Личная тварь

***
    Безусловно, всякое дело, скрывающее хмурую тревогу дорожной развилки, следует начинать с приведения хоть в какой-то порядок тяжелых (и от этого заметных и памятных) валунов своей жизни, попытки классификации и, пускай, видимости, но всё же сортировки прошедшего. 
    Условность.
    Условность – это нечто ненастоящее и нестоящее, противное самой сути человеческого желания свободы. Желания, надо заметить, оправданного и законного. Убегая от правил, которые неосознанно, но все же были мне навязаны, я не только не раздробил свои валуны в мелкий и поверхностный щебень, но, напротив, из этих камней, скрепив их вязким раствором новых, самим мною же придуманных ограничений, соорудил вокруг себя стену.
Внутри колодца было плохо и пусто. Тесно.
   Но мой внутренний дворик был рассчитан лишь на одного, потому-то о нем никто и не догадывался. Это было и остается и в это мгновение моим государством, страной, отчизной, родиной. Родиной меня нового, мощного, быстрого, яростного, разящего.
Впрочем, кому пришла бы в голову мысль, даже тень ее, о том, что я, по своим собственным воле и желанию, сам себя запер в каком-то каменном шатре, который назвал своей землею и решил, что именно здесь обрел свободу. Да! никто не знал и не поймет, не простит, не поможет.
   Но я узнал свободу. И она показала мне свое желанное тело без скрадывающих изгибов ткани таким, каким и сама не могла видеть. Не верите? Попробуйте без зеркала разглядеть полностью свое тело! Не получается? а тогда скажите мне, какое зеркало может быть у свободы, в каком зеркале уместиться свобода во всей своей открытости? И что такое отражение свободы? И существует ли вообще это отражение?
   Я стал зеркалом свободы, своей свободы, как я наивно заблуждался, но все же не смог обладать самой свободой, а стал лишь хранителем и соучастником ее отражения. И тогда стало ясно: мне не уйти и не избавиться от знания отражения и никогда не овладеть той плотью, что это отражение давало. И тогда в моей каменной келье появилось что-то еще, что-то маленькое, иглистое, живое. И эта жизнестойкость, способность жить новорожденного нечто стала меня пугать.
   Я превосходил своего незваного соседа и в силе, и в ловкости, и в коварстве, но эта тварь не поддавалась мне. И чем страстнее я пытался ее извести, тем глубже она оставляла царапины на моих стенах.
   Вниз под ноги осыпалась мука моих тщетных желаний.
   Я оказался припорошенным пудрой своих же камней.

***
- Нынче наимерзейший август.
- Да, пожалуй.
- А я именно в августе хотела отдохнуть.
- Отдыхать можно и в дождь. Главное, знать с кем и как. Или как и с кем...
- Ну, это не очень хорошая шутка, пошло...
- Наверное. Но я без всякой задней мысли.
- И без передней.
- Так кто здесь пошлит?
- Получается, что все. Впрочем, если знать хотя бы азы психологии или какой-нибудь другой науки, изучающей поведение людей, и рассмотреть присутствующих здесь, то станет очевидной масса неприемлемых для этого вечера фактов.
- Что-то длинное предложение получилось.
- Точно. Надо ещё выпить. Будешь?
- Мне нравиться твоя манера плохим августом опустить брудершафт и перейти на "ты" без особых церемоний.
- Ну что ж, давайте выпьем и начнём обращаться друг к другу как старые добрые друзья.
- Как-то Вы не очень похожи на старого друга, возраст не тот.
- Это дежурный комплимент?
- Извините – привычка и стереотипы.
- Ничего, мне нравиться.
- Ярослав.
- Селена.
- Селена?
- Отец настоял, он был то ли астрономом, то ли фольклористом, то ли романтиком...
- А звучит красиво. Ну что, на брудершафт.
- Да, но только нужно взять водки.

***
- Я родом из маленького городка, даже, скорее, посёлка. Но при школе общеобразовательной, была ещё школа художественная. Родители меня туда и отправили. Насильно, конечно. Так, просто чтобы по улицам вечерами не болтался.
- Ну и ты стал художником?
- Нет, я стал дизайнером.
- Это здорово. И что ты тут делаешь?
- Да случайно сюда попал. Так, выпить-закусить.
- На сборище денежных мешков? Случайно? Вина попить? Как-то странно звучит.
- Вообще-то я с директором пришёл. Недавно устроился в одну конторку, вот и попал сюда. Ну, там кто-то пойти не смог, я заменил. В конце концов, не пропадать же билету.
- А директор твой того, что ли? Что это он тебя с собой взял?
- Он – это она. Попросила прийти, вот я пришёл.
- Служебный роман?
- Нет. У неё своя жизнь, у меня своя. И к тому же её интересуют только деньги, как я понял. Да и потерял я её сразу у входа. Ну, не пристало женщине на такую вечеринку приходить одной. Моветон, знаешь ли. Вот и всё.
- Спасибо тебе, выходит у меня проблемы со вкусом. Я одна заявилась. Моветон?
- Неужели ты не смогла найти себе кортеж? С твоей-то внешностью!
- Не твоё дело. А за комплимент спасибо.
- Он не дежурный, кстати.
- Пойдем на улицу. А лучше вообще отсюда. Скоро все напьются окончательно, будут пляски.
- Но это же приличный клуб. И люди солидные.
- Будут гулять по полной программе.
- Я думал, здесь деловые разговоры, обсуждение контрактов и всё такое.
- Ну, ты и наивность. Деньги такие платят – ах! - только чтобы им никто не мешал. Ни журналистов, ни ГБ-шников.
- Дурдом.
- Потому пора уходить.

***
   Три дня я размышлял о греховности. Эта тема не была для меня привычной. И всё же… Я решил для себя.
   Я заметил, что серьёзные мысли, размышления начинаются после потрясений. Не государственных, а личных. Безусловно, как патриот, а я считаю себя таковым, я должен ставить идеи государственные превыше личностных, однако с таким трудом это даётся.
В раздумьях я обратился к понятию греховности человека и попробовал разобраться, что такое грех вообще. Меня заняла основа греха, его фундамент, корни.
   Думаю, грех не может считаться грехом, если человек его творящий не знает, что он вершит. Ведь есть же ещё люди, не знающие Христа, варвары, живущие по своим законам, идолопоклонники с жертвоприношениями, просто дикие люди. Разве они виноваты в этом? Неужели вина их в том, что никто не раскрыл им глаза? Да и как не оступиться на грани между злом и добром? И существует ли абсолютное зло и абсолютное добро? То зло, что никому не приносит радости или удачи, и такое добро, что никого не огорчает. И, чёрт возьми, какая связь между Христом, христианством, инакомыслием (ересью), творением, злом и добром?
   Нельзя, так нельзя.
   Невозможно представить, что душам их из-за неведения гореть в аду. Но не страшнее ли живая совесть земной души?
   А мы, образованные, цивилизованные, познавшие электричество и сумевшие освоить передвижение без лошадей, разве мы можем осуждать дикаря за то, что он не ведает, что творит? 
   Нет.
   А, может, это мы не понимаем, что он творит? Может быть именно мы, заменившие Луну лампой накаливания, занимаемся совсем не тем, как было задумано кем-то до нас? По каким законам мы осуждаем пожирающего своего врага каннибала? По своим. Мы сами их придумали, чтобы слабейший мог выжить. Но слабый – противник не достойный человеку интеллигентному. И слабый это понимает. И копится в нём злоба и жажда доказать, что с ним нужно считаться и вызвать в конечном итоге на бой. То, что я не сожрал слабого, - это благо или нет? Он мог умереть воином, но его обрекли на жизнь далекую от достойной жизни и смерти. Уничтожив слабого, я взял бы на себя грех, оставив его жить, я позволил грешить ему. 
   Так что есть грех?
   Неужели он от знания, от понимания, от цивилизации?
   Только мертвецы безгрешны. Костям незачем грешить. Да и нечем.
   И безумно страшна та тварь, что живёт рядом со мною…

***
- О! Ты сегодня в чёрном! Стильно.
- Директора хоронили. Я вот с поминок ушёл…
- Директора?
- Ну да, я с нею на вечеринке той был, когда мы познакомились.
- Что с ней случилось?
- Попала в аварию. Села за руль пьяной.
- …
- …
- Я даже не знаю, что сказать…
- Да ладно… Что уж тут говорить…
- Ты расстроен?
- Н-нет… Скорее, удивлён. Утром хоронили женщину, которая после бутылки любимого коньяка оказалась в закрытом гробу. А на поминках люди об этом поговорили, выпили, сели в машины и разъехались… Странно как-то.
- Скорее, глупо.
- Возможно… Пойдём ко мне.

***
- Не думала, что поминки закончатся так…
- Ну и ты была не против...
- Хм…
- Не обижайся... Послушай. Ты мне нравишься. Как я понимаю, это взаимное чувство. Так ведь? Так… Так неужели я должен лицемерно выжидать положенный срок траура, при этом не переставая думать о тебе? Всё, что осталось от покойницы – память. И не следует память о ней омрачать вынужденным воздержанием. В конце концов, то, что мы, не будучи супругами, сейчас в одной постели, - это такая же аморальная ситуация, как и то, что мы находимся в этой самой чёртовой постели после похорон…
- … ты говоришь жуткие вещи…
- … и не понятно каким законом нас судить. А если подходить к ситуации беспристрастно, без нашего любимого всеми лицемерия, которое зовут и моралью, и этикой, то становиться чётко ясно, что она не была хорошим человеком. Она забрала фирму своего мужа, а он хотел денег не себе, а тем детям, которых она ему не рожала. Она в зависти крушила судьбы своим друзьям и знакомым, она жаждала власти и подобострастия, она… Для кого я должен делать вид, что мне жаль её?!
- Ты страшные вещи говоришь!
- Разве? И чего же ты боишься?
- Перестань так гнусно улыбаться. Я ухожу.
- Куда?
- Не твоё дело.
- Когда надумаешь вернуться, позвони.
- Пошёл ты, урод!..
- Ну-ну…

***
   Та мерзость, что живёт возле меня, распространилась до исполинских размеров. В какой-то момент я даже решил, что скоро мне нечем будет дышать. И неожиданно мы подружились.
   Да, я, конечно, считаю ту тварь мерзостью, но я начал понимать, чего же она хочет. И принял её желания, и жить стало легче.
   Всё просто. Она лишь хочет, чтоб я изменился.
   Просто изменился. И тогда она сгинет.
   Но как мне изменить себя, не прикасаясь пространства, что вокруг меня?
   Господь! Бог мой! Ответь!
   Я не могу измениться один.   
   Лишь прикасаясь к миру, что живёт вокруг меня, я становлюсь лучше, оставляя умирать вместе с грязной паутиной мира кожу своих ладоней.
   Я – кровоточащая рана.
   Я иду с миром.
   Я преображаю себя, связываю сущее вне меня моею ясною силою, страстью, доступной исключительно мне.
   Я умею летать…
   Смотри, златонесущий Ваал, радуйся, сребряноокая Астарта! Я умею летать!
   Это всё сила той твари, что изводила меня. Она подарила мне крылья, и обратно я их уже не верну.
   И если эта мерзость жаждет изменить меня, я изменюсь. Я был слаб и беззащитен, но я становлюсь иным. Как змий сбрасываю я старую кожу и наращиваю взамен её панцирь, словно не человек я, а левиафан.
   Радуйся, тварь! Мы заключили союз.   

***
- Возле подъезда еловые ветки.
- Умер мой сосед. Он был наркоманом.
- Ты его хорошо знал?
- По-соседски…
- …
- Ты вернулась на десять часов раньше меня.
- О чём ты?
- Я решил, что если ты не позвонишь до определённого мною срока, то я приду к тебе.
- Стоило мне подождать десять часов, и я б увидела тебя молящим меня о милости.
- Ха-ха! Молящим?! Нет. Я лишь предложил бы тебе попробовать начать всё вновь.
- Так почему ты сейчас не сделаешь это?
- Потому что десять часов.
- Какой ты всё-таки…
- Да. Но ты ко мне пришла. Разве это не доказывает тебе, что тебе я нужен?
- Но и ты был готов сделать первый шаг.
- За намерения не судят, за желания не краснеют.
- Сколько ж в тебе мерзости.
- Ну, иди ко мне.
- …
- Ты поменяла духи.
- Я хотела перемен.
- Они наступили?
- Я поменяла духи.

***
- Я думаю, что существует некоторая область, которая предопределена нам изначально. Нет, это не судьба, предрешённость или что там ещё… Всё гораздо тоньше. Мы познакомились на той вечеринке. А ведь могли никогда не встретиться. Или ты не предложила бы мне уйти, или я б отказался. Это смутно как-то.
- Ну, наверное, это судьба и есть…
- Не-ет… Это касается лишь важных моментов. Ничего не изменится, если утром я вместо кофе стану пить чай. Но если Светлана…
- Светлана?
- Она… была моим директором… Да… Если Светлана любила коньяк и пьяное вождение, то это должно было закончится трагически. Она была обречена… Я принёс ей ту бутылку. Она попросила, я принёс. Есть ли моя вина в том, что она погибла?
- Нет.
- Нет… Мы совершаем поступки, а их последствия уже кто-то определил.
- Кто?
- Ну что за наивный вопрос? Откуда мне знать – кто?
- Бог?
- Ты считаешь, ему есть до нас дело? Конечно, даже волос с головы не упадёт без его воли. А зачем?
- Что зачем?
- Зачем ему контролировать мои волосы?
- Кому?
- Богу.
- Понятия не имею. Ты о чём?
- О том, что всё решено. Он не руководит нашей жизнью. Он ведёт нас к смерти такими, которыми он решил нас видеть.
- И что?
- И то, что мы…
- Что?..
- Мы вершим то, что он задумал. Мы – его чудеса, которые не видно.
- И это приводит нас к смерти.
- Скорее, это возвращает нас к нему такими, какими он нас задумал.
- И твоего соседа он задумал наркоманом?
- К нему он вернулся таким.
- Я не понимаю. Почему ты считаешь, что всё это - им задуманное - он творит через нас?
- А как иначе? Мы все умрём. А пока мы живы, мы что-то делаем для других. И это меняет и их, и нас на пути к нему.
- …
- И соседу деньги дал я. Он просил в долг. Я знал, что он не отдаст.
- Подожди… Директор, сосед… Это только лишь совпадение.
- Да?..

***
   Я полюбил ту тварь, что дала мне крылья. И я её возненавидел за то, что она может эти крылья забрать. Но в те времена, что я лечу на тех ветрах, которые мне указывает тварь, я свободен и она ничего мне не сделает. Но я должен этой твари за крылья. Цена велика.
Я стал другим. Преображение выдрало из моих внутренностей и болезни, и слабости, и страхи, и желания. Всё это разлетелось по стенам моего тихого каменного мешка и разрушило камень.
   Да, я стал свободен. И я стал другим.   
   Крылья, судьбы. Предрешённость…
   Что я ощущаю сейчас? Не знаю. Радость. Силу. Волю.
   Мне спокойно.
   Моё время – под Солнцем. Пока есть в воздухе его лучи, воздух держит меня.
   Ночи я не помню.
   Я рождаюсь каждую утреннюю зарю. Всякий вечер я умираю. Тихо, уверенно, с наслаждением.
   Я такой. Я такой…

***
- Нет, нет. Не надо так близко.
- Что случилось?
- Не нужно меня обнимать.
- Тебе неприятно?
- …
- Не молчи.
- Нет. Дело не в этом. Мне нравится, когда ты рядом. Ты могла бы остаться навсегда. Но поздно.
- Почему?
- Я другой. Я меняюсь.
- Я заметила. Волосы высветлил. Напялил какую-то странную спортивную кофту. А как же одежда, подчёркивающая фигуру?
- Она мне стала тесна.
- Ты прячешь животик?
- Нет.
- А что же?
- Смотри!
- …
- …
- Что это?!
- Крылья. А то не понятно…
- Шутка?
- Проверь, если хочешь.
- …
- …
- Крылья…
- Вот видишь, а ты думала, будто я тебя обманываю.
- Но как это возможно?
- Ему нужны те, кто будет вершить его замыслы.
- Почему ты?
- Я.
- Ты стал ангелом смерти?
- Нет. Не ангелом.
- А что делать мне?
- Хочешь, будь рядом.
- Я не смогу.
- Я научу тебя.
- Но как же всё вокруг? Семья, работа, друзья… Неужели мне придётся их оставить?
- Неужели тебе это так важно?
- Мне важно быть с тобой.
- Так будь.
- У меня нет крыльев.
- Ты хочешь крылья?
- …
- …
- Я боюсь.
- Это не страшно. По имени мне суждено править днём, тебе имя - ночь.
- Я люблю ночь.
- Я знаю.

***
   Тварь пропала, когда нас стало двое. Видимо, она свершила завещанное.
   А мы вдвоем. И нет нам преград ни в часах, ни в пространствах.
   Всегда… 

***
- Мы станем вершить предначертанное. И, встречаясь в зорях, будем вместе всегда.
- Дважды в сутки?
- Да, когда сходятся День и Ночь, Солнце и Луна. Но это не так уж и мало.
- Не мало… Всегда… А когда кончится этот мир?
- И после этого мира мы будем вместе. Всегда.
- Всегда… Всегда… Сумерки темнеют, тебе пора.
- Встреть меня утром.
- Ты будешь думать обо мне?
- Всю ночь. Всегда.