Дорога

Не смотреть вниз, ни миллиметра вперед, мерзнут руки. Но остается замереть всем существом. Не страшный сон, красивый мир, где солнце льется – слепит глаза, и на веревке я… «Все будет хорошо, без паники» -  так говорят всегда. Одна повисла между гор, пустое сиденье рядом. Канатная дорога сломалась. На секунды растянут час, и мысли-штампы толпятся плотно. Кому отправить смс? Я так хочу найти этот номер – огромный список, пролистывать можно долго. Я пролистаю, но не найду его, на случай если всё.
Чуть дальше еще одна пара сидений, еще один человек, я смотрю ему в спину и хочу чтобы он оглянулся, кричу: мне нужно видеть глаза, чьи-то глаза и что-то постоянно ужасно скрипит, нас не возможно достать – все,очевидно, рухнет. Вопрос: когда? Ну, пожалуйста, обернись, сними наушники, слушай меня. Не чувствую пальцев, почти смешались с железом.
Я хочу жить – это правда, и умирать ужасно страшно, ни на что не ответив. Какая белая пустота: я пробегала финиш, не зная старта.
А человек услышал, наконец, и развернулся, чуть не упал. Мы кричали против ветра и говорили очень долго, он едва не сломал себе шею, но упорно смотрел мне в глаза. Человек был в два раза старше и тоже не хотел умирать, у него было чуть больше ответов, и он уже отправил смс. Да, на тот номер, которого не было у меня. Он едва двигал замороженными губами, и каждый раз я видела: ему было больно сказать для меня слово. И я так боялась, что он замолчит. Я задавала вопросы, я говорила обо всем, что приходило мне в голову, я произносила то, о чем никогда не знала, я вытягивала из него жизнь, которую торопилась прожить.
У человека была большая семья, машина, собака и дом: он летом косил газон, а зимой чистил снег. А еще он ходил на работу и приносил деньги, и они строили баню, собирались купить вторую машину. В пятницу ему разрешали пить, а в субботу он жарил мясо.  В воскресенье была уборка, и  он обычно разбирал гараж. Он любил заниматься сексом утром, а жена его ночью. Поэтому делали это редко. Как правило, раз в неделю, по средам то утром, то  ночью.С друзьями они играли в хоккей каждый четверг. По вторникам у человека был телевизор
Я уже почти ничего не видела, и все казалось большой пропастью. Очень быстро стемнело. Человек, который сидел ко мне спиной и выворачивал шею, чтобы я видела его глаза, скрылся. Я знала, он по-прежнему смотрит на меня. Но теперь только был его голос: он кричал шепотом, а я слышала и понимала: все еще здесь, наша жизнь.
Понедельник – самый свободный и самый страшный. Он не знал, чем занять себя: ходил на работу, возвращался домой, но все было пусто, не было цели, не было точки и центра, только кусочки – самые разные, не складывались – ужас. Пережить понедельник и тут же забыть, а дальше по плану. Чужому.
Его сбила с толка ее челка: она закрывала почти пол лица. Странная девочка переходила мост – ее хлестал уродливый ветер, снег не пускал и вставал стеной. Но она была всем довольна и ела пломбир.
Уже потом он узнал, что у девочки большие проблемы с горлом. Он потом вообще о ней все узнал. Он так думал и не знал ничего.
Девочка смешала все дни, он забыл, из чего состоит неделя и время.
Он думал, что справится: взрослый и мудрый – умеет думать, но девочка его растоптала. Невольно просто прошлась, касаясь слегка, все стерла. Она не хотела, ей было все равно.
Он думал, проснулся  и начинает жить.
Мы умирали. Это было так очевидно и просто: мы отдавались морозу почти добровольно. Страх на усталость: обмен состоялся. Чуть было жалко себя и только.
Я слушала сказку, уходя из яви. Они пробыли долго вместе, он спокойно ушел из дома, он забыл, что жил раньше. А девочка не его ждала, она никого не ждала, и гуляла всегда одна. И все-таки он держал ее за руку какое-то время. Она сразу сказала «на время», и призналась, что очень замерзла.
Девочка забрала все тепло, но по-прежнему мерзла: иногда улыбалась и как будто чего-то искала, по ночам убегала, но всегда возвращалась. Постоянный и дикий страх был бесконечно с ним, он понимал, что не отдаст, но знал, что потеряет. И потерял рассудок: он резал вены поперек. Каждый день, ощущая боль, он знал, что живой.
Она не ушла. Осталась с ним: ей было жалко, она не могла найти и думала все оставить, себя оставить и быть счастливой с ним.
Он просыпался ночью, и не верил, что она рядом: слушал дыханье, долго смотрел. Ночи проходят, она по-прежнему рядом, всегда одинаково дышит и никуда не уходит.
Дни проходили, ничего не менялось. Он думал снова жениться, ходил в суды разводиться и снова считал календарь.
А девочка училась быть с кем-то: жарила рыбу, чистила лук, резала пальцы – не плакала. У нее давно не было слез, улыбалась без чувств. А была ли девочка? Праздный вопрос.
Вечерами они сидели вместе : он что-то читал, смотрел кино – она не делала ничего и, кажется, стала забывать… Очень хотела забыть, чтобы больше не уходить.
Ему стало скучно, а ей все равно. Он вернулся в свой дом, к жене и собаке, его ждали дети. Ее - никто. Она получила свободу и ночью ушла как раньше всегда.  Плакала – снова слезы и новые чувства. К кому-то – не знала…. Хотела найти.
Мы забыли о холоде и о том, что висим над пропастью. А я уже не могла кричать: едва шевелились губы. Мужчина замолчал, казалось надолго. Я думала навсегда. Я плакала, я тоже должна была  вспомнить, кого-то вспомнить. Не могла.
- Я знал, что убиваю. Но думал, что привыкнет. Она жила со мной, ее тело, руки были рядом, но мертвые глаза – такая пустота съедала каждый день. Я отпустил ее искать. Найдет – расскажет. Обещала. Я умираю – как жаль – хрипел мужчина.
Он больше не сказал ни слова. Нас спасли. Его похоронили  - я продолжаю жить, я ищу.