Поезд

Здание вокзала казалось черно-белым - так падал свет. Казалось, что детская рука нарисовала вокзал на клочке бумаги. Чуть угловато, чуть неровно, криво пририсовав в конце башенку с часами. Часы стояли и постоянно показывали без десяти пять. Время пить чай. После введения комендантского часа их никто не заводил. Поезд не вписывался в старое здание вокзала и в старую платформу. Он был слишком современен, современен до  такой степени, что казался прибывшим из будущего, - чересчур современен. Табло прибытия поездов было покрыто густым слоем пыли. Поезда перестали ходить со времени первых ковровых бомбардировок. Пути были разрушены, восстанавливать их было некому. Поезд, стоявший у платформы, ниоткуда не приезжал, он был построен здесь же сотрудниками НИИ Космического Кораблестроения. Институт не успели эвакуировать и последние полгода сотрудники провели в полной блокаде. Было понятно, что институт непременно разбомбят. Было странно, что его не разбомбили до сих пор, ведь он был отмечен на карте стратегических объектов большим красным пятном чернильной крови, не оставляющим ему права на жизнь. Но сотрудники не опустили руки – они строили Поезд. Поезд был построен из частей космического челнока, который так и не был запущен. Это был самый удивительный поезд в мире, поезд без конечной точки отправления. Поезд в никуда. Расчеты были сомнительны, детали довольно-таки изношены, - все делалось второпях, можно даже было сказать на глазок. Никаких предварительных испытаний возможности провести не было. Внушало надежду одно – постройкой руководил сам профессор Подольский, признанный светилом современной физики во многих странах мира, некоторые из которых даже ещё уцелели на карте. Идея профессора была проста: в случае ядерной бомбардировки института выделяемой взрывом энергии помноженной на собственную энергию поезда должно хватить на совершение пространственного броска, способного спасти сотрудников института от верной гибели, перебросив их в точку Х. Поезд строили полгода, работая даже по ночам. Внушало страх только одно: что бомбардировка института начнется раньше, чем они смогут достроить Поезд. Но время шло, а ракеты все не летели. Радио стреляло очередями помех, за которыми иногда можно было услышать крупицы информации о происходящем в мире. Радары института, словно щупальца гигантского спрута, шарили небо в поисках ракет. Ракет не было, и поезд был благополучно достроен. Начались томительно долгие дни ожидания. Сотрудники были готовыми по первому сигналу устремиться к поезду, все сидели на чемоданах. Многие расставили палатки прямо перед зданием вокзала, чтобы в случае чего сразу же переметнутся в поезд. В институте оставалась лишь небольшая группа ученых во главе с профессором Подольским, которая постоянно следила за внешней радарной станцией. Те, кто были с семьями, оборудовали купе внутри поезда, одиночки бронировали места в вагонах для курящих. Время шло - ракет не было.

- Я так и не понял, почему никто не попытался уехать, когда было ещё можно, - Петр Сергеевич смотрел на поезд из окна привокзального кафе.
- Куда? - криво усмехнулся Женька, - все равно везде война: пути разбиты, крупные города тоже.
- Красавец, - Петр Сергеевич продолжал оценивать поезд, - цены ему нет.
- Нет, - согласился Женька, - если ракеты не прилетят, то он вообще ничего не будет стоить.
- Красивый, - возразил Петр Сергеевич, - сдадим в музей.
- Нас самих в музей сдавать пора, - буркнул Пашка, - кто знает, что там происходит, может, мы вообще последние, кто остался.
- Ну, это ты брось, - возразил Женька, - то, что связи нет, ещё ничего не значит – глушат нас вот и все.
- Зачем нас кому-то глушить? - Пашка рубанул ребром ладони воздух. - Один удар и все.
- Мы ценный товар, - возразил Петр Сергеевич, - никто же не знает, чем мы на самом деле занимаемся, может у нас тут ого-го.
- Да бросьте вы, - махнул рукой Женька, - все одно и то же – каждый день. Этот спор бесполезен. Пойду лучше пройдусь.
Он встал и вышел из кафе.

Здание Института Космического Кораблестроения казалось мертвым. Не горели окна, не работала система кондиционирования. Лишь где-то глубоко в цокольных помещениях тихо жужжала локальная атомная станция, вырабатывая ватты служебного электричества, да излучатели радаров продолжали раздевать безбрежное небо щупальцами своих электронных лап. В здание постоянно находились несколько человек, которые следили за приборами слежения. Сам профессор Подольский не покидал здания института ни на секунду. Но время шло, а приборы слежения радаров упорно молчали. Вот уже три месяца как в зоне воздушного пространства института не появлялось ни одного летательного аппарата. Мир словно вымер. Радиоэфир издавал лишь трескотню атмосферных помех.
Профессор Подольский курил.
- Сигареты заканчиваются, надо что-то решать.
- А что тут решать? - вяло отозвался старший по науке Сергей Валерьевич. - Ракет нет, радары молчат, тоска, провинция.
- Но поезд должен стартовать, - профессор Подольский резко встал, - поезд уже полгода как простаивает.
- Простаивает, - согласился Сергей Валерьевич, - но, увы - энергию взрыва взять неоткуда. К тому же ракет нет, войны, может, тоже нет уже. Надо уходить.
- Куда? - раздраженно спросил Подольский.
- К своим, - Сергей Валерьевич неопределенно махнул рукой.
- Нет, - зло отрезал профессор, - если мы пойдем и прилетят ракеты, то всех накроют, и мы не успеем  сесть в поезд.
- Но ракет-то нет, - снова возразил Сергей Валерьевич, - тем более непонятно сработает ли поезд, Х-транспортировки до конца не изучены: непонятно где мы окажемся вообще, если  всё пройдёт гладко.
- Вот это и нужно выяснить, - торжественно заявил Подольский.
- Нам нужно спасаться, профессор, - возразил Сергей Валерьевич, - идет война, сейчас не до науки. Вам надо спасать людей, ваших людей.
- Я их и спасаю, - возразил Подольский, - я бы даже взорвал реактор института, если бы его энергии хватило для запуска стартовых механизмов поезда.
- Ну, это уже слишком, - возмутился Сергей Валерьевич.
- Вовсе нет, - горячо заспорил профессор Подольский, - это бы все решило, мы бы провели эксперимент и переместились, оставив войну с носом.
- Мы бы рисковали жизнью людей зря, - возразил Сергей Валерьевич, - вы думаете только о поезде.
- А вы разве нет?
Сергей Валерьевич промолчал.

Поезд блестел в каплях утреннего дождя. Его аэродинамический корпус внушал мысль о скорости. Поезд покачивался на электромагнитных подушках как на волнах. Он был безупречен внешне и все же без энергии взрыва он был просто грудой металла. Его внешние панели должны были вобрать в себя взрыв и выплеснуть её из сопел, создав невероятную скорость, способную пронзить пространство и время. Женька любовно погладил обтекаемый корпус. Его определили в этот институт перед самым началом войны, он всю жизнь мечтал работать здесь, стремился к этому, мечтал об этом. А теперь мечты не было, был только этот поезд – воплощение одной единственной мечты всех сотрудников института.
- Красивый, правда? - рядом раздался женский голос.
Женька обернулся и увидел Ксюшку, молоденькую лаборантку, которая пришла в институт примерно в то же время, что и он.
- Да, - кивнул Женька, - Петр Сергеевич тоже так считает.
- Так все думают, - пожала плечиками Ксюшка, - а ещё все думают, что будет, если ракеты все-таки не прилетят.
- Да хватит же, - не выдержал Женька, - что ни разговор, то только про эти несчастные ракеты! Свихнулись все что ли? Больше говорить не о чем? Пойдём лучше погуляем как в прежние времена.
В прежние времена - это до войны. Женька откровенно ухаживал за Ксюшкой, она была хорошенькой и очень веселой. Женька был немного застенчив, но это не мешало им тайком встречаться после работы и гулять долгими летними вечерами, у них ведь было только одно лето, а потом началась война… Теперь они шли вдоль вокзала, обошли поезд и вышли за железнодорожное полотно. Весна была совсем ранней, но уже было по-летнему тепло. Женька вдруг подумал, что никто вокруг не замечает весны, никто не замечает, что на земле уже зеленеет трава, что уже набухли и распустились почки на деревьях. Все смотрят только в небо, раздетое вульгарными щупальцами радаров.
- Весна, - удивленно пробормотала Ксюшка, - а я и не знала.
- Да, - Женька осторожно взял её за руку, - весна.
- А я раньше даже не чувствовала её запах.
- Это потому что все смотрят только в небо, - горько усмехнулся Женька, - никто не видит ничего вокруг. Все смотрят только в небо, все сошли с ума. Мне иногда кажется, что если война закончится и ракеты так и не прилетят, то все очень сильно огорчатся.
- Не говори так, - испуганно пробормотала Ксюшка, - я, например, не хочу войны больше.
- Да, но ты ведь ждёшь ракет?
- Ну да, ракет все ждут – если будут ракеты, то мы сможем сесть в наш замечательный поезд.
- А если не будет ракет? - ехидно усмехнулся Женька.
- Как это не будет?
- Вообще не будет, - отрезал Женька, - война закончится и ракеты не прилетят.
- А как же тогда наш поезд? - Ксюшка оглянулась на поезд. - Он тогда получается совсем зря?
- Господи, - Женька вздохнул, - что же с нами стало со всеми за это время? Мы ведь строили поезд, чтобы спастись, чтобы уцелеть в случае взрыва. А теперь все только и мечтают о взрыве, только и ждут его. Мы подменили понятия, Ксюх, мы изменили себе и изменили себя. Все эти разговоры о войне. Люди в институте жадно ловят новости о том, что война продолжается, о том, что вот-вот по нам нанесут бомбовый удар. Никто не хочет окончания войны, все хотят в поезд, потому что поезд – это наше все. Все хотят, чтобы он заработал и, поэтому, все ждут взрыва и ждут ракет. А я не хочу.
- Не хочешь в поезд? - испугалась Ксюшка.
- Нет. Я хочу, чтобы война закончилась, чтобы не было ракет и не надо было бы садиться в этот поезд. Я люблю этот поезд, я сам строил его вместе с остальными, но я не хочу жить ради этого, понимаешь?
- Кажется, понимаю, - кивнула Ксюшка, - знаешь, я тоже не хочу в поезд. Здесь хорошо, здесь весна, здесь ты, а там, в поезде, там страшно и холодно.
- Знаешь что, а давай убежим? - вдруг предложил Женька.
- Куда это? - испугалась Ксюшка.
- Подальше от вокзала. Я сейчас не хочу возвращаться на вокзал. Там все смотрят в небо и говорят только о ракетах, тут недалеко есть луга, помнишь, мы гуляли там тем летом под звездами. Давай пойдем туда, отдохнем от всего, а если что мы всегда успеем вернуться обратно и сесть на поезд. Он же никуда не уедет.
- Без нас, - уточнила Ксюшка.
- Без нас, - чуть помедлив, подтвердил Женька.

Они шли по железнодорожной насыпи, туда, где виднелись первые цветы на лугах, откуда веяло свежим ветром, где небо было одето в белую прядь облаков, а не раздето щупальцами радаров. И чем дальше они отходили от железнодорожной насыпи, тем меньше становился поезд. Вскоре он стал совсем маленький, игрушечный. Было смешно смотреть на него издалека. Было странно, как столько людей могли вместиться в эту игрушку, было непонятно, как она могла занимать столько мыслей в их головах. Они бежали по траве, пили воду из холодного ручья, подставляли лица ласковому вечернему солнцу.  Когда взошла полная луна, они целовались и снова гуляли под звездами, которые падали с неба им под ноги. Ночь они провели в небольшом шалаше, построенном кем-то ещё до войны и  удивительно сохранившемся до сих пор. Утром их разбудил непонятный гул. Они выскочили из шалаша. На вокзале суетились и кричали люди. Поезд заметно раскачивался, принимая пассажиров. От здания института бежала группа, среди которых угадывался процессор Подольский.
- Погрузка! - в отчаяние закричала Ксюшка. - Что происходит?
Женька оглянулся и вздрогнул.  Из-за горизонта плавно выплывали несколько трассирующих линий.
- Ракеты! - закричала Ксюшка. - Бежим к Поезду.
- Не успеем, - покачал головой Женька, - здесь недалеко есть старое бомбоубежище. Бежим туда.
И они побежали. Сзади слышались крики людей, которые садились в поезд. Они вбежали в бункер старого бомбоубежища, и Женька плотно задраил бронированную дверь. На них опустился сырой душный мрак. Ксюшка прижалась к Женьке и закрыла глаза, она боялась даже дышать.  Было страшно. Время тянулось тягучими каплями, которые срывались с отсыревших перекрытий блиндажа и падали на землю с чуть слышным стуком. И потом землю тряхнуло. Они теряли сознание и снова  приходили в себя. Земля колыхалась, становилось то жарко, то холодно, перед глазами плыли разноцветные круги, закладывало уши как при атмосферной перегрузке. Ксюшка прижималась к Женьке, пыталась поглубже втиснуться в его грудь, но это не помогало: липкий страх захлестывал и переливался через сосуды их душ. Они не знали сколько прошло часов или дней пока  все не стихло. Очень хотелось пить, и наконец они рискнули выбраться на поверхность. Было жарко. Воздух вибрировал, в нем ощущался привкус металла. Уставшие и изможденные, они подошли к ручью, из которого недавно пили леденяще-обжигающую пряную воду. Ксюшка рванулась было к воде, но Женька придержал её.
«Радиация» - подумал Женька, но Ксюшке говорить не стал.
- Давай лучше на станции найдем воду, потерпи.
Женька надеялся на загерметизированные контейнеры неприкосновенного запаса, вода в них должна была быть чистой. Они осторожно перешли железнодорожную насыпь. Здание вокзала сохранилось и казалось черно-белым, словно детская рука нарисовала вокзал на клочке бумаги. Здание института было взорвано, вместо него дымился огромный котлован, из которого периодически взлетала радиоактивная пыль.
- А где поезд? - спросила Ксюшка.
Поезда не было. Рельсы, на которых он стоял, были оплавлены.
- Вот он, - тихо сказал Женька.
- Где? - Ксюшка завертела головой.
- Вот, - тихо повторил Женька и показал рукой.
Ксюшка посмотрела и ахнула.
На длинном здание вокзала виднелся четкий черный отпечаток поезда. Он был похож на тень поезда, отбрасываемую на здание. Но самого поезда не было, была только его тень, впечатанная в камень. Поезд разнесло на молекулы и силой внутреннего взрыва его впечатало в стену. Было удивительно, что здание выдержало. При желании можно было даже разглядеть мелкие детали поезда. Тень была отчетливо прорисована рукой умелого художника.
- Что это означает? - спросила Ксюшка.
- Это означает, что эскперимент закончился неудачей, - ответил Женька, - пойдем, у нас очень мало времени.
Он взял её за руку и потянул. Он не знал, какова доза облучения, полученная ими, он не знал доживут ли они до завтрашнего утра, он ничего этого не знал. Впереди у них был как минимум один день, который они могли провести вместе, и нужно было, всё-таки, найти воду…