ЛАНЧ

                Посвящается Гене – зелёному крокодилу!


     Странная компания зашла в ресторанчик   «Оазис», что прилепился к угловому  билдингу на  №-ом Брайтоне со стороны Океана. 
      
     В дальнем тёмном углу ресторана дремал знаменитый на весь Брайтон виолончелист Лёвка-Непалец в обнимку с инструментом, получивший прозвище своё за отсутствие большого пальца на левой руке. Бледно-голубая аура обрамляла его лысеющую, как осенний лес, голову, а может, и не аура то была, а томный свет от настольной лампы, стоявшей рядом на тумбочке с телефоном. Лишь на мгновение веко Лёвы  дрогнуло, и особо внимательному посетителю могло показаться, что изнутри глаза вдруг полыхнуло неземным рубиновым пламенем.   Каждый вечер, часов в 11, когда публика бывала уже и пьяна и сыта, Лёва показывал один и тот же фокус. Выносили стол, на стол ставили стул, на стул маленькую табуретку, а на неё водружался пивной бокал, наполовину наполненный янтарным напитком. Лёва брал несколько аккордов, пиво в бокале начинало вращаться. Быстрее, быстрее  и, наконец, вихрем выскакивало из бокала, сам же бокал начинал вибрировать в унисон с аккордами, звук рос, густел и, наконец, на какой-то запредельной  ноте лопался, превращаясь в груду мелкого стекла. Он даже не лопался, бокал, а вдруг оседал сам в себя, невидимо перейдя из одного кристаллического состояния в иное… Лёва криво ухмылялся, а потом цедил сквозь пухленькие детские губы:
   
     - А хто будет фулиганить, глаза полопаются… - разворачивался и уходил. Публика в восторге аплодировала, не обижаясь на грубость, принимая музыканта за юродивого…
    
      Теперь же был ланч,  день воскресный. Посетителей было -  раз-два и обчёлся, поэтому  разговор  троицы мог слышать любой, а хотя бы и Лёвка-Непалец! Станется с него – небось, и не спал, бродяга, а лишь притворялся, выжидая подходящего момента, что бы врубить свой смертельный аккорд, да случай так и не представился… 
   
      Имена у вошедших были ещё те – не имена, а настоящие погонялова, но не блатные, а невесть откуда взявшиеся.  Маленького лысого и толстого звали  «таварыш  Шкарпэтка». Был он невысок, кругл лицом, улыбчив, а поперёк себя был уже, чем животом вперёд, поэтому, когда ему пришлось разминуться с официантом, он боком не повернулся, а прошёл, как флагманский крейсер, гордо разрезая перед собой пространство. Говорил он больше других, часто перебивая, поэтому я и начал описание именно с него.  Другого звали  «мистер Кокс» . Был он необузданно огромен и значительно старше двух своих спутников. Говоря, он хмурил мохнатые брови и произносил фразы медленно, со значением тихим голосом, так, что нужно было прислушиваться.  Третий – «господин Тарфик» был плотен и мускулист, словами не разбрасывался, и всё больше слушал, поглаживая коротко постриженные  усы.
    
      Прежде всего мистер Кокс  вынул из сумки небольшую статуэтку зелёного человечка с ушами, напоминающими раструб горна. Следом он достал гранёный стакан, горбушку чёрного хлеба и  полуторалитровку «Абсолюта». Человечка он установил на середину стола, перед ним поставил гранёный стакан, щедро плеснув туда  водки, а сверху положил горбушку.
    
      Троица заняла места за столом, изогнувшись ивовой веткой, официант положил перед каждым меню.
   
     - Мне подайте кофе, пока суть да дело… - крикнул ему вдогонку таварыш Шкарпэтка.
   
     - По турецки!!! – заглянув в меню ещё раз добавил он.
   
       Официант поспешал и через минуту на столе был горячий лаваш, чашка кофе, а сам он замер в почтении, ожидая заказ.
 
      -  Господин Тарфик, - обратился таварыш  Шкарпэтка. – я умоляю, выберайте что-то на ваш вкус, я в этой тарабарщине совершенно не смыслю…
 
      - Без проблем, дружище, - тут же отозвался тот, - нам  греческий салат и  две порции стэйков – прожарить посильнее -  заливной язык, жюльен… ну и…. Всё пожалуй… Пока что всё!
 
      -  Оливье, бараний шашлык, - мистер Кокс был краток, а когда официант удалился в закрома, он понизил голос и продолжил, -  сегодня мы прощаемся с нашим другом… Господин Шрэк, хоть мы и не виделись никогда, ты навсегда останешься в наших сердцах… Пусть земля тебе будет пухом!
      
       Они выпили не чокаясь,  и деловито  закусили свежим лавашем.
      
       Помолчали.
      
       Помолчали ещё.
      
       Видно было, что они чего-то ждут.
      
       И это внезапно произошло!
       
       Игрушечный Шрэк на середине стола  шевельнулся, наклонился к стакану, обхватил его двумя руками, и опрокинул в неожиданно огромную глотку, после чего замер, как ни в чём не бывало!
         
      - Господа! Шрэк нас услышал, - провозгласил мистер  Кокс, - теперь можно  спокойно выпивать и закусывать!
         
        Закуска тут же подоспела. 
         
        Они ели и пили практически не пьянея, разговор непринуждённо плавал от одной темы к другой, пока таварыш Шкарпэтка, разгорячённый несколько больше других не обратил внимание на скучающего в углу музыканта.
       
       - Сыграйте что-нибудь печальное, - попросил он, -  для нашего ушедшего товарища…
      
       -  Я …. Эта…   Щас… - забормотал Лёва, он был музыкантом, и был не горазд толкать витиеватые речи.
         
         Смычок прикоснулся к струнам, но ни звука не издал инструмент, лишь заколыхались занавески и звонко зазвенели бокалы в баре.
         
         Спустя минуты до слуха троицы донесся  некий звук, но ещё прежде невообразимая печаль и скорбь обуяла их сердца.
         
         Подвижный Шкарпэтка размазывал слёзы, не стыдясь, обхватил голову руками господин Тарфик и спрятал лицо между локтями, немигая смотрел куда-то вдаль  огромный  мистер Кокс, и одинокая слеза ползла по его обветренной щеке.
         
          А звук прибывал и прибывал, и, казалось, воздух густеет  вокруг траурной троицы, становится вязким и непрозрачным. А когда наступил пик – весь зал ресторана казался кубом льда, заполнившим всё пространство от стены до стены, от пола до потолка.
         

       Когда музыка стихла и воздух стал прежним, троицы  не было за столом. Лишь пустые тарелки, да одинокая игрушка Шрэк, держащая в охапку гранёный стакан…
      
       Официант недоуменно оглядывался по сторонам, да скалился в углу слюнявой улыбкой Лёва Непалец, обнимая виолончель, как любимую женщину. Иногда странные рубиновые сполохи пробегали на дне его бездонно-чёрных глаз….
      

               
                ( 4 ноября 2009 г. Бруклин )

                фото а’ANTIst "мир не такой, каким нам кажется"  http://www.photosight.ru/users/52800/  с разрешения автора