Машиах

– Уверен, что причину беседами не выудишь, – сказал профессор, глядя на Амоса, как на ягненка.

– Почему? – спросил Амос. 

– Да потому, – сказал тот, протирая очки туалетной бумагой, – что человек так устроен.

– А нельзя ли конкретно? – спросил Амос. 

– Ну, предположим, ваша мама, будучи беременной, изменила вашему отцу. И вы, находясь в утробе, оказались этому свидетелем. Ее поведение травмировало вашу психику еще тогда, но на уровне теперешнего вашего сознания на это воспоминание наложено табу. 

– Самозапрет? – спросил Амос. 

– Вот именно, – сказал профессор и добавил, – чтобы не разрушать этических установок коллективного бессознательного. 

– Если так обстоит дело, то вы никогда не узнаете о моих проблемах, – сказал умный Амос. 

– И все же можно попробовать, – сказал профессор, – способы снятия стопора известны – это психофармакологические препараты, вызывающие особые состояния расширенного сознания – введение, например, диссоциативного анестетика кетамина.

– Внутривенно? – спросил Амос.

– Как пожелаете! – есть и такой способ, – ответил профессор. 

– Когда начнем? 

– Можно и сейчас, – профессор показал на  край кушетки, видневшийся в углу помещения за слегка раздвинутыми шторками.

–Я согласен, – сказал Амос. 

Профессор засуетился. Подошел к передвижной тележке, на которой лежали ампулы и разовые шприцы. Затем начал затягивать резиновый жгут. 

– Затяните на правой. У меня на левой нет вены, – сказал Амос. 

– Расслабьтесь и не двигайтесь, – сказал экзекутор, кисло улыбнувшись и подумав об Амосе – “хронический наркоман”.


Препарат разнесло током крови по всему телу. Амос отключился. Жизнь продолжалась в вихре видений – в способности обитания в многомерных пространствах и мгновенного переноса в неведомые миры, и… ШУ-пустота – полное Я-исчезновение – аннигиляция в чужое сознание. 


Профессор родился в 1961 году и зовут его Натан… Бедный Натан. Он стонет. Голова колеблется из стороны в сторону. Болезненно прижимается то правой, то левой щекой к госпитальной подушке… Не потому ли, что на бруствере кровь? – разлетевшиеся мозги врага от выстрела в упор из автомата Калашникова. Беги же, Натан, подальше – быстрее, быстрее и быстрее от этого места. Беги и не спрашивай куда. Беги обратно – беги в то же самое – в мировой океан околоплодных вод – в перинатальный период существования – в мучительный исход – в трехмерное пространство вдохов и выдохов – в мир первого шага – в топ-топ к ласково протянутым рукам. И снова – детский сад, и – отвращение к верблюжьему мясу, и – песчаная равнина, упирающаяся в горы, до которых, кажется, рукой подать; и – речушка с водой настолько прозрачной, что видны и медленно колеблющиеся водоросли, и цветные камешки, и множество маленьких серебристых рыбок, среди которых и крупные – их медленное и волнообразное шевеление плавниками. И – Натан. Он здесь – только голова и уши из воды торчат. Сидит неподвижно, ни о чем не думая. О счастливое и невозвратное время, похожее на материнское лоно! И, вдруг – черный жгут, просвистевший мимо. И снова Натан – очнулся – успевает сообразить, что нечто выпрыгнуло рядом с ним, словно оттолкнувшись от речного дна, и – тяжело шлепнулось на берегу… Возле кустарника упруго изгибалась и перекатывалась змея и в пасти у нее судорожно трепетала рыбина. Натана потянуло на рвоты от перистальтического проталкивания змеей добычи в глубины пищеварительного тракта. Он осознал, что притягательная прозрачность ручья хоть и подобна плодному месту, но вовсе не безобидна.
 


Воздействие психоделика закончилось. Короткий сон вернул Амосу силы и освежил. 

– Ну, что скажите, уважаемый доктор – какова причина патологии? 

– Неужели, после всего, что произошло, вас продолжает интересовать этот вопрос? – спросил Натан.

– Нисколько, – сказал Амос, – я понял в результате этого сеанса, что судьбы не изменишь и тайна остается непроницаемой. 


Он вышел на улицу. Листва шелестела и солнечно озеленяла полдень. Просветы между зданиями гостиниц и концернов выхватывали море и бесконечность, где линия горизонта отсутствовала, потому что в недосягаемом цветовая гамма воды и небес становилась неразличимой – точно так, как это было до Сотворения. Навстречу колонной по два, приноравливаясь к тесноте перехода, шли дети, как раз из того района, в котором жил Амос. “Экскурсия в музей театральных кукол” – подумал он и тут одна из девочек крикнула, показывая на него пальчиком. 

– Смотрите, наш Машиах* идет! 

И все дети дружно, словно пионерскую песню, подхватили – Машиах, Машиах, Машиах! – и утихомирились только тогда, когда Амос затерялся в толпе. 
___________________
* Машиах (иврит) – Мессия. 


Рецензии