глава 3. Август 1991 года

ГЛАВА 3

Утром 24 августа, в пятницу, несколько грузовиков с архивными папками под покровом ночи выехали из ворот партийной цитадели и скрылись в неизвестном направлении, увозя тайны, например, пресловутого золота партии.


АВГУСТ 1991 ГОДА

I.  Старая площадь

Встречая Новый - 1991 год, Стефан Степанович, как и миллионы его соотечественников, вовсе не помышлял о том, что в конце августа этого года не станет великого и могучего Советского Союза. Основы его государственного и политического устройства для обывателей казались незыблемыми.
Вот и Независимов полагал, конечно, со своей архивной колокольни, что вожделенные архивные закрома КПСС, КГБ и иже с ними так и останутся неприступными для исследователей и просто интересующихся историей граждан.
Но если «плебс» только полагал, то «патриции» располагали и действовали. В итоге случилось то, что случилось. Стремясь  самым неуклюжим  образом сохранить расползавшийся во все стороны Союз Советских Социалистических Республик, коллективный спаситель, назвавший себя ГКЧП , и, очевидно, претендовавший на лавры  Минина с Пожарским  или, в крайнем случае, Жанны д’Арк ,  в итоге похоронил этот самый  Союз.
В середине августа 1991 года Независимов, будучи в отпуске, блаженствовал на берегах Оки, недалеко от уездного городка Озёры.
В десятом часу утра 19 августа, выйдя из сауны, завернувшись в мохнатое полотенце, пахнущее свежей лавандой, он опустился в уютное кресло, дабы насладиться чайком, и тут по радио услышал о намерении гэкачепистов спасти Родину от гибели. Было ощущение, что вместо чая Стефан Степанович хлебнул самой что ни на есть отвратительной микстуры.
В голове галопом пронеслись невесёлые мысли о том, что закончится демократическая вольница, что не удастся провести реформы по рассекречиванию архивов во имя исторической правды, что, наконец, КГБ всё-таки достанет его, Независимова, за своеволие в Японии. И вообще…
Запаковав чемодан, Независимов, возвратился в Москву и 23 августа явился на службу, на Бережковскую набережную, 26. К этому времени заговор ГКЧП  скукожился, и стало ясно, что в Москве, в России побеждает Б. Ельцин и его компания.
Москвичи по-разному отреагировали на переломный момент в истории их страны. Кто-то по доброй воле  встал (и даже лег) в оцепление Белого Дома , собравшись умереть, но спасти свободу и демократию, кто-то кидался под бронетехнику, стремясь не пропустить её к всё тому же Белому Дому, кто-то любопытствовал в опасной близости от  противников.
Чиновники, преданные Б. Ельцину, конечно, сгрудились вокруг него в осаждённой гэкачепистами цитадели на Пресненской набережной.  Те же, что были подальше, просто ждали дальнейших указаний, и по их лицам не было видно, за новую они власть или за старую. В Российском архивном управлении образец такого чиновника являл собою первый заместитель председателя Манеев. Что касается председателя управления Пухоева, то с ним всё было ясно. Ещё 19-ого он исчез из управления, оставив «на хозяйстве» Манеева. Оказывается, рванул в Белый Дом, где, надев на крупный животик автомат, стал частью живого щита  своего лидера. Вид у него, как потом рассказывали, был уморительный. Небольшой, коренастый, внешне напоминавший  рассерженного барсука… и  автомат на пузе.
Про Манеева Независимову поведали также не мало смешного. У заместителей  Пухоева был один традиционный приятный ритуал, которому они всегда были верны. Каждый день, в два часа дня, они загружались в лимузин и ехали обедать в столовую Совета Министров РСФСР. Обеды там были роскошные и баснословно дешевые. Таких цен в Москве не было нигде, ну разве что в ЦК КПСС и Совмине СССР, но это была, как говорится, одна епархия. Так вот, Манеев, ни 19, ни 20, ни 21 этой приятной традиции не изменял. Но 20 августа, когда  противостояние достигло апогея, проезд с Бережковской набережной на мост и проход непосредственно к Белому Дому были перекрыты: со стороны моста гэкачепистами, а у Белого Дома – оцеплением защитников. Манеева это не смутило. Оставив машину, он пешком пересёк по мосту реку, затем спокойно своими длиннющими ногами перешагнул через приготовившихся к смертельному бою защитников Ельцина и скрылся за дверями заветного здания. Вкусно отобедав, он также меланхолически ещё раз перешагнул через продолжавших готовиться к смерти демократов-самураев, сел в машину и отправился на своё «хозяйство». На следующий день, когда уже были жертвы, Манеев привычке своей не изменил, без какого-либо физического или морального ущерба для себя. Вот такие случались трагикомические ситуации в ту удивительную пору.
Пухоеву, слава Богу, не дано было «побабахать» из автомата, но, обретаясь в Доме Правительства РСФСР, одно благое дело он всё же успел сотворить. Чуть ли не на ходу, подобно Ленину, подписывавшему в дни Октябрьского переворота на колене первые советские декреты, Пухоев сочинил два коротких, но взрывных по содержанию указа новой власти о переходе в ведение народа всех архивов ЦК КПСС, КГБ СССР и подмахнул их у Ельцина.
Надо было приступать к реализации указов. Архивное ведомство России на Бережковской набережной враз опустело, впору было вывешивать на дверях табличку времён Гражданской войны «Все ушли на фронт». Архивные чиновники переселились на Старую площадь и приступили к экспроприации информационных богатств КПСС.
            Но случилось это, к сожалению, спустя неделю после финиша неудавшегося путча. И посему новая власть многих важных архивных бумаг не досчиталась. Чиновный люд со Старой площади, почуяв неладное, как мог, уничтожал или прятал свои архивы.
Знакомые Независимову партийные функционеры из ЦК КПСС рассказывали ему потом, как уже 19 августа заработали на полную мощь бумагорезательные и бумагосжигательные машины. Стефан Степанович видел десятки этих, наполненных до краёв бумажной стружкой, аппаратов в длиннющих коридорах комплекса зданий на Старой площади. Что за бумаги были превращены в горы трухи, можно было только гадать. Но  этим «заметание следов» не ограничилось. Утром 24 августа, в пятницу, несколько грузовиков с архивными папками под покровом ночи выехали из ворот партийной цитадели и скрылись в неизвестном направлении, увозя тайны, например, пресловутого золота партии. А ещё немало ценнейших папок вынесли в своих портфелях владельцы высоких партийных кабинетов, не желая перед новыми властями разоблачать себя…
Всё те же знакомые Независимова утверждали, что вывозили что-то и по подземке, соединяющей Кремль со Старой площадью и имеющей ответвления. Всё это было возможным до тех пор, пока охрану зданий ЦК КПСС нес вооружённый до зубов батальон дивизии им. Дзержинского, т.е. чекисты.
Конечно, в эти смутные, полные противоречивой информации, дни вокруг зданий ЦК КПСС бесновалась толпа, в которой было немало провокаторов и уголовников всех мастей, готовых к разгрому партийной цитадели. Они только ждали удобного момента. Но, к счастью, чекистов-охранников оперативно сменили курсанты Московской и Орловской высших школ милиции.
И вот тут началось некоторое подобие паники у служивого партийного народца, привыкшего к чётко размеренной, спокойной жизни, обставленной непременными, как восход и заход Солнца, приятностями, вроде многочисленных с разными яствами буфетов, столов заказов, 15% путёвок в уютные санатории и дома отдыха 4 – ого Главного управления Минздрава СССР, туристических путёвок в так называемые соцстраны. Забрав с собой далеко не все личные вещи, он стремглав покидал Старую площадь, подвергаясь на проходных грязным оскорблениям  толпы.
 Огромная территория владений ЦК какое-то время напоминала мёртвое царство, пронизанное зловещей тишиной. Именно в это время на Старую площадь и нагрянуло нищее племя архивистов.
Большинство из них никогда не обреталось в увиденной ими служебной роскоши. Потому на первых порах архивисты слонялись по этажам, раскрыв рты. Но особенно привлекали их многочисленные буфеты, где ещё не перевелись бутерброды с красной и белой рыбкой, ветчиной и балыком и иные вкусности, не чета скудному ассортименту провонявшей комбижиром столовки химкомбината на Бережковской набережной, где привычно обедали хранители древностей.
Архив ЦК КПСС, носивший официальное название «Архивный сектор общего отдела ЦК КПСС», никакой головной боли у новых хозяев не вызвал. Партийные архивисты во главе с Ромулом Кусиковым - единственные, кто не бросил свои опечатанные хранилища и никого постороннего в них не пустил.
«Чесать репу» руководству Главархива России пришлось по поводу документов так называемого текущего делопроизводства, т.е. тех бумаг, что только-только были написаны функционерами и в изобилии лежали в кабинетах, сейфах, столах.
Хозяйственники, нейтральные к новой власти, любезно предоставили   поэтажные планы партийного городка. И Пухоев со своими заместителями, обложившись кипами листов,  часами, словно полководцы из известных советских киноэпопей о Великой Отечественной войне, намечали наиболее эффективные действия по осмотру помещений. А таковых в пятнадцати корпусах оказалось более шестисот! Отряды архивистов, в помощь которым были отряжены «революционные» солдатики, рассредоточились по всем этажам, и несколько дней в коридорах наблюдалось интенсивное движение архивных тележек, груженных папками, которые свозились в несколько громадных кабинетов бывших руководителей ЦК КПСС. В этой титанической погрузо-разгрузочной кампании принимали участие и руководители архивной службы России. Независимов, например, лично выгребал служебные документы из кабинетов ныне здравствующего теперь уже бывшего президента одной из закавказских республик, а тогда члена ЦК КПСС Дзасохова, секретарей ЦК КП РСФСР Мельникова, Полозкова, заведующего Международным отделом ЦК КПСС Фалина….
Соблюдая приличия, приходилось ждать, когда владельцы служебных кабинетов сами явятся, чтобы присутствовать при передаче документов. Многих так и не дождались, например, Фалина, который от греха подальше сразу же ретировался за рубежи страны. Зато пришёл на «экзекуцию» по тем временам весьма влиятельный «партайгеноссе» Полозков. На вид серенький человек, в скромном костюмчике. В голосе и поведении ничего такого повелительного. В общении был весьма робок. Высказался в том роде, что, мол,  теперь всё принадлежит народу, тем более документы….  Берите всё, что посчитаете нужным. Вот только, если позволите, тут мой пиджачок висит.
Для людей со стороны в зданиях ЦК КПСС много чего было удивительного, даже комического. В главном здании, где трудились секретари ЦК КПСС, помимо лифтов для обычных  партчиновников, существовали так называемые «спецлифты» исключительно для секретарей ЦК. Попасть в них можно было только с помощью персонального ключика. Впервые подымаясь на таком лифте на третий «олимпийский» этаж, Независимов, на мгновение отключившийся от повседневных рутинных мыслей, был выведен из нирваны загробным  голосом: «Внимание, третий этаж». Кто это? Ведь в лифте никого нет. – Ах, да! – про себя улыбнулся Стефан Степанович, – это же ведь напоминание склеротичным стареньким небожителям, чтобы не проехали мимо своих кабинетов.
Всё, что было выужено из сотен партийных шкафов и столов, в итоге напоминало бумажный Эверест и тянуло на солидный самостоятельных архив в десятки тысяч досье. Кстати, до сих пор эти документы конца 80-х и самого начала 90-х годов не разобраны до конца и потому недоступны исследователям, что, конечно, прискорбно.
После этой авральной работы обратились к официальным, давно сложившимся архивам партии. Что там? Всё ли в порядке? Хранилища под номерами 1, 2, 3… оказались превосходными с точки зрения физической сохранности бесценных «папирусов»: кондиционированный воздух, надёжнейшая система противопожарной защиты; длинные
ряды, выше человеческого роста, громоздящихся металлических контейнеров с дверцами, очень похожими на автоматические камеры хранения на вокзалах. А на них загадочные, манящие историков надписи: «Политбюро. Снятые вопросы», «XXVII съезд. Записки в президиум», «Информационные материалы КГБ, 1991 г.» и т.д.
А вот -  святая святых «староплощадных» партийных хранилищ – архив сектора учёта руководящих кадров орготдела ЦК. Так длинно и скучно он назывался. Здесь номенклатура всей страны с 1917 г. Пальцы скользят по пухлым папкам, таящим сведения о личной и служебной жизни Дзержинского, Кирова , Будённого , Ворошилова , Вышинского …. Независимов перелистал дело славившегося дипломатической неуступчивостью министра иностранных дел СССР А. Громыко. Оказался по жизни неплохим человеком. В 1937 г., не страшась, отвёл чекистские угрозы от некоторых своих товарищей по работе. Но вот зачем-то на склоне лет устыдился своей национальности: самолично зачеркнул слово «белорус» и написал «русский». Воистину, пути Господни неисповедимы.  Этот архив оказался на уровне мировых стандартов: автоматизированные картотеки, перемещающиеся по рельсам легким мановением руки, металлические шкафы с гнёздами. В них – папки. На каждого власть имущего - своя. Миллион личных дел и учётных карточек.
 Архивы Старой площади – это примерно 30 миллионов досье, а в них история не только партии, а всего государства, все мельчайшие поры и клетки которого она пронизывала. Именно здесь квинтэссенция, величайшего в истории трагического социального опыта, принадлежащего человечеству.  Именно всему человечеству, а не только россиянам. Архивов на Старой площади не мало, но все умышленно разобщены, децентрализованы, не связаны не только единой методикой работы, но и личностными отношениями архивистов. Ни-ни, чтобы поделиться секретами своей работы с другим. Запрещено! Надо всем – идея суперсекретности. Фальшь, лицемерие, жестокость - действительно, следовало прятать от общественного мнения за семью печатями.
Расположившись временно в гигантском кабинете бывшего секретаря ЦК КПРФ Мельникова,   забитого мешками, чемоданами, связками с собранными отовсюду документами, Независимов поздними вечерами изучал их содержимое. Совсем «свеженькие» - периода января-августа 1991 года: записка секретаря ЦК Кузнецова «О деятельности движения «Демократическая Россия», информационное письмо заведующего орготделом Золотарёва об учредительной конференции 2-3 августа «Демократической партии коммунистов России», секретный многостраничный доклад секретаря ЦК И. Антоновича перед партийной номенклатурой Украины в апреле 1991 г. …
Даже беглое знакомство с этими бумагами отчётливо показывало, что СССР неминуемо должен был развалиться вместе с созданным им Варшавским блоком «дружественных» социалистических государств. Вот если бы весь этот партийный анализ развала империи не скрывался от информационно одураченного советского народа, он бы по-другому, с большим пониманием и спокойствием, отнёсся к краху государства, идеи и менталитет которого  впитал как дитя - материнское молоко.
Смена власти одновременно произошла и на Пушкинской улице в Центральном партийной архиве Института теории и истории социализма ЦК КПСС. Первое, о чем распорядился Независимов, прибыв в институт, так это об отвинчивании под барельефами слепоглазых  классиков марксизма-ленинизма вывески с названием архива. В присутствии кучки любознательных прохожих,  буднично, обыкновенной  отвёрткой, это сделал архивный завхоз.
В красивом и уютном актовом зале, напоминавшем театр средних размеров, Стефан Степанович от имени ельцинской власти успокоил явно растревоженных сотрудников архива, сказав им, что вряд ли их должны волновать политические страсти. А если это  так, то ничто благополучию каждого из них не грозит. Главное, следовать указаниям новой власти и готовить архивные фонды к рассекречиванию. Будут работать во имя гласности – останутся на своих местах.
Независимов осмотрел хранилища, попутно останавливаясь перед заинтересовавшими его фондами. На него совершенно не произвели  впечатления подземные за кованными металлическими дверями хранилища самого драгоценного, по мнению партийных архивистов-старожилов, что у них есть,- рукописей В. Ленина, К. Маркса  и Ф. Энгельса . Какой может быть трепет перед этим морем материалистической галиматьи? А вот документы террористической организации коммунистов под названием «Коминтерн», записные книжки основателя ЧК Дзержинского, дневники руководителя Коминтерна Димитрова, - это интересно. С этим следует познакомиться поближе.
Худо ли, бедно, но с партийными архивами победители управились достойно, полагая, что теперь они славно поработают на пользу освобождённого от пут коммунизма народа.

            II. Лубянка

Исполнение Указа «Об архивах Комитета государственной безопасности СССР» Независимову сразу же показалось трудным и, скорее всего, нереальным. Какая же спецслужба не мила любой власти! Без неё ей просто ходу нет. Можно сместить верхушку, но  разрушить, разогнать в муках и трудах десятилетиями создававшегося  ужасного и глазастого монстра, верного цепного пса власти – извините, надо быть круглым дураком.
Если обитатели цитадели на Старой площади по собственной воле бежали от греха подальше, то «дзержинцы» своей мрачной крепости на Лубянке не покинули и достаточно спокойно выдержали психологическое давление «демократической» толпы, бушевавшей на площади имени их прародителя и кумира Дзержинского, изваяние которого все же было сдернуто с высоченного пьедестала. Чекисты, кто с грустью, кто с яростью, наблюдали за этим святотатством из-за белых занавесок своих окон, но все как один понимали, что пусть энтузиазм «луддитов»  будет лучше направлен на истукана, чем непосредственно на них.
Хотя во главе КГБ и встал демократ В. Бакатин, никто не хотел брать на себя ответственность за выполнение президентского указа. Составили записку на имя всё ещё формального Президента СССР Горбачёва с надеждой спихнуть это дело на опального правителя. Под ней подписались Бакатин, его коллега по РСФСР, ныне всеми забытый В. Иваненко, и Пухоев. А Горбачеву что, было больше всех надо? Тем более, что Ельцин тайно встретился с чекистами и велел им своей профессии не забывать и  не трепаться перед журналистами всех мастей о своей приверженности демократии. Не ваш, мол, это вопрос. Независимов понял, что вот-вот начнётся медленное неафишируемое свёртывание едва начавшегося процесса раскрытия секретных архивов. Но сказку про голого короля разыгрывать-то надо было. Во всей этой бесперспективной затее Стефана Степановича привлекала возможность лично войти наконец-то в архивохранилища КГБ, удостовериться, что они не мираж, не сказка, а живое свидетельство мерзопакостных деяний большевистского режима.
В ту пору по отношению к КГБ весьма решительно был настроен Верховный Совет РСФСР во главе с Р. Хасбулатовым. Несомненным радикализмом отличался и натерпевшийся от КГБ и знавший его повадки как облупленный, председатель комитета ВС РСФСР по правам человека Ковалёв Сергей Адамович, как и верный его товарищ по убеждениям, учитель истории, диссидент, не так давно вышедший из «гулаговских» ворот, Арсений Рогинский, возглавивший правозащитную организацию «Мемориал».
Перефразируя известную поговорку, можно сказать: «Ворон ворона видит издалека».  Вот таким же макаром  увидели друг друга и объединились в стремлении хоть как-то разворошить информационное кагэбэвское гнездо Независимов, Рогинский и его помощники – умные, образованные, сообразительные и деятельные Никита Петров и Никита Охотин. Именно они, не откладывая в долгий ящик дела, сочинили по нынешним государственным понятиям странный и совершенно неприемлемый документ – Постановление Президиума Верховного Совета РСФСР «Об образовании комиссии по организации передачи-приёма архивов КПСС и КГБ СССР на государственное хранение и их использование». В ту горячую революционную пору рассусоливать было некогда. Тогда действовал принцип «хорошо яичко ко Христову Дню». Никаких голосований и тем более тягомотных согласований по поводу сей бумаги. Её тут же подписал, ставший ровно через два года пленником Ельцина Руслан Хасбулатов. Спешили так, что Хасбулатов, наложив свой автограф, не удосужился поставить дату.
Народу напихали в комиссию видимо-невидимо – аж 52 души. На всякий случай. Председателем назначили тогда влиятельного народного депутата, историка, генерал-полковника, ныне покойного Д.А. Волкогонова. Из фигур, которых ещё и сейчас помнят, - ныне так же покойный журналист Ю.П. Щекочихин, вездесущий боевой священник Г.П. Якунин, наверное, единственный из всей православной братии -  политик и народный депутат, один из творцов новой Конституции РФ В.Л. Шейнис, легендарный ректор РГГУ, глашатай перестройки Ю.Н. Афанасьев. Почему-то в эту интеллектуальную компанию затесалась милейшая с виду молодая дама, в ту пору уже народный депутат СССР Э.А. Памфилова. Ещё был очень активный, но куда-то испарившийся через некоторое время словно дух, народный депутат РСФСР со странной для русского уха фамилией Цанкайси, правда, Фёдор Васильевич. Когда на первом сборе комиссии представляли её членов, при упоминании этой фамилии, все резко вскинули наклонённые к служебным писулькам головы, заслышав эти три звонких слога: уж не родственник ли тому ненавистному властям СССР отщепенцу с острова Формоза Чан Кайши ?
Конечно, нельзя было обойтись без дорогих наших и вечно пребывавших в тени, как теперь принято говорить, «силовиков». Вот они, голубчики, полюбуйтесь на них. И любовались со смешанным чувством уважения и раздражения: Середнюшкин Афанасий Анатольевич, начальник отдела Межреспубликанской службы безопасности СССР (ну никак в те времена не хотелось упоминать обрыдлую аббревиатуру «КГБ», вот и придумали новое безобидное название); Рожков В.М., первый заместитель начальника Центральной службы разведки СССР; Запорожченко В.В., генерал, начальник Центрального архива пограничных войск. В комиссию вошёл «хитрейший лис»,  ставивший во главу угла  служение корпоративным интересам, - представитель службы внешней разведки Ю. Коболадзе. Однажды в ироничной форме он поведал своим новым «коллегам», явно им презираемым (какие-то жалкие архивисты, недобитые диссиденты, журналюги), что документы Первого управления КГБ СССР им никогда как ушей своих не видать. Единожды озвучив эту мысль, которую, как заметил про себя Независимов, никто не оспорил, он более на заседаниях комиссии не появлялся. Позднее, как и все ушлые чекисты, подался в бизнес, стал директором инвестиционной компании  «Ренессанс Капитал».
Намерения, изложенные в постановлении, были хоть куда:  обеспечить доступ членам комиссии ко всем документам КГБ, какие бы на них не стояли запретительные грифы,  определить объем и типы этих документов  и  самое главное - подготовить регламент организации их использования. А вот кто это всё будет реально исполнять? Памфилова и Цанкайси? Или Коболадзе с Рожковым? От них всего этого дождешься, когда рак на горе свистнет. Подавляющее большинство членов комиссии никакого понятия не имели, где этот архив КГБ обретается. Многие наивно полагали, что он вот здесь, прямо в подвалах на Лубянке и лежит.
За дело взялись четверо: Независимов и три никогда не унывавших мушкетёра - Рогинский, Петров и Охотин. Отныне они, словно свои, без проволочек, каждый день через подъезды №№ 4 и 5 как на работу шли в скромные лубянские апартаменты Середнюшкина и там, с утра - за «чаем-кофием», а после обеда и под «водочку-закуску», вместе обсуждали и набрасывали грандиозный план передачи родному народу архива КГБ.
Кому-то покажется странным, что вот так запросто архивисты и бывшие диссиденты панибратски вели себя с достаточно высокими чинами самой грозной спецслужбы страны. Но в то время престижу КГБ был нанесён такой серьезный моральный удар, что иные его сотрудники весьма сомневались в продолжении своей карьеры и подыскивали на всякий случай новую работу. Независимову, например, было весьма удивительно и чудно как-то услышать от Середнюшкина, повелителя архивов КГБ:    
- Степанович, ты подумай, может, подыщите мне у вас сносную работёнку?
Так вот - за беседами-выпивками (а надо сказать, корректные возлияния располагали и приводили к весьма эффективным решениям), выяснилось, что никаких таких постоянных хранилищу КГБ на Лубянке нет. А все они расположились за горами, за долами. Независимов, поведав эту информацию вашему автору, предупредил его, что точное географическое месторасположение их сегодня, при правлении Путина и стремительном росте синдрома шпиономании, лучше не называть. Хотя в 1991 и 1992 гг. они кое-где в прессе упоминались, но тогда времена были другие. В настоящее же время,   если кто из власть имущих не с той ноги встанет,  или  вдруг отчётность про пойманных шпионов и изменников государства (не Родины!) не дотянет до требуемой, мгновенно припаяют статью, и пополнишь как миленький ряды осуждённых за выдачу государственных секретов. Чекистские архивы, начиная с  Московской области, расположились по удаляющейся на восток,  вглубь России, линии - за Урал. Прозорливы были руководители КГБ СССР! Прекрасно знали, что Союз Советских Социалистических Республик – имперское искусственное образование, конгломерат очень разных народов, религий, традиций, спаянный кнутом, пряником и враньём, и что вечным ему не бывать, как впрочем, всем империям. И потому на территориях теперь уже бывших союзных республик не создали ни одного своего хранилища. Только на просторах матушки России. Наступят революционные годины и как спасать свои бесовские тайны? Поди  тогда отбери у тех же Эстонии, Латвии или Грузии свои родные архивы. В общем, как в воду глядели.
В один из промозглых ноябрьских дней 1991 г. Стефан Степанович протрубил своему верному войску сигнал к непосредственному выступлению в направлении этих архивов. Первым в программе значилось одно из самых крупнейших хранилищ, расположенное в окрестностях небольшого романтического городка Московской области. Выехали на двух черных комитетских «Волгах» прямо от подъезда №5 здания на Лубянке. В первой – Середнюшкин, его заместитель, приглашённые Независимовым в консультанты отставной полковник-контрразведчик Незалежний и историк Нерешин. Во второй – Независимов и Рогинский  сотоварищи.
 Ландшафты, смикшированные пеленой не то дождя, не то снега, полог уныло-серого неба, тянущиеся вдоль шоссе гряды снежно-водяной грязной дряни наводили на душу Стефана Степановичу  тоску;  хотелось закрыть глаза и спать. Да, неприветливо начинается встреча со столь долгожданным и неизвестным чудом. Тут автомобили, притормозив, резко свернули на узкую дорогу, и через 10 минут в пепельном мареве возникли очертания чего-то похожего на обнесенный стеной  городок на возвышающемся относительно дороги острове. «Городок» был окружен рвом с водой, через который был переброшен мост, упиравшийся  в массивные  крепостные ворота.
 «Словно царство Кащея Бессмертного, – пронеслось в голове Независимова. – Так и кажется, что какое-то чудище ворчит за воротами, почуяв где-то рядом русский дух.  Не хватало, чтобы из-за стен вылетели уроды – горынычи с огнедышащими пастями».
Как в сказке открылись ворота, и машины, проехав чуть-чуть, тут же уперлись в другие ворота, а первые, захлопнулись. Появился неспешно привратник в погонах (оказалось, что приехали в одну из частей ФАПСИ ), о чём-то переговорил с Середнюшкиным, и посланцы Верховного Совета России удостоились чести въехать на территорию святая святых.
Свернули тотчас направо и помчались вдоль ухоженных построек. Добрались ещё до одной окружённой забором крепостёнки, и процедура с проверкой повторилась до мельчайших деталей.
           «Ну, дела, – вновь подумал Независимов. - Точно, - царство Кащея. До архива КГБ добраться столь же сложно, как до предмета  погибели этого  персонажа».
Ну, вот оно, наконец, главное хранилище документов КГБ СССР! Крепкое, как гриб-боровик, в несколько этажей каменное здание. Приветливые, но настороженные сотрудники.
Независимов и его опытная команда сразу приступили к изучению справочно-информационной картотеки. Кто лишён тяги к исследованию архивных писаний, да ещё такого ведомства, не в состоянии понять чувств, охвативших высокопоставленных контролёров: почти 15 тысяч погонных метров полок, на которых стройными рядами угнездились 268 тысяч секретных досье! И названия фондов  специфические – таких в обычных государственных архивах отродясь не встретишь. Самый большой – фонд дел оперативного учёта. Ну, как без него! Вся страна, отдельные люди, группы людей и целые учреждения находились под бдительным оком чекистов. Тут тебе и папки оперативной проверки, и оперативной разработки, и оперативного наблюдения, и формуляры. Полистав регистрационный журнал, Независимов прикинул, что только за период с 1940 по 1978 годы «контора глубокого бурения» завела  2 миллиона дел этого самого оперативного учёта. К сожалению, пользуясь своей неограниченной властью, хитроумные «дзержинцы» на всякий случай большинство из них уничтожили. От двух миллионов остались рожки да ножки – не более 100 тысяч. Таким образом, чекисты превратили в прах информацию о сломанных ими судьбах миллионов людей.
Тем не менее, вопреки инструкции КГБ, определявшей скоротечный срок хранения таких дел, безымянные архивисты в погонах на свой страх и риск кое-что сохранили, и это кое-что составило так называемый «подсобный фонд». Независимов полистал рабочие досье агентов, в надежде зацепиться взглядом хоть за малюсенькие сведения, касающиеся жизни и смерти С.А. Есенина, В.В. Маяковского, а также причастности к ВЧК-ГПУ так называемых «друзей» С.А. Есенина – Эрлиха,  Бермана…
Однако зоркие хозяева архива под всяческими предлогами пытались его от этого занятия отвлечь: то пойдёмте на обед, то попьем чайку, то пора перейти в новое хранилище…
А в новом хранилище контролёров ждал фонд уголовных дел, подразделявшийся на две группы: «Р-досье» с реабилитирующими решениями или отменёнными приговорами и «Н-досье» на осужденных, которым было отказано в этой самой реабилитации. На тот период Независимов насчитал около 6 тысяч файлов. И всё - сплошные «враги народа», якобы диверсанты и шпионы, вредители и предатели. Ценность этих документов заключалась в том, что непосредственно к уголовному делу были присовокуплены личные и имущественные дела заключённых с перечнем изъятых у них вещей.
Ну, и, конечно, фонд секретного делопроизводства. Вроде всё секретно в этом ведомстве, а этот – как бы вдвойне секретен. Стефан Степанович непроизвольно поёжился. Как же отвратительно пребывать в мире секретности и всё время об этом помнить. Ведь в питекантропа превратишься. Позднее, от знакомых контрразведчиков он узнал, что «питекантропами» они презрительно называли соглядатаев из Пятого управления КГБ.
В этом хранилище можно было всё узнать о «творчестве» чекистов  центрального
аппарата, состоявшего из двенадцати структур. Под номером первым, естественно, значилось управление разведки, хотя непосредственно досье этого подразделения хранились где-то обособленно. Наверное, потому, что оперативная разработка угодных ей шпионов за рубежом относилась к числу суперсекретных. А если к этому добавить аналитические материалы по неустанной на протяжении многих десятилетий подготовке революций за кордоном, то можно было понять, почему разведчики не доверяли хранение своей «взрывоопасной» документации родному центральному архиву.
Управления под номерами 2 и 3 занимались «контрмероприятиями»: в интересах государства вредили экономике капиталистических, да и социалистических государств, если они пытались выбиться из удушающей упряжки кремлёвских властителей. Надо сказать, что умельцев-вредителей в «конторе» было немало и работали они виртуозно. Да вот только экономика охраняемой ими державы всё равно с грохотом обвалилась. Один из классных контрразведчиков объяснял это тем, что в Кремле сидели в основном маразматики, видимо, ни черта не разбиравшиеся в шикарной аналитической информации, которая им предоставлялась. Примени её умело, и можно было извлечь баснословную пользу для государства. Этот же специалист утверждал, что Крючков (предпоследний председатель КГБ СССР), выслуживаясь, в надежде войти в Политбюро ЦК КПСС, гнал откровенную «дезу» .
Управление под номером 5 – это те самые главные «питекантропы», сломавшие судьбы немалому числу достойнейших талантливейших людей, например, академику А.Д. Сахарову .
Рядышком управление номер 7 – сборище людей, род занятий которых во все времена вызывал у  людей омерзение – наружные топтуны. На их содержание режим ухлопал мешки денег. Больше было затрачено только на политическую дезинформацию мирового сообщества относительно истинного состояния с правами человека в СССР.
Далее 9-ое управление. Без него никуда. Кому-то ведь надо было денно и нощно охранять «небожителей» и их объекты, и одновременно  подленько шпионить за ними.
А вот и 12-ое управление и его бесславные рыцари, жившие и работавшие по принципу «ни сна, ни отдыха измученной душе моей». Попробуй дни и ночи напролёт подслушивать чужие беседы. Да, да – десятки километров записанных телефонных разговоров, благодаря которым выудили к своему вящему удовольствию стольких «врагов», что из них можно было бы сформировать не одно войсковое подразделение или укомплектовать штаты бесчисленных заводов и фабрик.  Зато с успехом укомплектовали ГУЛАГ.
Покончив с фондом секретариата и центрального аппарата КГБ, Независимов с коллегами перешел к фондам особого хранения и к коллекционным фондам, содержавшим материалы  ВЧК-ГПУ. Досье на очень известные по книгам, кинофильмам исторические личности, уникальные фотоматериалы, которые никогда не являлись взору общественности…. Тут же рядом масса пожелтевших от времени душеубийственных приказов по ВЧК-КГБ, ещё более пугающие своим содержанием документы тюремного отдела, особой инспекции управления кадров и т.д. и т.п. Особо углубляться в изучение потрясающих фолиантов, ни кем из историков не виденных, просто не было времени. Успеть бы записать в свои блокноты всё, что касается организационной структуры архива. Ведь на комиссии строго спросят. Но даже это заметно нервировало хозяев. Такое-то в их размеренной до долей секунд воинской службе случилось впервые. И всё же Независимов десятым чутьём выудил толстенное дело  князя Толстого-Кутузова и, пробежав его, как говорится, глазами по диагонали, застопорился на сюжетах, связанных с Будапештом военного периода, и на фамилии уже известного ему пропавшего в СССР легендарного     спасителя      венгерских евреев - шведского дипломата  Р. Валленберга         (забавная история, случившаяся через несколько лет с участием этого досье и рассказанная автору Независимовым, описана в главе, посвященной Р. Валленбергу).

Тяжёлый полог тайны над чекистскими архивами слегка приподнялся, но до представления полной картины было ещё далеко. Сложилось впечатление, что в этом, главном, хранилище чужакам не всё показали. Ведь не будешь себя вести, подобно следователю: открой-ка эту дверь, этот шкаф.
Через короткое время команда Независимова поодиночке отправилась в далёкое путешествие: кто в Западную Сибирь, кто в окрестности родины пролетарского вождя, кто ещё южнее вниз по Волге - в другие тайные узилища КГБ. Независимов же слякотным декабрьским днём отбыл с приставленным к нему дядькой-архивистом из «органов» Толиком Лубянкиным (развесёлым красавцем, приятным выпивохой и балагуром) в златоглавый град, привольно раскинувшийся на высоком берегу Клязьмы.
И здесь архив оказался надёжно упрятанным от любопытных глаз за обшарпанными стенами старинного Рождественского монастыря, всё ещё благолепного, но угрюмого, наверное, оттого, что многие десятилетия в своём чреве пришлось терпеть «синепогонников» вместо привычных братьев во Христе.
Стефан Степанович два дня бродил вдоль бесконечных стеллажей, длиною, наверное, в добрый километр, и не мог оторвать глаз от тайных текстов, упрятанных под обложками со зловещим, чёрной краски, названием чекистского ведомства. Все сплошь с привычным ярлыком «совершенно секретно». И вправду, зачем народу, ради которого оно якобы призвано напрягать свои стальные мозги и мышцы, знать, чем и как занимается стража советской государственности. Работодатель-то у нее совсем другой.
Архивного маэстро вновь поразило несметное число уголовных дел – десятки тысяч! И это были досье не только  на несчастных доморощенных «врагов народа». Здесь сконцентрировалась информация и на военных преступников нацистской Германии, и  граждан многих государств Европы, которые по разумению карательного органа СССР являлись преступниками.
А уж пожелтевшие папки фонда секретного делопроизводства притягивали словно магнит. Перипетии европейской истории с 1918 года, мало знаемой народами континента и специалистами-историками, бесконечной кинолентой безмолвно проплывали перед глазами Независимова. Листая досье фонда «СМЕРШ  НКВД»,  коллекции обвинительных заключений по делам ВЧК (1918-1941 гг.),  инспекции советской части «Союзного Совета для Японии», прекращённые розыскные дела 2–ого Главного управления МГБ, дела арестованных немцев, содержавшихся в спецлагерях  и подлежавших советскому суду, он представлял, сколько бы отдали историки за возможность хотя бы взять их в руки. Да вот только руки коротки! «И всегда будут коротки», - с горечью подумал Независимов.
 Ещё один раздел архива – трофейный - и вовсе опечалил архивного инспектора. Только совсем недавно он вместе с другими историками - факт за фактом, документ к документу из Особого архива - восстанавливал правду о трагической гибели более 15 тысяч польских граждан под Катынью. А здесь лежит несколько тысяч досье, дополняющих косвенно и прямо другие трагедии граждан Речи Посполитой – документы по личному составу польских органов безопасности, жандармерии. Оказалось, они были взяты в «плен» при насильственном присоединении к СССР земель Западной Украины и Белоруссии по коварному сговору  Сталина и Гитлера. Независимов подумал о том, сколько же документов «родственных» контор из поверженных стран могло осесть во чреве архива КГБ СССР.
 Вот, например, Афганистан времён Бабрака Кармаля . После ухода советских войск - что, архивы партии, марионеточного правительства и его силовых органов достались моджахедам? Ой, вряд ли! Независимов представил себе вполне возможную ситуацию: поздней ночью на закрытом военном аэродроме, где-нибудь, например, в Монино, приземляется пузатый АНТ , к нему подкатывают автомобили-фургоны КГБ, секретные досье быстро перебрасываются в них и грузовики исчезают во мраке ночи. Всё! Более никто и никогда не узнает, каким образом готовился и осуществлялся незаконный, по сути террористический, переворот в суверенном государстве Афганистан, какие глобальные намерения пытались осуществить руками марионеток дряхлеющие кремлёвские правители. Независимову уже тогда кое-что на этот счёт было известно от мудрейшего таджика, в своё время популярного в народе премьер-министра Таджикистана Абдулахата Кахарова, посланного специально в Афганистан разрабатывать и осуществлять пятилетний план народного хозяйства почти феодального государства, чьи племена не могли вписаться в «прокрустово ложе» каких-либо ограничений, кроме предписанных Аллахом. Ведь замышлялось распространить экономическое, политическое и военное влияние на государства, расположенные по соседству, и методами, отнюдь не лучшими, чем те, что были применены в самом Афганистане.
Уже будучи на пенсии, Стефан Степанович следил время от времени за работой польской комиссии, которая в российских архивах восстанавливала детальнейшую картину трагедии тысяч и тысяч польских граждан, погибших в советском плену. Но в период путинского правления эта работа явно захирела по инициативе поднявших голову российских лжепатриотов, благодаря которым на протяжении десятилетий скрывались многие исторические события, случившиеся во времена СССР. Если же какие-то события становились известными мировой общественности, их суть беззастенчиво извращалась. Когда всплыла правда об истинных убийцах поляков в катынском лесу, эти лжепатриоты ничего лучшего не придумали, как обвинить Польшу в том, что вот де в 1920 г. попавшие в плен красноармейцы подвергались пыткам, а польская сторона скрывает правду об этом.
Тогда поляки предложили россиянам ознакомиться со своими архивными материалами на сей счёт, чтобы узнать истину. Да только это не очень интересовало современных властителей России. Любая трагедия ценна для них и используется по большей части для достижения какого-нибудь сиюминутного политического выигрыша и не более того. Не будь шума по поводу Катыни, никогда бы не вспомнили о буденновских пленных конниках в Польше. Да что там какой-то 1920 год, с более серьезными делами не можем разобраться. Вот, например, сотни тысяч останков советских солдат Второй мировой войны гниют в болотах северо-запада Руси и ничего. Никто и ухом не ведёт об их достойном захоронении уже на протяжении полувека. Ибо нет повода каким-либо политически выгодным образом использовать эту печальную реальность.
Теперь же, когда польская сторона склоняется к тому, что гибель тысяч  поляков, похоже, является геноцидом (что весьма спорно), российская власть, не найдя достойного ответа, ничтоже сумняшеся,  прервала изыскания  специалистов, заявив, что большинство архивных документов по интересующей их теме содержат государственную тайну (очередная ложь!),   что де мы «сами с усами», разберёмся и, когда надо будет,  – полякам сообщим. Ещё раз российские властители под флагом ложно понимаемой важности государственной тайны торжественно сели в лужу в глазах всего честного мира.
Всё, что мог сделать Независимов на берегах Клязьмы, так это составить краткий отчёт-обзор о чекистском архиве. Поработать для себя, как исследователю, вновь не удалось. Толик Лубянкин с местными коллегами весело и  активно тому препятствовали. Лубянкин вообще изумлялся всякий раз, как только Независимов углублялся в чтение какого-либо уголовного дела:
 - Степаныч, ну чего там можно интересного найти. Одно и то же. Допрос – приговор - расстрел. Слушай, ну их в болото, эти архивные бумажки. Там ребята (в номере гостиницы – А.П.) уже стол накрыли. Огурчики у них – палец откусишь. Закругляйся и давай, пошли.
 И давали. И не хило. Независимов мужик был крепкий, от компании не отказывался и выпить мог прилично. За все три вечера, что он «квасил» с архивистами-чекистами, последние ни словом не обмолвились о своей работе, о каких-либо сенсационных находках, словно они были из другого ведомства.
А между тем арестованные люди, очень известные и почти неизвестные,  вынужденные отвечать на вопросы цепких следователей, вышивали занятное полотно мировой истории, разукрашивая его интереснейшими подробностями событий,  участниками которых они были или о которых знали.
Независимову было достаточно и беглого пролистывания дел, чтобы успеть выхватить глазами фамилии Валленберга, Кирова, Геринга , Гесса , Котовского , Тухачевского …
Возвращаясь электричкой домой, Стефан Степанович спросил клевавшего носом от хронического недосыпа Лубянкина:
- Анатолий, вот ты старожил Центрального архива КГБ. Ты лично по своей инициативе исследовал какое-нибудь загадочное событие, о котором многие наслышаны? Ну, например, о смерти Есенина или об исчезновении Валленберга, или внезапной гибели Котовского?
- Нет, никогда, - ответствовал Лубякин.- Да и по инструкции не положено. За своеволие сразу по шапке дадут. Когда что-либо официально требовалось Хрущёву или Брежневу  тогда, кровь из носу, подбирали для них материалы. Но по собственной инициативе – никогда.
 – Жаль, - уже больше для себя промолвил Независимов. Ему представилось, что тотальное изучение уголовных дел и других досье, сравнительный анализ упоминавшихся арестантами фактов, относящихся к одной и той же личности, ведомству, государству, сколько дали бы ясных ответов на многие вопросы о загадочных событиях прошлого.
Коллеги Независимова, вернувшиеся из дальних странствий, также узнали много интересного, что позволило в будущем воссоздать правдивую историю репрессий. Не будь их - Рогинского,  Петрова и  Охотина, кто бы узнал о протоколах заседаний президиума и коллегии, приказах, директивах ВЧК-ОГПУ-НКВД-МВД-МГБ за 1919-1953 гг.; комиссии НКВД за 1937-1938 гг.; материалах тюрем ОГПУ-НКВД (Лефортовской, Сухановской); комиссиях по пересмотру уголовных дел осужденных за контрреволюционную деятельность; материалах на бывших царских чиновников и офицеров; материалах  особых отделов ВЧК фронтов, армий за 1918-1922 гг.; мириадах уголовных дел и аналитических справок обо всех видах сопротивления народа существующему строю.
И всё же общую картину архивного хозяйства КГБ СССР представить было трудновато. Обрисовать ее парламентская комиссия  поручила «бедному» начальнику 10 – ого управления Межреспубликанской службы безопасности Середнюшкину. «Бедному», потому что ещё полгода назад и вообразить было невозможно, чтобы старший офицер КГБ, отвечающий за самые тайные архивы страны, своими устами рассказал каким-то субъектам, не  вызывающим никакого доверия, о структуре, составе, содержании  Центрального архива КГБ ССР. Тогда бы подобное расценили как сумасшествие по полной программе с возможным финишем в психиатрической больнице. Независимова не покидало ощущение, что в некоторой степени причиной отставки через некоторое время Середнюшкина стал  этот обзорный доклад, внутренне воспринятый коллегами как своего рода предательство корпоративных интересов «конторы».
Середнюшкин поведал о том, что во всех архивах КГБ СССР сосредоточено девять с половиной миллионов досье, начиная, естественно, с 1918 года. Из них:  следственных дел – 2,9 млн.; фильтрационных на советских граждан – 3,5 млн.; распорядительных и справочных дел по итогам деятельности ВЧК-КГБ – 1,1 млн..  О количестве личных досье агентов (или в народе «сексотов») Середнюшкин всё же умолчал. По мнению Середнюшкина, 70% документов следовало бы передать в ведение государственных архивов и рассекретить (о работе ВЧК, диссидентах, раскулаченных, голоде, репрессиях), а вот материалы служб внешней разведки, служб шифровки и дешифровки, оперативные дела контрразведки должны сохраняться в КГБ в абсолютной тайне.
После доклада Середнюшкина многие из присутствующих поняли, что государственной архивной службе документальная глыба спецорганов явно не по зубам, и с места она сдвинута никогда не будет. Необходимы новые здания, штаты, регламент передачи и использования весьма опасных с точки зрения возможности разглашения информационной сути чекистских документов.
            Сказав «А», надо было говорить и «Б». Действительно, почему нетронутыми остаются архивы Министерства Обороны и, в частности, архив разведки Генерального штаба? Сколько там оперативных документов, теснейшим образом связанных с подобными документами КГБ, ЦК КПСС, МИД, Коминтерна. Ведь в едином порыве всеми этими конторами  готовилась мировая революция.
            А разве меньше КГБ отличились на бесславном поприще уничтожения миллионов  душ такие монстры советской власти, как Прокуратура СССР, Главная военная прокуратура, военная коллегия Верховного Суда СССР, наконец, НКВД-МВД СССР. И у всех у них «особые» и «не особые» архивы.
Как-то Ельцин предложил главному архивисту страны Пухоеву подумать над тем, чтобы и эти хранилища передать в ведение народа. Но последний, струхнув изрядно, решительно отказался от столь щедрого подарка. Тут одни только архивы КГБ денно и нощно вызывали несказанную головную боль.
Игра под названием «Сказка о голом короле» продолжилась, «Актёры» из КГБ искусно переигрывали участников архивной самодеятельности ведомства Пухоева. Перво-наперво они с величайшей радостью согласились передать в государственные архивы сотни тысяч так называемых фильтрационно-проверочных дел на советских граждан, бывших в плену и угнанных в Германию в период Второй мировой войны. Как известно,  Сталин несколько сбрендил по поводу нелояльности к себе советского народа и со своими присными устроил сплошную фильтрацию этой части населения. А современным чекистам пришлось расхлёбывать сталинские грехи на предмет реабилитации пострадавших. И это тягомотина им изрядно надоела. Пусть теперь попотеют гражданские архивисты. Но тут новая загвоздка: принимать-то документы некуда. Тогда началась переписка председателя комиссии генерала Волкогонова с председателем правительства и министром безопасности  Баранниковым. Какие только чудные и фантастические проекты не обсуждались и всё с самым серьезным видом. Обе стороны с удовольствием согласились с тем, что здания чекистских архивов, расположенные на территориях, занимаемых воинскими частями или в культовых зданиях, передаваемых к тому же церкви, не могут быть использованы российскими архивистами. Надо, чтобы новый архив, который условно назвали «Центр архивов служб безопасности» находился в Москве.
 - Так что вы, товарищ Баранников, не будьте скупым рыцарем, передайте-ка под этот центр соответственно оборудованную часть здания бывшего КГБ прямо на площади Дзерж…, простите, на Лубянской площади, изменив при сём, опять же соответствующим образом, охранно-пропускной режим, - ну, чтобы не пугать будущих исследователей. Мало того, отдайте в придачу ко всему этому для управления новым – старым архивом ныне пока действующего начальника 10 - ого управления МСБ тов. Середнюшкина с компанией наиболее опытных архивистов-чекистов.
Тов. Баранников сделал вид, что ничего такого он не читал и даже не слышал. Никакого эха с Лубянки.
 – Ну, раз эха нет, значит, и не было того, что эхо порождает, – молчаливо решили  в кабинетах демократической архивной власти. А «голый король» - Пухоев,  сурово шевеля усами, на полном серьезе корил Независимова:
– Стефан Степанович, Вы плохо работаете. Вам поручено дело эпохальной значимости, а оно и с места не сдвинулось. У вас что, нет новых идей?
У Независимова оказалось очень много таких идей, и он, мысленно смеясь, также на полном серьёзе ошарашивал ими своего незадачливого шефа:
- Герман Рудольфович, у нас не девятом этаже здания архива Советской армии пустуют огромные площади, куда хоть сейчас можно свезти все фильтрационные и уголовно-следственные дела из всех сусеков КГБ. А когда отдадим Франции из Особого архива её законные 300 000 досье, на освободившиеся полки свободно уместятся документы секретного делопроизводства. Вы только Баранникова уговорите отдать нам взвод под командованием Середнюшкина.
Пухоев испытующе поглядывал на своего подчинённого, силясь уловить в его словах подвох.
– Нет, это не пойдёт. Это сдача наших демократических позиций в угоду прошлому, - решительно провозгласил Пухоев.- Прошу вас подготовить проект постановления Совета Министров о создании нового архива документов бывших спецслужб.
Независимов с удовольствием взял из рук Пухоева невидимую иглу с невидимой ниткой и продолжил «шить» виртуальное платье. В итоге получилось ладное постановление, которым поручалось одному - «изыскать для Российского центра специальной документации в г. Москве помещение площадью 2 500 м2», другому – «решить вопрос о дополнительном финансировании деятельности центра», а третьему – «представить в правительство РФ положение о Центре».
На том эпопея с передачей в народное пользование документов бывшего КГБ бесславно окончилась, так как из Белого Дома никакого эха не донеслось.
            И все же…. Может быть,  правильно, что  спецслужбы противились выполнению принятого впопыхах, в порыве высоких гражданских чувств указа Б. Ельцина №82 «Об архивах Комитета государственной безопасности»? Может быть, правильно, что не доверяли  новой власти страны, способной такой скандальный трамтарарам сотворить с помощью тайных досье, что  костей своих и чужих не соберёшь?  Тем более, что некоторые события, последовавшие после того, как в руки архивистов новой эпохи перешли громадные объёмы партийных архивов на Старой площади и в Кремле, насторожили чекистов изрядно. А события те были вот  какого любопытного свойства.

III. Золотая лихорадка

Кому только не захотелось порыться в ранее недоступных, но ужасно притягательных архивах Коммунистической партии Советского Союза, особенно её Центрального Комитета. Любопытные и любознательные  стаями и в одиночку слетались в Москву чуть ли не со всего света. Архивы беспрерывно атаковали государственные мужи и депутаты, журналисты и историки, и просто личности, не ясные по происхождению и представительству, но обходительные в общении. Всем непременно захотелось узнать из первоисточников, что же это за чудо такое – Партия? Чем жила и, конечно, каковы ее прегрешения (успехи отбрасывались как ненужные) перед своим народом и остальным миром? Одним потребовались документальные свидетельства преступных решений советского руководства о расстреле польских офицеров под Катынью, оккупации Чехословакии, Афганистана, подавлении народного восстания в Венгрии.  Другим – ленинские и сталинские резолюции об уничтожении инакомыслящих. Третьим – свидетельства партийных связей с международным терроризмом и т.д. и т.п. Всем подавай сенсации. Российский архивный комитет напоминал в те дни плохо укреплённую деревянную крепостишку царских гарнизонов где-нибудь в Поволжье времён Пугачёва. Хоть и держали кое-как оборону, но в итоге  - не выдюжили.
Среди домогавшихся оказалось немало виртуозных искусителей с туго набитой мошной, а в ней - диковинные и вожделенные для бедных как церковные мыши архивистов - доллары да фунты стерлингов, да франки…
Искушали,  прикрываясь высокими  соображениями о благе России,  высших чиновников-архивистов, и рядовых, которым просто, по-тихому, предлагались валютные дензнаки…
Началось всё с благородной инициативы известного правозащитника-диссидента В. Буковского организовать нечто вроде обличительного документального процесса над КПСС, создав для этого международную комиссию историков,  которая бы  публиковала  разоблачительные для КПСС ее же тайные документы. Ельцин по соображениям, только одному ему ведомым, тому воспротивился. Но когда коммунисты стали в свою очередь добиваться гласного суда над Ельциным за запрет КПСС, президент не на шутку рассердился и дал команду «фас». И тут замелькали в архивных владениях Старой площади и Кремля, где до 1992 г. хранился президентский архив, в том числе так называемые «особые пакеты» - опечатанные мешки  с документами о самых зловещих преступлениях большевистской власти (убийстве Р. Валленберга, польских офицеров, секретный протокол к договору «Молотова – Риббентропа» ), новые вожди России: глава администрации президента Петров, госсекретарь Бурбулис, министр печати Полторанин и даже изворотливый до невозможности во внутридворцовых интригах начальник службы безопасности президента Коржаков. Появились вальяжный Буковский , глава Национальной библиотеки США Биллингтон.
Из суда над КПСС, замышлявшегося как «новый Нюрнбергский процесс», ничего путного не вышло – одно жалкое шипение. Но зато для себя несостоявшиеся «судьи» кое-что поимели. Как рассказывали кремлёвские архивные соглядатаи, Буковский успел с помощью какого-то непонятного для них устройства (позднее узнали, что это был портативный сканер) скопировать порядочно агентурной документации, что его и интересовало более всего, в отличие от местных демократов, зациклившихся на поиске информации о коррупции в КПСС и золоте партии.
Конечно, чекистам об этом донесли, и тревога закралась в их «железные» души. А как не тревожиться, если в архиве на Старой площади имеется громадная картотека - «Особая папка» - название, означавшее одну из высших степеней секретности. Выше – только «Особый пакет». А вдруг в ней порылись пронырливые закордонники? Читатель резонно заметит:
- А что им-то волноваться, если кагэбэшные архивы схоронены в недоступных местах?
Дело в том, что ЦК КПСС имел неоспоримую верховную власть над всеми остальными структурами СССР. И каждая из них постоянно информировала партийный орган, порой кратко, порой пространно, обо всём, чем она занималась.
Именно поэтому картотека «Особая папка» и была построена структурно: «Генеральный прокурор СССР», «Главный военный прокурор СССР», «Управление военных трибуналов войск МВД СССР», «Верховный Суд СССР», «Министерство юстиции СССР», «СВАГ» (Советская военная администрация в Германии), «МГБ СССР», «МГБ Латвийской ССР», «МВС  СССР» и т.д. На каждой карточке - информация: архивный номер документа, краткое содержание вопроса. Например, «Справка о количестве лиц, осуждённых военными трибуналами за измену Родине за 1947 г.»; «О политически неправильном выступлении маршала Г. Жукова 14 ноября в г. Бельцы, 1948 г».; «Справка на А. Ахматову , Д. Шостаковича , 1949 г.».; «Записка об обнаружении трупов Михоэлса  С.М. и Голубова-Потапова В.Г. в Минске 13.01.1948 г.»; «О самоубийстве вице-адмирала Куликова И.М.»; «Данные на американца Миллс», «Протокол допроса арестованной артистки Руслановой Л.А.», «Об убийстве в г. Львове писателя Галан Я.А.»; «Об аресте семи участников эстонского националистического подполья, намеревавшихся бежать в Швецию»; «О действиях группы кулаков чукчей-оленеводов»; «О связях бывшего посла Трояновского с американской разведкой»…
Опасения спецслужб усилились, когда обнаружилось, что заместитель директора Центра хранения современной документации (так стали называть один из архивов ЦК КПСС), некто Хитроус стал продавать направо и налево копии секретнейших документов, публикация которых вызвала скандал во многих странах. Так, репортеру итальянского журнала «Панорама» он «загнал» материалы о лидере аппенинских коммунистов П. Тольятти. Из-за публикации секретных документов на эту тему пострадали родные Тольятти. Особенно возмутило темпераментную итальянскую общественность  заявление их соотечественника о том, что итальянские солдаты, попавшие в плен в СССР, сами виноваты в своих бедах: нечего, мол, было соваться в Россию, и вызволять их из беды не стоило. А заступиться все-таки надо было. Дама в белом балахоне с косой не щадила итальянских военнослужащих: их умерло в процентном соотношении с другими нациями больше всего.
 У Пухоева отечественные журналисты потребовали объяснений. Он так был напуган случившимся, что не нашёл ничего более умного как ляпнуть: «Мы живём в рыночное время, поэтому архивы и занимаются коммерческой деятельностью». Эти слова вновь вдохновили Хитроуса, и он с необыкновенной  легкостью послал в нокдаун ещё и вожака партии лейбористов в Англии Н. Киннака, заподозренного в шпионских связях с работниками советского посольства, и президента Финляндии Кекконена. Видимо, хорошо заплатил Хитроусу финский историк Х. Рауткалио, ибо ему досталось столько документов, что их хватило на целую книгу, из которой следовало, что уважаемый президент чуть ли не служил Кремлю. Досталось на орехи также коммунистам Израиля и Германии. Как писал в те дни один московский журналист, «во всех странах и на всех континентах рушились социал-демократические и коммунистические партии, вожди которых хоть как-то связаны с Москвой. За год работники бывших партархивов совершили то, чего ЦРУ  не могло сделать за полвека».
Грандиозную продажу копий партийных документов (25 млн. листов) задумал на официальном уровне и Пухоев. И не кому-нибудь, а Гуверскому институту войны, революции и мира (США) в обмен на оргтехнику. Американцы хотели очень многого – практически всё о деятельности государства и партии. Дабы отвести укоры в свой адрес, Пухоев заявил журналистам, что «в отличие от продажи Аляски - это не невосполнимая передача ресурсов, а ввод в международный научный оборот новых ценностей». Его более тонко, но со скрытой иронией дополнил заместитель директора Гуверского института Ч. Палм: «Проект имеет целью сбережение архивов для самого русского народа. Микрофильмирование позволит сохранить документацию в случае непредвиденного развития событий в вашей стране». Можно было подумать, что кто-то грозился сбросить десятки атомных бомб на Москву или подразумевалось грандиозное восстание этого самого русского народа,  в результате которого архивы КПСС были бы превращены в пепелище. Даже в хаосе большевистского переворота 1917 г. такого не произошло: все летописи, начиная с XII века, архивы Синода, Сената, правительства, жандармерии, – пожалуйста, тихо-смирно дремлют в папках на полках, и если  подвергаются какой-либо агрессии, то только со стороны жучков-точильщиков. Так что лукавили Пухоев  и  Палм.
Прознав про этот сговор, «патриоты» загалдели о предательстве, о заговоре против отечества, и галдёж этот выражался примерно так: «Информация в XX веке является высшей ценностью, и владеющий ею осуществляет господство над не владеющим. Россию лишили её морских портов, геостратегических оборонных рубежей, военно-промышленного комплекса, военных подразделений, задушили национальную идеологию. Теперь же вывозят её информационный «ген», её организационную тайну, в которой заключен инженерный чертёж, по которому возводилась держава, победившая в крупнейшей за историю человечества войне, создавшая уникальную форму цивилизации, испытанную на прочность всей послевоенной историей. Над этими архивами, едва они попадут в Америку, тут же начнут трудиться сонмы историков, военных разведчиков, извлекая из полученных данных драгоценные ферменты,  используя их как яды против России».
Тогдашний ректор Российского гуманитарного университета, один из лидеров перестройки, Ю. Афанасьев рыночные эскапады Пухоева по поводу партийных информационных богатств охарактеризовал как «мерзость».
Не остался в стороне и противник этого проекта В. Козлов, только что возведённый в ранг одного из заместителей Пухоева (как позднее стало известно близкий к спецслужбам) и в итоге занявший место свердловского учёного–авантюриста. Этот публично пробормотал нечто осуждающее, но невнятное: «Как гражданин России, я испытываю чувство тревоги и обиды за свою страну. Но сейчас необходимо рассуждать здраво. На сегодняшний день мы за неимением необходимых технических и материальных средств не способны сохранить архивы своими силами».
Независимов только удивлялся подобным сентенциям. Он посетил все хранилища партийных архивов:  на Старой площади,  в Кремле,  в далёких провинциальных убежищах и везде нашёл бумаги в отличнейшем  состоянии. Они и не собирались гибнуть.
 Во время поездки в 1992 году в Румынию Независимов спросил тамошних архивистов о судьбе документов компартии страны, необходимости их немедленного исследования в интересах народа. Он нисколько не был удивлен, когда ему ответили, что сейчас, после Чаушеску , надо думать о том, как сделать жизнь людей нормальной, а не будоражить их громкими сенсациями из партийных бумаг. Лучше от этого всё равно не станет. Пусть они полежат взаперти лет 50, вот тогда спокойно и мудро будем их изучать. Ничего с ними за полвека не случится.
 В России подоплёка была круче. Одни, из-за  океана,  памятуя пословицу «куй железо пока горячо»,  загорелись желанием тотчас заполучить для исследования исключительно новейшую информацию о мировых событиях недавнего прошлого. Другие - поиметь сиюминутную выгоду в виде не самых новых микрофильмирующих аппаратов, которые после того, как «пережуют» 25 млн. документов, испустят дух и станут железным хламом, и ещё  для себя лично кое-что урвать от сделки.
Стефану Степановичу совершенно были чужды стенания лжепатриотов о том, что в результате публикации ранее  тайных партийных и гэбистских документов страдают честь, достоинство, репутация, покой уважаемых людей, партий, организаций. Умели долго пакостить, умейте и отвечать, чтобы дальше было неповадно. По его мнению, несмотря на протесты, необходимо было предавать гласности все документы Международного отдела ЦК КПСС и примыкающие к ним по содержанию документы из бывшего КГБ, МИД вплоть до 1991 года.
 Что? Боимся поведать о проводившихся правительствами Ленина, Сталина, Хрущёва, Брежнева, Андропова, Черненко  и Горбачёва тайных акциях против других государств, тайных политических, экономических и военных сговорах? Русскому, другим народам бывшего СССР, да и всему миру не надо разве знать, что с «мудрейшего» согласия ЦК КПСС расходовалось ежегодно 40 млрд. (!!) франков на так называемые «активные меры» с целью создать на Западе благостный образ по сути тоталитарного государства, продлить его тупиковое  существование?
 Нам неловко перед США, Англией, Финляндией и иже с ними за то, что выпорхнули в большой свет сведения о каких-то мимолётных или более чем тесных и неприятных для этих стран связях с СССР  Кекконена, брата президента США Д. Кеннеди Эдварда, предпринимателей Хаммера, Максвелла и других, да ещё при посредстве КГБ и КПСС? Что? Публикация таких документов оскорбляет реноме демократических, якобы живущих в согласии с правом, государств, заявлявших и заявляющих о недопустимости каких-либо порочащих связей с тоталитарными государствами?
 Независимову казалось, что тем самым предоставляется возможность «чистым» странам нравственно совершенствовать механизм межгосударственных и внутригосударственных отношений. Правда, пусть и горькая, всегда во благо, тем более, если Россия и Запад желают идти отныне по одному фарватеру в будущее. Или же будем, кисло улыбаясь, точить за спиной друг у друга ножики? Тогда, действительно, ополчимся против тех, кто публикует документы, зароем, захороним  бумаги понадёжнее.
Конечно, мир нуждался в публикациях, из которых было бы понятно, почему именно политика СССР и его направляющей силы КПСС должна стать предметом всенародного «препарирования», а, скажем, не США или Великобритании, или Франции. Чтобы было понятно, что все главные беды человечества случались из-за опасных амбиций главарей тоталитарных государств, которым как раз и противодействовали, пусть   далеко необразцовые, но значительно более близкие к идеалам демократии, - США, Великобритания, Франция…
В то время, как Пухоев форсировал выгодную для себя сделку с Гувером, Независимов и Козлов обсуждали с представителем французской ассоциации «Память современной Европы» писателем Т. Вольтоном возможность осуществления проекта сохранения и распространения архивов Коминтерна. Исходили из того, что поскольку архив Коминтерна касается большинства стран мира, всякая публикация должна находиться под руководством Особого совета проекта, наилучшим образом представляющего научные учреждения и историков. Предполагалось, что он будет состоять из 30 человек и половина из них – российские специалисты. Во избежание нечестных манипуляций с архивами (утаивание информации, тайная продажа  и т.п.) предполагалось, что Совет будет гласно обеспечивать доступ историков к фондам Коминтерна или распространение содержания документов, наблюдать за соблюдением международного права, в том числе и прав личности, а также норм научной этики в области исторических исследований.
Предлагался оптимальный технологический процесс издания документов Коминтерна, предусматривавший перевод информации на оптические диски, что позволило бы документы Коминтерна (40-50 млн. страниц) уместить на 90 стандартных оптических дисках в 550 млн. байт каждый. В те годы на матрицирование и дублирование оптических дисков потребовалось бы 60.000 франков.
Интересы российской стороны максимально учитывались. Предполагалось, что отечественные архивисты получат безвозмездно 10 полных коллекций, а также компьютеры; на их счёт будут постоянно «капать» гонорары с продажи дисков, за которыми уже тогда готовы была  выстроиться в очередь университеты, библиотеки и научно-исследовательские центры всего мира. Нашлись и влиятельные спонсоры.
Но, увы! Такое гласное и строго подконтрольное осуществление проекта в интересах  прогрессивного человечества  не вдохновляло Пухоева. Зачем, если  лично у него были дела с американцами. И проект тихо-смирно отошёл в небытие. А многие фонды Коминтерна ещё надёжнее замуровали. И если что-то публикуют сейчас, то самое безобидное и развлекательное с точки зрения ревнителей и защитников якобы особых интересов государства.
Что же касается «Гуверского проекта», то Независимов, срочно назначенный  директором Центра хранения современной документации для наведения порядка после распродажи Хитроусом скандальных документов на международные темы, нашёл его практическое осуществление в полном разгаре. Зал микрофотокопирования, где установили американские «подарки», напоминал гудящее машинное отделение «Титаника», несшегося на всех парах к своей гибели. Словно уголь в прожорливые топки кочегары-архивисты подносили все новые папки партийных документов, а операторы без передыха в две смены нещадно гоняли «ополоумевшие» от небывалых нагрузок микрофильмирующие аппараты. Стефан Степанович как-то зашёл в этот «машинный» зал и поинтересовался: «А что сегодня «готовят на обед» разлюбезному Гуверскому институту? Наверное, согласно договору - документы видных деятелей революционного движения Мартова, Аксельрода, или советских государственных и партийных лидеров - Орджоникидзе, Жданова, Молотова, Троцкого…. Да нет,  что-то совсем другое замелькало перед глазами Стефана Степановича. Прошения о помиловании коммунистов, известных и вовсе неизвестных, исключенных из партии за взятки, воровство, растрату казённых денег, избиение подчинённых, хулиганство, бытовые проступки, вроде пьянства или таскания за волосы  неверных жён. Документы, оправдывавшие  карателей-энкавэдэшников, искалечивших и расстрелявших не мало людей за не столь уж ужасные проступки вроде пьянства, нарушения трудовой дисциплины или вовремя неубранной делянки подсолнуха. Одним словом на поток было поставлено микрокопирование значительной части фонда Центральной контрольной комиссии ЦК КПСС. Независимову это весьма не понравилось, и он заявил Пухоеву, что на его взгляд рамки договора с американцами значительно расширены и что отвечать за возросшие «научные» аппетиты подписантов у него нет никакого желания. В итоге Пухоев и Независимов разошлись как принципиальные противники.
Чекисты наверняка знали, что «золотая лихорадка» косит не только сотрудников партийных архивов. Чего доброго ненароком продадут потенциальному врагу информацию агентурного свойства, которую они исправно направляли в ЦК КПСС. На Лубянке верно рассудили… Действительно, где и когда всплывут на всеобщее обозрение унесённые и увезённые партчиновникам всех уровней в путчистские августа 1991 г. дни документы, в которых фигурирует КГБ?
А вот уже и из архива Военной прокуратуры РФ (кто бы мог подумать) исчезает часть документов до сих пор секретного досье о Берии. Какому-то английскому публицисту имяреки из Москвы предлагают приобрести подлинник дневника М. Бормана, ключевой фигуры в окружении Гитлера.
Так что по убеждению руководителей с Лубянки они правильно поступили, что в конце концов «замотали» выполнение указа щедрого на широкие жесты Ельцина о передаче их информационных бомб-сокровищ в так называемое народное пользование.
Следуя правилу «бережёного бог бережёт», чекисты, не мешкая, примчались на Старую площадь и скрупулёзно перешерстили всю картотеку «Особая папка», выуживая из нее информацию о нежелательных для разглашения тайных акциях, совершённых «конторой» в прошлом, и, конечно, с именами своих агентов.
Разве могла им придти в голову кошмарная мысль о том, что КПСС когда-то не станет. Она представлялась всем вечной, как нацистам «тысячелетний рейх». Вашему автору Независимов по этому поводу с желчной иронией сказал, что тяжёлый железный занавес на долгие десятилетия опустился над архивами чекистов. Он настолько тяжёл, что поднять его будет так же нелегко, как веки гоголевского Вия .
            С любезного разрешения архивного мэтра ваш покорный слуга публикует в качестве приложения к книге Перечень фондов и документов из архивов, которыми руководил Стефан Степанович, и которые он не успел из-за занятости изучить или использовать в своих трудах. Теперь многие из них недоступны для простых исследователей. По мнению Независимова молодым историкам, полным научных и иных амбиций, будет небезынтересно ознакомиться с этим перечнем. И попробовать добраться до них. Авось повезёт.

            IV. Послесловие к третьей главе
 
Секретность – придумка людей, стоящих во главе государств. Ибо не было власть имущих, не допустивших серьезных ошибок, а то и преступлений против своих и чужих народов. И потому сроки раскрытия содержания важнейших по информативности документов, отображающих неблаговидные деяния властителей и их присных, отодвинуты на десятилетия вперёд, т.е. до той поры, когда главные действующие лица уйдут на пенсию или в мир иной. А там… Бабушка надвое сказала. Авось, преемники узрят необходимость сокрытия проделок своих предшественников и сделают это, никого не спрашивая. Ведь всегда заманчиво своё царствование изображать в глазах подданных как мудрое и идеальное. А о прошлом народу достаточно знать только то, что возвеличивает непогрешимость государственных деятелей и порочит их недругов. Конечно, шила в мешке не утаишь. Ну, например, геноцид против российского народа. Тогда следует действовать хитрее и гибче, поменьше мусолить эту тему на  телевидении, в печатных СМИ. Находить оправдывающие причины. В учебниках объяснять, что России свойственны особые исторические тенденции развития государственности, повлиять на которые никто не в силах. Кое о чём вообще помалкивать, надеясь на всепрощающую даль исторического прошлого и способность людей больше думать о хлебе насущном, о самом главном в земной жизни – выживании.
Во все времена правдолюбы и ревнители права и справедливости твердили о том, что знать, по возможности, полную правду о прошлом весьма важно и необходимо, чтобы в текущей жизни не допускать глобальных ошибок. Но в сегодняшней России этого как не было, так нет. Чем забивают головы доверчивым к власти гражданам? Передачами верно служащих  государству центральных телеканалов (а именно их передачи смотрит всё население от Смоленска до Чукотки). Сыплющиеся с телеэкранов  «исторические хроники» 50-80-летней давности, слепленные на основе ранее засекреченной документальной и кино-фото-информации - поверхностны, развлекательны, как разудалая «аншлаговщина» .
 То пощекочут нервы зрителям проделками советских и японских разведчиков, то безобразными выходками командиров Красной Армии времён Гражданской войны, то героическими подвигами спецслужб, уничтожавших по всему миру «злейших врагов» советского народа, «с риском для жизни» устранивших исчадие ада – Берия.
Исподволь осторожно героизируют руководителей советских спецслужб, начиная с Дзержинского. Поддерживаются сложившиеся пропагандистские мифы и оценки о «героях» и «врагах» времён Великой Отечественной войны.
А поскольку сами граждане по своей собственной воле в подавляющем большинстве не способны самообразовываться в направлении приобретения свободного мышления,  они с удовольствием купаются в той полулжи - полуправде, которой их кормят власть имущие.
Неужели убавится патриотизма у российского населения, если оно узнает, что страна далеко не в едином порыве поднялась против фашистских агрессоров, ибо потопление в море крови – крестьянства, казачества, состоятельного пролетариата и интеллигенции собственными душегубами  - большевиками,   прикрывавшимися щитом «социалистической законности», вызывало у некоторых, мягко говоря, раздвоенные чувства по поводу той агрессии. И они решались на действия, которые были названы «изменой Родине», «недостаточным чувством долга» и т.п.
 Нужны были какие-то действенные меры, дабы это пресечь, дабы сплотить народ. Многое было придумано. И заградительные отряды НКВД, без пощады расстреливавшие нерешительных, и штрафбатальоны, и приказ «ни шага назад», и приказ, объявлявший изменниками Родины всех сдавшихся в плен и даже  тех, кто был взят в плен в бессознательном состоянии после ранения или контузии.
           Были и замечательные пропагандистско-патриотические придумки, в основу которых искусно вплели и правду и неправду, но которые действительно вызывали в народе гнев и ненависть к агрессорам и гордость за своих соотечественников и за себя, и с этой точки зрения многие выдумки были вполне оправданы.
Так, большие умницы профессионалы-журналисты Кривицкий и Ортенберг, основываясь на отчаянной по храбрости и умению оказывать сопротивление немцам всей дивизии легендарного генерала Панфилова, сочинили сагу об отдельном подвиге 28 панфиловцев во главе с политруком Клочковым. И, слава богу!
Но почему нынешним россиянам не знать правды об истинной исторической подоплёке всего этого дела? Кто не верит, пусть обратится в Центр хранения современной документации, чтобы взглянуть на эту замечательную записку журналистов. Независимов подтвердил вашему автору  её реальное существование. Он также заметил, что именно по причине отсутствия этого отдельного события, придуманного журналистами, впоследствии число «панфиловцев», совершивших якобы именно  этот сочиненный подвиг, перевалило чуть ли не за сотню, и всё это вызвало ряд некрасивых историй, о которых раньше писали достаточно.
 Уменьшится ли степень уважения к генералу Карбышеву, прекрасному русскому офицеру, воспитанному ещё до 1917 г. в идеалах служения Родине, если станет известно, что никто в никакую ледяную глыбу его не превращал. Независимову, опять же в партийном архиве, попалась на глаза записка одного пленного французского летчика, составленная им по просьбе советских властей, желавших узнать правду о судьбе генерала. Летчик познакомился с Карбышевым в одном из пересыльных фильтрационных лагерей, откуда их обоих переправили в печально известный Заксенхаузен. А там происходило вот что. Пленных после бани в одном легком белье построили на плацу и продержали там довольно долгое время. А на дворе стояла поздняя холодная осень. Генерал Карбышев среди стоявших офицеров был самый старший. Ему, кажется, было где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью. Он простудился и через некоторое время умер от воспаления легких. Вот такая банальная история. Но вместе с тем француз подчеркнул, что Карбышев в плену держался достойно и с немецкими властями демонстративно не общался. Но для Сталина в те трудные годы нужен был символ мученика-генерала, превращённого злобными нацистами в ледник, и, пожалуйста, - образ был создан.
Эти два эпизода, как говаривал поэт, «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой». Но ведь как важно понимать современным россиянам свою историю не по предвзятым мифам, а во всей горькой её и объективно противоречивой нескладной действительности. И раздумывать: а чем и как мы теперь-то живём. Не кормят ли нас, отлучённых от  информации, баснями нынешние поводыри.
            Да, кое-что  аналитическое о кровавом прошлом нашей страны в виде книг и статей появляется. Но что они значат для просвещения по сравнению с электронными СМИ, полностью подконтрольными ныне всё более скатывающимся к авторитарным методам правления верховодам страны. Кто, кроме узкой группы историков, политиков и просто любопытных граждан, знает о недавно вышедшем фундаментальном труде «История смоленского ГУЛАГа», трудах общества «Мемориал», статьях в малотиражных ещё не выкорчеванных оппозиционных газетах? Зато историческая полуложь-полуправда, льющаяся на головы всего населения России из телевизионных ящиков, формирует у новых поколений превратное представление о прошлом и дальнейшем пути развития их страны.
- Вы заметили, – обратился  как-то ко мне, усмехаясь Независимов,- что в наше дико-рыночное время, когда даже туалеты – насущнейшая необходимость комфортного состояния человека, доступны только за деньги,  телевизионная продукция в громадных объемах и круглосуточно -  бесплатна для населения, хотя затраты на неё баснословны. Вот-то и оно! Оглуплённый народ – лучший подарок для недобросовестных властителей. Основная их забота заключается в том, чтобы избежать контроля со стороны общества над  замыслами и действиями. Один мудрец по этому поводу выразился так: «Демократическое государство сильно настолько, насколько бдительна совесть его граждан». Выбить из голов ещё немалой части россиян интерес, неравнодушие ко многим позорным  загадкам недавнего прошлого, от которых страдает нравственно и физически нация,  к болезненным нарывам сегодняшнего дня, таким как грязная война в Чечне, как политика «разделяй и властвуй» в отношении бывших союзных республик, «чубайсовская» приватизация, махинации на аукционных продажах, смычка политиков и банкиров, источники финансирования многих бездарных партий и движений и так далее, не удаётся. Вот и стараются дённо и нощно апологеты и политтехнологи нынешней власти в позорном деле её приукрашивания, заодно ограждая её опасное своеволие  щитом государственной тайны. А чем больше в стране государственных тайн, тем ниже уровень нравственности. Все это вместе взятое разъедает как ржавчина умы граждан, делает государство и их самих пугалом и посмешищем в глазах людей и наций, живущих или старающихся жить по законам демократическим. И некоторые истории, описанные далее в этой книге, тому пример.