Основные воспоминания. Послевоенное время

На фото: наша семья Просняковых у форелевой речки Камениёки в Пригородном поселке: Галя и Валера стоят; сидят бабушка Поля, Толя, папа, Таня и мама. 1959 год.

Мама (уже с дочерью Галей, родившейся в 1943 г. в Яшкино)  вернулась из эвакуации в июне 1945 г. Привезли их в Петрозаводск, пошла она на свой проспект Маркса, а проспекта нет, одно здание филармонии осталось. И их дома тоже нет. Вся эта территория загорожена колючей проволокой, там работают пленные, разбирают развалины. В Петрозаводске остаться не разрешили категорически. И повезли их (с Сорокиными, Григорьевыми) в Сортавальский район, на бывшую финскую территорию. Папа в это время еще  служил на Байкале, демобилизовался через год, Этот год они жили, опять потеряв друг друга – мама уехала из эвакуации, не дождавшись от папы письма с адресом, он знал только, что уехали в Карелию. Нашли друг друга через папину мать, написали ей оба. Когда папа уехал, они еще не знали, что мама ждет ребенка.  Мама смогла сообщить папе об этом перед самым его рождением (Валера родился в конце 1945 г. в поселке Пертипохья, где они жили некоторое время), а увидел он сына, когда тому уже было полгода. Решили поехать на юг, к папиной матери (у нее была корова, огород), детей кормить. В Карелии было голодно, в магазинах ничего нет, хлеб по карточкам…

Мама вспоминает (5 марта 1987г.), как в Минаеве решили сыграть им свадьбу (хотя было уже двое детей). Она привела в порядок дом, накрахмалила и повесила занавесочки. И было странным, как папа задвинул их и сильно завернул, открыв совсем окна (так положено, чтобы с улицы желающие могли смотреть), как убрали все вещи, даже картинки со стен (народу будет много, украдут). В их  Ригсельге двери домов не запирались, чтобы кто-то у кого что-то украл – такого слышно не было. Наоборот, старались друг другу помочь, чем могут. Она вспоминает, как, придя с рыбалки, отец посылал ее с рыбой к тем жителям деревни, у кого не было в доме рыбаков.  И не только потому, что он был добрым человеком. Так было у них принято. Мама дополняет (17 дек. 05г.): «Конечно, большую роль играла вера. В маленькой нашей деревне, посреди ее, стояла часовня –5 колоколов (четыре обычных и один – бас). В каждый праздник с утра звонили колокола,  народ собирался на службу. А на пасху колокола звонили целый день, любой желающий мог звонить,  и взрослые, и дети.  В каждом доме были иконы, день начинался с молитвы, и перед едой – обязательно…».    Вспомнилось еще, как в Минаеве приходили в гости к ним  двоюродные тетки папы и лузгали семечки – шелуху плевали на пол, и как это казалось ей странным и обидным. У них так не было принято.

В 1947 году, весной, был голод, ели лепешки из корней  кудрявца. (Мама вспоминает – 20дек. 2005г. –«вроде наедались, но постепенно стали замечать, как стали слабеть. Как будто этот корень силы забирал»). У детей рахит, вздулись животы, ножки скривились. Особенно папа опух, лежал, не вставая.
Когда в 1990г. мы приезжали (в первый раз) в Минаев, Мария Алексеевна Гаврилова рассказывала мне, как они с папой ходили в тот голодный год в степь, собирать калачики (съедобная степная трава, в виде маленьких кругленьких лепешечек – пробовали, когда жили в Котельниково).
Они переехали из Минаева  в Котельниково (когда мы – моя семья и мама с папой – стали жить  в Котельниково, они показали нам дом, в котором тогда снимали комнату).  Папа устроился заведующим подсобным хозяйством, в хуторе (название забыла – мы ездили туда за пиявками, ставили папе на ноги,  когда они отекали), овощей и фруктов было достаточно. К весне из Минаева сообщили, что в колхозе для него есть место кладовщика. Он поехал договариваться, собирался вернуться через неделю, но на  Дону началось половодье. Он задержался больше, чем на месяц.  Мама вспоминает, как она жила с детьми это время – в неизвестности, без денег. Пошла в ту организацию, где он работал – не знают ли там чего. Там  в ответ пошутили – да он уже женился на казачке…. Переехали снова в Минаев. Лето, осень жили неплохо – особенно, вспоминает мама, наелись арбузов. Арбузы росли там особенные, сортовые, необыкновенно вкусные, есть можно было сколько хочешь,  но с собой брать не разрешалось, только на месте (специально стояли длинные столы), чтобы семена оставались…Зимой кончились свои запасы и то, что было получено на трудодни, снова стало голодно.

 В это время пришло письмо от родных из Карелии, Степан Семенович, муж сестры (она была неграмотной), писал, что там уже отменили карточки, хлеб продается свободно, появилась в продаже мануфактура. И они решили ехать в Карелию. Сначала поехали вдвоем, детей оставили с бабушкой Раей – корова только что отелилась, молоко было. Устроились на работу в поселке Салми, где жила семья сестры, потом привезли и детей с бабушкой. Салми – моя родина, там родилась я в 1950 году. Поселок на берегу Ладожского озера, расположенный  по обоим берегам впадающей в него реки. Впервые попала я на свою  «малую родину» (меня увезли оттуда в младенческом возрасте) в 1987 году, когда  мы   приезжали туда из Сибири – мама и я с дочками-дошкольницами. С помощью подруги маминой сестры (тети Куни, как мы в семье ее называли, она была там с нами), тети Сиры (финки) мы нашли место, где стоял когда-то наш дом – мой первый родительский дом, который я не помню.
Толя родился через два года, уже в г. Лахденпохья, где жил мамин брат Петр с семьей. До этого еще успели пожить в п. Хийтала. Переезжали в поисках работы, которая могла бы дать возможность прокормить семью. Там произошел случай, который неоднократно вспоминался в нашей семье. Я сильно болела в то время, никакие средства не помогали. Родители уже теряли надежду, что выживу.  И вдруг наш бычок  Аден попадает под поезд. Все очень горевали, а бабушка Рая сказала: "Все, Танечка будет жить. Аден положил за нее свою головушку…". И, действительно, я стала поправляться.

В Лахденпохья папа и мама устроились на работу на фанерный комбинат, мама учетчицей, а у папы была тяжелая физическая работа – багром из кипящей воды вытаскивать бревна. С его больной рукой ему было очень тяжело (рука была прострелена полностью, ее хотели ампутировать - сохранилась благодаря хирургу, узнавшему его). Инвалидность в то время не давали, потом дали третью группу, а в семидесятые вторую группу инвалидности. Мама вспоминает (27 декабря 2005г.), как он каждый день перед работой заходил к хирургу и ему делали обезболивающий укол в руку. Когда родился Толя, мама «бегала по шпалам» (заводская узкоколейка проходила рядом с нашим «домиком на курьих ножках»)  кормить его (в одну сторону около трех километров). Потом мимо него я ходила в школу, и удивлялась, как это мы все там жили. Первый наш дом, который я помню – квартира на чердаке. Прихожая, которая была же и кухней, комната и спаленка. Кухня и спальня – с наклонной крышей. Окно в квартире единственное, в комнате. Нас семеро, больная бабушка, которую мама мыла на кровати. У окна стол, слева на стене – черная тарелка радио. Помню, в белые ночи я иногда потихоньку, когда все спали, устраивалась с книжкой на подоконнике (читать научилась рано – приставала к старшим - какая это буква?) Когда «попадалась», меня очень ругали – за то, что порчу зрение. То ли по этой причине, то ли нет, но зрение к школе действительно оказалось не очень. Вообще, все мы, дети, очень любили читать, и самым большим наказанием было, когда на какое-то время забирали книгу. Правда, старшие сестра и брат вспоминают и о других наказаниях, но я не помню.
Это единственное чердачное окно той нашей квартиры мы с мамой показывали моим дочкам, 5-ти и 7-ми лет, когда приезжали в Карелию из Сибири летом 1987г. Этот дом стоит и сейчас, по крайней мере, летом прошлого, 2004г., когда мы с Машей были там, все было по-прежнему.
Мне было 5 лет, когда умерла бабушка Рая. Ей было всего 65 лет, кроме больного сердца у нее было серьезное заболевание горла, которое началось с того, когда она однажды в летнюю жару, у себя в хуторе напилась холодной воды. Наша двоюродная сестра Тая, когда я весной этого года приезжала к ним под Харьков и мы тогда,  в общем-то, и познакомились, рассказала, как это было. Бабушка пришла с поля разгоряченная, уставшая, сказала ей: »Набери-ка, Таечка, воды с колодца». Жадно напилась, и тут же у нее горло перехватило…. Тая была очень привязана к бабушке. Она росла без отца, мать после его смерти вышла замуж, а Тая росла у бабушки. Когда бабушка уехала с нашей семьей в Карелию, она стала жить с матерью, но очень тосковала. И как она рассказывала мне, бабушка тоже о ней очень скучала, писала ей, что она постоянно у нее перед глазами…

 После смерти бабушки решили продать корову, на вырученные деньги купили сруб в Пригородном поселке (в 2 км от города) и понемногу стали строить дом. Этот дом и, вообще, это место, где, с одной стороны дома, в нашем дворе протекала речка, в которой водились форели, и мы наблюдали за ними, лежа на мостике,  с другой – родник, куда за водой до сих пор ходит весь поселок, и совсем рядом, за железнодорожной линией, лес (полный чудес…) для нас и сейчас – больше, чем просто дом. Последний раз я была там прошлым летом (в 2004-м году), с дочкой Машей. И хотя он уже состарился, многое там – все то же…Летом 1963 года мы переехали на юг, в г. Суровикино Волгоградской области, где жили папины двоюродные братья. Решение было принято после приезда к нам в гости папиного двоюродного  брата, дяди Саши Генералова, с женой. Они, посмотрев на нашу, по сравнению с ними, нищенскую жизнь, посоветовали перебраться в их места. Жизнь семьи снова начиналась «с нуля», денег от продажи дома хватило ненадолго. Жили в «казенной» квартире, на кирпичном заводе. Потом перешли на частную квартиру и стали строить дом. Мама работала на лесоторговой базе, кладовщиком, и взяла в кредит финский щитовой дом. Дом получился большой, красивый, обкладывал кирпичом его Валера, который только что пришел из армии. Несколько месяцев назад мы проведали этот дом – в июле 2005 г.. Мы – я  со всеми троими детьми, племянником Ромой - и Ирина, дочь папиного двоюродного брата, дяди Саши Генералова, с сыном Сашей и невесткой Наташей ездили в Минаев, на обратном пути  подъезжали к нему.  Но и в этом доме мы жили совсем недолго. Наша южная жизнь продолжалась 9 лет, пока по состоянию здоровья мамы не появилась необходимость сменить климат на менее жаркий. На это раз мы отправились в Сибирь, где уже жила, выйдя замуж за сибиряка, наша старшая сестра Галя. В городе Шелехове под Иркутском, в дорогом для нас всех доме по ул.Ангарской, 8 мама с папой прожили 22 года. И эти годы, как всегда они говорили, были самыми счастливыми в их жизни, и, наверное, каждого из нас, их детей, хотя у всех шла своя, уже взрослая жизнь, со своими радостями и печалями. Но мы были вместе, все эти радости и печали делили на всех. Наши дети росли в атмосфере редкой любви и заботы дедушки и бабушки. Восемь из десяти их внуков родились в Сибири. Сибиряками стали мои братья и сестра. Когда в 1993-м году я со своей семьей переезжала снова в южные края, на  этот раз в город Котельниково – родину отца моих детей, папа попросил забрать и их с мамой. Сказал: »Хочу лежать в своей земле». Это были и его родные места.
Вместе мы там прожили восемь лет. Побывали и в Минаеве (в июне1993г. ездили туда на мотоцикле – папе было 78 лет),  поклонился он родной земле. В январе 2001г. закончился его земной путь. В последний месяц жизни он говорил мало, больше о чем-то думал, однажды сказал: «Единственное, о чем я жалею,  - это то, что мы уехали из Карелии…». Он часто вспоминал карельские сенокосы, грибы, ягоды…
Татьяна Картамышева (Проснякова)

Дополнение от Анатолия.
 Некоторые моменты из описываемых событий произошли на моих глазах. Например, смерть бабушки Раи. Как подмечено некоторыми писателями, трагическое идет рядом с комическим. Поэтому не будем осуждать трехлетнего ребенка, который, узнав, что сегодня хоронят бабушку Раю, обрадовался, что сможет проехать на машине. Сами похороны хорошо помню: момент, когда машина с гробом проходила мимо «пожарки», то есть, была еще рядом с домом, я стоял или шел около ее. Позади был сад, из которого брат Валера осенью вытаскивал яблочки сачком на длинной палке. От дома шла улица к железной дороге на фанерный комбинат. Там бывать мне категорически было нельзя, потому что мама предупредила, что там ходят финны. Что они могут сделать, я не знал, но было страшно. В той стороне жили Сорокины, семья дяди, маминого брата. Пройдя от них немного, я увидел человека, идущего вдали по одноколейке, и опрометью бросился назад. Это был финн!

Следующая часть: http://proza.ru/2009/10/31/117