Ухух

Старый, как сам лес, Ухух сидел у кострища на берегу поросшего камышом озера и ворошил палкой в тлеющих угольях. Вокруг были разбросаны битые бутылки, упаковки от консервированных соков, пластиковая посуда и еще всякая всячина, указывающая на то, что недавно здесь было некое пиршество.
- Есть чё? - услышал он за спиной звенящий колокольчиком голос и обернулся.
  Наклонившись над распластанной под сосной туристической палаткой стояла Плюха.
  Она была молода и красива. В её длинных, салатного цвета, волосах была вплетена свежесорванная кувшинка. И, не смотря на ноябрьский холод, Плюха была абсолютно голой.
- А, это ты, бесстыдница! - отозвался Ухух - Да нет там ничего доброго. Разве что, картопли малость оставили. Да и то, половину в огне спекли.
- Картоплю свою сам ешь - прозвенела Плюха став на колени, зарывшись с головой внутри складок палаточного брезента и выставив наружу красивые пятки с перепонками между длинных пальцев и восхитительный голый зад с еще одной пикантной женской прелестью, поросшей зелёным пушком. Ухух медленно поднялся, не сводя глаз с жутко соблазнительной картинки. Из под брезента вылетела банка рыбных консервов, потом еще одна, потом полторалитровая бутылка кока-колы...
  Старик выпрямился на своих козлиных ногах и, отерев повлажневшие ладони об одежды из заячьих шкур, совершенно бесшумно направился к Плюхе.
- И даже не мечтай, пень трухлявый. - услышал он из-под брезента - Ещё не усластил девушку гостинцем, а ужо сучёк вздыбил?
- Да я это... - затоптался на месте Ухух - того... и не думал...
- Как же, не думал он. Тупотишь копытами, ажно земля ходуном ходит. Сядь, где сидел и жди, пока девица не отыщет себе чего полезнаго. А коли не отыщет, будешь и дале сидеть.
- Тьфу, ****юга болотная! - пробурчал Ухух, но повиновался, почесав лысеющую макушку меж закрученных козлиных рогов.
- Озёрная! - отозвалась Плюха.
  Прощальный осенний наряд опадающего листвой леса наводил на старого пана тоску. В такое время Ухух, как никогда, ощущал усталость от жизни и ностальгировал, громко вздыхая по временам своей ушедшей молодости. По временам, когда ни одна русалка не могла им командовать. И ни о каких торгах не могло быть и речи потому, что спастись бегством от молодого горячего пана было просто нереально. Да и русалок было куда поболе. Да вот поизвелись все. Только вон Плюха одна и осталась. Не ведомо, почему осталась. Но она была не самой красивой из тех, что тут жили ране. Только на безрыбье, как говорится, и раком...
- Д-а-а-а... - протянула своим звенящим голосом водяная, выбравшись из-под смятого брезента - И вправду, ничегошеньки пригодного.
Ухух вернулся из воспоминаний и разочарованно оглядел выброшенные из палатки пожитки. Консервы из кучи трофеев русалка брезгливо отодвинула своей прелестной ножкой в сторону. Подняла блестящую никелированную фляжку, отвинтила крышку, понюхала, скривилась и отшвырнула к консервам.
- Эй! - подскочил пан - Неча добром разбрасываться! - Он подхватил упавшую флягу, из которой уже успела пролиться почти половина пряно пахнущей жидкости - Пришла как гость, так и не безобразь мне тут. Чего не надобно, то положь как было. - бешено заблеял он на русалку.
- Подумаешь... - обиженно зазвенела та  - Тоже мне, хозяин нашёлся. Да больно-то и надо было...
Плюха гордо хмыкнула, развернулась, взметнув за спину гриву пахнущих водорослями волос, резко контрастирующих цветом с окружающей природой и, покачивая всеми выступающими формами безупречной фигуры, пошла к озеру.
- Постой! - обреченно крикнул старый пан - Я не хотел... Осень, понимаешь... Перед зимним сном я раздражаюсь не по делу. Погорячился я, в общем.
Русалка сразу остановилась, как ждала, что её остановят. И, стоя спиной к пану, молча, выслушивала неумелые оправдания.
- Ну ладно, лысый ты развратник - обернулась она - последний раз прощаю. Показывай уже.
- Чего показывать? - не понял Ухух.
- Так уж и нечего? - кокетливо прищурилась Плюха - Неужто ничё себе не припрятал?
- Правда нет. - затряс бородой Ухух - Говорю же, только картопли малость и оставили...
- Ой! - взвизгнула русалка и восхищенно уставилась в сторону того места, где недавно сидел пан.
Там у поваленного ствола дерева что-то блестело. Плюха метнулась к кострищу, быстро подняла находку и, сильно морщась от тепла тлеющей уже золы, отпрыгнула назад. В руке у неё была женская цепочка, с кулоном из потёртого жёлтого метала, но явно не из золота. Круглый кулончик, с бирюзовым шариком внутри покачивался в воздухе и вслед за ним бегали зелёные глаза русалки.
- Ты ротик закрой, а то комар залетит. - рассмеялся Ухух.
- Комар-то послаще этой гадости будет - парировала русалка, кивнув в сторону рыбных консервов. Она надела на шею найденное украшение и подбежала к воде полюбоваться своим отражением.
  В этот раз Ухух сумел подкрасться к оцепеневшей от восторга Плюхе и крепко ухватил её сзади за тугие шелковистые бёдра.
- Поймал-таки, сморчок облезлый. Воспользовался слабостью наивной девушки. - заворчала та.
- Сладость моя, - как можно мягче зашептал пан - да неужто я ничего за такой подарок не заработал?
- Заработал. - вожделенное тело вдруг ослабло в его руках, и девичий стан прогнулся, как молодая верба. Её руки обвили могучую, покрытую седой шерстью шею старого, но еще довольно горячего Ухуха. - Заработал, козлина ты мой желанный.
  Плюха развернулась к нему лицом и громко чмокнула синими губами в блестящую от пота лысину. Ухух блаженно заулыбался и... не дав ему опомниться, русалка оттолкнулась всем телом и нырнула в прибрежную тину озера, окатив ухажёра фонтаном брызг.
- Так я и знал! - рявкнул Ухух.
Она вынырнула чуть поодаль от берега и зазвенела своим чарующим смехом. От колышущихся восхитительных грудей русалки по воде разбегались круги.
- А ты что думал, мох ты подосиновый, что я тебе за эту цацку сразу отдамся? Нет, мил друг, - хохотала Плюха - я девушка порядошная и за всякую безделицу тело моё невинное не продам. Ты чего побогаче принеси, тогда и поговорим. -- И она скрылась под водой.
  Ухух еще какое-то время наблюдал за тем, куда направилась Плюха (это было заметно по вскидывающимся над водой, то - тут то - там, мелким рыбкам), потом кряхтя, побрёл к брошенной палатке и стал запихивать в неё, как в мешок, весь собранный мусор.
- Тело у неё, вишь, невинное. - бормотал старик себе под нос, потряхивая мокрой бородой - Пробу, поди, негде ставить на этой "порядошной"! Глянь на неё - шлюха водяная... Но хороша девка. Эх, хорошааааа. Ну, ничаво. Мы ишшо поглядим на тя, "порядошную". Сезон грибников не кончился - будет те и белка, будет и свисток...
  Управившись с мусором, он разметал в стороны по мокрой траве остывшую золу от бывшего костра, принёс из-под близстоящей ивы опавшей листвы и засыпал выжженную землю.
- Ну, вооот... - довольно оценил свою работу Ухух - Теперь только всю эту дрянь в схрон до весны, а весной за лес всё и перетаскаем. Старый ты стал, дедушка Ухух. Силёнки уж не те. Ране до весны ждать не стал бы. А теперече - лень-матушка...
- Ты с кем эта разговоры ведёшь, милай? - в этот раз пан услышал отнюдь не мелодичный русалочий голос, а скорее предсмертный скрип трухлявой осины.
- Да с собой и веду, Дрёмушка, - ответил Ухух, даже не обернувшись - боле то не с кем.
- Есть чё? - хрипло спросила подходя к брезентовому мешку Дрёма.
Она была совсем не в пример Плюхе - зрелая баба, пахнущая болотом. С грудью, прикрытой вьющимися прямо по спутанным волосам, краснеющим от осени, вьюнами. Крючковатый нос нависал над густо накрашенными ежевикой тонкими губами. Глубоко спрятанные под косматые брови поросячьи глазки так же безобразно размалёваны грибной кашей. В общем, кикимора - она и есть.
- И ты туда же? Да нет ничаво! Вона, картопли возьми немного. А это всё в утиль несу.
Ухух закинул за спину превращенную в мешок палатку и, ухая, потащил вглубь леса. Вот за эти уханья его, видимо, и прозвали Ухухом.
- Ой, спасибочки! Ой, порадовал! - заскрипела за спиной Дрёма. - Благодетель. Добрая душа, хоть и нечисть...
  Пану уже не было дела до благодарностей кикиморы, он делал свою работу. Так же ухая и прихрамывая, брёл он в чащу леса, где под корнями столетних дубов был схрон, заваленный старыми сосновыми ветвями. Этот схрон Ухух устроил еще лет сто назад, когда вдруг стало нестерпимо тяжко
выгребать остатки человеческого отдыха. А за эти сто лет столько всего изменилось! В былые времена и охотников было много больше, чем нынче, но никто так бесстыдно не гадил, а берег лес. Заглядывали и князья всякие со свитами. И пиры закатывали в лесу такие, что нынешним... как их... тьфу ты... а! туристам, во... и не снились такие пиры. Только холопы опосля всё прибирали. А нонешним даже костёр лень камнями обложить. Загадили всё так, что даже лесная нечисть повымерла. Потому как, хоть она и нечисть, а жить может только в чистоте. Вот и ему, последнему лешему, скоро конец придёт - в такой грязи быстро стареешь. И Плюха в озере долго не протянет. Как её до сих пор вместе с рыбой динамитом не оглушили - непонятно.
  За этими  раздумьями Ухух добрался до нужного места. Спрятал под сосновыми ветками мешок с мусором и побрёл в чащу к своей берлоге.
- Постой, радимай! - услыхал он из болотных кустов скрип кикиморы - Я тебя отблагодарить хочу. За кортоплю-то.
- Акстись, старая! Чего удумала? Чай благодарилка давно тиной заросла! - испугался пан.
- Это я то старая? - взбеленилась Дрёма - Да я в два раза моложе твоей Плюхи. Этой проститутки жаброжопой! Что ты всё мечтаешь? Да не даст она тебе. Никогда не оценит такого мужика. А я, женшына хоть и не смазливая, как эта стерва жабоядная, но в любви толк ведаю. И тебя, Ухухушка, ублажить сумею. Да ты только погляди на меня! Ну чем я тебе не гожа?
И кикимора фланирующей походкой вышла из-за кустов, откинув назад волосы и оголяя все, надо сказать, весьма подуставшие и жиденькие, остатки женской прелести. На куцые ресницы она уже успела прилепить лепестки последних осенних цветов и кокетливо - зазывающе ими хлопала, исполняя ужимку из учебника манер для благородных девиц "угол - на нос - на предмет". Нет! Как на взгляд пана, Дрёма не была полнейшей уродиной. Но, по сравнению с Плюхой... Хотя, под пиво пойдёт...
- Ай! - вскрикнул Ухух.
- Что? - сверкнула рядом редких и острых зубов кикимора - Хороша?
- Да нет! - раздосадовано бросил пан - Фляга! Флягу я у озера забыл!
И он кинулся галопом туда, откуда пришёл.
- Беги - беги! - каркала вслед Дрёма - Так она тебе и даст! Уж заждалась вся! И ласты ожидаючи раскинула! Ох, и дурень ты старый!
- Да пошла ты... - фыркнул на ходу Ухух.
Тяжело дыша, леший выбежал на берег озера. Уже светила луна, и гладь воды отражала тысячи звёзд меж редко растущих кувшинок. Обладая исключительным нюхом, Ухух без труда отыскал под свежей опавшей листвой ту самую забытую фляжку. Он сел на поваленное дерево, отвинтил крышку и сделал глоток обжигающей горло жидкости. Хорошоооооо. Кровь прилила к голове и по телу пробежала волна тепла. Сразу потянуло на подвиги и, уже было возникло желание пойти к Дрёме. "И не такая она уж некрасивая. Еще совсем даже ничего". Пан сделал еще один глоток. "Да она, можно сказать, вообще красавица, еще многим молодухам фору даст. А что?"
- А и пойду! - уже вслух подумал Ухух.
Но тут до него донеслись человеческие голоса с другой стороны озера. "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались" - пели они. Нос лешего учуял запах дыма и горелого мяса.
- Ну, сволочи! Это уже многовато за один то день. Щас я вам покажу "как здорово"!
И, перескакивая через колючие кустарники ежевики, Ухух ринулся в обход озера.

  Уже на полпути стали видны огни костров. Много огней. Шум людского пребывания буквально сотрясал старый лес. И Ухух чувствовал всем своим естеством, что Лесу это очень не нравится.
- Мерзавцы! - рычал пан на бегу - Совсем страх потеряли! Ну, ничего, я вам сейчас напомню, кто здесь хозяин! Ща вы у меня по-другому запоёте!
  Но, подобравшись совсем близко к стоянке людей, стало понятно, что показать этой галдящей толпе, "как здорово" или кто тут хозяин, будет не так-то просто. Людей было ОЧЕНЬ много. Они жгли костры, горланили наперебой песни и много пили. Запах, похожий на тот, что был в трофейной фляге, и еще много похожих запахов, смешанных с дымом, доносились до тонкого обоняния Ухуха за добрую сотню саженей. В сухом валежнике то и дело стучали топоры.
  Леший заскулил, как побитый щенок и, скрываясь меж густыми кустарниками, стал крадучись подбираться поближе к ужасному стойбищу.
  Через пару минут в нос ударил резкий букет запахов из дыма, перебродивших ягод и ландыша, настоянного на крепком мёде. Ухух завертел головой и заметил торчащую из кустов прелестную женскую головку.
- Эй! Чего уставился? Никогда не видел, как девушка писает? - произнесла торчащая головка.
Вот и решение. Сейчас эта маленькая зараза из толпы вандалов поднимет крик и панику. А дальше дело техники. И поживиться будет чем. По крайней мере, среди такой огромной стоянки найдется нечто, что заставит Плюху изменить мнение о своей "порядочности". И "невинности" тоже.
  Леший вышел из-за кустов на свет луны.
- А ты никогда не видала парня с рогами? - грозно прорычал он.
- Пф-ф... - фыркнула девица, поднимаясь и натягивая облегающие джинсы на пухлый зад - Да сколько угодно. И сама эти рога приделывала. Нашёл, чем гордиться.
Тут она покачнулась и стала падать. Ухух подхватил её сильной рукой за талию и поставил на ноги.
- М-мерси. - промычала незнакомка - Н-не поможете даме д-дойти до её палатки?
И она, обвиснув на плече пана, дыхнула ему в лицо сильным перегаром. Ухух растерялся и затоптался на месте.
- Нам туда. - указала рукой направление пьяная незнакомка.
Идти пришлось не долго. Её палатка была разбита за пределами людского лагеря. И возле этой палатки не было костра, что сразу понравилось пану.
- Я не люблю в шуме. - оправдываясь и выцеживая слова, пояснила девица.
- А зачем тогда приперлась? - поинтересовался леший.
- Н-надежда умирает пс-следней. - непонятно ответила та.
- Надежда на что?
- Быть услышанной. Рр... азве не ясно? Ты что с д...уба упал? Не понимаааешь?
- Неа. - честно признался Ухух.
- Ну ты - уникум. Сам-то чего сюда приперся?
- А я не припёрся. Я здесь живу.
- Иххде? В лесу?
- Да.
- Пнтно. Что-то я п... ребрала сёння. Ланно. Слушай: они пишут пссни про чувства, про жисть, ммчтают о р... мантике. А на деле - козлы и пьяницы. Ругают попсу, а сами пр-ризнают только р-раскр... учен... ных авторов. Да какие ав-вторы? Одни исполн...ик... ой... тели чужих п-сен. И кто р-решает их выпускать н-на с-сену? - девица совсем уронила голову на грудь, потом вскинулась, громко втянула воздух и продолжала уже живее - А выпускают такие же исполнители. Сами они не пишут. Они критиками работают. И критикуют по стандартам Совка. Всё новое отметается, как чуждое. Высоцкий играл четырьмя аккордами. Окуджава - пятью. У меня девять. Но я для них плохой исполнитель. А то, что я автор - никому не интересно. Борзов, старый издатель комсомольских брошюр, ни черта в авторской песне не понимает. Зато он лично знаком с Никитиным. И это знакомство даёт ему право судить о чужом творчестве? А эта... Перепёлкина? Музыку напишет на чужие стихи, исполнит и, с важным видом задаёт тупые вопросы по поводу авторских текстов... А потом бегает по лагерю Гольдман и удивляется, "Почему народ к сцене не идёт? Почему все разбрелись кучками и нажираются до беспамятства? Почему горланят каждый у своего костра, не слушая остальных?" А потому, что у каждого костра сидит свой непризнанный автор и люди ЕГО слушают у этого костра. А идти к сцене, где, пусть великолепно (что весьма спорно), исполняют (но) уже сто раз слышанные песни...
 
 Со стороны лагеря доносились звуки песни, усиленные динамиками: " и заслушаюсь я, и умру от любви и печали. А иначе зачем на земле этой вечной живу?" Недалеко затрещали сухие ветки. Ухух бесшумно скрылся в кустарнике. Девица продолжала жалобиться на жизнь, рассказывая совершенно непонятные вещи. Через минуту к палатке вышли двое мужиков с гитарами.
- Иринка, ты с кем тут общаешься? - весело спросил один из мужиков.
Иринка окинула обоих презрительным взглядом, потом повела вокруг головой и о чем-то задумалась.
- Да ни с кем, видимо. - усмехнулся второй мужик - Ей уже баиньки пора. Или еще выпьем? А? Ириш, ты как?
- Выпьем. - кивнула Ириша.
- Представляешь, Ир, - сказал, ставя на пенёк стаканы, первый мужик - У Гельмана кто-то флейту с****ил. Ну не пидор, а?
- Да ну нах. Может, завтра по свету и найдётся. Давайте лучше споём. - отозвался второй, взял гитару и затянул - Спят, спят мышата, спят ежата, Медвежата, медвежата и ребята. Все, все уснули до рассвета. Лишь зеленая карета Лишь зеленая карета Мчится, мчится в вышине В сеpебpистой тишине...
  Леший слушал их из кустов и слёзы текли по его щекам. Какая красивая песня! Про ежат, мышат и весну. Нет. Пущай себе гуляют. Эти точно ненадолго.

  Вечером третьего дня старый, как сам лес, Ухух выгребал остатки, а точнее -- завалы после посиделок этих "авторов и исполнителей". Поживиться было чем. Но мусора было раз в десять больше. У пана даже возникло желание соорудить второй схрон и прямо на этом месте. Он очень устал и хотел спать. Крупный сор был уже свален в одну кучу. Сложнее было с окурками сигарет. Эту гадость нужно было непременно собрать. Ухух знал, что Лес еще сердится на него за то, что тот позволил продолжаться и закончиться этому безобразию самому собой. В камышах озера пан нашёл рыбацкие сети и полиэтиленовый пакет, в котором были какие-то бумаги с неизвестными письменами и... блестящая длинная флейта.
  Он взял флейту в руки и припал губами к мундштуку. Руки сами вспомнили уроки тысячелетней давности. Инструмент был сложнее того, на чем Ухух играл еще, будучи ребенком. Еще там, в Греции. Да-а-а... Много воды утекло с тех пор. И на Крите лесов не осталось, и здесь уже нет жизни. Дальше только тайга. Но там будет очень сложно. Да и привык он уже к этому Лесу и озеру, и к Дрёме, и к Плюхе...
  Музыка флейты лилась сама собой прямо из тоскующей души пана. Он слышал, как из озера вышла русалка, как она вздыхала... и даже плакала под эти звуки. Он даже почувствовал, как Плюха прильнула к его плечу и обняла за шею. Но Ухух был не здесь и не с ней. Он был там, на Крите. Где когда-то давно знали толк в искусстве. Но ценили жизнь и высокие чувства по-настоящему, а не только в стихах и песнях.