Изнасившийся во лжи

    ИЗНАСИВШИЙСЯ ВО ЛЖИ

Нет, у него не лживый взгляд,
Его глаза не лгут.
Они правдиво говорят,
Что их владелец – плут.
Роберт Бернс. Перевод С. Маршака.
      
Речь идёт о человеке, который сумел обмануть первую жену, друзей, войну, лагерное начальство, западных либералов и значительную часть населения огромной страны. Сегодня некоторые исследователи сомневаются, в какой ряд деятелей поставить его имя. По-моему, имя Солженицына следует помещать не рядом с именами художников слова – Л. Толстого или И. Тургенева, а среди тех, кто занимался насилием над смыслом слов и превращал литературу в орудие националистической идеологии и ксенофобии. Его следует без сомнений влепить в ряд черносотенцев и убогих антисемитов типа В. Розанова, В. Шульгина, С. Солоухина, А. Дикого и им подобных. Эти деятели пера создавали основы националистической идеологии и были заняты оправданием антисемитизма под прикрытием разговоров о поиске так называемой исторической правды. Приведённый материал основан на свидетельствах близких к Солженицыну людей и высказываниях самого писателя.
1. В возрасте 22 лет Солженицын обманул Комиссию Ростовского-на-Дону военкомата и с двухлетним опозданием попал на прифронтовую зону. В дни, когда страна подверглась нападению врага, молодой Солженицын оказался, со слов жены Н. Решетовской, «ограниченно годным к военной службе, виной была его нервная система». Ясно, что справка о непригодности к службе была принесена в военкомат самим Солженицыным, иначе никто бы не догадался о его нервозности.
«Саня с 1 сентября начал учить математике и астрономии ребятишек в городке Морозовск». В ноябре 1941 года Солженицын оказался в гужтранспортном батальоне, а с мая по ноябрь 1942 года учился в Костромском артиллерийском училище. «Боже мой, какое счастье! Саня – в училище. Саня уезжал на фронт, а живёт в глубоком тылу. Учится, собирается писать «Шестой курс» - о студентах на войне», - вспоминала по этому поводу первая жена. Правда, Саня на «фронт не уезжал». «Ура! Значит, ещё в безопасности!» - так понимала Решетовская обязанности мужа перед отечеством в конце 1942 года. Всё лето 1943 года Солженицын находился в Саранске, где у него гостил школьный товарищ Н. Виткевич: «Живёт у Сани, как на курорте, лежит в тени деревьев, слушает птичек, потягивает чаёк и курит папиросы». Так Саня и прослушал «птичек» почти до начала 1944 года. Лишь к концу войны попал в звуковую артиллерию, где ни разу не выстрелить во врага. Солженицын думал только о карьере писателя и посылал с фронта на отзыв К. Федину и другим известным писателям свои первые рассказы. Весной 1944 года Солженицын обманным путём вызывает на три недели к себе Наталью Первую, которая занималась «на фронте» «переписыванием Саниных вещей: «Фруктовый сад», «Женскую повесть». Война у Солженицыных даже не ночевала.
2. В начале 1944 года Солженицын занялся со школьными товарищами «насквозь антисталинской перепиской». Однако военные цензоры продержали Солженицына в прифронтовой зоне до 9 февраля 1945 года и после ареста предъявили все до одного из его писем. С помощью переписки Солженицын хотел поменять прифронтовую зону на безопасную, как ему казалось, сталинскую тюрьму. Сам себя перехитрил. К. Симонян, школьный товарищ, считал, что Солженицын взялся за переписку из-за природной трусости и оценивал его поведение как чистое предательство.
В «Архипелаге ГУЛаг» Солженицын признавался: «Когда я потом в тюрьмах рассказывал о своём деле, то нашей наивностью вызывал только смех и удивление. Говорили мне, что таких телят и найти нельзя. Я тоже в этом уверился». За переписку подельник Н. Виткевич, арестованный после окончания следствия Солженицына, получил 10 лет заключения, а Солженицын - только восемь. Виткевич объяснял: «Солженицын закладывал людей, создавал впечатление искренне раскаивающегося преступника и тем вымолил себе меньший срок».
3. Во время следствия Солженицын согласился стать доносчиком на своих товарищей, подписал обязательство «сообщать оперуполномоченному лагучастка о готовящихся побегах заключённых под спецкличкой «Ветров». Позже он стал заверять читателей, что никогда не занимался доносительством. Просидевший полвека в тюрьмах старейший социал-демократ М. Якубович по этому поводу написал: «Я не могу предположить, чтобы они (КГБ), получив от кого-либо согласие стать тайным осведомителем, допустили бы, чтобы он не представлял никаких сообщений».
Стукачи – обязательные герои всех повестей Солженицына: стукач Пантелеев в повести «Один день Ивана Денисовича»; «В круге первом» - целая галерея образов стукачей. Герой повести «Раковый корпус» Костоглотов, очевидно, прототип автора, предлагает врачу: «Давайте для смеху напишем анонимный донос на меня, что у меня сапоги… - А разве это хорошо – писать доносы? …- Да ведь пишут, Вена Корниловна, как пишут!» «Артур Сиромаха – обер-стукач», - этот тип из романа «В круге первом». «Архипелаг ГУЛаг» напичкан стукачами, словно сельдями в бочке.
4. Сюжеты всех повестей Солженицына надуманны и лживы. В повести «Один день Ивана Денисовича» автор посадил бывшего «друга» Л. Гросмана, московского режиссёра, среди предателей и шпионов, придал статус лагерного придурка, заставил Ивана Шухова добровольно прислуживать и опекать «Цезаря Марковича». Такой конгломерат ситуаций даже на Луне не часто встретишь. Полным абсурдом является сюжет романа «В круге первом». В придуманном сюжете автор заставляет главного героя Иннокентия Володина звонить в американское посольство и сообщить, зная, что всё прослушивается, о том, что СССР создаёт атомное оружие, за три дня до официальной поездки в США. Поиском Володина занимаются два еврея - Ройтман и Рубин, которые непонятным способом среди миллионов записанных телефонных разговоров находят голос звонившего. Как им это удалось – тайна, которую не смогут раскрыть даже работники FBI. 
5. «Двести лет вместе» - коллективный донос на всю еврейскую нацию в целом. По Солженицыну, евреи, как бы случайно оказавшиеся в пределах Российской империи 200 лет назад, не хотели заниматься земледелием, продавали инвентарь и разбазаривали посевной материал; избегали физического труда; зачем-то спаивали русских крестьян, отнимая выгодный бизнес у русских кабатчиков; уклонялись от военной службы, дезертировали из армии даже во время войны с Японией. В 1911 году русские преступники убили христианского мальчика А. Ющинского, а преступление приписали еврею М. Бейлису. Имена убийц хорошо известны, однако Солженицын через сто лет называет преступление «загадочным и нераскрытым».
Про Троцкого, военкома в первом правительстве, Солженицын писал: «Там был один еврей Троцкий, но он стоил больше, чем все остальные члены», вместе взятые! Нет, не ценит Солженицын русских министров, ни в грош не ставит. «Я собираюсь рассказать, что евреям жилось в лагере легче, чем остальным», - пообещал Солженицын ещё в опусе «Евреи в СССР и в будущей России» (ред. 1968 года). Во второй части «Двести лет» он, действительно, утверждает, что в лагерях евреи занимали привилегированные должности придурков и подминали под себя лагерное руководство и уголовников: «Я не могу забыть, как вся наша тамошняя жизнь руководилась и топталась тремя евреями, занявшими ведущие посты». Да, такие галлюцинации не забываются! «В рядах придурков Беломорканала преизбыточно были евреи, но не катали они тачек и не умирали под ними». По Солженицыну, во время Великой отечественной войны евреи отсиживались в Ташкенте: не воевали как надо, не служили, как хотелось бы Солженицыну, и вообще никого из 205 тысяч погибших на фронте ему не удалось похоронить: либо евреи погибали на других фронтах, либо Солженицына не было на войне. Зато в отношении евреев, погибших на фронте, он изгаляется взахлёб. Представляете, что сделали бы с «классиком» еврейские солдаты, поднявшиеся из могил, за его пакостные рассуждения от имени мифического «рядового фронтовика»: «Всякому было наглядно: да, там («в глубоких штабах, интендантстве, вся медицина», «в тыловых частях») евреев значительно гуще, чем на передовой». Сологдин, один из главных героев повести "В круге первом", недоумевает по поводу победы Красной Армии: «Как они вообще одержали победу».
5. После окончания следствия при заполнении учётной карточки, «чтоб цену себе набить», Солженицын «прищурился и написал: «ядерный физик». Ядерным физиком я отроду не был. Был год 1946-й, атомная бомба была нужна позарез». Солженицын быстро сориентировался в обстановке и вскоре оказался в шарашке, «на райских островах», где пробыл полсрока заключения.
6. Обманув «докторов-долдонов», Солженицын придумал себе раковую опухоль и во время волнений в лагере спрятался в лазарете. «Хирург Янченко, который должен меня оперировать, зовёт меня на осмотр, но не об опухоли его вопросы и мои ответы. Он невнимателен к моей опухоли, и я рад, что такой надёжный будет у меня врач. Здесь эта самая опухоль - только повод полежать, я о ней и думаю мало». Разоблачая Солженицына, С. Бадаш, участник лагерных событий, писал 4 августа 2003 года в «Открытом письме»: «Вы, Александр Исаевич, чтобы избежать этапа, легли в лагерную больницу якобы со «злокачественной опухолью». То была настоящая «темниловка». В ссылке, Солженицын якобы продолжал лечиться от раковых метастазов, однако на воле ни разу не вспомнил о заболевании, вызвав удивление Корнея Ивановича Чуковского: «Сегодня был у меня Солженицын. Вбежал по лестнице легко как юноша. Оказывается, он не так болен, как говорили».
В 2003 году Солженицын написал про врачей, которые как бы спасли ему жизнь: «И только надо удивляться этим ташкентским долдонам-онкологам, что они два года кряду лечили меня и закатали мне рентгена 22 тысячи R – и всё “ни от чего”. Презрительное слово «долдоны» выдаёт ложь автора. Давно нет в живых тех, кто не был забракован для службы в армии в июне 1941 года, кто служил вместе с Солженицыным, ни тех, кто отбывал сроки в лагерях и шарашках даже без раковых метастазов. Самым живучим оказался нервный раковый больной Солженицын.
7. Солженицын обманул семью Чуковских, приютивших Солженицына на «три года», убедив их в своей борьбе с советской властью. Солженицын также обманул семью Ростроповичей, которая предоставила ему убежище в престижном дачном районе, где Солженицын жил под надзором милиции, а семья Ростроповичей была выслана из СССР за поддержку липового диссидента. «Мы попали под жернова только потому, что у нас на даче жил опальный Солженицын», - сообщила Г. Вишневская в интервью в 2004 году.
КГБ преследовал всех, кто выступал в защиту якобы преследуемого писателя - В. Войновича, супругов Ростроповичей, Л. Копелева, И. Зильберберга, семейство В. Теушей и других, - но позволял Солженицыну не только собирать материалы для своих как бы антисоветских повестей, но и переправлять на Запад. Те же всесильные органы блестяще организовали торжественную высылку «диссидента» Солженицына за границу, которой мог бы позавидовать каждый смертный. Вслед за Солженицыным туда же за государственный счёт была вывезена вся семья, даже с тёщей, огромный архив и письменный стол весом около тонны. «Солженицын свою жизнь на Западе начал с разоблачения Запада, укоряя его в том, что он слаб, безволен, не готов защищать свою свободу. Говорил уверенно, по собственному выражению, громогласил», - написал Войнович.
8. С помощью органов КГБ Солженицын обманул западных либералов и националистически настроенных членов семьи Андреевых – Ольгу Карлайл и её окружение. Они наивно поверили в миф, придуманный Солженицыным, который представлялся диссидентом и борцом с советской властью. Отец Ольги в 1965 году весьма легко вывез на Запад рукопись романа «В круге первом», а её брат в 1966 году – «Архипелаг ГУЛаг». Ольга и её муж Генри Карлайл вовлекли американское издательство «Хорпер энд Роу» в работу по публикации на Западе повестей, которые иностранцы, не знающие реальной действительности и не понимающие русской ментальности, приняли за правду. В 1966 году роман «В круге первом» был издан в США. Заподозрив Андреевых в финансовом обмане, автор приказал пятилетний труд переводчиков текста «Архипелага ГУЛаг» предать огню. «Они заботились только о выгоде, а не о качестве перевода», «Карлайл швырнула мой «Круг» на растопт, изгажение и презрение» и даже «… весьма дурным русским словом хотелось её назвать», - так Солженицын объяснил мотивы своего безобразного поведения. И приказал Андреевой: «Все материалы перевода должны быть Вами лично или Вашим представителем сожжены, скажем, в камине у Ю., в его присутствии. Сжечь и забыть».
9. Всю жизнь Солженицын обманывал наивных евреев, отрицая свой пакостный антисемитизм. В июне 2001 года он публично отказался от авторства рукописи «Евреи в СССР и в будущей России», опубликованной неким А. Сидорченко: «Эта хулиганская выходка психически больного человека. В свою пакостную желтую книжицу он рядом с собственным и «окололитературными» упражнениями влепил опус под моим именем». Комментируя эти слова, писатель В. Каджая сообщил: «Как всегда, Солженицын сказал полуправду. Главное он скрыл: ещё до «Красного колеса», в 1964-68 годах написал небольшую книжицу, которая по концентрации юдофобии способна легко перевесить всё написанное им до того и после того. Называется она «Евреи в СССР и в будущей России». 
В 2003 году в статье «Потёмщики света не ищут» Солженицын бросил в адрес журналиста Дейча, назвавшего автора «бессовестным классиком», фразу: «Смеет обсуждать воровскую публикацию – с её сквозным хулиганским изгажением и грязной фальсификацией – выкраденных моих черновиков 40-летней давности». Факт авторства Солженицына был установлен. Даже после издания двухтомника «Двести лет вместе» Солженицын продолжал утверждать, что он пишет только правду и ничего больше. Ну, совершили евреи революцию в России, так Солженицын-то не при чём – такова, мол, история. Правда, ему пришлось немного преувеличить роль Исполнительного комитета, пришлось в три раза увеличить в нём число евреев, отнять государственные функции у Временного правительства. Случайных членов первого состава Исполкома Солженицын называет «подлинными направителями России». Пришлось Солженицыну приписать роковую роль лютеранину Юровскому и мифическому Шае Голощёкину в истории убийства царской семьи в июле 1918 года, почти полностью исключив русских участников. Пришлось… переписать всю двухсотлетнюю историю проживания еврейского населения в пределах Российской империи и бывшего Советского Союза с националистических позиций и с учётом особых предпочтений автора.
10. Солженицын постоянно обманывал своих друзей и близких. В книге К. Чуковского «Дневник» помещена фотография писателя с Солженицыным. Наталья Первая (Решетовская) летом 1969 года фотографировала своего неверного супруга в то время, о котором Солженицын писал: «Летом 69-го года мы сидели с Алей у Красного ручья на берегу Пинеги и разрабатывали сложную систему издания журнала». О своём поведении на следствии Солженицын сообщил: «Только потому воспоминания эти не грызут меня раскаянием, что, слава Богу, избежал я кого-нибудь посадить. А близко было». Решетовская подробно исследует смысл последних слов этой фразы и выясняет, что именно Солженицын сообщил следователю: Виткевич «пытался создать нелегальную организацию», «на следствии оклеветал даже собственную жену!!!» Решетовскую, школьных друзей (Виткевича, Симоняна, Ежерец) назвал «антисоветчиками, занимавшимися этой деятельностью ещё со студенческих лет». «Он всю жизнь прожил под страхом разоблачений», - написал о Солженицыне К. Симонян в 1975 году. 
В 1986 году в письме к своему бывшему другу Л. Копелев написал: «Ты ненавидишь всех мыслящих не по-твоему, живых и мёртвых». «Когда Хрущёв, вытирая слезу, давал разрешение на «Ивана Денисовича», он ведь твёрдо уверен был, что это – про сталинские лагеря, что у него таких нет. Но и я-то, я! – ведь и я поддался, а мне непростительно. Ведь и я обманывал Твардовского!» - признался Солженицын.
11. Видимая религиозность Солженицына – всё тот же обман легковерных, своего рода придуманная роль в театре абсурда, созданного обманщиком. Нигде в его повестях не проскользнёт ни одна черточка веры. Он не нуждался в покаянии, никогда не посещал священника с такой естественной целью. Якобы считая, что «человеку всякая правда нравственно нужна», он был не способен оценить и понять, что натворил за 70 лет своей деятельности. Так и ушёл, не покаявшись.
12. Солженицын не обманывал только советскую власть, потому что был её воспитанником и типичным представителем, наиболее полно выражал идеологию. Именно генеральный секретарь ЦК КПСС Н. Хрущёв, которого Солженицын называл «дорогим Никитой Сергеевичем», лично дал разрешение на публикацию первой повести. Без участия Хрущёва не состоялся бы Солженицын с его нечитаемыми повестями. «С трибуны пленума Хрущёв заявил, что это – важная и нужная книга». Известно, что по решению ЦК был опубликован роман Солженицына «В круге первом» и распространён среди партийной элиты в качестве образца партийной пропаганды. Для идеологии советской власти характерны: русский национализм, едва прикрытый фиговым листком разговоров об интернационализме; скрытый антисемитизм и неприязнь к нацменьшинствам; социальная демагогия и всеобщая лживость; пренебрежительное отношение к интеллигенции; ненависть к Западу, в том числе антиамериканизм. Солженицын использовал страдания народа в своих корыстных целях, отсюда этот бодрый настрой сделать карьеру: «Нельзя стать большим русским писателем, живя в России 41-43 годов и не побывав на фронте». Поэтому он не воевал, а лишь «побывал» в звуковой артиллерии уже после 1943 года. Там, где упоминается имя Солженицына, там речь идёт о скандале, клевете и доносительстве. Он привык жить за чужой счёт и чужими руками таскать каштаны из огня.

Владимир Опендик  4 июля 2007 года