Прогулка

               

      Решил в воскресенье Петр Васильевич съездить прогуляться на Большую Покровскую улицу.  С утра солнце как из-за крыши дома напротив выскочило, так ни разу и не спряталось, ни за одно облако. В эфир что-то озорное примешалось, как тут дома усидеть?  Весна!

     Вышел Петр Васильевич на остановку, сел в троллейбусе на свободное место у окна. По тротуарам девочки в юбчонках ходят. Красота! Поднялось ещё больше настроение у Петра Васильевича.

    На Большой Покровке оживлённо. Все важно ходят туда-сюда, витрины и друг друга рассматривают. Коты из подворотен повылазили, обнаглели, откровенно греются. Все ждут чего-то. Чуда, что ль, какого?

    Погулял и Пётр Васильевич. Вдруг прямо на него знакомое лицо плывёт. Ба! Да это доктор Кац Семён Степанович, персонаж многих историй, которые любил вспоминать Пётр Васильевич в семейном кругу. Идёт, и то ли от солнца жмурится, то ли от удовольствия.

    - Ба! – воскликнул Пётр Васильевич. – Семён Степаныч! Какими судьбами? Весна на прогулочку вывела? Или как?

    - Аа! – узнал старого друга Семён Степаныч, но в глазах испуг, почему-то метнулся. – Пётр Васильевич! Долгих лет! Да, вот, решил здесь пройти, хотя дворами и по Алексеевской ближе. Спешить-то некуда особо. Думал проскочу…

    - Во - золотые слова! Я тоже не спешу. Не зайти ли нам в погребок, да по соточке?  С погодкой-то?

   - Не могу, дорогой Пётр Василич, уволь сегодня. Гипертензия замучила. Сам себя уколоть не могу – душа восстаёт напрочь. Иду, вот, к медсестре нашей Наталье Владимировне. Выходные на дом к ней приходится. Строгий режим у нас. Всё с собой несу. Вот, смотрите.

     Показывает металлическую коробочку. Встряхнул -  побрякивает и позвякивает.

    - Да, брось, Семён Степаныч. Сто граммов ни один режим не запрещает. Ну?

    - Нет, нет, Пётр Василич, никак нельзя. Тут расписание очень важно.

    - Тогда так: я сам укол сделаю! – решился Пётр Васильевич.

    - Вы?! А умеете? Вы же по чертёжной части.

    - Да раз плюнуть. Только сто грамм надо принять, чтоб рука твёрже стала.

    - Раз так, Пётр Василич, извольте.

    Спустились они по каменным ступеням в подвальчик с бочками на стенах и выпили у стойки каждый по стопочке.

    - Хорошо!

    - С весной вас, Пётр Василич. А где укол делать будем?

    - Та-ак… А ваше мнение? Может, отменим?

    - Исключено. Придётся в туалете. Где же ещё – штаны, ведь, надо спускать.

    Пошли в туалет. Заперлись. Семён Степаныч положил коробочку на раковину, открыл. Пузырёк со спиртом откупорил, ватку смочил. Ремень расстегнул и стал место сзади, пониже спины, заголять. Увидел Пётр Васильевич кусочек белого мягкого тела, взял в руки шприц с острой длинной иглой, и задрожали у него руки крупной дрожью. Понял вдруг, что не готов пока в живого человека остриём тыкать. Хоть реви.

    - Не готов я пока, Семён. Духу не хватает.

    - Что же ты, друг мой, мозги мне полоскал? «Раз плюнуть»! Хорошо хоть, ампулу не вскрыли.

   - Да сделаем, не волнуйся. Только надо добавить для твёрдости духа.

    Семён Степанович досадливо штаны застегнул. Медицинские орудия в коробочку сложил. Вернулись к стойке и ещё по сто накатили.

    - Ну! – требовательно посмотрел в глаза приятелю доктор Кац. – Готов теперь?

    Заглянул внутрь себя бедный Пётр Васильевич и с ужасом понял, что ни на шаг к свершению акта насилия над телом друга не приблизился. Даже ещё малодушия прибавилось.

    - А знаешь что, Семён! – радостно выкрикнул он, осенённый отличной идеей. -  Эврика! Давай ещё по стопарику вмажем и пойдём к Наталье Владимировне. Может у неё подружка имеется?
      
                08.10.09