История, рассказанная незнакомцем

             


…Если бы трасса была освещена, возможно, ехать было бы проще. Но, увы, вот уже на протяжении нескольких десятков километров ни одного фонаря.  Дорога была мне совершенно незнакома. К тому же, как назло, ливмя лил дождь. Где-то я повернул не туда, или карта, купленная мною  на заправочной станции, была неверна, или я задремал и проспал свой поворот. Так или иначе, я ехал и чувствовал, что эта трасса чужая. Раньше я здесь не бывал никогда. Слава богу, дорога была ровной, асфальт хороший, не разбитый, без выбоин и трещин. Впрочем, я прекрасно обходился и светом фар своего внедорожника, послушно летящего в сгущающиеся сумерки. Но всё-таки с дорожными фонарями было бы спокойнее.
Я уже начал было беспокоиться, ведь вдоль подозрительно прямой дороги не было не только фонарных столбов, но так же не имелось ни знаков, ни второстепенных лесных разъездов, но появившееся на горизонте призрачное сияние городских огней приободрило меня.  На тот момент было совсем не важно, что это за город, я устал, мне хотелось поесть и выспаться. И я не просто устал, я зверски вымотался за время пути, а я ехал уже более суток. Несмотря на то, что управление было с гидроусилением, руки, уставшие от  руля, онемели и практически не чувствовали его. Голова распухла от бесконечного однообразия лесных стен проносящихся слева и справа от меня, а во рту образовался отвратительный привкус от дистиллированной воды и огромного количества выкуренных сигарет.  Поэтому я с облегчением перевёл дух, когда незнакомый вечерний город принял меня в свои зеркальные от дождевой влаги объятия. Не найдя мотелей на окраине, я решил проехать к центру, уж там наверняка должна быть хоть какая-то гостиница. 
Городок оказался весьма милым, но странным. Он был похож на Лондон двадцатых годов прошлого века. Во всяком случае именно таким я видел Лондон на старинных фотографиях и кинолентах  того времени. Правда, в отличие от Лондона, этот городок был именно городком, маленьким, уютным городком, а не столичным городом. Мощёные булыжником улочки, взбегающие по холмам между прижавшихся друг к другу деревянных и каменных домов с витражными окнами, цветочными решётками, коваными светильниками на фасадных стенах, с красивыми ажурными флюгерами и массивными печными трубами, возвышающимися над черепичными крышами. Кафе, рестораны, бордели, всевозможные лавки и магазинчики - всё было закрыто. Даже неоновая реклама была отключена. О том, что продаётся в этих магазинах, я мог судить только по искусно вырезанным из дерева фигуркам над входом в ту или иную лавку. Где-то это были тарелки и вилки, где-то пузатый повар с гирляндой сарделек на шее, а где-то полуобнажённые дамы, примеряющие какие-то наряды.
Но что самое интересное, время было не такое уж и позднее, около десяти вечера, а на улицах до сих пор не встретилась ни одна машина. Автомобили, конечно же, были здесь, но они все стояли в парковочных зонах. Редкие прохожие, встречаемые мною либо по одиночке, либо парами, прикрываясь зонтами, спешили скорее укрыться где-нибудь от ненастья. Кто-то из них, вжимая голову в плечи при каждом раскате грома, нырял в арочный проход между домами, кто-то взбегал по лестнице, торопливо дёргал шнурок дверного звонка и тут же исчезал за высокой дверью.
Придавленный очередным приступом отчаяния, я свернул в  кривой переулок и готов был уже остановиться возле ближайшей клумбы, разбитой перед двухэтажным каменным домом,  подняться по мраморным ступеням крыльца и попроситься на ночлег. Быстро сочинив себе интонацию и выражение лица, с которыми я буду проситься к незнакомым людям, я сбросил скорость. И в этот самый момент раздался хлопок со стороны левого переднего колеса. Приехали! Впрочем, я остановился почти там, где и хотел, не доехав до клумбы с белыми цветами всего метров пять.
- Почему именно белые? – сказал я вслух, выйдя из машины и растерянно уставившись на пробитое колесо.
В этом переулке было полно газонов с разными цветами: малиновыми, красными, жёлтыми. Я не знал, как они называются, одни вроде были похожи на гладиолусы, другие на розы. Я стоял и смотрел на спустившееся колесо, не зная, что отвратительнее: невозможность ехать дальше, отсутствие ночлега или то, что я не доехал до клумбы с белыми цветами. Я посмотрел влево и вправо, дождь хлестал по булыжной мостовой, и кругом не было ни кого, только уютный тёплый свет из арочных и круглых окон, да пробивающееся сквозь шум дождя поскрипывание флюгеров, тени от которых при вспышке очередной молнии разбегались по крышам причудливыми змеями. Курить не хотелось, но я всё же полез в карман за сигаретной пачкой. И тут меня ударила молния. Когда я пришёл в себя, то обнаружил, что лежу прямо на дороге. Пахло горелым мясом, и, кажется, изо рта у меня шёл дым, такой противный горький дым с металлическим привкусом. Удивительно, я совершенно не чувствовал боли и по-прежнему видел, слышал и соображал довольно чётко. Только шляпы не было на голове и волос тоже. Сгорели. Похлопав себя по бёдрам и бокам и убедившись, что всё тело осталось целым и способным функционировать, я сел и прислонился спиной к машине. То, что я был мокрый до нитки и мог запросто простудиться сидя на камнях, мне почему-то было безразлично. Может быть, потому, что моё внимание  всецело переключилось на человека, сидевшего на бордюрном камне, которым была выложена круглая клумба с малиновыми цветами. Похоже, сидел он здесь уже давно, во всяком случае, ровно столько, сколько я был без сознания. По-моему до того как я  упал, его здесь не было. Или я его просто не заметил? Сколько же я был без сознания?
- Вы не знаете, сколько сейчас времени?
Человек вытянул руку, указывая куда-то в высоту. Я проследил за направлением его жеста. Оказалось, что показывает он на циферблат часов на вершине старинной башни. Стрелки показывали без пятнадцати двенадцать.
- Почти полночь, - не то удивился, не то просто подытожил я и снова посмотрел на человека.
Он был юн, максимум лет восемнадцати, конопат, худощав и ростом выше среднего. Взгляд одновременно открыт и любопытен по-детски,  и в то же время печален и мудр по-старчески. Похоже, его ни чуть не смущал дождь, вода которого ручьями стекала по его широкополой шляпе. Так как бордюр был низким, то сидеть ему пришлось, высоко подогнув острые худые колени, положив на них сцепленные замком узловатые руки. Чёрный костюм, белая сорочка и опять же чёрный галстук были явно не по размеру. Сшитая на очень полного мужчину одежда висела на его фигуре безобразными мешковатыми складками. Какая нелепость, подумал я.
- Я знаю, - сказал парень.
- Что?
- Я говорю, я знаю, что у меня нелепый вид. Но ничего не поделаешь, придётся ходить в этом до утра, а может быть, и ещё несколько дней.
- Мне безразлично, как  вы выглядите. Это ваше дело.
- Понимаю, - парень тяжело вздохнул и улыбнулся, - однако вам это не понравилось. Мне бы тоже не понравилось, если бы я увидел такое после удара молнией. Всё дело в моей болезни, странная болезнь. Ни кто из городских лекарей не знает, что это за болезнь и как её лечить. Я могу не спать по нескольку дней, а потом вдруг упасть без сознания и проспать целые сутки, а то и неделю.
- Я что-то слышал о таком заболевании, кажется, оно называется…
- Да никак оно не называется, - остановил меня парень и продолжил: - в этот раз я спал слишком долго и все решили, что я умер. Очнулся я в морге, одежды на мне не было. И мне выдали то, что осталось из ритуального гардероба. Точнее то, что не пригодилось. Во всяком случае, сегодня. Костюм был сшит для мэра, но вчера его родственники позвонили в ритуальное бюро и сказали, что смерть мэра откладывается на неопределённое время. Что поделаешь, так бывает. Но что же это я?!
Парень, как будто спохватившись, поднялся и помог мне встать.
- Меня прислали за вами. В морг позвонила Лилу и сказала, что я должен вас встретить.
- Кто такая Лилу? И как она узнала, что вы не умерли? А, я задаю глупые вопросы. Наверное, она ваша родственница, и работники морга сочли необходимым сообщить ей об ошибке.
- Зачем? Она и так всё всегда знает. Но она мне не родственница, она вообще не родственница. Но она хорошая.
- А вы уверены, что вам нужен именно я?
- Конечно! Лилу сказала: ,,Морис, поезжай в Переулок Снов и привези от туда человека, которого ударит молния”. Она мне рассказала, как вы выглядите и какая у вас машина. Впрочем, то, что вы приезжий, нетрудно догадаться. Только иногородние будут разъезжать на таких чудовищных машинах.
Парень заулыбался и выкатил из-за машины велосипед-тандем. А я посмотрел на свой ,,лендровер” и подумал, что ни какое он не чудовище, великоват, конечно, для таких улиц, но всё же не чудовище.
- Мы поедем на вашем велосипеде?
- Ага, - парень уселся на седло и звякнул звонком.
- А как же машина?
- Не волнуйтесь, о ней уже позаботилась Лилу.
- А вас, значит, зовут Морис? – спросил я, когда мы вырулили на соседнюю улицу.
- Да, но я не уверен, что это моё настоящее имя. Все говорят, что оно мне идёт. Вот я и думаю, раз все так говорят, значит, так оно  и есть.
Я решил промолчать и собраться с мыслями. Тем более, что становилось всё труднее бороться с холодом, меня начинал колотить озноб. Да и усталость накатила с новой, удвоенной силой. Мы промчались ещё по нескольким переулкам, обогнули часовню причудливых форм и выскочив на круглую площадь с фонтаном и скульптурной группой наяд в центре, остановились возле четырёхэтажного здания с кладкой в готическом стиле, с замысловатыми портиками, пилонами и горгульями. У входа на стене поблёскивала никелированная пластина со знаками разных лунных фаз.
- Вот и приехали! – радостно сообщил Морис. - Это гостиница ,,Пять Лун”
В фойе было тепло, тихо и безлюдно, но я не стал садиться ни на мягкий диван, ни в плетёное кресло, чтобы не испортить красивую мебель промокшей до последней нитки одеждой. Пятиярусная люстра, похожая на сказочный хрустальный бутон розы, отражалась в полированном мозаичном полу и разливала по фойе свет, таявший миллиардами бликов в бутылочных рядах бара и в зеркальных гранях стойки администратора.
- Кира! - громко и мелодично позвал кого-то бармен, протиравший фужеры.
- Кира! - трескуче вторил ему попугай, притаившийся на ветке декоративной вишни, растущей в углу зала.
- Ну, чего ты кричишь?
 За стойкой администратора появилась заспанная женщина лет тридцати. Лицо её, не то спросонья, не то от монотонной повседневности, выглядело так, будто она  носила его не менее ста лет, и делала это весьма небрежно. Нет, морщин не было, лишь небольшая отёчность под глазами, просто оно было каким-то тяжёлым, с застывшей печатью раздражения, пустившего корни глубоко в череп.
- К тебе постоялец, Кира, - ответил бармен, взяв в руки следующий фужер.
- Вы заказывали номер? – тяжело ворочая губами, спросила женщина.
- Да, заказывали, - ответил за меня Морис.
- На чьё имя? -  женщина откровенно растянула рот в зевоте, продемонстрировав шесть запломбированных зубов.
- Человек-В-Которого-Ударила-Молния.
Я изумился и даже возмутился этому нелепому имени, которое с такой лёгкостью прилепил ко мне парень, но ничего не успел возразить, слова так и остались  у меня в горле. Хотя, по всей видимости, Морис совсем в этом не виноват. Ведь в список забронированных номеров кем-то уже было внесено это имя.
- Вот ключ. Ступайте. Второй этаж.
Женщина подала ключ, брякнув костяным номерком о дубовую стойку. А парень сказал:
- Я бы помог вам донести ваш багаж, но так как его у вас нет, то я подожду вас здесь, в фойе.
- Зачем?
- Мне нужно знать понравился ли вам номер. Это моя обязанность.
Я ничего не ответил. Странно всё это было. Да и с ног  я буквально валился. Зверски хотелось спать. Разглядывая жёлтый номерок с чёрным ободком и цифрой 24, я прошёл по красному ковру к белой лестнице и, взявшись за перила, обернулся. Морис уже сидел на диване и смотрел на меня так же, как и полчаса назад на улице.
Номер оказался отличным, с видом на площадь и расходящиеся от неё улицы. Хотя было в нём и нечто странное. Скорее это была квартира, хозяева которой питали страсть к антикварной мебели, и соблюдали идеальный порядок в своём жилище. Осмотрев номер (квартиру?) я немедленно принял горячий душ, облачился  в белый махровый халат, висевший тут же рядом с душевой кабиной, и уже собрался было рухнуть на кровать и забыться сном, но вдруг вспомнил про Мориса.
- Чёрт подери, как же нехорошо получилось! Он же меня ждёт!
Я почти бегом спустился вниз, но в фойе уже никого не было, точнее не было Мориса, администраторши и бармена. Попугай был на месте. А возле барной стойки, сидела идеально изящная, словно фарфоровая статуэтка, женщина в чёрном сверкающем платье, оголяющем спину до самых ягодиц. Её прямые, и, по всей видимости, длинные волосы цвета янтарного мёда были собраны в немыслимую  башню из золотистых локонов. Взгляд пепельно-зелёных глаз был слегка подёрнут поволокой, возможно, от выпитого или от какого-нибудь наркотика. Губы, напомаженные кроваво-красным цветом, улыбались загадочной, отстранённой улыбкой. В ушах, на шее и правом запястье сверкали брильянты.  Она определённо была стервой, красивой стервой с греческим носом. О, нет, эта деталь не уродовала её. Напротив,  нос с горбинкой лишь усиливал её притягательную и коварную красоту.
- Парень, который сидел здесь, на диване, ничего не передавал мне? – спросил я у незнакомки.
- Парень? - женщина не то сокрушённо, не то удивлённо повела бровью, - не было здесь ни какого парня.
- Как не было? Вот здесь, на диване сидел молодой парень в нелепом костюме…
Женщина больше ничего не ответила, лишь покачал головой и отвернулась.
Идти искать на улицу? Да это же самоубийство! Я с тоской посмотрел на площадь через стеклянную дверь. Ливень и не собирался заканчиваться, а, напротив, даже усилился. Ладно, если Морис знаком с администраторшей, я обязательно его разыщу завтра и отблагодарю. Приняв решение, я развернулся и собрался вернуться в номер.
- Вы так и отправитесь спать без аперитива или коньяка? –  спросила женщина, не оборачиваясь.
Однако?! Но всё же хорошо, что заговорила об этом именно она. Было бы глупо, наверное, поднявшись на одну ступень, остановиться и спросить:,, Вы не против, если я угощу вас коктейлем?”
- Но бармена нет, наверное, он ушёл спать.
- Ну и что? -  ответила она.
- А разве можно…
- Пока я здесь, всё можно.
И я вернулся к бару. В конце концов,  я могу расплатиться с барменом завтра утром.
- Что будете пить? - спросил я, обводя взглядом бутылки. - Да, и ведь нам необходимо чем-то закусить. Признаюсь, я голоден.
- Тогда придётся идти к холодильнику. У Георга там полно всего. Банкуйте.
Я чувствовал себя так, словно собрался обокрасть бар. Хотя, почему же обокрасть, завтра обязательно всё до копейки….
- И подайте сигарету, моя уже догорела.
Женщина вынула из длинного мундштука огарок и зачем-то разрезала его в пепельнице антрацитовым длинным ногтём, предварительно раздавив уголёк зажигалкой.
- Какую именно?
- Да хотя бы вон ту тонкую, с ментолом. Хотя, к чёрту ментол, давайте кофейную.
Чиркнув зажигалкой, я дал ей прикурить. Затем, выбрав коньяк ,,хеннеси”, разлил его по стограммовым бокалам и бросил в каждый по кубику льда. После деловито похрустел упаковкой горького шоколада, разламывая его на кубики, и приготовил несколько роллов из мясной и лососёвой нарезки, сдобрив их произвольно выбранным соусом, кусочками сыра и тонкими овощными ломтиками. С гордостью окинув взглядом плод своих трудов, я произнёс, стараясь придать голосу юбилейные ноты:
- Простите, трапеза, конечно, довольно чопорная и грубая для столь утончённой особы, с которой мне выпала честь познакомиться в этот дождливый вечер. Но раз обстоятельства складываются именно таким образом, будем довольствоваться тем, что есть.
Взяв бокал, я полагал, что женщина последует моему примеру. Однако она  достала из своей миниатюрной чёрной сумочки крохотную шкатулку в виде черепа, нажала какую-то невидимую кнопку, отчего открылась верхняя часть черепка, и высыпала на сустав большого пальца левой руки розоватый порошок. Прикрыв глаза, она поднесла руку к лицу и жадно и резко вдохнула пыльцу. Только после того, как черепок снова исчез в сумочке, она взяла бокал и слегка пригубила алкоголь. Осушив свой бокал до дна, я проглотил с ходу пару роллов и закурил с таким видом, будто для меня осталось незамеченным её пристрастие к коксу. Хотя кокс ли это? Ведь он же белый, а у неё розоватый.
- Вы живёте в городе? Или тоже приезжая?
- Путешествую. Всегда путешествую. Я люблю путешествовать. А вы разве приезжий? Хотя можете не отвечать. Ведь каким бы ваш ответ ни был, это будет ложь.
Спросить, как её зовут? Или не нужно?
- Зачем имена? – спросила она, будто прочитав мои мысли, - они совершенно ни к чему. Хотя, если вам так нравится, если вам удобнее общаться, называя собеседника по имени, можно придумать имена прямо сейчас. Вы, например, очень похожи на Джонни Деппа.
Услышав это, я буквально прыснул от смеха и чуть не выронил яблоко, которое достал из холодильника вместе с очередной порцией нарезки.
- Ничего общего. Разве что усы. С чего вы взяли?
- Вы меня не поняли. Значит, вы действительно не местный. Я имела в виду Джонни Деппа, местного жителя, работающего городским резчиком по дереву. Может быть, видели его работы над входом в каждое заведение города?
- Да, и мне понравилось.
- Всем нравится, не может не нравиться. Ведь они живые. Да, в самом прямом смысле – живые. Уж поверьте мне, такие вещи я чувствую.
Заиграла ли в её прекрасной головке волшебная пыльца, или же в словах незнакомки действительно был какой-то смысл, в любом случае я всё же решил проигнорировать её слова.
- Но на самом деле здешнего Джонни Деппа зовут не Джонни Депп. Его зовут Тот-Кто-Любит-Смотреть-На-Луну. Вы с ним как две капли воды, просто поразительное сходство. Такого не бывает, вернее, думала, что не бывает, но теперь вижу, что такое вполне может быть. А я, по-вашему, на кого похожа?
- Затрудняюсь сказать, ни среди моего круга знакомых, ни среди звёзд шоубизнеса подобных вам женщин я не встречал. Ну, может быть, самую малость на Мадонну, только у неё, извините, нос другой. Но, глядя на вас, с уверенностью заявляю, это ей только в минус.
Ушёл ли комплимент в молоко или попал в цель, я так и не понял, но решил продолжать:
- Вы говорили, что много путешествуете? Любопытно, одна или с супругом?
- Я путешествую одна. Всегда одна. Таково моё предназначение. А ещё я увлекаюсь историей, это может быть как жизнь одного человека, так и история целой нации, эпохи. Вы не представляете, сколько прекрасного и отвратительного и в каких невероятных градациях, я извлекаю каждый раз из этих историй. Жаль вот только, что поделиться этими историями не с кем, почти не с кем. Вот и несу их из одной тьмы в другую.
- Если хотите, можете рассказать мне, я люблю слушать истории, особенно если они связаны с чужими снами.
- Вот как? – женщина оживилась. - Интересно. Зачем вам чужие сны?
- Я живу сновидениями, и своими и чужими.
- Дайте мне свою левую руку.
В голове слегка шумело от выпитого, быть может поэтому я счёл забавным её желание  рассмотреть мою ладонь. Но ощутив ледяной холод её пальцев, которые словно змеи оплели мою ладонь, мой игривый настрой внезапно сменился страхом. Положив мундштук с дымящейся сигаретой в пепельницу, она коснулась моей линии жизни ногтём, ставшим удивительно похожим на коготь, и начала водить им туда-сюда по ладони, при этом что-то напевая. Мне вдруг стало холодно, очень холодно. По руке стала растекаться боль, сначала слабая, ноющая, потом всё сильнее и сильнее. Лишь когда ладонь начала неметь, я выдернул её из цепких пальцев незнакомки.
- Испугались? - женщина жутко улыбнулась и поднесла к кроваво-красными губам бокал, - не бойтесь, мне не нужна история вашей жизни, пока не нужна. Но вы мне очень понравились, я могу рассказать вам про аптекаря, который когда-то был великим полководцем, но не в этом мире. Скорее всего, жизнь аптекаря покажется вам не интересной, она и ему самому была неинтересна, тосклива и даже противна. Ведь он был наказан памятью своей прошлой жизни. Но вот его сны могут вас заинтересовать.
- С удовольствием послушаю, - растерев ладонь, я плеснул себе ещё ,,хеннеси”, - но только прошу вас: не надо больше таких фокусов.
С губ женщины исчезла улыбка, и она заговорила ровно и с какой-то непонятной тоской, тяжёлой, тягучей. Природа этой печали оказалась за гранью моего понимания, она явно не была связана с аптекарем, о котором начала рассказывать женщина, так же она не имела отношения к происходящему здесь и сейчас. Неожиданно для самого себя я вдруг подумал, что эта женщина очень древнее существо, которому миллионы лет. Ведь только у вечности может быть такой голос.
- …Аптекарь был одиноким мужчиной, обычным неприметным жителем столь же неприметного города, находившегося где-то на окраине Бельгии. Это был странный аптекарь, за всю свою жизнь не вылечивший ни одного человека. Зато у него в доме было полно банок и стеклянных ящиков, в которых обитали самые невероятные пауки и змеи, а так же имелось бесчисленное множество горшков с экзотическими травами и грибами. Аптекарь создавал эликсиры, избавляющие от боли, но не излечивающие болезнь. Помимо этого у его снадобий был ещё одни чудесный эффект: приняв их, человек мог отправиться в страну сказочных снов. Пусть не надолго, всего лишь на одну ночь, но зато какую! Его эликсиры не были наркотическими. Наверное, он просто был волшебником.
Аптекарь не хотел приводить в дом женщину и жить с ней как муж с женой, так как полагал, что рано или поздно она убьёт его или он её. Хотя в его случае такое происшествие было бы подарком судьбы. Дом аптекаря располагался над рекой, он засыпал и просыпался под хрустальный звон её вод. Аптекарь приговорён был видеть на протяжении всей жизни один и тот же сон, в котором он вновь и вновь проживал короткий отрезок из жизни своего предыдущего воплощения.
Он закрывал глаза и оказывался на краю огромного поля, изрытого воронками взрывов и усеянного телами погибших солдат. Бой длился уже не первую неделю. Но сегодня, вновь осмотрев через теодолит поле сражения, полководец понял: победа будет, она будет кровавой, и, возможно, она уничтожит всех, кто ещё остался жив по эту и по ту сторону огромного поля, но она будет, обязательно будет. Откинув чёрный от копоти полог штабного шатра, он вошёл в его напряжённую, пропахшую потом, табаком, мыслями и сомнениями темноту. Дав глазам привыкнуть к полумраку, полководец окинул взглядом весь командный состав, стоявший сейчас по стойке ,,смирно” вокруг стола с разостланной на нём картой.  В глазах офицеров читалась преданность и готовность идти за своим полководцем до конца. Эти люди были с ним до войны, они же прошли с ним через все бои. И они стояли сейчас здесь и ждали приказа. Выслушав по очереди мнение каждого из них, он склонился над картой, передвинул несколько фишек и опять же по очереди отдал каждому офицеру приказ относительно того, каким образом надлежит действовать каждому из них.
Подняв из окопов измотанную пехоту и собрав остатки кавалерии, полководец повёл их в бой. Страх был только в первые мгновения отрыва от своих позиций. Потом он исчез, осталось только страстное желание добраться до вражеского штаба. Сея смерть ударами своей сабли, полководец пробился к середине поля, именно там его коню оторвало взрывом передние копыта. Но полководец поднялся и продолжил атаку. Кулак, сжимавший рукоять сабли, словно окаменел, а лезвие сабли стало продолжением руки. Он уже не отдавал отчёта в том, что кричит, так же, как и его солдаты. Он кричал криком победителя, находящегося в двух шагах от вражеских укреплений. В его голове уже звучали трубные фанфары победы, когда он, вклинившись в отступающие остатки вражеских сил, пробился к штабному шатру. Но ни вокруг него, равно как и внутри, никого не оказалось. Когда же полководец обернулся, то увидел вражескую конницу, летящую по полю и втаптывающую в кровавую грязь его войско. Это была засада, которую он не смог предугадать. И теперь, видя, как гибнут те, кто ему верил, он кричал уже от боли.  Последним, что он увидел в той жизни, был  блеск, но не маршальских шевронов, которые легли бы на его форму в случае победы, а блеск штыков вонзившихся ему в грудь.
А потом аптекарь просыпался под хрустальный звон прозрачной реки и рыдал, громко, навзрыд.
После того как женщина замолчала, я не нашёл, что сказать, история эта почему-то поразила меня до глубины души, ведь она была рассказана так, словно это происходило со мной. Или же это была вовсе не история, а мне только что показали отрезок из какого-то фильма? Я хотел спросить женщину, смог ли аптекарь в дальнейшем решить проблему этого сновидения, но женщина, приняв очередную дозу своего порошка, вдруг попрощалась и ушла. Оставшись в изумлённом одиночестве, я опять не знал, что нужно считать более нелепым: этот странный ужин или внезапный уход женщины. Обычно, когда беседа протекает подобным образом, собеседник, выслушавший историю, в знак благодарности должен рассказать что-то своё, если, конечно, ему есть что рассказать. А мне было что рассказать. Взять хотя бы, к примеру, историю про человека с вытатуированным на животе Иерусалимом, или про одноногого индейца, продолжавшего жить даже после своей смерти. Хотя нет, эти истории не равноценны той, что рассказала она. Может быть, она знала это и поэтому ушла?
Я вернулся в номер, и лишь только моя голова коснулась подушки, я тут же уснул, или мне показалось, что я уснул.  Из-за туч выплыла луна, а из глубин зеленоватого полумрака комнат полилась мрачная музыка. Вскоре она заполнила собой всю темноту и даже хлынула на улицу через распахнутое окно. То бархатные и томные, а то вдруг сочные и яркие вскрики скрипки и  вздохи органа заставили меня оцепенеть. Тут в спальню вошла женщина.  Сначала я увидел только сумрачный силуэт, но по аромату духов сразу понял, что это моя загадочная собеседница. Оказавшись в лунном свете, она замерла, как изваянье. Чёрное искрящееся платье, словно покров мистической звёздной ночи, упало на пол, явив моим глазам ослепительную ледяную красоту наготы её безупречного тела. Мертвенно-бледное, совершенно обескровленное, оно слега светилось в лунном свете. Её волосы распустились сами собой и упали до пояса, накрыв пышным облаком плечи и груди. Женщина скользнула в мои объятия и обрушила на меня свою ласку, причинившую мне невероятное страдание и одновременно доставившую неземное наслаждение. И мы любили друг друга всю ночь. Иногда она останавливалась и жарким шёпотом зачем-то повторяла одно и то же:
- Ты хотел знать моё имя? Моё имя Смерть.
Или она не повторяла, а это было просто эхо?
А потом мы легли спать. Она прижалась ко мне, сняв с плечей голову и положив её на подоконник, где она превратилась в полярную сову и улетела в ночь.
Утром, не обнаружив рядом моей ночной гостьи, я подумал, что мне это всё только  приснилось, но её браслет с тяжёлыми ледяными бриллиантами, найденный возле подушки, заставил всё же поверить в реальность ночной страсти. Чувствуя себя не менее разбитым чем вчера вечером, я принял душ, погладил высохший за ночь костюм и, положив в карман пиджака браслет, спустился вниз.
- Вчера я имел наглость воспользоваться услугами бара в ваше отсутствие, - смущаясь и старясь не смотреть в глаза бармена, я достал портмоне, - но я готов заплатить столько, сколько вы скажете.
- Вы что-то путаете, - ответил бармен, - я проработал до двух часов ночи, но вас здесь не было. После того, как вы поднялись к себе в номер, я вас больше не видел. Хотите кофе?
- Кофе? – переспросил я,  хотя собирался спросить о чём-то другом.
- Да, хороший крепкий кофе. Так, как варю кофе я, мало кто умеет. Уж поверьте.
- Извините, в другой раз. Вы не скажете, где я могу найти Мориса?
- Вы имеете в виду того парня, что привёз вас вчера в гостиницу?
- Да, его.
- А зачем он вам?
- Понимаете, некрасиво вчера вышло. Морис ждал меня в фойе, а я позабыл про него. Наверное, он обиделся и ушёл. К тому же я совершенно не знаю город, а мне нужно найти свою машину?
- Полагаю, в это время суток Мориса можно найти в кафе ,,Чёрная кошка”, что на Бульваре Роз. Это совсем рядом. Бульвар примыкает к гостиничной площади с северо-востока. В ,.Чёрной кошке”всегда отличное меню. Рекомендую, обязательно попробуйте шоколад, его готовит сама Лилу.
- Лилу! – повторил попугай сидевший теперь не на ветвях вишни, а на плече бармена.
- Что же касается вашей машины, то здесь, увы, я ни чем не могу помочь? А что с ней? Авария?
- Прокол колеса.
- Не беспокойтесь, если Морис вас подобрал, значит всё под контролем…
Несмотря на то, что дождь кончился ещё вчера, брусчатка всё ещё была влажной, что делало её похожей на черепаший панцирь. А желтоватый туман, в котором тонул город, почему-то радовал и рождал в голове приятные сказочные фантазии. Не спеша я отправился  в указанном направлении. Прохожие, одетые в одежду эпохи шестидесятых, а может быть, даже и довоенных лет, здоровались со мной. Дамы, сдержанно улыбаясь, слегка кивали своими прекрасными головками в шляпках с вуалью или с цветами из накрахмаленного шёлка, а мужчины почтенно приподнимали свои цилиндры и котелки. Я никого из них не знал, да и не мог знать, как и они меня. Но я отвечал приветствием на приветствие.
Даже если бы бармен не подсказал мне маршрут, я всё равно бы нашёл кафе, так как мимо такого аппетитного аромата просто невозможно пройти. В его удивительной гамме можно было уловить и запах крепкого чая с дымком, и омлета с овощами,  и поджаренного мяса со специями, и выпечки, и ещё какие-то пленительные и густые ароматы продуктов, которые я, возможно, и не ел ни когда. Под большими окнами кафе, украшенными изящным кованым узором, стояло несколько столиков и кресел из плетёной лозы. Люди, сидевшие  здесь, мило беседовали друг с другом,  вкушая завтрак. Кто-то читал газету, а кто-то, уже позавтракав и  откинувшись на спинку кресла, смаковал сигаретный дым. Из всей этой публики выделялся старец в чёрном френче и в чёрном же котелке. Сложив замком руки в коричневых перчатках на набалдашнике тёмно-синей трости, он, словно искусно выполненная восковая скульптура, сидел без движения, ровно держа спину и наблюдая за посетителями кафе. Он сразу показался мне неприятной личностью. Похоже, нечто подобное испытывали к нему и все остальные люди, так как сидел он в одиночестве и никто с ним не разговаривал. Не обнаружив среди клиентов кафе Мориса, я подошёл к официанту, стоявшему у входа.
- Извините, вы не скажете, как мне найти Мориса?
- Вас зовут Человек-В-Которого-Ударила-Молния?
- Да, - неожиданно для самого себя ответил я.
- Мне сказали, что вы, возможно, будете его искать, и просили передать, чтобы вы не волновались.
- А кто сказал?
- Лилу. Так же она просила, чтобы мы не отпускали вас, не покормив.
- Но как же?...
- Даже и не спорьте, желание Лилу закон. К тому же специально для вас Лилу приготовила сегодня особенный шоколад.
 - В таком случае я просто обязан его попробовать.
Почти все столики были заняты, и мне пришлось сесть рядом с тем самым неприятным стариком в чёрном френче.
Уж не знаю, что добавлялось в продукты, но вкус блюд, принесённых мне, был восхитительный. Однако, когда я ел, то поймал себя на мысли, что почти от самой гостиницы пытаюсь вспомнить, куда и зачем я ехал ещё вчера, и что с моей машиной. Впрочем, так ли это важно? Машину, конечно, необходимо разыскать. Но торопиться с отъездом не стоит. Мне нравится этот город всё больше и больше. После завтрака обязательно прогуляюсь по его улицам. Если здесь есть типография или издательский дом, то для меня найдётся работа, а это значит, что я смогу поселиться в этом городе навсегда. Какая замечательная мысль! Что же касается  Мориса, то его можно разыскать и во второй половине дня.
- Скажите, а как я могу увидеться с госпожой Лилу? - спросил я у проходившего мимо официанта.
- Лилу бывает здесь рано утром и поздно вечером. Где она бывает в остальное время я, к сожалению, не могу сказать, так как и сам не знаю. Этого никто не знает. Говорят, она и не живёт в этом городе, а приходит сюда из света зари и уходит вслед за солнцем. Но сегодня Праздник Дождя, и она  порадует нас своим присутствием чуть дольше обычного. Приходите вечером на Площадь Наяд, это там, где гостиница. Будет очень весело.
- Сколько я должен вам за завтрак?
- Нисколько, вы же наш гость.
- Вы не против, если я ещё посижу здесь несколько минут? - спросил я, достав сигарету. -  У вас очень уютно, так хорошо мне было, пожалуй, только в детстве.
- Конечно, сколько вам будет угодно.
Улыбнувшись, официант поднёс горящую спичку к моей сигарете,  а после занялся новыми клиентами.
- Скажите, пожалуйста, сколько сейчас времени? – обратился ко мне тот самый старик в чёрном френче.
Во взгляде его была невероятная пустота, прежде я не встречал такого. У меня даже создалось такое ощущение, будто, заглянув ему в глаза, я окунулся лицом в холодный пепел. Не зная ответа на его вопрос, я поискал над крышами домов башню с часами, виденную мною вчера вечером, но так и не нашёл её.
- Извините,  но я не знаю.
- Как плохо. Здесь никто не знает, сколько сейчас времени. Ни у кого нет часов, -проскрипел старик, - а ведь с часами совсем другое дело. С часами ты знаешь, когда тебе проснуться и когда отправиться на прогулку, часы покажут, когда нужно есть и в какое время лечь спать.
- Спросите у официанта. Может быть, он знает.
- Я уже спрашивал, каждый раз, когда прихожу сюда, я спрашиваю у него, сколько времени, и он каждый раз отвечает, что ему это не известно. А вы не спрашивали у него о времени?
- Нет.
- Наверное, вы счастливый человек, раз уж вам ни к чему это.
Возможно, старик опять посмотрел на меня, но я решил для себя, что больше не взгляну ему в глаза. Мне не было страшно, просто я вдруг чётко понял, что если ещё хоть раз встречусь с ним взглядом, то останусь в этом пепле навсегда. Старику явно хотелось поговорить, и он задал неожиданный вопрос:
- Вам приходилось убивать?
И сам же ответил:
- Скорее всего, нет. Конечно же, нет. Я чувствую убийц, я знаю, какие они внутри. Потому что я сам убивал. Первый раз я убил в тринадцать лет. Это был пленный поляк. Мы упражнялись на них в стрельбе. Тогда я служил в Гитлерюгенте, и звали меня в то время Бальдур фон Ширах. После Юнгфолька меня перевели в высший класс Гитлерюгента, где я  научился водить различный транспорт, орудовать ножом и работать с крупнокалиберным пулемётом.   В 40-м меня, как подающего надежды рекрута, определили в элитный пехотный полк ,,Великая Германия” уже как гебитсфюрера и отправили на фронт. Я убивал много и всех подряд: детей, женщин, мужчин. Я старался стрелять в голову, иногда в сердце. Но ни что не сравнится с ближним боем, когда лезвие кинжала с символикой вермахта и надписью,, Моя честь в верности” вонзается в горло врага. А врагом в то время был каждый, кто был не с нами. Неважно, женщина это или мужчина, ребёнок или старик. Впрочем, врагами были также и те, кто переходил на нашу сторону, будь то прибалты или украинцы. Их мы уничтожили бы потом. Они же не арийцы.
Но что-то пошло не так. Возможно, мы где-то ошиблись, иначе не проиграли бы. Наверное, мы мало убивали, ведь не все были столь преданны идеологии вермахта, как я. Потом я бежал в США, мне было больно и горько, ведь всё, во что я верил, рухнуло. Устроившись работать в порту техником-крановщиком, я успокаивал свою боль тем, что по выходным убивал русских эмигрантов. Небольшое утешение, конечно, но всё же. В Америке я женился, у меня родилось двое детей. А когда началась война во Вьетнаме, я пошёл туда наёмником. Но больше уже никогда не мог утолить жажду крови, как бы изощрённо я ни убивал, голод постоянно точил меня изнутри. У меня есть много наград, некоторые из них мне лично вручал фюрер. Но взять их сюда мне запретили.
В этот самый момент у кафе остановилась машина. Это был чёрный, с белым салоном ,,мерседес” 1941-го года выпуска. Точно такой же автомобиль, как и те, что были в распоряжении высшего командного состава СС. За рулём сидел мужчина в светло-коричневой шляпе, в пепельном кожаном плаще и с пенсне на тонком хищном носу. Мужчина этот внимательно, не моргая, смотрел на старика.
- Так вы говорите, что не знаете, сколько сейчас времени? – мерзким дискантом ещё раз спросил старик.
- Нет, не знаю.
- Жаль.
Задние дверцы ,,мерседеса” открылись, и наружу вышли два мальчика лет десяти. Они были аккуратно причёсаны и одеты в красные жакеты с красными бабочками под белоснежными воротниками сорочек. Вот только глаза у детей были странные, совершенно чёрные, без белков, радужной оболочки и зрачков.
- Ну что ж, мне пора.
Старик поднялся и проковылял к машине. Мальчики помогли старику сесть  на заднее сиденье, затем сели рядом, захлопнули двери, и машина исчезла.
- Скажите, о чём он вам рассказывал? - спросил официант, когда я уже собрался уходить.
- Он рассказывал, как и во имя чего он убивал.
Официант передёрнул плечами от отвращения:
- Значит, он до сих пор ничего не понял. Вы видели мальчиков, приехавших за ним?
- Да, а кто они? Старик был не в себе? Или он действительно рассказывал о своём прошлом?
- Это бесы, они приняли облик его сыновей. А всё, что он вам рассказывал, чистая правда.  Старик, как и многие другие, подобные ему, временно проживает в пансионате мистера Кронга. Каждый день на завтрак, обет и ужин старику подают блюда из его же плоти  и поят его же кровью. Эту трапезу с ним разделяют  его дети, точнее бесы, принявшие облик его детей. Они же,  кстати, и терзают его плоть. И так до тех пор, пока старика не съедают полностью. Обычно его хватает месяца на два. Затем он снова просыпается в своей кровати в пансионате мистера Кронга, и всё начинается по новому кругу. В такие дни, как вчера и сегодня, жителям пансионата разрешается гулять  по городу, разговаривать с горожанами. Они могут даже пить и есть обычную еду, читать книги и газеты, ходить в театр и церковь. Но, как только туман рассеивается, они обязаны вернуться. А старик скоро провалится в тьму по ту сторону подземной реки. И всё то, через что ему пришлось пройти в пансионате, покажется старику блаженством.
- И много их там, в пансионате? – спросил я у официанта.
- Очень много, и, к сожалению, многие из них вскоре отправятся  на ту же глубину, что и ваш недавний собеседник.
Отправившись вдоль по Бульвару Роз, я ещё какое-то время оборачивался, словно ожидал вновь увидеть чёрный ,,мерседес”. Почему меня это так беспокоило? Не знаю. Может быть, потому, что я почувствовал исходивший от автомобиля и его пассажиров холод бесконечной тьмы, в которой обитал старый нацист, и из которой, наверное, состояли комнаты и коридоры пансионата.
А улицы города тем временем наполнялись праздничной суетой. Горожане готовились к Празднику Дождя, о котором упомянул официант. Вдоль фасадных стен развешивались гирлянды причудливых фонариков, над дверьми в магазины прикреплялись золотые колокольчики с яркими лентами, по мостикам, нависающим над улицами и проулками, сновали туда-сюда люди с какими-т коробками, охапками карнавальных костюмов или же с большими кастрюлями, из которых струился ароматный пар.
Наблюдая за горожанами, я и не заметил, как оказался в парке. Точнее это был даже и не парк, а самый настоящий лес, ухоженный, облагороженный лес из стройных дубов. Но то, что это был именно лес, я понял только тогда, когда шагнул в мраморную арку в высокой  чугунной ограде. А снаружи он выглядел как парк, ведь сквозь просветы между деревьями я даже увидел улицу, проходящую за парком. Но стоило мне только шагнуть под тень его деревьев, как всё переменилось. Кое-где у тропинок, выложенных красноватым плитняком, в землю были вкопаны скамейки, на них сидели или лежали люди с книгами и газетами. За дубами  можно было увидеть всадников и всадниц, совершающих конные прогулки на прекрасных лошадях с серебристыми гривами. Причём ни сбруй, ни уздечек  на лошадях не было, равно как и кнутов в руках всадников. И мне даже показалось, что всадники разговаривают не только друг с другом, но и с лошадьми, а те им отвечают. Или это мне только показалось?
 Пройдя в глубь леса (я буду называть его именно лесом, так как для парка он слишком велик, даже нью-йоркский парк с ним не сравнится), я вышел к спокойной глади реки, на берегу которой прямо на траве тоже сидели люди. Время от времени они смеялись и аплодировали группе артистов, дающих представление.
- Дамы и господа, а вот и наш гость! – воскликнул жонглёр на ходулях и указал на меня пылающим факелом.
От того, что я неожиданно стал центром всеобщего внимания, мне стало неловко, и я решил немедленно уйти, но подскочивший ко мне клоун подхватил меня под локоть и повёл к импровизированной сцене.
- Дамы и господа, рад вам представить Человека-В-Которого-Ударила-Молния! - воскликнул клоун и его голос показался мне знакомым.
Я вгляделся в его лицо, покрытое белым гримом, и уловил в нём черты лица Мориса.
- Морис?
Вместо ответа женщина-фокусник извлекла у меня из уха золотую монету, которую тут же съел цирковой медведь, поместила в нагрудный карман моего пиджака голубя и предложила мне сесть на высокий чёрный ящик. Ударила барабанная дробь, публика замерла в ожидании очередного фокуса, а мне стало не по себе: я дал себя вовлечь в какой-то номер, не представляя, какова будет его  кульминация. И теперь вынужден был играть эту роль. Далее раздался хлопок, и публика изумлённо выдохнула. Но, на мой взгляд, так ничего и не произошло. Я продолжал сидеть на ящике.
- Подскажите, - обратился я к женщине-фокуснику, - мне нужно что-то сделать? Или необходимо что-то говорить?
Публика снова издала возглас удивления и зааплодировала. И кто-то выкрикнул:
- Да это же вылитый наш плотник Джонни!
Жонглёр на ходулях, ловко подкидывая вверх шесть факелов, обошёл вокруг сцены, а женщина-фокусник и медведь принесли откуда-то большое зеркало в массивной раме и поставили его передо мной.
- Загляни в зеркало, - шепнул мне на ухо клоун с пышной рыжей шевелюрой.
И я посмотрел. Зеркало лишь поначалу показалось мне зеркалом, но на самом деле оно ничего не отражало. Я увидел в нём аккуратный домик с красной крышей, белыми стенами и четырьмя круглыми окнами. Он был построен в центре виноградной плантации, или же виноградник был высажен вокруг домика.
- Что, впрочем, совсем не одно и то же, - подсказал мне другой клоун, похожий на Мориса.
Дым от недосягаемых моему взгляду костров стлался низко по земле и делал видимым веер солнечных лучей пробивавшихся сквозь густую виноградную листву и тяжёлые грозди сочно-зелёного винограда. По тропинке прямо ко мне медленно шла цыганка. Её лицо мне тоже показалось знакомым. Уж очень она была похожа на ту женщину, чей бриллиантовый браслет сейчас лежал у меня в кармане. Только у цыганки волосы были иссиня-чёрные, да и  глаза тоже чёрные и колючие,  как агаты. Но, несмотря на эту разницу, цыганка двигалась и загадочно улыбалась так же, как та, что назвалась Смертью.
- Нет, я не она, - сказала цыганка, остановившись у зеркала и положив руки на раму, - я её сестра. Меня зовут Судьба. Посмотри мне в глаза, и, если не боишься, покажи ладони.
В глаза я посмотрел, но руки спрятал в карманы. А цыганка, глядя мне в душу,  зашевелила губами, словно читая меня, как книгу.
- Странно, что ты здесь. Однажды ты свернул не туда. Ты ошибся Человек-В-Которого-Ударила-Молния. Именно поэтому ты и страдал. Сестра зачем-то отметила тебя своей печатью, отдай мне её. Зачем она тебе?
Я достал из кармана браслет и протянул его цыганке, украшение само собой скользнуло по её руке и замерло на запястье, превратившись из бриллиантового браслета в золотой.
- Раз уж ты здесь, то можешь задать мне три вопроса.
- В юности я читал книгу ,,По ту сторону Зеркала”, мне хотелось бы знать, соответствуют ли действительности напечатанные в ней рассказы о далёких мирах?
- Да, в этой книге всё написано верно. Задавай второй вопрос.
- Будет ли у меня дочь?
- Да, и обязательно назови её именем каменного дерева.
Будь у меня больше времени, я бы тщательнее  продумал вопросы, но я почему-то был уверен, что крайне ограничен во времени. И я не ошибался. Третий вопрос я задать уже не успел. Зеркало вдруг исчезло, да и было ли оно вообще? Вокруг уже не было ни леса, ни циркачей, ни публики, но были готические своды гигантского круглого зала с полом, покрытым чёрно-белым кафелем. Из сизого полумрака этого зала (башни?) периодически доносилось постукивание, металлический скрежет, чья-то тяжёлая поступь и шелест крыл каких-то существ. Десятки, если не сотни винтовых лестниц под разными углами уходили вниз и вверх, и все они были сделаны из разного материала. Ступени одних мерцали дымчатым хрусталём, перила других блестели золотом, а третьи и вовсе были сделаны из ржавых металлических прутьев.  Я подошёл к ближайшей и, поставив ногу на первую ступень, посмотрел вверх. Но понять, куда ведёт лестница, не удалось, так как её спираль терялась в пыльной темноте. Но как только я взялся за перила и собрался шагнуть на следующую ступень, кто-то сказал за спиной:
- Не надо, вы можете окончательно заблудиться.
Это был тот самый человек в сером кожаном плаще и с пенсне на хищном носу. Придерживая шляпу, он тоже посмотрел ввысь и зычно крикнул. Его крик многоголосым эхом раскатился по залу (башне?) Но на эхо это мало походило, скорее всего из недосягаемой глубины зала (башни?) ему ответили сотни существ, отчего у меня побежали мурашки по коже. Однако человеку в пенсне такой эффект понравился.
- Надо уходить, - сказал он, - скоро здесь будет Страж-Перекрёстков-Миров.
- Но как мы отсюда выберемся?
- Если здесь только окна и вертикальные туннели, это ещё не значит что отсюда невозможно выбраться.
Пока человек озирался, вероятно, в поиске верного направления, из полумрака выступил человекоподобный гигант пяти метрового роста, с белым безносым лицом, бескровными губами и большими миндалевидными чёрными глазами. Наверное, это и был Страж-Перекрёстков-Миров. На голове у него возвышался коричневый цилиндр, из-под которого свисали до груди пепельно-серые волосы, и одет он был в  тёмно-лиловый плащ, в тяжёлых складках которого холодно блестели бусинки глаз его крохотных крылатых слуг. А из-за спины выглядывал золотой мундштук саксофона. Впрочем, если бы не стебельчатые двухколенные  ноги-ходули Страж-Перекрёстков-Миров вполне мог бы сойти  ростом и пропорциями за двухметрового человека.
- Так, нашёл, нам сюда, - человек в пенсне указал куда-то рукой и щёлкнул пальцами.
Уже когда мы выскочили на брусчатку мостовой, я услышал, как гигант взял первые ноты на своём саксофоне. И не только услышал, но и почувствовал, так как от этих тягучих и хриплых звуков задрожала ещё не растворившаяся в пространстве башня за моей спиной, и нас накрыло волной древней пыли.
- Ух! – отряхиваясь от пыли, человек в пенсне подмигнул мне. - Могло быть и хуже.
Закашлявшись и охлопывая себя по бокам, я обернулся, полагая, что опасность всё ещё рядом. Но нет, от башни не осталось и следа, а мы оказались на той самой улице, где вчера лопнула покрышка на колесе моего автомобиля. Человек в пенсне жестом пригласил меня пройтись вместе с ним.
- Вам следует быть осторожнее в своём путешествии по этому городу. Вы здесь случайно, можете запутаться, запутать других, в результате чего возникнут проблемы у всех.
- Извините, если доставил вам неудобство. Попробую угадать, вы мистер Кронг?
- Да, именно так меня здесь зовут. Я смотрю за порядком в городе. За многих людей, работающих здесь я несу ответственность, так как они являлись моими пациентами. Кто-то, перед тем как поселиться здесь, тысячу лет пребывал в Стране Искупления, а кто-то находился в ещё более глубоких и мрачных мирах. Не спорю, они далеки от совершенства. Но открою вам небольшой секрет: кое с кем мне и моим коллегам подолгу  приходиться возиться в пансионате, прежде чем они обретут человеческий вид. Вы и представить не можете, каких чудовищ мне доставляют с нижних миров: и человекочервей, и слизистых медуз, и личностей в ещё более неприглядном виде. Однако все они стоят на пути просветления, и я слежу за тем, чтобы они уже никогда с него не свернули. Во всяком случае, пока они здесь. Бывает, попадаются и тяжёлые, запущенные личности, мы их обрабатываем должным образом и сбрасываем ещё глубже в другие ведомства.
Мистер Кронг остановился и посмотрел на небо:
- Вечереет. Теперь я вам больше не нужен.
Затем он щёлкнул пальцами, и я тут же оказался в центре праздной толпы. Люди вокруг смеялись, пели, пританцовывали, покачивая в воздухе пивными кружками и бенгальскими огнями. Над домами расцветали яркие бутоны фейерверка, свистели шутихи.
- Праздник уже начался? – спросил я у человека, одетого в костюм паладина, или это и был настоящий паладин.
- Что? - переспросил тот, улыбаясь.
- Праздник Дождя уже начался?
- Да, конечно! Поздравляю вас!
Паладин выстрелил над моей головой из хлопушки и осыпал меня серпантином. Кто-то громко засмеялся рядом. Где-то зазвенели рассыпавшиеся по брусчатке монеты и запели скрипки. Вдруг из толпы одетые в платья молочниц,  выскочили три девушки, возможно, они являлись сёстрами, так как были очень похожи друг на друга. Две девушки подхватили меня под руки, покружили, надели на голову венок из белых цветов и вновь исчезли в толпе. А третья коснулась моей щеки прохладными губами, пахнущими малиновым ликёром, и прошептала мне на ухо:
- Задавай свой третий вопрос Человек-В-Которого-Ударила-Молния.
- Уже вечер, возможно, Лилу где-то здесь, как мне её найти?
- Иди вперёд, туда, откуда доносится музыка.
Прислушавшись, я различил  сквозь море праздничного шума аргентинское танго и волшебный голос Лолиты Торес. И я пошёл вперёд, как загипнотизированный. Ускоряя шаг, я пробивался сквозь толпу, старясь не терять направления. Но, казалось, толчее не будет конца.
- Лилу! – закричал я, переходя на бег. - Лилу! Я здесь, Лилу!
И вдруг толпа схлынула с улицы. Стихла и музыка, остались лишь я и удивительная девушка. Завороженно глядя на неё, я сделал последний шаг ей навстречу и остановился на расстоянии вытянутой руки. Я смотрел на неё и не мог поверить своим глазам: передо мной была та, которую я сравнивал с египетскими богинями, та, чьи прекрасные волосы цвета зари пахли весной, та, в бесконечно-глубоких зелёных глазах которой отражался целый мир. Она была богиней, наполнявшей смыслом мою жизнь, и со смертью которой я превратился в незаживающую рану, жестокого циника, бессмысленно идущего сквозь время. Но сейчас она была снова рядом, и улыбалась так, как не умеет никто. Она смотрела на меня так, как не может смотреть ни одна женщина. Она взяла меня за руку,  и мы пошли вслед за уходящим солнцем. И нам было совсем не важно, что в этом городе у нас другие имена, совсем не те, что были когда-то…

…Рассказав эту историю, незнакомец, сидевший ко мне спиной, замолчал. Мне, как и, наверное, всем остальным, было интересно, что же случилось дальше. Но я не решался задать вопрос, так как эта история не предназначалась для моих ушей, я услышал её случайно. Хотя, как я успел убедиться за последние дни, случайностей, тем более таких, не бывает. Ведь из трёх заправочных станций я выбрал именно эту.
- Что было дальше, Джонни? – спросил кто-то из мужчин, с которыми незнакомец, возможно, путешествовал.
- Не называй меня так. Ты же знаешь, мне это не нравится.
- Извини, Тот-Кто-Любит-Смотреть-На-Луну. Так что было потом?
- Потом я проснулся, - бесцветно ответил незнакомец, - выпил стакан воды, умылся, съел яичницу с беконом, спустился в свою мастерскую и, взяв в руки инструменты, продолжил начатую вчера резьбу.
Тут я не выдержал:
- Послушайте, как такое может быть?! Ведь вы только что пересказали мою жизнь! Есть, конечно, некоторые расхождения, в незначительных деталях. Но это пустяки. В целом всё точь-в-точь выглядит как моя жизнь. Вы следили за мной? Но зачем?
- Нет, я не следил за вами.
Только сейчас незнакомец повернулся ко мне лицом, и я увидел себя.
- Просто я ваше отражение. Но это вовсе не значит, что мы с вами один и тот же человек. Между нами есть разница: я родился в том городе, а вы были гостем. Вашу женщину звали Милана, а мою Марта. Однако, не смотря на эту разницу, между нами очень много общего. Где-то в своей жизни вы допустили ошибку, свернули не туда и прошли ошибочный жизненный путь. Так уж устроено бытие, и порой, чтобы понять, что выбранный путь ошибочен, необходимо его пройти. Похоже, вы это осознали, ведь именно по этому возвращаетесь?
- Да, вы правы.
- Прежде чем мы расстанемся, ответьте на один вопрос: что она вам сказала перед тем, как исчезнуть с последним солнечным лучом?
- Она сказала, что будет ждать меня по ту сторону зари….





                14 мая  2009