Посчитаем

— Ну что, пошел к своей мерлузе? Иди… А то не ходи, еще сбегаем… А то иди, завтра ж на рыбалку… — Такими словами провожал Серега Скребков своего друга Толика Кудрявкина, стоя у калитки.
Толику было очень жаль себя, что приходится уходить, и очень хотелось еще выпить, но он представил себе, что если останется, то завтра на рыбалку уж точно не попадет и проведет день с «мерлузой», и поплелся домой.
Идя вдоль глухого заводского забора, на котором в скудном свете редких фонарей можно было прочесть метровые буквы «Русский! Бросай пить — нация вымирает!», Кудрявкин услышал жалобный писк: маленький грязный котенок дрожал, забившись за столб.
— Эх ты! — остановился над ним Кудрявкин. — Я вот не плачу же, а жизнь у меня хуже твоей… И даже еще хуже… Дай-ка я тебя к людям поближе снесу, что ли…
Он наклонился взять котенка, но тот со злобным шипением вцепился ему в руку.
— Ах ты!.. Это ты меня?! Я тебя хотел… а ты меня?! Брысь, сволочь!
Он пнул котенка ногой и пошел дальше, матерясь и поминая подлеца киску. Дойдя до своей калитки и взявшись за щеколду, он вспомнил, что так и не достроил этим летом беседку, а то сейчас можно было бы там переночевать, не заходя в дом, благо и удочки в сарае.
— Явился, хрен милый, гость дорогой! — встретила его жена. — Опять завтра на рыбалку с Сережкой? Огород под зиму не копан, рамы надо вставлять, сарай опять потек…
— Да сделаю я, сделаю…
— Двадцать раз уж говорил!
— Хорошо хоть говорю…
— И когда же это кончится! Хоть бы ты ногу сломал, хоть бы бабу нашел, хоть бы тебя не видеть!..
— Да подожди ты! Видишь — кошка меня искусала, весь в крови, — и он протянул жене действительно в запекшейся крови руку.
— И что? И это искусала?
— Искусала. Может, она бешеная. Может, я помру от нее.
— Щас! Тебя же ни одна лихоманка не берет. Вы же, алкаши, все как заговоренные, все вам трын-трава. Вон Мишка двойку опять принес…
— А я что, не приносил?
— У-ух!.. Иди в опочивальню, не пахни. — Жена помахала у него перед носом рукой, отгоняя запах.
«Чегой-то? — думал Кудрявкин, раздеваясь и укладываясь в опочивальне — маленьком темном закутке, занавешенном синей шторой. — Малой кровью отделался. Наверно, жалко меня стало. Ну, спасибо киске, подлецу…» — и он с облегчением заснул.
Но киска оказался все-таки подлец, потому что через два месяца Кудрявкин умер в городской больнице от страшной лихоманки, называемой водобоязнью, — то есть по-простому от бешенства.
Теперь посчитаем. Похороны обошлись в четырнадцать тысяч плюс четыре тысячи поминки. Плюс тринадцатилетний Мишка наотрез отказался идти на похороны, припомнив отцу, как он бил мамку. Плюс Сережке Скребкову остался должен, а тот удочками и прочей снастью не берет, говоря, что «на эту мормышку он не клюнет, пусть мотоцикл выводят». «Отдавай мотоцикл, — сказала теща, — чтобы духу его здесь не оставалось!»
Теперь. На похороны завод, где Кудрявкин три года как не работал, все-таки выделил пять тысяч. Плюс Мишкин учитель географии Валерий Михайлович Валентов, у которого в классе висит плакат «Без географии ты нигде!», сказал в учительской: «Даже и не знаешь, жалеть Мишку или как. С одной стороны, отец, а с другой — как бешеным жил, так от бешенства и сдох». Плюс дней через десять «мерлуза», идя домой с рынка, где она торговала свежей рыбой (работы противная, но азербайджанец Ахмет платит за нее в полтора раза больше, чем за овощи), увидела еще с улицы, как в большой комнате Мишка вставляет раму, аккуратно подбивая ее молотком.
— Сам напросился, — сказала бабушка шепотом, когда Мишка уселся делать уроки. — «Пока мамки нету, — говорит, — давай все рамы вставим». — «Да я пока только две вымыла». — «Давай, — говорит, — две»…
Ну и теперь спрашивается: что же такое бездефицитный баланс?