Круп русской провинции

                *

             Круп, это который  у лошади, а не немецкий промышленник.
             Хорошо в русской провинции.
             Каждый писатель, хоть раз в жизни пересекавший садовое кольцо, отметил сей факт. И не пересекавшие тоже отметили, может быть, более страстно, чем пересекавшие. Тут дело в масштабе карты.
             Проще надо быть – я эту фразу в юности ненавидел. А сейчас согласен. Чего выпендриваться. И провинция дает нам шанс упроститься, и наоборот, нигде нет таких понтов, как в деревне.
             Живешь между двух полюсов – одни мечтают уехать, другие построить свое счастье здесь. Можно на обломках чужого.
             Мои знакомые вскрикивают как сестры из пьесы – в Москву, в Москву. Некоторые кричат – в Петербург, знакомая художница – в Париж, а героиня этого рассказа – в Алма-Ату.

                *

             Жила она там в юности и сохранила самые светлые воспоминания. Тепло, небо черное, а не серое как у нас, вода журчит в ручье, а не в кране. Родилась-то героиня в Сибири и на контрасте с рабочим поселком своего детства, где пьют даже во сне, алма-атинский поселок смотрится Ниццой.
             Город Алма-Ата ее юности, был ярко межнациональным.
             Она сама кровей смешанных, от бурятских до еврейских, и любит когда кругом Вавилон с преобладанием южного акцента.
             Теперь он Алма-Аты, я разницы не улавливаю.
             И сколько ей не втолковывай, что все там изменилось, что любит она свою юность, а не достопримечательности, все равно твердит – уеду.
             У нее там случилась первая любовь, и против этого нет средств.

                *

             У нее оттуда второй ребенок, а первый, все-таки, из Сибири. Значит, в Алма-Ате была зрелая юность, поздняя.
             Я первого не видел, он уже взрослый парень и живет в курской области. А второй живет с матерью, но тоже уже не маленький. Вот он из Алма-Аты.
             А третий из нашего города, школьник, сорванец и матершинник.
             Мы с ним приятели.
             А четвертый родился во время краткого пребывания героини в Костроме. Он совсем еще дитя.
             А сейчас она планирует дочку, четверо пацанов – план по солдатам выполнен, пора девочек рожать. Чтоб было, кому других пацанов из армии ждать. Это к вопросу, что современные женщины не хотят рожать. В провинции хотят, мало того, не только хотят, но и рожают.
             Но крик – в Москву, в Москву, остается.

                *

             Крупной личности, однажды становится мало местных масштабов. Рожать детей, это как симфонии писать, это – крупная личность делает, если в количестве больше трех. Вот она и задыхается.
             Еще интересная штука. Маленькие города ненавидят уроженцы оных. Жители мегаполисов испытывают умиление от провинциального уюта. От названия Углич, впадают в транс. Если человек надрываясь доказывает любовь к Нью-Йорку, он или родился в этом городе или вырос в тяжелом захолустье, не обязательно русском.
             Астафьев жил в деревне.
             И я живу, хоть и не Астафьев.
             И на крики – в Москву, в Москву, реагирую спокойно – езжай, кому ты там нужен.
             И я не прав.
             Точнее не совсем прав. Человек едет не для, а от. Может и не нужен, но здесь ощущать свою ненужность невыносимей. Люди бесятся от жизни, по их убеждениям, пролетающей мимо. В дорогих лимузинах. В соболях и шиншиллах. В дерьме.               
            
                *

             Вернемся к героине.
             Ее желание родить дочку застало меня врасплох. Нет, она не меня планировала в будущие отцы, а свою последнюю и истинную любовь. Просто, я принимал близкое участие в ее делах, помогая хоть чем-нибудь. И, по моим убеждениям, пятый ребенок стал бы непомерной ответственностью для их немаленькой, но рассеянной семьи. Да и гипотетического отца я знал неплохо с плохой стороны.
             Но человек любит искренне и ему не доказать, да и не надо.
             Чего тут доказывать? Что ее избранник жалкая и ничтожная личность? Щеголяет термином кунилингус, но плохо представляет его значение?
             Меня тоже кто-то считает ничтожным, а дети продолжают любить. И не только дети, вот например, на прошлой неделе, одна приятная особа двадцати трех лет сказала мне, а, черт, опять уводит в сторону.
             Любовь слепа.
             Это я где-то слямзил.

                *

             Родят они девочку, зная ее целеустремленность – родят. Потом расстанутся и героиня встретит следующую истинную любовь. И опять родит девочку, кто-то же должен это делать. И, возможно, ее дети переедут в столицы. И сделают себе карьеры.
             А мы останемся здесь. То, что называется на местах. У провинции огромный круп, за ним не видно горизонта и нужно обойти, чтобы разглядеть перспективу.
             Мне обходить – лень. Мне спокойней потакать своему провинциализму, чем становится иллюстрацией к пассионарной теории Гумилева.
             Мне в болоте – хорошо.
             А ей – плохо.
             Но она реализует себя, рожая детей. Не в этом ли, если отбросить понты, цель жизни?
             В этом.
             Хорошо бы, чтоб героиня это осознала до наступления климакса.

                *

             Я не помню, упоминалось ли в этом рассказе слово «позиционировать».