По объявлению

Триприх

Посвящается Камилу Набиеву


МУЖИК ВСЕГДА В ЦЕНЕ

«О себе: добрый, покладистый, интеллигентный. Вынужден жить в подвале дома № 20 по ул. Жуковского (первый подъезд от магазина “Русь”). Где жил раньше — не помню и, честно говоря, помнить не хочу. Жду, надеюсь. Василий».
Прочитав несколько раз это объявление в местной газете, Тамара Ивановна Сигареткина, бездетная вдова пятидесяти восьми лет, от которой к тому же полгода назад ушел сожитель — молодой мужик, которому (ну по всему!) надо было как-то перебиться с жильем, решилась: «Надо пойти посмотреть. Интеллигентный, покладистый… Пьет, конечно, раз ничего не помнит. А может, потеря памяти… как ее? Амнезия, что ли… Сейчас у многих. Вон Надька Холина не помнит, сколько при советской власти колбаса стоила. Врет, зараза… Как же ему там зимой-то в подвале, интеллигентному?.. Но не окончательно же потерялся в жизни, наверно, — на объявление-то денег нашел…»
Время Тамара Ивановна выбрала самое безлюдное, тихое — после четырех часов: и темнеет уже, и с работы еще никто не идет. Уложив в сумку бутылку пива, соленых огурцов, нарезанного черного хлеба и вчерашнего винегрета, Тамара Ивановна отправилась. Вы-шла за калитку и огляделась: никого из соседок на улице не было — хорошая примета! Магазин «Русь» — пешком минут двадцать, но что это были за минуты! — вечность. «А вдруг его нет? А вдруг пьяный? И зачем он мне? Только что этот… паразит ушел… Но ведь интеллигентный же, к тому же обидели — вон, помнить ничего не хочет… А в заборе дырка — чужие собаки все время пролазят. Из-под плинтуса в маленькой комнате что-то стало сильно дуть…»
Уже почти стемнело, когда Тамара Ивановна подошла к дому № 20 на Жуковского. У подъезда никто не сидел, кодового замка в пятиэтажках отродясь не бывало, и Тамара Ивановна как бы индифферентно зашла в указанный первый подъезд. Свет, конечно, не горел, но она захватила с собой фонарик. Оглянувшись и прислушавшись, не идет ли кто, Тамара Ивановна приступила к спуску в подвал по железной, сваренной из металлического прутка лестнице.
В подвале пахло сыростью, кошками и еще чем-то техническим — в общем, подвалом. Тамара Ивановна повела лучом фонарика — подвал был огромен, во всю длину дома, здесь проходили трубы отопления, лежали какие-то провода, обломки мебели. «Да, бомжатник хоть куда. Господи, а ну как он здесь не один, а их много!..» — вдруг осенило Тамару Ивановну, но она храбро позвала:
— Василий! Василий!..
Наверху в подъезде хлопнула дверь, и кто-то сбегал по ступенькам. Тамара Ивановна вы-ключила фонарик, чтобы ее не заметили, и осталась в кромешной темноте. Хлопнула входная дверь, по трубам журчала вода — больше ничего слышно не было. Она опять включила фонарик.
— Василий, Василий!.. — чуть громче позвала она. — Отзовитесь! Я по объявлению, не бойтесь!..
Хлопнула входная дверь, но никто не поднимался, и Тамара Ивановна испугалась: если это Василий, то почему не спускается, а если нет… Кто-то потоптался у подвальной двери, даже открыл ее, но потом, кажется, вышел из подъезда.
«У-фф! Все, больше не могу, со страху помру», — сказала себе Тамара Ивановна, опять включила фонарик и ступила на металлическую лестницу.
— Василий!.. — позвала она в последний раз и выбралась из подвала.
«Вот дура! — ругала она себя по дороге. — Мало мне страданий от мужиков, бомжа себе нашла. Хорошо хоть никому ничего не сказала, засмеяли бы! Но ведь интеллигентный, может и правда добрый… Таким всегда от жизни достается. Надо завтра еще раз сходить, пораньше только».
Придя домой, Тамара Ивановна выпила рюмочку с холоду и со страху, закусила приготовленным для Василия винегретом и включила телевизор. Газета с объявлением от «доброго, покладистого, интеллигентного» как раз лежала на телевизоре. Тамара Ивановна взяла ее, чтобы еще раз прочитать призывное «Жду, надеюсь», и взгляд ее уперся во второй абзац объявления, на который она почему-то не обратила внимания. А второй абзац гласил: «Порода моя — шотландская вислоухая, окрас — бежевый, глаза — янтарные».
— Тьфу! — плюнула Тамара Ивановна. — Все вы, мужики, сволочи!


ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

«О себе: добрый, покладистый, интеллигентный. Вынужден жить в подвале дома № 20 по улице Жуковского (первый подъезд от магазина “Русь”). Где жил раньше — не помню и, честно говоря, помнить не хочу. Жду, надеюсь. Василий.
Порода моя — шотландская вислоухая, окрас — бежевый, глаза — янтарные».
Прочитав это объявление, электрик на станции техобслуживания Кирилл Благодёров хмыкнул — объявление его заинтересовало. «Во, шотландская вислоухая… А дочка, кажется, такую и хотела… Или бобтейла, что ли? Один хрен, породистый. Стоит немерено. А тут на халяву. Надо ехать, а то кто-нибудь заберет еще. Как раз на день рождения получится». День рождения дочки — десять лет — был через неделю, но чего уж тут!..
— Игорь, — сказал он хозяину, — я тут сгоняю недалеко.
—Через час менты приедут, чего-то у них там с зажиганием…
— Успею.
Кирилл отправился. «Черт, — вспомнил он по дороге, — фонарик из бардачка выложил, там же темень в подвале. Да ладно, не найду — ну и ладно».
У подъезда никто не сидел, а жаль, можно было бы спросить про кота-то, может, уже за-брал кто — бабки ведь все знают.
Кирилл хорошо знал, как устроены эти пятиэтажки, сам в детстве в такой жил и по подвалам лазил, так что, распахнув подвальную дверь — для освещения, стал спускаться по железной, сваренной из металлического прутка лестнице. Вот пахнуло сыростью, кошками, чем-то техническим — Кирилл хорошо помнил этот запах. Но что-то было и необычное. «Как будто бомжи живут», — подумал Благодёров и позвал:
— Вась-Вась-Вась! Васька!..
Где-то в темноте кто-то мяукнул, и Кирилл опять позвал:
— Васька, Васька!..
Он ступил еще шаг в темноту — и… его вдруг схватили и заломили руки за спину, — похоже, двое.
«Все, сейчас разденут, оберут, а то и живой не уйду, — подумал он, даже не испугавшись — так обалдел. — Ха, так деньги в машине, слава богу».
— Попался, кошатник, — сказал один из держащих за руки. — Деньги давай!
— Да денег-то сотни две.
— Ого! Четыре пузыря. Давай!
— Да руки же!..
— Обшарь его, Катюха.
— Так у вас и баба? — обрадовался Благодёров: может, пронесет?..
— Баба, баба. Бабы у нас тоже есть.
— Да не надо шарить. В куртке, во внутреннем кармане.
Чья-то рука пролезла внутрь, вытянула деньги и выгребла мелочь. Кирилл во время этой процедуры боялся дышать, так загустел воздух вокруг.
— Больше нет? — спросил все тот же голос.
— Нет.
— Ну иди себе по холодку. Сюда иди, вот так, вот тут ступеньки.
— Слушайте, господа бомжи, — вдруг осенило Кирилла, — так это вы объявление дали?
— Мы.
— Так оно ж денег стоит!
— Не-а, бесплатное. О животных — бесплатное.
— Ладно. А если я сейчас ментов приведу?
— Не приведешь. Мы, во-первых, прямо сейчас идем в магаз, во-вторых, ты нас не видел и мы тебя не знаем, в-третьих, все менты нас знают, а потом, у Катюхи сегодня день рождения — надо ее пожалеть. Она же все и обмозговала.
— Ха-ха! — раздался женский голос. — Еле породу вспомнила, ха!
— Ну, с днем рождения тебя, Катя! Пишешь ты очень завлекательно, — сказал Кирилл и стал подниматься по ступеням. — А постойте-ка, — вдруг оглянулся он в темноту, — а что, кот-то есть на самом деле или как?
— Да подбросили тут какого-то, — ответили снизу. — Суки какие-то хвост у него оторвали и бросили.
— Хвост оторвали?! А где он сейчас?
— Да здесь где-то. Нужен, что ль?.. Кис-кис-кис!.. Кис-кис-кис!..
Откуда-то из глубины раздалось мяуканье.
— Сейчас поймаем, он голодный как раз. Кис-кис-кис!.. Вот он! Мурчит… Иди сюда, мужик, бери.
Благодёров, подумав самую малость, спустился вниз, и ему тут же сунули кота. Кот был небольшой — котенок, наверное, — и он правда был без хвоста, но «суки» тут были ни при чем и хвост у него не отрывали, — это был камчатский бобтейл, о котором мечтала дочка. Ну, держись теперь, школа, — все обзавидуются.
«Дать им еще сотню, что ли, или две? — на радостях подумал Кирилл, уже сидя в машине с котенком под ногами. — Нет, хватит, а то подумают, что деньги у меня с собой были, а они их не нашли, и расстроятся», — и он поехал выставлять ментам зажигание.


ТРИ ВАСИЛИЯ

«О себе: добрый, покладистый, интеллигентный. Вынужден жить в подвале дома № 20 по улице Жуковского (первый подъезд от магазина “Русь”). Где жил раньше — не помню и, честно говоря, помнить не хочу. Жду, надеюсь. Василий.
Порода моя — шотландская вислоухая, окрас — бежевый, глаза — янтарные».
Перечитав это объявление, я невольно улыбнулся — уж очень оно было оригинально. Кто его, интересно, написал? Большой, видать, умник и с юмором. Хоть поезжай за этим котом. А газета… Газета «Горожанин». Стоп! Там же Пашка работает верстальщиком — Пашка, ухажер моей Вики, которого я гоняю, потому что рано ей еще — пятнадцать лет всего, а ему, кажется, двадцать.
— Вика, — зашел я в комнату дочери.
— Что, пап?
— Как тебе вот это объявление?
Она мельком взглянула и сказала:
— Это? Это Пашка написал.
— А он у тебя не без этого… не без самого… — повертел я у лба рукой.
— Он вообще умный.
— А кот-то там правда есть?
— Наверно, есть, если не взяли. Одна женщина пришла и попросила как-нибудь пожалостливее написать, очень красивый, говорит, кот, кто-то подбросил. Сама она взять не может, соседи тоже не берут. Ну, Пашка и написал, чтоб поинтереснее, чтоб внимание обратили. Пап, а давай его себе возьмем, ты же сам хотел кошку. А тут породистая!..
— Много твоя женщина в породах понимает. И это мы там по темноте будем лазить?
— Не будем, Пашка полезет.
— А где он?
— В подъезде ждет.
— Чего ждет? Когда мы за котом поедем?
— Пока я уроки сделаю.
Мне стало немного стыдно, потому что Пашка в подъезде томился по моей вине. Ну что мы, в самом деле: «Тебе всего пятнадцать, тебе всего пятнадцать!..» (Джульетте, между прочим, четырнадцать было.) А дочка на это отвечает: «Во-первых, не “всего”, а “уже”, и откуда дети берутся, я уже знаю, так что не бойтесь… И ничего хорошего нет, что вы нам с Пашкой встречаться не разрешаете, потому что запрет родит упрямство и потому что мы умные, а вы…»
Кажется, действительно получается… как бы это помягче насчет своего ума выразиться?.. А ведь странно: если бы не это объявление…
— Ладно, — сказал я, — зови его сюда.
— Правда? А я уроки не доделала…
— Зови-зови!.. Сейчас съездим за котом.
— А мама?
— А мы ей объявление покажем, и она нас поймет. К тому же нас двое, а она одна.
В общем, теперь все в порядке: Пашка приходит к нам домой, а Вика к нему, а его мама и бабушка пригласили нас с женой в гости (отец у него умер, когда он был маленький).
А кота Василия мы не обнаружили — наверно, кто-то уже забрал. Но на другой день Пашка с Викой принесли откуда-то другого котенка — воспользовались, черти, моментом — и хотели назвать его Василием, как в объявлении, но мы с женой назвали его Чарли, потому что Василием зовут меня, а два имени, как считается по примете, под одной крышей не живут.