Здравствуй

                Здравствуй.

 Михаил Иванович, человек с завидным положением и достатком, внезапно занемог. Уже к вечеру, прямо в кабинете его полоснула боль под грудиной. Полоснула и пропала. Придерживая правой ладонью недавно болевшее место, он вызвал своего водителя. Отдав последние на сегодняшний день распоряжения расторопной и миловидной секретарше, Михаил Иванович не дожидаясь окончания рабочего дня, уехал домой.
 Дорогой домой он молчал, прислушиваясь к своему не молодому, но еще крепкому организму. Мелькали за боковым стеклом служебной «Вольвы» кварталы вверенного ему судьбой города. Вернее не всего города, а только его подземных коммуникаций. То там, то сям, зияли открытыми провалами большие участки земли, вскрытые для ремонта тепловых трасс, но они – эти незавершенные объекты сегодня нисколько не волновали Михаила Ивановича, сегодня его волновало одно – его здоровье.
 «Что это было?» - тревожно думал он, поправляя съехавший на бок галстук.
«Такого у меня еще не было. Может быть сердце?». От этого предположения лоб его покрылся испариной.
- Володя, - осипшим от волнения голосом, попросил он шофера: - приоткрой немного стекло с моей стороны.
Мягко зажужжал моторчик стеклоподъемника и в образовавшуюся щель ворвался сырой, промозглый октябрьский ветер.
- Нет! Прикрой, прикрой сейчас же! – поеживаясь, требовательно произнес Михаил Иванович.
Стекло поднялось вверх и в салоне «Вольвы» вновь стало тепло и уютно.

 Большая, можно сказать огромная, еще сталинской постройки квартира, встретила его тишиной. Сняв пальто, он прошел в гостиную и присел на массивный обтянутый кожей диван. По комнате в большом беспорядке были разбросаны нижнее белье и платья жены.
- Неряха! – с раздражением в голосе вслух произнес он и, встав с дивана, направился к себе в кабинет.
 Кабинет, обставленный редкой по красоте мебелью, изготовленный из знаменитой карельской березы, постоянно манил к себе Михаила Ивановича. В нем он находил отдохновение. Вот и сейчас, удобно расположившись в глубоком кресле, стоящем у массивного, старинной работы письменного стола, он - глубоко вздохнув, прикрыл глаза. Заботы сегодняшнего дня, хлопоты, и даже тот острый болезненный приступ – все ушло на второй план. Михаил Иванович отдыхал. Резкий звонок телефонного аппарата вывел его из состояния полудремы. Нехотя сняв трубку, он не сказал привычного «слушаю», а продолжал молча держать ее возле уха. Недолгое молчание, нарушаемое едва различимым электромагнитным фоном, прервалось. Густой баритон, слегка грассируя, произнес: - Люсьен. Девочка моя. Прошло уже обещанных тобой тридцать минут. Я уже изнемогаю от нетерпения. Мне кажется, еще немного и мой член взорвется.
Изумленный словами незнакомца, Михаил Иванович хотел, было грубо ответить, но поперхнулся и громко раскашлялся. Голос в трубке смолк, и вместо него раздались короткие гудки отбоя. Так и не выпуская из рук трубки, он встал и еще ничего не понимая, пошел к окну. Тяжелый, черного цвета аппарат упал на пол. Грохот упавшего телефона вернул Михаил Ивановича к действительности.
- Сука! – прокричал он во весь голос, и бросил трубку в кучу обломков разбитого телефонного аппарата.
 Слухи о непорядочном поведении жены доходили до Михаила Ивановича уже не в первый раз. Но он не придавал, вернее не хотел придавать им большого значения. Но сегодня, этот звонок, этот предельно открытый короткий монолог незнакомого мужчины, все расставил на свои места.
«Все развожусь! И выгоню эту потаскуху к хренам! Чтобы духу ее здесь не было!» - нервно расхаживая по комнате, думал он. Неожиданно снова заболела, нет, не заболела, а занемела нижняя часть груди. Дыхание занялось. Он тщетно пытался вдохнуть, но как не старался Михаил Иванович совершить эту знакомую нам, всем привычную процедуру, у него ничего не получалось. Дергая правой рукой, узел галстука он мягко опустился на толстый ворс туркменского ковра.

 Ощущение необычности ничуть не занимало Михаила Ивановича. Не занимало даже то, с какой необыкновенной для своих лет скоростью, он перемещался по городу. Словно захваченный, каким то невидимым вихрем, он проносился мимо не замечающих его прохожих. Не знал, не знал он и того, куда и зачем направляется. И уж более того, не знал Михаил Иванович, как и каким образом, он оказался в этой маленькой холостяцкой квартире. Прислонившись к косяку двери, он со странным чувством наблюдал, как два молодых, красивых в своей наготе и искренности тела, слились в едином порыве страсти.

 Очнулся он на полу. Неимоверно болела грудь. Болела так, как будто по ней ударили большим кузнечным молотом. Дыхание восстановилось, но дышать все еще было трудно. Внутри груди горело так, словно кто-то выжигал там его живую плоть. Брезгливо посмотрев на заблеванный ковер, он с трудом поднялся и на непослушных ногах едва добрался до кабинета.
 К его удивлению телефон работал. Серия коротких гудков говорила о том, что оператор скорой медицинской помощи занят. С третьего или четвертого раза Михаилу Ивановичу удалось дозвониться. Невнятно, но он объяснил дежурному фельдшеру о том, что с ним произошло. Затем назвал свой возраст, адрес и фамилию. Услышав короткое: - Ждите. – прошел в прихожую и открыл замок входной двери. Затем, так же, как и в первый раз, опустился на пол.

 И снова он стоял ни кем не замечаемый, в маленькой холостяцкой квартире. Стоял, прислонившись плечом к косяку двери. Стоны и крики женщины вперемежку с гортанным хрипом мужчины возбуждали и волновали его. С двойственным чувством он следил, с какой страстью отдавалась она незнакомцу. Как трепетала она под его ласками. И как в неимоверных конвульсиях изгибалось ее стройное тело, в момент наступления оргазма. Такой откровенной в постели, такой всепоглощенной любовной страстью, еще никогда не видел Михаил Иванович свою жену.

 В отдельной палате № 4, реанимационного отделения областной клинической больницы под неустанным надзором врачей и медсестер, подключенный к аппарату исскуственного дыхания, лежал не простой больной. Его состояние удивляло видавших виды медиков. Внезапные и продолжительные сбои сердечного ритма, неоднократно приводящие к остановке сердца пациента, чередовались с его стабильной работой. Неожиданные остановки дыхания, вынуждали постоянно держать больного на аппарате ИД. Шли седьмые сутки со дня поступления этого больного в клиническую больницу с диагнозом: обширный инфаркт миокарда. Удивительным было и то, что этот необычный пациент мог стремительно впадать в «кому» и так же неожиданно выходить из нее.

 Михаил Иванович открыл глаза. Нет, не открыл, а приоткрыл. Полностью открыть их мешали тяжелые, словно свинцовые веки. Его блуждающий взор долго гулял по потолку, затем переместился на выкрашенные в салатовый цвет стены и лишь после этого наткнулся на фигуру жены, сидящей рядом с его кроватью на расшатанном больничном стуле. Михаил Иванович смотрел на нее. Видел не подернутые слезой красивые глаза жены, в которых читался единственный мучающий ее по настоящему вопрос: - «Скоро ли?»
 Сквозь шум в ушах он услышал ее взволнованный голос, тревожно спрашивающий у дежурного доктора: - Как он доктор? Ему не лучше?
Уставший от тяжелого дежурства доктор, не поняв вопроса, тихим голосом отвечал: - Что вы уважаемая, что вы. Ему хорошо. Несомненно, хорошо. Постелька чистенькая, капельница полненькая. Аппаратик за него дышит. Пульсик хоть и с перебоями, но есть. Так что вы миленькая не пугайтесь.
Доктор что-то еще говорил, но Михаил Иванович не мог расслышать из-за нарастающего шума в ушах. Внезапно ему стало не интересно, и он захотел уйти.
 В дверях он оглянулся. Увидел суетящегося возле своей кровати доктора. Жену, которая со странным любопытством глядела через плечо врача на его постель. Безразличный к их суете, Михаил Иванович тихо прикрыл за собой дверь.

 Не смотря на столпотворение на автобусной остановке, ему удалось беспрепятственно войти в автобус. Мало того он умудрился усесться на свободное место. Решив никому не уступать, Михаил Иванович отвернулся к окну.
- У вас свободно? Разрешите, я сяду.- услышал он громкий женский голос. Все еще миловидная женщина, приблизительно одного возраста с ним, высоко подняв руки с пакетами, пробиралась к нему.  Не обращая ни какого внимания на Михаила Ивановича, она тяжело плюхнулась на его колени и облегченно вздохнула. Удивленный, мягко скажем, необычным поведением женщины, Михаил Иванович, молча, вопросительно посмотрел на нее. Женщина, невозмутимо продолжала сидеть на его коленях, искоса поглядывая в глубь салона.
«Интересная, черт побери, ситуация» - подумал было, Михаил Иванович.
«Сидит себе на коленях у незнакомого человека и в ус не дует!» - уже начиная сердится, размышлял он. Он легонько постучал ее по плечу и негромко, так чтобы не слышали окружающие, произнес: - Гражданочка, я не знаю насколько удобно вам, но мне не очень. Если вы настолько устали, то давайте я встану и уступлю вам место.
- Билетики, приобретайте билетики! Есть проездные на следующий месяц! 
То ли он произнес слишком тихо свою фразу, то ли женщина сидящая у него на коленях была поглощена призывами кондукторши, но только она никак не отреагировала на его слова.
«Нахалка!» - подумал про нее Михаил Иванович. «Нахалка» протянула деньги за проезд кондуктору, и та ничуть не удивляясь этакой ситуации, обилетила ее. Руку Михаилам Ивановича, с зажатой в кулаке мелочью, кондуктор просто не заметила.
 Получив билет, незнакомка начала устраиваться на коленях Михаила Ивановича поудобнее. Для этого она слегка привстала и, опираясь одной рукой об интимное место Михаила Ивановича, как ни в чем не бывало, второй рукой стала оправлять сбившуюся юбку. Нажатие на пах было не сильным и не болезненным, но сам тот факт, что эта особа, так бесцеремонно касавшаяся его гениталий, возбудил и одновременно смутил его. Почувствовав прилив крови к голове и низу живота, он хотел, было отпихнуть ее от себя, и уже собирался сделать это, как резкий рывок автобуса, усадил «нахалку» обратно на колени Михаила Ивановича.
 Эрекция была полной. Он сидел и чувствовал, как его член упирается в аппетитные ягодицы «нахалки» Чувства смешались. С одной стороны было неимоверно приятно, с другой – неудобно.
Между тем, член Михаила Ивановича все сильнее вставал и наливался кровью. Такую сумасшедшую эрекцию он помнил только в годы своей далекой молодости.
«Интересная особа! Сидит и делает вид, будто ничего не происходит. Нет, надо отдать должное - самообладание у нее железное. Никаких чувств на лице. Нужно с нею познакомиться. Что-то в этой женщине есть, раз она вызывает во мне такое желание».- думал Михаил Иванович, осторожно придерживая упругие ягодицы «нахалки» руками. Он уже собрался с духом, чтобы заговорить с незнакомкой, как та, вдруг спохватившись, с криком: - Моя остановка!  быстро выскочила из автобуса. Проводив ее взглядом, он посетовал о том, что вовремя не среагировал и не выскочил следом за ней из автобуса.
 
 Понемногу успокаиваясь, он смотрел в окно. За окном автобуса проплывал новый, малознакомый для него микрорайон.
«Где-то здесь живет Вера» - вспомнил Михаил Иванович.
«Как она там? Уже, наверное, на пенсии. Не работает. Одна… Сын после окончания университета уехал в Брест и, женившись, остался там» - думал Михаил Иванович, вспоминая свою бывшую жену, с которой расстался пять лет назад.
 После развода он первое время редко вспоминал ее. Последнее время все чаще.
«В принципе мы прожили неплохую жизнь. Вырастили сына. Не особенно спорили друг с другом. Было взаимопонимание. Было, до тех пор, пока в его жизни не появилась Люся». Вспомнив о Люсе, Михаил Иванович содрогнулся. Припомнился красивый баритон мужчины в телефонной трубке и откровенные постельные сцены увиденные им в маленькой холостяцкой квартире.
 Увидев за окном автобуса знакомое здание супермаркета, Михаил Николаевич засобирался на выход. Выйдя на остановке, он долго смотрел по сторонам, вспоминая дом, где жила Вера. Всего один раз он был у нее. Это был тот день, когда Вовка получив диплом, собирался уезжать. Но тогда его на служебной машине привез к дому и увез оттуда личный водитель. Положась на свое чутье Михаил Николаевич направился к группе домов, стоявших на возвышенности.
 Каким образом он нашел дом и как попал в квартиру Михаил Николаевич не смог бы сказать даже самому себе. В двухкомнатной бедновато обставленной квартире было тихо. В полусумраке зала, окна которого были зашторены, мерцал экран не выключенного телевизора, и чуть слышно звучала музыка. Вера лежала на диване, подложив под голову маленькую подушку. Глаза ее были закрыты. Михаил Иванович остановился в трех шагах от нее. Он смотрел на спящую Веру. Смотрел на ее лицо, на лучики морщинок у глаз. Во сне она была спокойна и безмятежна. Какое то новое неведомое ранее ему чувство захватило Михаила Николаевича. Он подошел ближе и, наклонившись, легко поцеловал ее в губы. Веки Веры затрепетали, она открыла глаза и, увидев его, радостно прошептала: - Миша.
Счастливо улыбнулась, и вновь уснула.

 Михаил Иванович открыл глаза. Обвел взглядом знакомый потолок больничной палаты. Перевел взгляд на окно. Из него, большого, чисто вымытого больничного окна, лился яркий солнечный свет. Верхушка стоящего под окном тополя, одетого в ярко-желтый наряд, чуть раскачивалась.
«Какой чудный день. Такие дни редки поздней осенью» - подумал Михаил Иванович. Внезапно он поймал себя на мысли, что не знает ни дня недели, ни числа месяца. Пытаясь вспомнить число, он начал осматривать стены палаты, в поисках настенного календаря. Календаря не было. Раздражаясь, Михаил Иванович резко повернул голову влево. Увидел бежевую трикотажную юбку, женские ноги в черных капроновых колготках, и руки, до боли знакомые руки, лежащие на круглых коленях.
- Доктора, доктора! Он очнулся! – услышал он срывающийся в крик голос Веры. Михаил Николаевич перевел взгляд выше, увидел полные слез Верины глаза, обрамленные сеточкой мелких морщинок, улыбнулся, и сказал: Ну, здравствуй Вера!
- Здравствуй.