Ну и что

                Ну и что


     Бегают все: кто за автобусами, кто за деньгами. Я же стартовал только за воланной игрушкой да еще на теннисном крытом корте за мячом. Моей мечтой было уехать из родимого Новосибирска в Воронеж, чтобы выучиться там на тренера по легкой атлетике. «И всего-то?» - скажет удивленный читатель… «Мечтатель ты, рожа твоя грязно-прыщавая», - усмехнусь я в ответ. Это ничего, что я сейчас вместо армии бочки на пищеблоке в психиатрической больнице номер один имени Алексеева таскаю – и мой день настанет. Э-эх. И зачем мне захотелось Родине служить, какой Родине? Где она? В Новосибирске, в Орле, в Туле, в Питере, в Вологде, в Красноярске или того хуже – в Москве? Там, где продают и покупают не только драгоценные металлы и нефть, а любимых, матерей и сестер, медсправки, демобилизацию и все то, что в цивилизованном обществе ни за какие деньги не купишь.
     Милая моя Аня, зачем ты пила «Мартини» в роддоме, когда лежала на сохранении у моей матери (она у меня первоклассный гинеколог); у тебя же все было: телевизор, конфеты, розы – где это теперь все?
     Бей челом в Туле, ищи в Москве – так-то оно так, да только Москва меня приняла негостеприимно – институтом Склифосовского после «Норд Оста»…
     Ребеночка захотел: дуры они, все эти бабы – не хотят детей, аборты делают – зачем? «Мартини», сигареты ей – сволочь поганая. Знать ее не хочу. Как дурак, боже мой, как дурак носил цветы. Анка еще капризничала: «Не хочу розы, не приноси, мечтаю о тюльпанчиках». Вот как придурок бегал по всему Новосибирску за тюльпанами; все равно кровотечение открылось. Я после этого что-то сразу в армию захотел. Мать жалко: она у меня одна и я у нее один. Некому нас поддержать.
     … Хотелось спать и напиться. Странное дело: ведь я не пью. Мне хотелось прогуляться по городу, но, видимо, желание быть неузнанным на улице и странное состояние, которое возникло у меня по приезду домой, не проходившее уже неделю, превалировало. Самому смешно – все знакомые считают меня очень занятым человеком. Даже мать страшится лишний раз заглянуть ко мне в комнату или громко включить телевизор – уверена, что меня нельзя тревожить. А что я, собственно, сделал за день? Чем я был занят?
     Проснулся в восемь: разбудил запах жаренных с луком и морковью шампиньонов. Перекусил ими и съел грамм двести тахинно-арахисовой халвы. Раза три позвонил подруге, но дома ее не застал. Принял душ. Занялся любовью сам с собой, обложившись дешевыми журналами с обнаженными телками. Опять поел и лег спать. Когда проснулся, взглянул на часы и понял, что я пребывал во сне без малого пять часов. Что-то интересное снилось. Я пытался вспомнить, но безуспешно: сон улетучился. Я взял бритвенный станок и начал бриться. Если б меня пригласили сняться в рекламе, где по

                2
сюжету я должен бриться, то меня бы, наверное, прогнал режиссер, потому что я бреюсь так долго и тщательно, что за это время можно показать серию из мыльной оперы, а не рекламу. Уверен, что невеста готовится к свадьбе быстрее, чем я сегодня брился. Принял душ. Поел, покурил, открыл окно и все-таки заставил себя сесть за письменный стол. Время уже было восемь часов вечера. И опять я один, совершенно один, без желаний, без устремлений и без панической охоты за деньгами. А, между прочим, я сегодня никуда еще не выходил, хотя целый день светило солнце и я был так тщательно выбрит. А что, может пойти прогуляться  - это хоть какое-то разнообразие. Взял монетку: если решка – то пойду, если орел – то не пойду. Выпала решка.
     Странно: погулял, но душевного спокойствия не получил. Пришел домой, долго настраивался на нужную волну. Теперь я дома – на сто пять и два.
     Собственно, я даже не знаю, стоит ли доверять бумаге на столько, чтоб все было правдой. Я идеалист, поэтому мне нравится, чтоб вранье не показывало свои чудовищные, наглые и непослушные когти. Что самое интересное, так это то, что у лжи могучие корни, уверенный торс и мелькающее рыло в страшно перепутанных ветвях под темно-серым небом; живущие под сенью лжи и не представляют, какие бывают ураганы и тайфуны. Стихийным бедствиям безразлично: сумело ли спрятаться неуловимое лицо лжи, успело ли оно приобрести оболочку или просочиться сквозь землю. Странно то, что точка приземления в аэродроме всегда открыта в царстве обманов: за вами лишь желание совершить взлет и посадку, не забыв при этом зарегистрироваться.
     Как же надоели эти странные «самолетки» и «самолетища» - зачем они рычат?
     Положив под язык таблетку валидола, я, кажется, успокоился. Вот как хотел я жить – так жилось, а расхотел – так и не живется. Убийца ли я? Милая Анна, мне смешно, когда я вспоминаю твое лицо в тот вечер посвящения тебя в мои дела. «Я лишь ветер, смотри, не влюбляйся в меня!» - я же тебя предупреждал.
     Угодило меня сегодня познакомиться с девчонкой. Одета прилично, вся в турецком золоте (как я в молодости).Высокая, в черном, с черными передними зубами, уродство которых подчеркивалось красной помадой – красавица словом.
     Спрашиваю:
- На что живешь? (Весьма модный сегодня вопрос).
- А у меня родственники все очень удачно подохли – четыре квартиры оставили, - тридцатипятилетняя деваха рассмеялась, обнажая свои гнилые зубы; по инерции рассмеялся и я.
- У меня недавно друг помер от передозировки.
Молчание, смешок, еще один и безудержный смех. Нельзя же так гоготать!
- Какой у тебя миленький носик, кукла.
- А-а, так он пять тысяч долларов стоит.
                3

- А что, может, в сауну съездим?
- У меня там хвост расплавится.
- Это как? – не понял я.
- Ой, да он же у меня купленный.
«И вправду кукла», - пронеслось в голове.
     …Живуч же человек, везде успевает, непонятно откуда силы берет…
     Довольно часто одному человеку приходилось сталкиваться с непониманием окружающих. Он занялся самокопанием и выяснил следующие вещи: во-первых, желание быть гордым ему несвойственно – поэтому он сутулит плечи и не задирает подбородок, а опускает его вниз. Во-вторых, ему неприятны случайные прикосновения посторонних «лап» - рукопожатия, похлопывания по плечу, приветственные объятия; в-третьих, он старается не встречаться взглядом с другими людьми – ему это не доставляет удовольствия, он считает это назойливым и неприятным; в-четвертых, ему свойственна привычка закрывать доступ к своим позициям посредством виляния между да и нет. В-пятых, он считал достойнейшей местью– вскрытие себе живота на глазах у врагов, что непонятно среднестатистическому россиянину.
     Когда-то давно этот мальчик, имя которому Надир, сидел за последней партой в классе, носил очки, язвительно хихикал и получал одни пятерки по математике и физике: он ощущал свое умственное и нравственное превосходство над теми, кто был не в состоянии решить задачку со звездочкой. А больше всего ему нравилось, когда к нему обращались за помощью в решении сложных математических задач девочки. Его до слез смешило, когда красавица класса Зинка Провина минут двадцать не могла у доски рассказать тщательно написанную  на шпаргалке теорему о подобных треугольниках и все не переставала краснеть, по которому разу стараясь вывести свою теорему подобия. Он смеялся и мелким кучерявым почерком решал уже третью задачу, когда класс ломал голову над первой. Ему доставляло это удовольствие – легко решать задачи… и он думал, что так будет всегда. Однако жизнь поставила ему такие вопросы, на которые ему было сложно ответить, и он стал сильно сомневаться, что у него математический склад ума и что у него все хорошо со счетом, временем и знаниями о физических свойствах вещей и явлений. Надир – это я.
     … Позже я все делал своих журавликов, почти сбившись со счета – лишь бы не было войны. А еще позже я пришел к выводу, что бульканье и урчание живота на всех языках мира звучит одинаково…
                2003-2004 год.