и обстрелов. Наши вещи она тоже перевезла, так что домой мы шли налегке, пешком – трамваи ходили редко. Когда свернули с Белинского на Володарского, вдали я увидел конусную башенку над Домом Красной армии и только тут понял, что – да, мы уже приехали, мы в Ленинграде.

        (Надо сказать, перевозка по городу чего-либо долгое время была задачей, к разрешению которой надо было приложить немалые усилия. Грузотакси не было как такового, и хотя гужевой транспорт существовал в Ленинграде, добывание лошади являлось целой проблемой. Зато всё больше появлялось частных – не знаю, как назвать: двуколок, что ли? Это была небольшая деревянная платформа на двух тележных колёсах. Хозяин брал подряд и, толкая платформу за перемычку, перевозил вещи, дрова, мебель, вообще что угодно в любой конец города. Этот вид транспорта жил долго, в последний раз такую тележку я видел на Удельной году в 68-ом). 
 
        Первой, кого я встретил и узнал на Кирочной, была тётя Катя, у которой утром 22 июня я услышал о начале войны. Михаил Иванович, который потерял ногу на финской войне, нам шумно обрадовался; не знаю, пережил ли он Блокаду или был эвакуирован - как-то не поинтересовался сразу, а потом даже и не вспоминал об этом.
        Игорь Марасанов (я его почти забыл) вырос, он пошёл уже во второй класс 203-ей школы, что возле «Спартака». Всю Блокаду он перенёс в Ленинграде. Его дед, рабочий Марасанов,  который когда-то выгнал того генерала, умер от голода; бабушка, Ольга Иванна, осталась жива. Она сказала, что отец Игоря её сын Сергей, с кем дружил мой отец, пропал без вести на войне.

       (Странный случай произошёл году в 55-ом. Я уходил в институт в неположенное время - просто промотал пару часов - и, выскочив из квартиры, как обычно бегом, через ступеньку, «ссыпался» вниз лестнице. На площадке между нашим пятым этажом и четвёртым, прислонясь к подоконнику витражного окна, стоял очень высокий худощавый мужчина в сером пальто, как две капли воды похожий на Сергея. Уже пробегая мимо него, я заметил,  как мне показалось, его странно-пристальный взгляд. Я выскочил из парадной, но, добежав до ворот, вспомнил, что оставил что-то дома. Я взлетел наверх – на площадке никого не было. Перегнувшись через перила, я посмотрел на площадку верхнего, шестого этажа – там тоже было пусто. А когда я, прихватив забытое, проходил через прихожую к выходной двери, из своей комнаты выглянула Ольга Иванна и очень ненатуральным голосом спросила, - что это я, мол, не ушёл ещё? Мне показалось, что она чем-то испугана. Вечером я рассказал об этом маме. Она заволновалась и сказала, что давно уверена, что Сергей жив, что он вовсе не пропадал без вести, а просто сдался в плен немцам и теперь – шпион. Я засмеялся – чей же?)

                http://www.proza.ru/2018/02/04/2526