Солнце

Солнце светило все сильнее, искрясь и рассыпаясь на миллионы блестящих крупиц, выжигало кожу и слепило глаза, и без того обесцвеченные яркими солнечными лучами. Солнце проникало в каждый дом, забиралось в каждый угол и сворачивалось клубком на пыльной улице маленького городка, чье название было давно забыто, как забыты были тысячи других наименований, не так уж много значащих в повседневной жизни. Люди здесь перестали вести долгие разговоры и бродили, словно тени, лишь изредка роняя несколько слов, которые тут же растворялись в воздухе и солнце. Солнце высушило их губы, обесцветило волосы, тонкой сеткой морщинок прошило лица. Люди строили соломенные хижины, добывали скудную пищу, которую давала изможденная засухами земля, и жили надеждой, что когда-нибудь прохладные капли дождя упадут с неба. Молодые, не видавшие дождя никогда в своей жизни, посмеивались над рассказами стариков о живительной влаге, приходящей сверху, и взирали на небо украдкой, с робкой надеждой и верой. Солнце пылало над городом, безжалостно и равнодушно, плавило воздух, который рисовал призрачные видения и сбивал с дороги путников, тысячей горячих искр распадался в легких при каждом вдохе. Солнце любило небо, огненными ладошками чертило полупрозрачные знаки, люди вновь смотрели ввысь и посылали молитвы неведомому богу, который был черств и глух.
Тереса сидела на песке и рисовала ящерок. Ветер подхватывал янтарные песчинки и размывал контуры только что нанесенного рисунка. Ветер обнимал хрупкие плечи, развевал шаль молочного цвета, которой тщетно укрывалась от солнца Тереса. Она поднимала лицо к небу, свет оставлял на коже розоватые отблески заката. Вдали вспыхнул мираж — странник на вороном коне, коих давно не видел залитый солнцем город. Тереса встала с коленей, отряхнула подол платья и повернула в сторону дома.
Солнце продолжало пылать на закате, разливая литрами будущие сновидения, тайные предчувствия и пряные запахи, скользило сладостью по губам, целовало руки, лениво расплетало волосы-лучики, перешептывалось с озорным ветром, погружаясь в нежность, которая пришла на смену полуденной жестокости. Солнце тоже устало и медленно опустилось за горизонт. На небе осторожно рассыпались первые звезды, бисеринками горели они в вышине, одиночками на бесконечном небесном полотне. Город погружался в томную тишину, не было слышно ни громких разговоров, ни задорных песен, только тускло мерцали в окошках лампы и люди, разбросанные поодиночке, перелистывали пожелтевшие страницы книг или готовились ко сну. Непривычно нарушал спокойствие стук копыт вороного коня, но люди, оглушенные дневными заботами, не обращали на него внимание. Лишь Тереса, взглянув в окно, поняла, что ее удивительное видение превратилось в настоящего, из крови и плоти, странника, который тревожно смотрел по сторонам, видимо, в поисках ночлега.
— Я сейчас, — сказала Тереса матери и выбежала во двор.
Шепотом позвала она странника. Спустился он с коня, окинул приветливым взором девушку и, смущенно улыбаясь, признался, что сбился с пути. Тереса утвердительно кивнула головой и пригласила его в дом.

Давно не заглядывал никто в город, объезжали его стороной люди, ибо ведали, что нет в нем ничего, кроме солнца и изможденных людей, незлобливых, но с настороженностью встречающих приезжих. Только изредка появлялись в городе торговцы, да и те уезжали не солоно хлебавши, потому что местные жители не желали принимать чужеземные товары и не нуждались ни в чем. Случайность завела сюда странника с яркими карими глазами, которые так контрастировали с бесцветными глазами представителей тересиной семьи, прекрасными руками, сочетавшими в себе нежность и грубую мужскую силу, разумными речами, коими заслушивалась Тереса. Странник избегал говорить о себе, не раскрывал имени и места, откуда он пришел, только расспрашивал о нравах местных жителей.
Вечер превращался в ночь. Липкая паутина сна оплетала руки, сковывала движения, мягкой пеленой ложилась на глаза. Догорали свечи, зажженные в нехитрых подсвечниках, каплями воска соскальзывали на скатерть, разливаясь причудливыми узорами. Женщины удалились готовить постель для гостя, странник и отец семейства сидели друг напротив друга и, не обменявшись более ни единым словом, курили.
Спать положили в амбаре, на жесткой подстилке. В маленьком, будто сжимающемся от времени домике комнаты не нашлось.
— Он недурен собой, — заметила мать, расстилая простынь.
— Он тут проездом, — пожала плечами Тереса и удалилась в свою комнату.
Ночью снились тревожные сны. Далекая страна, которую поглотило солнце, бескрайнее море, заключенное в объятье песков, люди с цветными глазами. Люди.
Люди смеялись и пели, называли друг друга по имени, девушки плели венки из прекрасных цветов, подкравшись со спины, закрывали глаза своим возлюбленным, одевали венки им на головы, собирались в дружный хоровод. Песнями и танцами горели дни, хитрая усмешка скользила в глазах у стариков, шумно играли на улице дети, воздух наполнялся свежестью и соленым привкусом моря. В центре стоял молчаливый странник, и был устремлен его взор туда, где пылало солнце. С каждой секундой становились жарче его лучи, свет вспыхивал темными точками, разрастался, пока не поглотил все вокруг. Странник стоял посреди пустыни и пепел падал ему на лицо, смешивая со слезами...
Утром в тересину кровать прокралась ящерка. Мать хотела бросить ее в печь, но Тереса не позволила. Вынесла во двор и бережно опустила на землю. Ящерка замерла на минуту и убежала прочь. Странник подошел беззвучно. Смущенно прошептал:
—Я не знаю, куда мне ехать.
Тереса с полминуты молчала.
— Живи у нас. Амбар все равно пустует.
И ушла.

Время перетекало медленно. Жители города, в первые дни настороженные, вскоре привыкли к страннику. Да и как не привыкнуть и не принять радушно, коль появился новый повод для пересудов — хоть какое разнообразие в городе, изможденным жарой. Впрочем, причин на то оказалось немного: странник был вежлив и скромен, да все больше молчалив, к местным девушкам проявлял равнодушие, даже с Тересой заговаривал по необходимости. Разве что. В книжной лавке пропадал. Старик-хозяин диву давался — мол-де, столько лет ни одного покупателя, а в этот сидит днями, да все со старыми манускриптами.
— Маршрут составляет, говорит.
Ну так что же, пусть составляет. Как остаться случайно забредшему в этом городе, выдержать бессчетное количество однообразных дней под солнцем, которое норовит превратить землю в пепел, как не задохнуться, когда ветер горстями сыплет в лицо песок.
Странник седлал вороного коня и на закате выезжал за городские ворота, чтобы долго вглядываться в пустую даль. Дорога привела его сюда, в далекий южный город, жарче которого не встречал он в своем долгом путешествии. Море, поглощенное песками, направляло его, но теперь он утратил способность слышать. Медленно окунался странник в свои воспоминания, возвращался в родную страну.

То был страшный день.
Солнце уже давно подкрадывалось к его краю, но люди не унывали. Близость моря успокаивала и придавала уверенность, его мягкий плеск разливался по городу, вселяя в жителей веру, что в случае самой жестокой засухи они не умрут от голода. Люди научились добывать из соленой морской воды пресную, ловили рыбу и занимались торговым промыслом. За день до тех событий странник возвращался из соседнего городка, где продавал часть вчерашнего улова. Торговля шла хорошо, какой-то бедолага уговорил его обменять большую рыбину на радужный шелковый платок — вещь почти бесполезная, но странник не жадничал, когда речь заходила о помощи ближнему.
Медленно ехал он по извилистой дороге к родному городу и, взойдя на высокий холм, одним из первых увидел, что море уходит под землю. По бескрайней синей глади были разбросаны лодки, на берегу строили песчаные замки дети и, казалось, никто не замечали, как вода медленно убывает, оставляя вместо себя оголенные камни. Странник поспешив в город, но люди, которые встречались на его пути, только посмеивались над рассказом о высыхающем море. Готовились к величественному карнавалу. Улицы пестрели красками, каждый дом был украшен лентами, блестками, фонариками, а из окон доносился запах праздничного кушанья, которое заботливо готовили румяные, полные жизненной энергии женщины.
Были и другие, кто чувствовал приближение того события, но разве кто-то может искренне поверить в близкое несчастье, когда жизнь звенит и переливается тысячей радужных оттенков? Пусть бы солнце и дальше жадно окутывало лучами город — человек вынесет любое бедствие.
Может, потому и выжили. От беспечности и самоуверенности. А, может, помогло море: оно сражалось до последнего.
Ночь промелькнула незаметно, а ранним утром город наполнился звуками музыки. Толпа актеров, фокусников и музыкантов высыпала на улицу, закружился неугомонный хоровод песен и танцев, пестрых юбок и выбеленных до рези в глазах воротничков, переливистого смеха и восторженных вскриков. Странник поддался общему веселью и смалодушничал — выбросил из головы мысли о море и возможной засухе и смешался с разгулявшейся толпой.
Когда остановились, увидели, как секунда за секундой усиливается вечер, поднимает вверх тучи песка, так что закрывает и пылающее солнце. Будто завороженные, глядели на стихию одни, другие, сбивая с ног соседей, в панике бежали к дому. Страх вкрадчиво проникал в сердце, шумел в ушах. Странник бездумно следовал за толпой, которая лихорадочно меняла свое направление.
Память размыла детали того события. Только беспощадно светило солнце, равнодушное к крикам, порывистым движениям и слезным мольбам о том, чтобы происходящее оказалось сном. Потом все стихло. Странник очнулся в одиночестве, среди бескрайней пустыни, и только шепот погребенного в песке моря сопровождал его долгие годы начиная с того дня. Так он отправился в путь, пока не оказался в далеком городке, сжираемом солнцем.

Раскаленный солнечный диск полз за линию горизонта. Странник направил коня к амбару приютившей его семьи. Дочка, Тереса, смотрела на закат и рассеянно водила по песку пальцами. Сплетни в городе были не в цене, но о ней говорили. Странная, совсем не похожа на родителей, все чертит на земле что-то да заглядывается на солнце. И глаза у нее в младенчестве были не серовато-выцветшие, а золотистые, обрамленные с внешней стороны радужки лучезарным сиянием. Удивительные глаза. Со временем потускнели, а все же не утратили прежней красоты. Глядит ими внимательно, будто изучает, и украдкой улыбается чему-то. Добрая она, Тереса, только слишком серьезная для девушки шестнадцати лет. Впрочем, горожане давно утратили способность и желание веселиться, все не так, как в городе, откуда был родом странник.
— Доброй ночи, — поприветствовала Тереса.
— Доброй ночи, — отозвался странник и скрылся в амбаре.
Через минуту поскреблись в двери. На пороге стояла Тереса и протягивала лишнюю связку свечей.
— Спасибо, — проговорил странник.
Едва заметно кивнула в ответ и удалилась. А он глядел вслед. Добрая она, Тереса, только слишком серьезная для девушки шестнадцати лет.

Женщины его страны были другие: смешливые, розовощекие да пышногрудые, пусть и поверхностные отчасти. Мужчины, по обыкновению своему, сильные и решительные от потребности тянуть сеть с рыбой, но умиротворенные ожиданием клева, долгим созерцанием неба и морских глубин. Ночь за ночью оживали в душе странника воспоминания о родном городе, бесплотными тенями представали люди, которых он оставил, и манили вернуться обратно, обещая скорую встречу. «Может, и свидимся», — думал странник, и тоска осторожно подбиралась к нему. Тоска почти неощутимая, размытая долгими годами путешествия к краю света.
Солнце пощадило жителей города. Засыпало песком, опустило под землю, однако в суровой схватке с морем не решилось совершить большего злодеяния. Город жил, скрытый от посторонних глаз, томились в нем люди, ожидая, как ждали тересины родные дождя, чистого воздуха и синего неба над головой.
Так рассказывало страннику море, выбравшее его исполнителем своей воли. В день, когда странник оказался в одиночестве на песке, под которым дышал погребенный город, море поведало о выживших и приказало отправиться в путь, далеко-далеко и к самому солнцу, чтобы вызволить своих дорогих и спасти от неминуемой гибели сотни городов. Солнце палило неумолимо, с каждым днем увеличивая свою мощь и так — до того дня, пока не взовьются по всей планете костры до неба, пока не сгинет в круговороте огня и ветра все живое.
Пока земля не превратится в пепел.
Делать нечего, пусть и не сам странник выбирал судьбу спасителя. Раздобыл в соседнем городе новую одежу и коня, да отправился в путь. Так и двигался, от города к городу, ища приюта у добрых людей, через моря и горы, с поразительной уверенностью в правильности выбираемой дороги. Направляло-то море. Не сказать, будто сомнения никогда не закрадывались в сердце странника. Вдруг не море говорит, а собственная, измученная потерями душа? Да только разницы особенной не было, лишь бы двигаться вперед и хранить хоть какую-то, хрупкую, трепетную надежду. Долго шел странник, так долго, что со временем позабыл свое имя.
Многое повидал он на своем пути: города с многоцветными домами, диковинными обычаями и людьми — разными. Там, где жили в грусти или безразличии, старался долго не задерживаться, а в местечках, куда заглядывали праздники и лучшим способом спастись от тоски был разговор с добрыми друзьями, там и хотелось остаться, вспомнить жизнь до странствий. Тересин город с другими не сравнивал, однако остался. Не по собственной воле, а потому, что перестал слышать море, будто между пережитым прежде и ныне происходящим поставили невидимый заслон. Только странник был уверен, что город — не последний пункт в его путешествии, и, возможно, надо искать другие знаки или самому составлять маршрут, который приведет его к солнцу. Потому и проводил дни в книжной лавке, искал среди книг подсказку.

А Тересу тем временем принялись терзать кошмары. Иной раз, оказавшись в липкой паутине сна, будила себя криком и долго всматривалась в пустоту ночи, разбавляемую редкими островками света. Огонек в амбаре мерцал непременно, и Тереса едва останавливала себя от ночного визита к страннику. Ночь разливалась тишиной и редкими часами прохлады, которые казались почти невозможными, едва солнечные лучи касались земли. Солнце наращивало свою мощь каждую секунду и, кажется, упивалось своей силой.
Тереса проживала свои дни с покорностью. Помогала по хозяйству матери, отец обучил ее грамоте, и время текло быстрее за чтением. Иной раз, когда книга откладывалась в сторону, Тереса принималась за вышивание, в искусстве которого не могла сравниться с ней ни одна девушка в городе. И ложились на льняную ткань стежок за стежком города, залитые солнцем, статные люди в пестрых одеждах и смешные животные. Ветер превращал поднятый песок в горстку золотистого пепла и укутывал им людей и дома. Неисчислимое количество огненных ящерок тянулось вверх, к раскаленному солнечному диску. Такими были тересины вышивки, будто чьи-то подсмотренные сны. Такими были и рисунки на песке, которые чертила она неизменно на закате.
Странник ни раз глядел на витиеватые узоры, способные исчезнуть от легкого дуновения ветра или неловкого движения руки, и разгадывал в них свой долгий путь к городу на краю света. Да только, что может знать об изнурительном путешествии молодая девушка, никогда не покидавшая пределы родной страны. Тереса поднимала на него глаза с хитринкой и не говорила ни слова.
Странник, между тем, жил в амбаре больше месяца. Тересина семья не была против такого соседства, но в житейские пересуды, разговоры со стариком-лавочником, шелест страниц огромных манускриптов и даже солнечный свет осторожно закрадывалось нечто необычное и почти забытое — любопытство. И видя в глазах горожан вопрос о том, надолго ли он задержится в городе, странник еще мучительнее искал ответ на него. А чтобы иногда отвлечься от своих мыслей, вызвался помогать тересиному отцу. Тот, как мог, пытался добыть скудный урожай из измученной засухой земли.
В ходе работы завязался разговор. Мужчина с выжженными солнцем глазами и огрубевшей от тяжелой работы кожей говорил о былых временах, когда земля, наполненная влагой и умеренно согреваемая солнечным светом, приносила человеку чудесные плоды. Так рассказывал ему дед.
— А было ли оно взаправду, — вздыхал тересин отец, — кто знает? Но и сейчас жить можно. Мы с женой думали поначалу уехать, да потом, когда она принесла из пустыни Тересу, здесь обосновались.
Странник глядел с недоумением.
— Тереса — приемная дочь, — мягко пояснил собеседник. — Мы с женой пять лет бездетно жили до того, как она нашла посреди пустыни ребенка. Как девочка выжила — ума не приложу. Жена от нее первое время не отходила, все боялась, что умрет. Да и я полюбил тоже. Она о той истории знает.
Светло и спокойно стало на душе у странника. И открылось ему, что не манускрипты скрывали решение его вопросов, что море больше не нашептывало ему дорогу, доверив ему проделать последние шаги к солнцу самому. А проводник найдется.
На закате странник нашел Тересу за привычным вычерчиванием узоров на песке. Ей и слов не было нужно, чтобы понять — наконец-то догадался. Бросила взгляд на песок и сказала:
— Солнце послало меня, чтобы помочь тебе найти дорогу к нему. Ящерки, саламандры — слуги солнца, наша подсказка на обратном пути. Я была слишком мала, чтобы запомнить его.

На рассвете, едва солнечные лучи коснулись земли, двое путников покинули город. Ехал на прекрасном вороном коне странник с яркими карими глазами, сопровождала его хрупкая, поминутно кутающаяся в шаль, девушка на темно-соловой лошади.
Раскаленный солнечный диск плыл по небу, и обдавал жаром и светом еще яростнее, чем раньше. Воздух сгущался, концентрировался, застывал в легких, полупрозрачные лучи бились оземь и путники, казалось, видели искры от их ударов. Солнце захлебывалось в гневе, подговаривало ветер устроить песчаную бурю, которая навсегда собьет двух отчаянных с пути, но ветер был слишком слаб и только поднимал в воздух горстки песка и бросал в лицо путникам. Тереса пряталась за легкой шалью и внимательно глядела перед собою, ища у камней огненных ящерок — единственную подсказку в их нелегком путешествии. Перед глазами мелькали темные пятна, превращающиеся, стоит только забыться, в обманчивые видения. Воздух накалялся все сильнее.
— Оно нас сожжет, — сказал, наконец, странник.
— Не бойся, — прошептала Тереса и протянула ему медальон в виде оранжевой саламандрой. — Надень его, когда мы подойдем достаточно близко.
И пошли они прямо к солнцу, двое бесстрашных путников, охраняемых силами света. И сплели его непослушные косы, от пурпурного цвета до алого. И с прежней силой взвился ветер, подгоняя к солнцу ряды косматых туч, чтобы пролился дождь. Первый дождь за многие годы. И открылось страннику видение — белоснежные облака, сложенные в его имя, которое он так долго искал.
Улыбнулась тогда Тереса:
— Теперь ты вспомнил свое имя, милый странник. Тебе предстоит долгий путь домой.
Улыбнулся и странник в ответ Тересе и вручил ей радужный шелковый платок, который служил ему напоминанием о родном городе, и сказал:
— За свою жизнь я прошел немало дорог, но когда-то приходит время остановиться, чтобы оглянуться по сторонам и найти в бытии новый смысл. Я знаю теперь, что мой город поднимется из-под земли, но все, что меня связывает с прошлым — в  шелковом платке, который с этой минуты принадлежит тебе. А мое место в твоем городе, Тереса. Возвратимся же обратно.

Дождь нашептывал разные истории: о далеких странах, залитых солнцем, о людях, которые ищут свое предназначение на земле, о диковинных растениях и животных — и усиливался постепенно, скрывая за стеной воды двоих отважных путников, идущих домой.


октябрь-ноябрь 2009г.