Фальстарт Глава 9

               
Машина судорожно подрагивала на разбитой дороге, гул мотора заглушал тихую мелодию, вытекающую из старенького, хрипящего магнитофона. Владимир вел машину, нервно, теребя пальцами руль, невнятно подпевая магнитоле, по лобовому стеклу пробегали «дворники», не смотря на отсутствие дождя и тумана. Освежитель-«елочка» колебался маятником, вводя в сновидный транс. Редкие блокпосты, полусонные солдаты, провожающие автомобиль завистливым взглядом, для них мы – это богатенький предприниматель на дорогой тачке, подцепивший наивную девчонку.
Плевать, скоро их всех не будет в живых... Я отвернулась к окну, руины сербских деревень и процветающие албанские поселки уходили назад необычно медленно. Дорога до Белграда сама подбрасывала темы для разговоров. В окне сменяли друг друга пейзажи, и Володя охотно рассказывал, что здесь происходило раньше, от обилия информации кружилась голова. За все время войны я ни разу не была в Белграде. При въезде в город два многоэтажных дома, их называют  вратами Белграда. Далее престижный район, Новый Белград, большие многоэтажные дома, широкие стекла витрин, неон вечерних улиц. Въезжаем на мост – внизу мутным плавным потоком блестит неспешная Сева, на месте ее впадения в Дунай когда-то и был заложен Белград.
-На этом мосту, - сказал связной, - стоял народ во время ночных бомбежек в 1999-ом.
Вдалеке остов разрушенного взрывом здания. Мы обогнали красный троллейбус с крупной черной надписью «Слободан Милошевич», жирно выведенной баллончиком. Вся история страны осталась на стенах Белградских улиц: «Младич и Караджич -  сербские герои!», «Сербиjя – ниjе Моника Ливински!»
Подъезд не внушал мне доверия, типичная пятиэтажка, тусклая лампочка под самым потолком, чтобы сложнее было открутить, стены, исписанные патриотическими слоганами, лифт, как и в большинстве наших пятиэтажек, отсутствует. Я прошла взад-вперед по первому этажу, растягивая время, закурила. Лишь потушив сигарету, начала не спеша подниматься по лестнице. Как-то слишком рано возникла нужна дверь, я ведь задерживалась как могла, выкурила еще одну сигарету, перед дверью покрутила в руках третью, но, в конце концов, поднесла  палец к звонку.
Гладкая глянцевая кнопка мягко подалась вперед, приглушенный звонок «птичка», призванный успокаивать, разозлил, я боязливо отступила от двери. Из квартиры донеслись шаги, заставили напрячься. Признаюсь, не могу представить человека, который отдавал приказы Эмиру. Скрежет отворяющегося замка как щелчок затвора, в проеме возник седой, но не старый человек в тренировочном костюме, спросил мягким низким голосом:
-Вам кого?
Я облизала губы, те в мгновение стали сухие, словно обветренные, соленые и липкие:
-Я ищу Симонова Петра Сергеевича...
Молчание.
-Что вам нужно?
Я полезла за пазуху, удивившись хладнокровию этого человека,  ведь могла же достать оружие. Я вынула тетрадку, протянула:
-Я от... от Эмира.
-Проходите.
За моей спиной тихо закрылась дверь, отгораживая малогабаритную двухкомнатную квартиру от недружелюбной лестничной клетки, узкий короткий коридор, ветвистая тень абажура на пастельной стене, маленькая, но уютная кухня, знакомый запах кофе.
-Обувь не снимай, - Симонов перешел на «ты», - проходи на кухню. Насколько я знаю, не от Эмира ты, а от Исаева. Так вернее будет. Что-то вы там замешкались? Я, конечно, понимаю, что гибель Эмира выбила из колеи, но на Эмире свет клином не сошелся, верно?
Он говорил, погрузившись в какие-то свои мысли, механически заваривая кофе, а для меня каждое упоминание об Эмире, как ножом в солнечное сплетение,  я опустилась на широкую деревянную табуретку, звонко положила тетрадь на стол. Мужчина поставил рядом со мной чашку кофе, произнес:
-Будем знакомиться – я эксперт организации «Стратегия будущего» и военный аналитик Центра Симонов Петр Сергеевич, но ты, как я понимаю, меня уже знаешь.
Я кивнула, немного удивившись полному пренебрежению безопасностью:
-Русова Лада Станиславовна.
Петр Сергеевич резко повернулся ко мне, посмотрел как-то с нажимом, с оттяжкой, спросил:
-Так что тебе... вам надо?
-Установки. Гарантии.
-Вы наверно уже поняли, что раз вы тут, то это само по себе уже гарантия. Фонд желает продолжать с вами диалог.
Проглотив добрую дюжину всплывших вопросов, я продолжила слушать аналитика Центра, понимая, что вот так просто и без скрипа разрешилась основная мучавшая Исаева проблема.
-Я ведь тебя знаю, мне про тебя Эмир рассказывал. Вот я и не удивлен, что от Исаева ты приехала, а не кто-то другой. Слушай меня внимательно – мы с тобой еще поработаем. Передай Исаеву, чтоб он не дрейфил и обживался в новой должности. Югославия – слишком удачная платформа, чтобы ее бросать. С нее уже началась пара войн, нее начнется и следующая.
-Третья?..
-Следующая, - улыбнулся Симонов. - Очередная. НАТО, ООН, ЕС, ОБСЕ, международные банки, новейшие технологии и информационные потоки, денежные активы и людские массы – ее оружие.
-Исаев теперь член Центра? Как Эмир?
-Нет. Нет, конечно. Я бы, по крайней мере, не стал бы включать его  в состав Центра, а там видно будет. Это случайно совпало, что Эмир был полевым командиром и членом Центра… Мы не останемся в долгу, Лад, подожди немного.
Ничего не спрашивать, ничего не предлагать, только сидеть  и слушать, как Петр Сергеевич сам отвечает на все вопросы, словно перед ним лежит список, словно он читает мысли.
- Борьба «Восток-Запад» продолжается. Можно сказать «Восток-Запад», а можно «Серебряков-Хопкинс». Сейчас основной удар обрушился на нас. На наш сектор. Для справки - Фонд делится на шесть секторов, которые, чтобы не усложнять, названы по территориальному признаку – Североамериканский, Южноамериканский, Европейский…
-Что такое план Хопкинса?
-Не перебивай старших. План Хопкинса – это та идея, против которой наиболее яро выступал Эмир. И, прости меня, пожалуйста, довыступался. А ведь это просто очередной план глобализации. Звучит, конечно, бредово, но, так ведь, чем более нереально звучит концепция, там меньше ее надо опасаться. По Хопкинсу Европа должна превратиться в «этнозоопарк», народы крайнего севера как он считает, вымрут сами. Во-вторых, очень Хопкинсу захотелось в свой «Ноев Ковчег» пригрести наши сырьевые ресурсы.
-Кризис белой расы туда же?
-Туда же.
Я отхлебнула сладкую кофейную гущу, спросила:
-Через несколько сот лет населением Земли станут негрокитайцы? Белое население исчезнет? Но ведь это не на руку не только нам, но и Хопкинсу?
Симонов довольно хмыкнул:
-Да, Хопкинс хочет создать вполне-таки здоровую нацию, ему не нужны в «Ковчеге» нигеры, метисы, лесбиянки, педерасты, мазохисты, садисты, олигофрены...  Ему нужен более или менее чистый генотип.
-Как он собирается выделить из американцев чистый генотип, они же все дегенераты, и там полно пидарасов и негров. Операция «Гоморра-1», по сути дела заказ Фонда, не принес желаемых плодов.
-На очереди «Гоморра-2»...
Зазвучала тихая переливающаяся мелодия, так не к месту, что я даже оглянулась, и лишь потом поняла, что звенит мобильник в моем кармане, поднесла пластиковую коробочку к уху:
-Да, это Русова... Нет, все в порядке... Жди, скоро буду... До свиданья.
Опустила трубку в карман, Симонов продолжил:
-«Гоморра-2» будет проведена в Голландии, во время ежегодного парада геев и лесбиянок.
-Фонд занимается такими мелкими проблемами, как разработка боевой операции?
-Нет, Фонд дает идею и  ожидаемый конечный результат, Центр думает, что для этого надо сделать, разрабатывает общий план, а среднее звено, то есть вы с Сергеем, занимается конкретными действиями. Фонд занимается синтезом, а Центр – анализом.
-Я с Сергеем?
-Сергей с тобой, - поправился Петр Сергеевич. – Рядом с Эмиром всегда был Сергей. Сергею тоже нужна поддержка.
-Как вы попали в Фонд?
-Я занимался экономикой, потом понял, что это не мое, пошел в биологию, в генетику, занялся геополитикой, написал пару работ, одна из них показалась перспективной Серебрякову. Она была посвящена проблемам, скажем так, идеологической ориентации молодежи. Даже больше скажу – идеологической дезориентации. Хотя продумывали мы с Дмитрием все очень давно  - работать наша задумка начала только вот-вот. Скажи мне, молодежь, что ты замечаешь?
Я равнодушно пожала плечами:
-Ничего не вижу. Я, Петр Сергеевич не в России. И в крупных городах не жила никогда… А подобные вещи в первую очередь там проявляются.
-Соглашусь. Тогда слушай меня внимательно – нам надо было создать прослойку молодежи как бы «мыслящую», и как бы в доску «аполитичную». Чтобы, с одной стороны, в будущем получить не спивающееся быдло, а более менее полноценные рабочие руки и головы, а, с другой стороны, – чтоб эти молодые люди не реальными проблемами интересовались, а выискивали смысл в бессмысленном.  Там, где смысл есть, они не должны замечать его в упор. Ну вот, как пример, современное искусство. Палка, палка, огуречек… Пятна на холсте, и, хорошо, если это пятна краски, а не чего другого… А наши «интеллигенты» смотрят и восторгаются необычным видением мастера. А еще это их презрение к массовой культуре – вызывает приступы смеха. А знаешь, как удивительно просто было взрастить таких?
-Знаю, - выпалила я, еще один маленький кусочек встал в мозаику моей, изобилующей белыми пятнами, картины мира. – Одно легко наложилось на другое? Так? Современное искусство… Сейчас, я сформулирую… Раньше искусство было приоритетом немногих – знатных, благородных, образованных, воспитанных. А потом в эту область хлынули массы. Необразованные массы, лишенные представлений о прекрасном, но полные гонора, и уверенные, что способны творить не хуже всяких там Боттичелли. Но не смогли предложить ничего лучше велосипедного колеса, приколоченного к табуретке. На их счастье – критиками и искусствоведами оказался тот же плебс…
-Вы говорили об этом с Эмиром?
-Нет, - сказала  я чистую правду.
-Эмир говорил, что Карл Маркс писал о будущем, где получив относительную свободу после сокращения рабочего дня, люди будут заниматься саморазвитием, ну и творчеством. А людям саморазвитие до лампочки оказалось, они и так творить горазды.  Так и появились на свет велосипедные колеса, прикрученные к различной мебели, и литературные произведения, воспевающие извращения. Плебс, как ты сказала, начал писать для плебса.
Попыталась улыбнуться, но получилось криво и злорадно.
-Вы воспитали плебс?
-Пока так к лучшему. Многие из них повзрослеют, поумнеют… лучше так, чем никак! А их дети будут уже совсем другим поколением. Они возьмут от родителей лучшее, их уже можно будет назвать зарождающейся новой интеллигенцией. Так наш плебс сыграет роль гумуса…
-А может так оно всегда и происходит? Предыдущее поколение считает себя уникальным, единственным в своем роде, передовым и так далее, а на деле оказывается лишь гумусом для следующего?
-А так оно и есть. Каждое поколение действительно уникальное. Передовое. И единственное в своем роде. Но об этом в другой раз. Помнишь, как Эмир любил делать – говорил о чем-то, слушаешь его с открытым ртом, щечку подперев, а он вдруг возьмет, да сменит тему? Вот и я так теперь… «Гоморра-2» - вот ваша главная задача. У вас с Исаевым уже есть наметки?
Я растеряно оглядела кухню:
-У нас? Я не при чем, я не умею.
-Моя хата с краю? Кроме Эмира никто не смог бы хорошо разработать операцию, даже Исаев не сможет. Я надеюсь, Эмир успел наметать первоначальный план действий, - Симонов подтолкнул ко мне так и не заинтересовавшую его тетрадь. – Возьми, вам это безусловно пригодится.
Не сводя с него глаз, я отправила тетрадь за пазуху, в основании черепа начал набухать жаркий раскаленный шар, там словно плавится магма, стекает вдоль хребта багряным языком. Усилие воли, чтобы не задать вопрос. Парализующее усилие. Симонов проводил меня до двери, напутствовал:
-Удачи вам, Лада. И Сергею, и тебе.


Сквозь поднявшуюся пыль было видно как в обломках строений, прилегавших к осажденному дому, копошились, похожие на огромных жуков, бульдозеры. Ряд оцепления плотным кольцом окружал здание, блестел яркими мигалками редких полицейских машин. За танками «Джипы» с пулеметами в кузовах, люди в бронежилетах и касках, в воздухе в ожидании боя  кружили вертолеты. За рядами оцепления толпа народа, с ужасом наблюдающая за происходящим.
Яромир со щелчком загнал в пазы рожок «калашникова», присел на корточки, оглядел троих соратников. Парнишка лет пятнадцати подошел к окну, осторожно отогнул уголок шторы, понимая, что поступает глупо, что каждый сантиметр здания просматривается снайперами. Отходя от окна, парень заржал, опустился на пол, спросил старшего:
-Это все на нас? Быстрый будет штурм. Но кровопролитный.
-Шутишь, мальчик? Нас ракетами закидают, а потом сообщат об успешной операции американского спецназа. – Он нервно хохотнул. – Жди, сейчас переговоры пойдут.
Прямо над крышей захлопали винты, словно лопасти огромного вентилятора, где-то совсем близко грохотнул взрыв, на голову сидящего под окном Яромира посыпались осколки стекла. Через дыру в занавеске пробивался свет, в нем искрилась мелкая взвесь пылинок. В углу сидел мальчик лет четырнадцати, щупленький и светленький, водил рукой по прикладу громоздкой винтовки, второй взрослый, Павел, бросил:
-Успокойся, Слава. Яр, это твой дом, выходы есть?
-Был, через подвал. Сейчас ведет под развалины.
-Гибло, - заметил Паша, - А где у тебя арсенал?
-Здесь, под полом. В подвале.
 Пятнадцатилетний подросток сбросил рубашку, надел на голый торс жилет со множеством карманов, на предплечье парня татуировка, огнедышащий крылатый пес, Паша заметил:
-Эмблема отца. Ну что, Джафар Эмирович?
-Нормально, - коротко ответил парень, спускаясь в люк, - пойду взгляну, что с боеприпасами.
Яромир видел, как макушка Джафара исчезла в проеме. Почти  отец, отметил про себя серб. Жалко парня, погибнет сегодня…
-Дерьмо, - парнишка выбрался из лаза, таща за собой подсумки с патронами
-Угу, - подтвердил Паша, - Яр, у тебя «Иглы» были.
-Были, да сплыли. Почили в бозе…
-Что? – отозвался Джафар, - что они сделали?
-Исчезли, кончались, нету больше… прекратили свое существование.
-Почили в бозе, - пробормотал Джафар, запоминая незнакомое выражение.
Яромир удивленно посмотрел на араба, неужто тот не понимает, что ему вряд ли  уже понадобится…
-Вот скажи, Паша, чего они медлят?
-А кто их знает? – Павел подошел к сидящему на полу Джафару, забрал у него подсумки. Под ногами боевика захрустели стекляшки.
Метрах в двухстах заерзали бронетранспортеры, загрохотал пулемет, дом вздрогнул, со стены посыпались обломки штукатурки. Боевики прильнули к окну, в руках затряслись автоматы, отстреленные гильзы звонко посыпались на подоконник, бесшумно покатились по запачканному ковру.
Полчаса перестрелки. И грохот смолк, в звенящей тишине на пол упала последняя гильза, редкие голоса, недовольные возгласы из толпы, что  отогнали на шестьсот метров от осажденного здания. Сейчас опять начнут лупить, или начнут штурм.
В легком сумраке танки казались больше, они грозили черными, зловещими дулами людям, укрывшимся в потрепанном взрывами строении. На той стороне оцепления в руках людей появились зажигалки и фонарики, американцы, обозленные неудачным штурмом, стреляли в воздух, люди отходили, их становилось меньше, но кучка людей, последних сербов из маленькой славянской деревни, не убавлялась.
Громкий задорный голос прозвучал в смутной мгле, его подхватили окружающие деревню горы, эхом разнеся по вершинам и ущельям:
-Как вам наши снаряды?! – спросил он - Не нравится? Я думаю, что лучше сидеть дома, смотреть телевизор, держа в руках банку пива обнимая красивую жену, чем торчать в окруженном тремя рядами оцепления доме и на что-то надеяться, с тупым упорством дожидаясь неминуемой смерти. Эй, парни, не пора ли сдаваться? Мы неоспоримо сильнее! Ребята, те, кто нанял вас, и обещал платить в наличных сейчас далеко, и ваши судьбы их не волнуют! Они им глубоко безразличны!...
«Безразличны, безразличны..,» – словно подтвердило гулкое эхо. Боевики не видели «звуковещалки», голос шел неоткуда, он звучал вкрадчиво и задушевно, порой даже нежно, порой обрушивался на сопротивленцев громовыми раскатами, срываясь на грозный рев.
Тьма окутала горы, со стороны оцепления виднелись блики прожекторов, голос умолк, тишина давала право на размышление. В комнате было слышно напряженное дыхание боевиков.
-Что за хрень? – спросил Яромир.
-«Матюгальник», психологическая борьба, - пояснил Паша, - они не хотят лишних жертв, думают, что мы сдадимся без боя, прослушав их тесты.
-Действительно жутковато, - кивнул Джафар, зябко повел плечами, - слазаю вниз за едой.
-После такого, признаюсь, есть не хочется, - ответил Яромир.
Араб пожал плечами:
-Как хочешь. Паш, а ты?
-С радостью.
Парень исчез в люке, оттуда донеся глухой удар подошв о землю, легкий свет – Джафар включил фонарик.
-Сыр, хлеб, вода, - прокомментировал араб, выбравшись, - кто ж так запасается. Слав, хочешь?
Мальчишка отломил кусок белой булки, Слава бросил:
-Глупо все как-то. Чтобы взять четырех человек, подогнали армию – БТР, «Апачи», отборные части спецназа...
Боевики невольно вздрогнули от очередного громового раската голоса, разносящегося по округе:
-Эти несколько часов вы кое-как пережили. Не знаю, сможете ли вы увидеть солнце еще раз, ведь после моего выступления «заговорят» автоматы. За что вы воюете, парни? Мы сильнее! Ваш лидер мертв. За что ты воюешь, Джафар Аль-Хатари? Задумайся над этим. Прощайте, потому что вы скоро умрете!..
Последнее слово  произнесено с особым ударением, оператор повторил его несколько раз, постепенно снижая интонацию:
-Умрете!.. Умрете... Умрете...
Ветер зловеще разносил слова по округе, они проникали во все расщелины, вытекая словно из-под земли, из кромешного ада. Джафар отвернулся, закрыл лицо руками. Загрохотали очереди, Паша водрузил на одно из окон крупнокалиберный пулемет, надавил на спуск, от отдачи задрожали стены. Позади взрыв, грохот, кажется, обрушилась часть здания, едкая пыль заполнила комнату. Яромир скривился, упал на колени, по белой рубашке боевика расползались красные пятна, он закашлялся, попытался подняться, не выпуская из рук автомата, кажущегося непомерно тяжелым...
-Папа! – закричал Слава, но остался на месте, продолжая поливать свинцом броню танков. Возле них падали люди, лопались мигалки полицейских машин, стекла. Танк дернулся, черное дуло медленно, описывая длинную дугу, развернулось к повстанцам, боевики отпрянули назад, схватив оружие подсумки, в здание образовалась огромная дыра, из нее повалила пыль и клубы сизого дыма. Дверь снесло за спинами боевиков, взрывная волна догнала, ткнула между лопаток твердым горячим кулаком.
Щелкнул выстрел, во лбу Паши красная дырочка, ровная, будто очерченная циркулем, он  дал последнюю, будто прощальную очередь. Тело боевика грузно рухнуло на пол, кровь залила деревянные доски. Выстрелы оборвались. Утро разогнало сумрак, ударило по вершинам солнечными лучами, пробиралось в окно, в дыры в стене, в потолке. Красота. Тишина...
-Доброе утро!!! – громыхнуло над деревней. – Если конечно оно для  вас доброе. Сколько вас осталось? Один, двое? Скоро наши орудия снова начнут свою работу, и вы будете погребены под грудами кирпича и бетона.
-Когда начнется чертов штурм? – спросил Джафар, перетягивая простреленную руку.
-Когда нас всех перебьют! – ответил Слава.
-И  штурмовать будет некого.
Араб высунулся в дыру, оценивая обстановку, увидел толпу за стеной бронетранспортеров, с ее стороны долетали крики: «Держитесь парни!», «Мы с вами, не сдавайтесь!»
Со стороны толпы было видно, как осела пробитая крыша дома, из-под груды бетонных блоков возвышалась почерневшая и потрескавшаяся печная труба. Грузный «Апач» сделал над развалинами несколько виражей, выпустил пару ракет, дом окутала пыль, взметнулся огонь, постройка осела, в стороны разлетелись осколки, пыль.
Толпа ринулась вперед, американцы развернули пулеметы, кто-то закричал:
-Еще шаг и мы открываем огонь! – офицер развернулся к своим людям. - Приготовится к штурму!
Грузный танк на форсаже в зияющую в развалинах дыру, из люков повыскакивали морпехи, донеслись автоматные очереди, крики. Все стихло, слышались шаркующие шаги, редки окрики, из развалин начали выносить тела погибших, их тащили за ноги и бросали в ряд,  подходили какие-то люди, кивали, уходили обратно. Взволнованная толпа подступила ближе, раздались крики:
-Сволочи! Твари! Нас всех не перебить!
В толпе зарыдала женщина, заплакала, прижимаясь к ней, курносая девчушка, с короткими светлыми косичками.
-Как вы смеете так обращаться с ними?! – крикнул сиплый мужской голос. Разгневанная толпа ринулась к осажденному зданию, морпехи развернули пулеметы, люди начали падать, отступать, в руках у многих появилось оружие...


В гостиной из-под ковра вытекала  алая кровь, скапливалась в ложбинках между досками. Девушка запахнула разорванное платье, расплакалась, присев на корточки, оперившись спиной на дверной косяк и обхватив руками поцарапанные коленки. На полу в гостиной лежало тело ее отца, все в крови, на паркете следы от американских солдатских ботинок, гильзы от М-16.
Под босыми ступнями скрипели половицы, Рада Обрадович пошла на кухню, за ней потянулась цепочка кровавых следов, она села на стул, обрывисто вздыхая, налила воды в широкую чашку с отколотой ручкой, отпила маленький глоток. Холодная вода приятно остудила искусанные в кровь губы. Глотать не было сил, девушка выплюнула воду на пол и зарыдала.