Одна буква

Красивая и большая деревня раскинулась на берегу реки. Окна добротных домов глядят на широкую речку. От каждого огорода сверху вниз тянуться тропки-змейки к воде.
 Жизнь у реки не прекращается ни днем, ни ночью.
Днем – детские звонкие голоса купающихся ребятишек несутся над водой, вечером – приглушенный шепот скрывающихся от родителей парочек. А то всю ночь горланит у костра песни под гитару молодежь.
 Место дивно красивое. Глядишь, и не наглядишься. Деревню так и назвали «Глядино». Гляди и любуйся.

Вот в этой – то красивой и, на первый взгляд дружной, деревне Глядино в один прекрасный вечер жители разделились на «своих» и «чужих». И всё из-за пастуха Фомы.
Фома – мужичонка, ну, просто никакой. Никудышный. Маленький, грязный, чесноком и сивухой пропахший. У женского населения спросом не пользовался и в парнях, а уж теперь, и подавно… Да и жену - Лушку - боится до дрожи в коленях. Она за употребление самогонки без предупреждения бьет его по зубам, а уж за блуд – прибьет до смерти.
 Каждый вечер Фома гонит стадо в деревню и кричит во всё горло:
 - Эй, вы, глядинцы, выходите за скотинкой, разбирайте животинку!
Хозяйки выходят, животинку разводят по дворам.
 И так с ранней весны и до осени.

Однажды вечером гонит Фома коров в деревню и кричит:
 - Эй, вы, б…цы, выходите, животинку разберите!
Женщины нахмурились, в недоумении обступили пастуха:
 - Ты чего несешь, чего материшь нас?
 - Это не я вас, это деревню нашу переименовали! Вы теперь не глядинцы, вы теперь – б…цы! Не верите? Сходите к большаку!

Что тут поднялось! На крик выбежал из дома председатель Виктор Петрович. Брови нахмурил, засопел, весь напрягся. Это у него думки в голове закопошились: «Неужели районное начальство без его ведома переименовало деревню? В известность не поставило?»
 - Разберемся на месте! - Вскочил на велосипед и покатил к развилке большой дороги, где указатель висит.
Бабы за ним. Увидели и остолбенели. На зеленом указателе белыми буквами написано: «****ино».
 Ну, и дела! У председателя по лбу пот ручьем потек. Надо меры принимать.
Виктор Петрович привстал, потрогал буквы руками. О! А краска-то ещё не высохла. Присмотрелся, и увидел, что к букве «Г» внизу кто-то аккуратно подрисовал полумесяц. И буква «Г» превратилась в букву «Б».
«Так, так, так, - подумал председатель. – Это намек на морально нестойкое женское население. Начальство обвинит, что проглядел, не уделял должного внимания. А может намек на конкретное лицо?»
Глазами-буравчиками стал сверлить женские лица. Лушка? Ей и намекать нельзя, сразу по зубам получу.
Тонька? Красивая, стерва. Без мужа. К ней точно мужики бегают по ночам.
Любовь Петровна честными и преданными глазами глядит. Она отпадает. Да и возраст не тот. Людмила, бухгалтерша? Со своими мужиками не связывается, брезгует. К ней из Окуневки зав.клубом по ночам шастает.
 Мария? Одноклассница и первая любовь… Не дай Бог Фрося узнает!
Посмотрел на свою жену: « И как я Марию на это чучело променял? Куда глаза глядели?»
Фрося, разгадав мысли мужа, заверещала:
 - Из- за каких - то б… честь всей деревни замарана! – и победно посмотрела на Тоньку
 - Ты бозлай, да думай! Я не посмотрю, что ты председателева жена!
 - Правда глаза ест? Все знают, кто к тебе по ночам бегает!
 - За своим смотри!
 - Мой на таких не охоч!
 - Не на меня - на других охоч! - и выразительно посмотрела на Марию.
 - Сплетница! - хлестнула бухгалтерша Фросе.
 - А ты! А ты шлюха окунёвская!
Произошел раскол на честных замужних, и незамужних нечестных.
Загалдели, замахали руками. Лушка хлопнула Любовь Петровну по заду. Честная замужняя женщина ударила Лушку по лицу. Началась драка.
Председателева жена вспомнила, что перед Новым годом её благоверный пропал на целый день. Она бегала к свекрови - там его не было. Сбегала в сельсовет - закрыт. Потом сказал, что куму помогал в сарае.
Отбиваясь от нечестной бухгалтерши, кричала куме:
 - Мой твоему Яшке помогал барана резать?
 - Мой сам, что - ли, не справится?!
Стало ясно. Ах ты, курица, недощипанная! Ну, держись!
Фрося двинулась на Марию. Схватила её за волосы. Тихая Мария завизжала, будто её режут. Виктор Петрович ринулся на помощь своей однокласснице и тут же получил в ухо от жены. Он не успел пригнуться, как тумаки посыпались с обеих сторон.
Крупная Тонька молотила кулаками с закрытыми глазами, но попадала точно в лица бабам из враждебного лагеря. За свою честь и честь деревни бились на смерть.
 Драку прекратил пастух Фома. Потеряв председателя из виду, понял, что надо выручать Виктора Петровича.
Резко взмахнув бичом, заорал как на скотину:
 - Разойдись! Запорю!
Бич со свистом описал круг и щелкнул о землю. Бабы замерли. Подняли головы, но рук ещё не расцепили.
 - Запорю-ю-ю! Раз-з- зойдись!
 Председатель, красный как помидор, выполз между ног женщин, отряхнулся:
 - Ну, погодите! Ну, погодите! – грозил он в воздух.
Подошел к указателю, соскреб невысохший полумесяц с буквы Г.
Фома в довершении протер рукавом грязной рубахи название деревни.
 Всё как было раньше.
Виктор Петрович сел на велосипед. Фрося запрыгнула сзади на багажник. Председателева чета покатила к деревне.
Вспотевшие и уставшие бабы медленно поплелись за ними к громко мычащим недоенным коровам.
Пастух Фома, замыкая шествие, гнал бабье стадо в деревню Глядино.
Легко помахивая бичом, довольный, похихикивал:
 - Ну и бабы! Из-за одной буквы устроили бесплатное кино! Из-за одной буковки все деревенские тайны раскрыли! Ха-ха-ха! Завтра я ещё что-нибудь придумаю…